«Наставление для действия полевой артиллерии в бою» 1912 г., которым должны были руководствоваться русская артиллерия и ее начальники, подчеркивало в предисловии, что наставление, давая руководящие указания для работы артиллерии и указывая приемы для ее действия, «требует от артиллерийских начальников высокой тактической подготовки понимания потребностей и приемов действий войск других родов, уменья правильно и быстро применять общие принципы к условиям изменчивой обстановки».
В общих указаниях наставления также подчеркивалось, что каждый артиллерийский начальник «обязан уметь принимать, не колеблясь перед риском ответственности, самостоятельные решения, когда этого требует быстрое изменение обстановки«, и что это требуется тем чаще и тем в большей степени, чем выше стоит начальник и чем больше артиллерии ему подчинено.
Но высшее командование царской русской армии, проводя в армии доктрину активности, не подготовило соответственно личный командный состав ни в духе безбоязненного проявления инициативы, ни в сознании долга взаимной выручки.
Отсутствие в царской армии единого взгляда на боевую подготовку и на методы ведения боевых действий отрицательно влияло на единство военной мысли и воли, столь необходимое для обеспечения боевого успеха.
Среди довольно многих артиллеристов того времени укоренилась мысль, что их дело — только уметь стрелять, а тактика их мало касается. Такое мнение встречалось даже среди прошедших курс офицерской артиллерийской школы командиров батарей и высших артиллерийских соединений, несмотря на стремление школы убедить своих слушателей в том, что знание тактики имеет для артиллериста не менее важное значение, чем умение стрелять. Офицерская артиллерийская школа настойчиво проводила мысль, что, во-первых, артиллерист, обладающий оружием, дающим возможность наносить внезапно поражение на большие дальности («дальнобойность и повсюдубойность», как говорилось в прежних учебниках тактики артиллерии), должен иметь в виду не только частные нужды отдельных пехотных подразделений, которым он помогает, но и те цели, которые представляются общими по их значению и которые требуют сосредоточенных и объединенных действий артиллерии; во-вторых, для правильной оценки значения этих общих целей и для принятия целесообразного решения артиллерист должен быть широко образованным в тактическом отношении и должен свободно разбираться в сложной изменчивой обстановке современного боя; в-третьих, артиллерист должен не только уметь свободно читать карту, но и обладать в совершенстве способностью ориентироваться на любой незнакомой местности.
Значительный процент командного состава русской артиллерии имел боевой опыт русско-японской войны, что являлось большим [137] преимуществом. Русские артиллеристы, помимо свойственного им большого искусства стрельбы, чрезвычайно умело применялись к местности при выборе позиции и при достаточных средствах связи очень хорошо организовали службу наблюдения, не особенно считаясь с удалением наблюдательных и командных пунктов от огневых позиций батарей.
Серьезным недостатком боевого применения русской артиллерии являлось отсутствие прочного взаимодействия ее с пехотой и в общем слабая маневренность артиллерии, что неблагоприятно отражалось на успехе боевых действий. Указанный недостаток объясняется, во-первых, тем, что вопрос взаимодействия артиллерии с пехотой не был твердо регламентирован русскими боевыми уставами того времени и не был выработан довоенной маневренной практикой, во-вторых, слабой тактической подготовкой русской артиллерии и громоздкостью организации ее легких батарей, состоявших в первое время войны из 8 орудий, в-третьих — самое существенное — неумением общевойсковых начальников распорядиться использованием своей артиллерии.
«Наставление для действия полевой артиллерии в бою», утвержденное в феврале 1912 г., было разослано в войска лишь в конце того же года, т. е. появилось в войсках слишком поздно. При условиях дислокации русской армии, широко разбросанной в Европе и в Азии от реки Вислы до Тихого океана и от тайги Сибири до Афганистана, двухлетний срок до начала войны был весьма недостаточным для того, чтобы руководящие идеи названного наставления могли проникнуть в толщу армии и быть ею хорошо освоены. Даже артиллерия не успела достаточно изучить наставление к началу войны; что же касается общевойсковых начальников, то они совсем не знали этого наставления, а некоторые из них и не слыхали о нем.
Общевойсковые начальники вышли на войну со смутным представлением о свойствах современной им артиллерии и о боевом ее использовании, причем действия артиллерии в бою мыслились ими в общем лишь в пределах дивизии.
В первый период войны артиллерия в большинстве случаев дробилась побатарейно, и ее огонь носил характер индивидуального огня отдельных батарей. Постепенно действительность боевых столкновений заставила осознать необходимость объединенного управления огнем многих батареи и, даже масс артиллерии в руках одного артиллерийского начальника, с тем чтобы путем сосредоточенного мощного артиллерийского огня решать главные задачи, поставленные артиллерии общевойсковым командованием.
Относительно обязанностей и взаимоотношений артиллерийских и общевойсковых начальников в «Наставлении для действия полевой артиллерии в бою» 1912 г. имелись следующие общие указания:
«Начальник отряда ответствует за целесообразное употребление артиллерии в бою, за правильность постановки ей задач; начальник артиллерии — за правильность работы артиллерии, за выбор [138] и применение средств для решения задач, ей поставленных» («Наставление» 1912 г., § 8).
Разделение обязанностей между начальником отряда и начальником артиллерии, изложенное в приведенной редакции, можно было понимать за указание наставления (большинство артиллеристов так и понимало) на то, что начальник артиллерии отвечает только за техническую сторону использования артиллерии в бою и что использование артиллерии в тактическом отношении его не касается.
В последующем изложении обязанностей начальника артиллерии в наставлении имелись некоторые указания на то, что начальник артиллерии отвечает и за боевое использование артиллерии в тактическом отношении, но эти указания недостаточно определенны.
В довоенное время не было тесной органической связи между артиллерийскими и общевойсковыми начальниками, вследствие чего к началу войны не успела еще достаточно окрепнуть внутренняя связь артиллерии с другими родами войск, являющаяся залогом необходимого их боевого взаимного содействия и боевого содружества. В результате во время войны, особенно в маневренный ее период, совместные боевые действия артиллерии и пехоты далеко не всегда были согласованы. Не было обычным явлением в бою то, что пехота наступает, а артиллерия уничтожает своим огнем все преграды и препятствия по пути движения своей пехоты, будь то ружейный, пулеметный или орудийный огонь, будь то искусственные препятствия и фортификационные сооружения противника. Словом, не было того, к чему подготавливалась артиллерия в мирное время и что практиковалось на полигонных стрельбах артиллерии, впрочем, без пехоты, которая только воображалась.
Один известный артиллерист того времени в своем отчете о результатах его командировки в Галицию в начале войны, в 1914 г.{781}, отметил, что главнейшей причиной большого расхода боеприпасов является «неумелое применение в бою современной полевой артиллерии и в тактическом и в техническом отношениях со стороны войсковых начальников и отсутствие сведущего руководства в боевой работе артиллерии». По его заключению, «тактическое применение артиллерии, находящееся в руках войсковых начальников, оставляло желать очень многого».
Что же касается старших артиллерийских начальников, то управления артиллерией со стороны командиров артиллерийских бригад и отчасти со стороны командиров дивизионов не замечалось. Последние только после четырех месяцев войны стали получать более широкую возможность управлять боевой работой артиллерии своих дивизионов, а командиры бригад в большинстве случаев попрежнему не принимали почти никакого участия в этой работе. [139]
В еще большей мере были устранены от руководства действиями артиллерии инспектора артиллерии корпусов, главной обязанностью которых (согласно «Положению о полевом управлении войск в военное время») являлась лишь забота о питании артиллерии боеприпасами.
Батареи и дивизионы, обычно разбросанные в первое время маневренной войны по мелким боевым участкам, подчиненные командирам полков и командирам пехотных бригад, нередко получали от них несоответствующие задачи.
Начальники боевых участков заставляли свою артиллерию открывать огонь по целям, не имеющим тактического значения, как небольшие группы людей, разъезды, местные предметы, не занятые противником, и пр.; артиллерия должна была стрелять по невидимым для нее целям, существование которых в данном месте сообщалось пехотой, причем в большинстве случаев сообщаемое ею грешило неточностью: отдельные малочисленные группы людей принимались за колонны, обозы — за артиллерию и т. п. Артиллерии приходилось, стрелять по целям, существование которых в данном месте лишь подозревалось (в лесу, в лощине, за гребнем высот), и обстреливать площади более или менее значительных размеров (как это делала французская артиллерия и что запрещалось на практических стрельбах русской артиллерии в мирное время). В данном случае и полевая тяжелая артиллерия не представляла исключения; иногда ее также применяли для обстреливания обозов в тылу противника и площадей, на которых нередко отсутствовали цели, требующие обстрела артиллерийским огнем.
Артиллерию заставляли стрелять в условиях невозможности получить материальный результат, как, например, обстреливание шрапнелью глубоких окопов, снабженных козырьками, а также вести стрельбу ночью без предварительной пристрелки данных для стрельбы засветло и обстреливать по ночам те места, где днем были замечены окопные работы противника, без всякой уверенности, что он в них находится.
Артиллерия должна была вступать в состязание с неприятельской артиллерией, хотя бы и совершенно скрытой от наземного наблюдения; она своим огнем «нащупывала» невидимые батареи противника и пыталась привести их к молчанию, но за отсутствием средств воздушного наблюдения и звукометрических приборов попытки эти в большинстве случаев сводились к напрасной трате снарядов.
Случалось даже в начале войны, что пехота просила артиллерию подготовить атаку огнем, предъявляя к ней требование «стрелять» и обещая «потом», по окончании подготовки, перейти в наступление. И вот артиллерия вела огонь, опустошала свои зарядные ящики, растрачивая боеприпасы, а пехота не двигалась и продолжала бездействовать.
Желание пехоты, поддерживаемое многими общевойсковыми начальниками, так сказать, «выехать на артиллерии» сказывалось [140] всюду довольно резко, особенно после того, как боевая подготовка пехоты заметно ослабевала по мере поступления в ее ряды новых пополнений на замену убитых и раненых.
Наконец, со стороны войсковых начальников предъявлялись к артиллерии настойчивые требования стрельбы для морального впечатления, для звукового и зрительного эффекта, и притом иногда совершенно независимо от того, имеются ли цели, требующие обстрела артиллерийским огнем, и могут ли быть получены от обстрела какие-либо результаты.
В отчете упомянутого артиллериста приводится пример, когда от артиллерии, действовавшей под крепостью Перемышль в 1914 г., потребовался самый сильный огонь только потому, что в то время было отбито наступление противника на Варшаву и надо было, как говорили, «поддержать наши армии и показать осажденному в крепости противнику, что предполагается его штурмовать».
С октября-ноября 1914 г. вследствие недостатка боеприпасов действия артиллерии стали недостаточно успешными. Это послужило поводом для войсковых начальников к обвинению артиллерии в неумелой боевой работе и к отстранению многих артиллерийских начальников и командиров от руководства боевыми действиями подчиненной им артиллерии и, мало того, даже к тому, что чуть ли не каждый войсковой начальник не ограничивался постановкой задач артиллерии, хотя и был мало осведомлен о боевых и технических ее свойствах, но непременно хотел сам учить свою артиллерию, как ей надо стрелять, нередко считая при этом, что ураганный огонь является нормальным видом огня артиллерии.
От руководства боевой работой артиллерии отстранялись иногда даже те артиллерийские начальники, которые руководили обучением подчиненной им артиллерии в мирное время, а это приводило к тому, что происходившие ошибки в действиях артиллерии оставались без исправления, не устранялись и повторялись все чаще и чаще.
Артиллерия, воспитанная в мирное время своими прямыми артиллерийскими командирами на известных целесообразных основах, должна была в некоторых случаях эти основы забывать и действовать по приказаниям, часто несоответственным, своих новых, а иногда и случайных войсковых начальников, нередко совершенно незнакомых с началами боевого обучения артиллерии.
В период осенних операций 1914 г. русских армий на Юго-Западном фронте среди нескольких корпусов только в одном инспектор артиллерии корпуса не был отстранен от руководства артиллерией. Командир этого корпуса считал своего инспектора артиллерии не только «снабжателем», как установлено было «Положением о полевом управлении», но оставил за ним обязанности по наблюдению за боевой работой артиллерии и руководству ею. Инспектор артиллерии этого корпуса проводил много времени на позициях, находил время и возможность «поговорить» и «убедить» [141] начальников дивизий и командиров пехотных полков изменить или отменить их распоряжения, если они делали ошибки в боевом применении артиллерии. Командир корпуса всегда поддерживал своего инспектора артиллерии и предоставлял ему решать его именем все специальные артиллерийские вопросы. В результате такой объединенной и дружной работы командира корпуса со своим инспектором артиллерия корпуса получала боевые задачи, отвечающие ее свойствам, и успешно разрешала их с небольшой сравнительно затратой боеприпасов; взаимодействие артиллерии и пехоты в данном корпусе было обеспечено в достаточной степени.
Со стороны артиллерийских начальников не замечалось достаточно энергичного противодействия к исполнению даваемых артиллерии несоответственных задач, что можно поставить им в упрек. По поводу исполнения подобных задач в отчете артиллерийского генерала, командированного на Юго-Западный фронт в 1914 г., говорилось, между прочим: «Повидимому, артиллерия забыла уроки мирного времени в этом отношении и ее обучали всегда именно так не поступать». Большинство артиллерийских начальников не обладало достаточным гражданским мужеством, чтобы доложить своему высшему начальству о несоответствии свойствам артиллерии поставленных ей задач, и нередко «беспрекословно», как говорилось в прежних уставах, исполняло подчас прямо даже нелепые приказания, приводившие не только к напрасной трате снарядов, но к боевым неудачам, сопровождавшимся большими потерями в людях.
Некоторым оправданием для артиллерии в нерешимости противодействовать исполнению даваемых ей неправильных задач может служить недостаток надлежащего воспитания ее командиров как результат общего воспитания царской русской армии в духе беспрекословного повиновения начальству на принципе: «Не сметь своего суждения иметь».
Артиллерию не без основания упрекали в том, что в маневренный период войны, особенно в ее начале, артиллеристы иногда злоупотребляли применением беглого огня и всегда вели пристрелку батарейными очередями (да еще при восьмиорудийных батареях), как это обычно бывало на практических стрельбах в мирное время, тогда как во многих случаях можно было пристреливаться полубатареями, взводами и даже отдельными орудиями, причем значительно сократился бы расход боеприпасов, затрачиваемых на пристрелку.
В более серьезный упрек русским артиллеристам, главным образом некоторым старшим артиллерийским начальникам, можно поставить то, что иногда не только общевойсковые и пехотные начальники, но и они сами ставили своей артиллерии несоответственные задачи в развитие общей боевой задачи, поставленной высшим командованием, или избирали по своей инициативе для стрельбы цели, не отвечавшие тактической обстановке или даже не отвечавшие свойствам орудий. [142]
Приведем некоторые отрицательные примеры из боевой практики, подтверждающие случаи нецелесообразных распоряжений артиллерийских начальников.
В записной книжке инспектора артиллерии Юго-Западного фронта Дельвига{782} имеются копии двух его замечаний, сделанных им в начале октября 1914 г., а именно:
1. Командиру 3-го дивизиона 4-й артиллерийской тяжелой бригады:
«Командир корпуса категорически запретил обстреливание города Ярослава. Вашу стрельбу по башне костела, где предполагался (?) неприятельский наблюдательный пункт, считаю бесцельным вандализмом и показывающую непонимание тактики, так как в Ярославе много крыш, могущих быть наблюдательными пунктами. Тратить на это дело 6 -дм. бомбы (152 -мм гранаты) нельзя. Мне стыдно за эту стрельбу и за Вас.
... Г.- м. Клейненберг застал одну из Ваших батарей, стреляющую очередями, и приказал вести огонь одиночными выстрелами. Видимо, Ваш командир 6 -дм. батареи еще недостаточно усвоил себе задачи тяжелой артиллерии...»
2. Командиру 42-й артиллерийской бригады:
«Командир 3-го дивизиона 4-й тяжелой арт. бригады мне донес, что стрельба по башням костела была им произведена по Вашему приказанию, переданному адъютантом 1-го дивизиона 42-й арт. бригады... словами: «разрушить обе башни костела, где предполагается неприятельский наблюдательный пункт», и что вообще с 4 октября все стрельбы дивизиона производились по Вашему приказанию. Сообщаю, что командиром корпуса было категорически приказано не обстреливать города Ярослава».
По поводу основного назначения артиллерии и взаимодействия ее с пехотой тот же Дельвиг сообщал инспектору артиллерии 28-го корпуса в записке от 11 января 1915 г.{783}: «...Какая цель сосредоточения огня вне Вашего фронта? — и до начала продвижения пехоты?... Примем за основу всего: тесную связь артиллерии с пехотой и задачу артиллерии опрокинуть все, что мешает движению пехоты вперед... Неизбежное пристреливание всех батарей, конечно, должно быть выполнено до начала продвижения пехоты. Батареи, не пристрелянные, готовыми считаться не могут... А во всем остальном только совместная работа огня артиллерии и движения пехоты дает успех...»
Приведенные примеры относятся к маневренному периоду войны, но они повторялись и в позиционный период, особенно в первой половине 1916 г., когда при Ставке главковерха уже существовал полевой генерал-инспектор артиллерии с Упартом, но его мероприятия по упорядочению артиллерийской части в действующей армии еще не успели пройти в жизнь.
Наиболее ярким примером крайне нецелесообразного использования [143] артиллерий и несоответственной постановки ей задач, не отвечающих основным ее свойствам, служит применение русской артиллерии на Западном фронте в операции у озера Нароч 18—28 марта 1916 г. (подробное исследование действий артиллерии в этой операции см. ниже, ч. VII).
Приведем выдержки из телеграмм командующего армией Плешкова, указывающие на то, что высшее командование не понимало свойств артиллерии и ставило ей невыполнимые задачи или такие, какие не могли привести к положительным результатам, несмотря на огромный расход снарядов. Телеграммы относятся к мартовской операции:
18 марта 1916 г. «...Приказываю: первое, всей артиллерии вести наступающей ночью и с утра завтра сосредоточенный огонь по строго указанным ей целям, усилив огонь к полудню до возможного и доведя его к двум часам дня до урагана».
20 марта 1916 г. «...Приказываю: первое, продолжать непрерывно артиллерийский огонь возможной силы; второе, когда скажутся результаты огня нашей артиллерии и по моему особому приказанию, корпусам атаковать неприятеля».
21 марта 1916 г. «... Первое, с 4 часов утра должен вестись ураганный огонь, второе, в 5 часов утра должна начаться атака...»
25 марта 1916 г. «...Второе, всей артиллерии в час ночи усилить огонь до возможного, к трем часам довести огонь до урагана и тогда же перенести его на ближайший тыл неприятеля. Третье, в три часа ночи, прикрываясь артиллерийским огнем, корпусам атаковать неприятеля».
Все эти ни с чем несообразные и крайне неопределенные приказания командования армии исполнялись артиллеристами беспрекословно, хотя они не могли не понимать, что стрельба их, в особенности стрельба ночью, будет безрезультатной и вызовет только бесполезную большую затрату боеприпасов. Старшие артиллерийские начальники не пытались даже доложить высшему командованию, что поставленные артиллерии задачи не отвечают ее свойствам и потому невыполнимы. Мало того, некоторые из них (как увидим ниже, см. ч. VII) поставили своим подчиненным артиллерийским частям, в развитие задач, полученных от общевойскового командования, частные задачи, еще менее сообразные и крайне неудовлетворительные ни в тактическом, ни даже техническом отношениях.
Произведенное полевым генерал-инспектором артиллерии расследование действий артиллерии в мартовской операции 1916 г. обнаружило, что, несмотря на продолжительный кровавый опыт войны, давший немало ценных указаний и подтвердивший большинство основных положений в отношении применения в бою артиллерии, настойчиво проводимых в жизнь еще в мирное время, все же многие старшие общевойсковые и пехотные начальники и даже некоторые старшие артиллерийские начальники не умели целесообразно использовать могущество огня артиллерии при наименьшей затрате снарядов. [144]