Норберт Элиас (1897 - 1990) — немецкий социолог еврейского происхождения. Известен своей теорией цивилизации. Родился 22 июня 1897 года в городе Бреслау (ныне Вроцлав) в прусской провинции Силезия. Его отец был предпринимателем в текстильной промышленности.
Ноорберт Элииас в 1915 году записался добровольцем в германскую армию, воевавшую в это время в Первой мировой войне. После нервного срыва в 1917 году был признан непригодным к воинской службе и отправлен в Бреслау в качестве санитара. В тот же год Элиас поступил в университет Бреслау и начал изучать философию, психологию и медицину. По одному семестру в 1919 и 1920 годах он отучился в университетах Гейдельберга (где посещал лекции Карла Ясперса и курс Генриха Риккерта) и Фрайбурга (где посещал курс Эдмунда Гуссерля). В 1922 году он устроился на работу главой отдела экспорта на местную фабрику скобяных изделий. В 1924 году он защитил PhD диссертацию «Идея и Индивид» под руководством Р. Хёнигсвальда, представителя неокантианства. Отсутствии социального аспекта в неокантианстве привело к разногласиям с научным руководителем, и Элиас решил заняться социологией.
Во время жизни в Бреслау вплоть до 1925 года Элиас был вовлечён в германское сионистское движение и выступал как один из ведущих интеллектуалов в германско-еврейском молодёжном движении «Блау-Вайс». В 1930 году Элиас устроился ассистентом К. Маннгейма в университет Франкфурта. Однако, в начале 1933 г. институт закрылся. В том же году он был вынужден эмигрировать в Париж (из-за своего происхождения).
В течение двух лет в Париже Элиас работал как независимый учёный. В 1935 году он переехал в Великобританию, где работает над своей монографией «О процессе цивилизации» вплоть до 1939 года, затем он переезхал в Лондон, где получил должность старшего научного сотрудника. В последствии его интернировали на остров Мэн. За время интернирования в концентрационном лагере Элиас организовывает лекции по политике и ставит пьесу, которую он сам написал, «Баллада о бедном Якове» (опубликована в 1987 году).
После освободения из лагеря в 1941 году, возвращается в Кембридж. До конца войны он работалт на британскую разведку. Затем он продолжил свою преподавательскую деятельность.
Его популярность резко возросла после публикации в 1969 г. монографии «О процессе цивилизации». Элиас стал первым одновременным лауреатом премии Теодора Адорно (1977) и Европейской премии Амальфи за социологию и социальные науки (1987). В 1983 социолог стал инициатором создания фонда имени Норберта Элиаса. Этот фонд занимался проведением конференций, распространением идей создателя, а также давал возможность молодым ученым высказывать свои идеи и теории. Норберт Элиас умер у себя дома в Амстердаме 1 августа 1990 года.
Социологическая концепция Элиаса строится на понятии фигураций. Понятие, введённое им в научный оборот. Фигурации — это социальные процессы и структуры, цепочки взаимосвязей, в которых люди взаимодействуют друг с другом. То есть в отличие от многих других социологов Элиас говорит о форме взаимодействия, а не только о процессе. Фигурации постоянно изменяются и имеют свой неповторимый облик в определённом историческом периоде и обществе.
Для Элиаса в историческом процессе основную роль играло культурное развитие, а не экономическое, и культура была главным объектом его исследований. Он соглашался также и с идеей слитности развития общества и личности. Но оригинальность его вклада заключается в создании исторически обоснованной теории общества с использованием параметров, которые до этого не считались определяющими.
Его наиболее известная работа «О процессе цивилизации» является примером фигурационной социологии. В ней рассматривается постепенное становление и развитие цивилизации в средневековой Европе. Элиас полагал, что этот метод можно применить, чтобы понять универсальные закономерности развития общества вплоть до новейшего времени.
Элиас пишет в своей работе о том, что понятие «цивилизация» выражает национальное самосознание Запада: «В нем резюмируется все то, что отличает западное общество последних двух или трех столетий от более ранних или же от современных, но «более примитивных» обществ. С его помощью пытаются охарактеризовать нечто важное для западного общества, то, чем оно гордится: состояние его техники, принятые в нем манеры, развитие его научного познания, его мировоззрение и многое другое». «Цивилизация» в рамках данной концепции стала распространяться именно из Европейской части мира с колонизацией и расширением культурных взаимодействий с остальной частью мира.
Само понятие «civilité» (от которого происходит «цивилизация») является выражением и символом общественной формации, охватывавшей различные национальности и, подобно церкви, использовавшей один общий язык — сначала итальянский, а затем все в большей мере французский. И в принципе сам термин возник и был распространён во Франции и Англии. Цивилизации сопутствовало построение нового социальном фундамента и новая общественная формация, костяком которой было придворное общество. Положение, самосознание и характер этого общества и нашли свое выражение в понятии «civilité».
Понятие «civilité» обрело свою типичную форму и стало выполнять рассматриваемую здесь функцию во второй четверти XVI в. Тот специфический смысл, в котором оно было принято обществом, был четко выражен в небольшой работе Эразма Роттердамского «De civilitate morum puerilium», вышедшей в свет в 1530 г.
Одним из симптомов процесса цивилизации выступает неловкость - явное или скрытое чувство недовольства, вызываемое в нас людьми, чьё поведение мы оцениваем как «варварское», «нецивилизованное». Когда мы противопоставляем «цивилизованное» и «нецивилизованное», это не синонимичная пара «доброго» и «злого», а ступени все еще продолжающегося развития. По Элиоту «Цивилизованность» – это процесс изменения поведения людей.
Трансформация Европейского общества в «цивилизованное» не была бесструктурным и хаотичным изменением. Переплетение человеческих планов и действий способно вызвать к жизни трансформации и образования, которые не планировались и не создавались намеренно ни одним человеком. Из этой взаимозависимости между людьми, проистекает специфический порядок, наделенный большей принудительной силой. Именно он определяет ход общественного развития и лежит в основании процесса цивилизации. Цивилизация не является чем-то «разумным» или «рациональным», или «иррациональным». Она движется вслепую — за счет собственной динамики сети отношений между людьми, за счет специфических изменений в формах их сосуществования. Но мы можем глубже понять этот механизм и заставить его лучше функционировать.
В теории Элиаса, одно из ключевых мест занимает процесс трансформации человеческой психики, что связано с сменой внешнего принуждение на самопринуждение, которое соединяется с чувством стыда, и таким образом позволяет регулировать «влечения и аффекты», свойственные для «нецивилизованного» общества.
С древнейших периодов западной истории и вплоть до настоящего времени под давлением сильной конкуренции происходил рост дифференциации общественных функций. Чем сильнее они дифференцировались, тем большим становилось их число, а тем самым и число людей, в зависимости от которых оказывался каждый индивид. В результате, для того чтобы каждое отдельное действие могло выполнить свою общественную функцию, поведение все большего числа людей должно было во все большей мере соотноситься с поведением всех прочих, а сеть действий должна была подчиняться все более точным и строгим правилам организации. Индивид принуждается ко все более дифференцированному, равномерному и стабильному регулированию своего поведения, которое становится самопринуждением.
Наряду с прогрессирующим разделением функций происходит тотальная переорганизация всей социальной ткани. в обществе с незначительным разделением функций, если таковое обладает определенными размерами, аппарат центральной власти сравнительно нестабилен и легко разрушается. Принудительно действующая система отношений постепенно устраняет центробежные тенденции, подчиняет себе механизмы феодализации и шаг за шагом укрепляет стабильный центральный аппарат, вырабатывает прочные институты монополии на физическое насилие. В теснейшей связи с образованием таких институтов и растущей стабильностью центрального аппарата управления в обществе находится процесс стабилизации психического аппарата самопринуждения. Такая стабильность представляет собой важнейшую черту «цивилизованного» человека.
Вместе с монополией на насилие появляется достигшее внутреннего мира социальное пространство, поле, обычно свободное от насильственных действий. В этом поле изменяется характер принуждения, применяемого по отношению к индивиду. Ранее все прочие формы насилия смешивались с физическим насилием; теперь происходит их обособление друг от друга — в подобном социальном пространстве они получают самостоятельное существование и меняются по форме. Индивид здесь в основном защищен от неожиданных нападений, от вмешательства в его жизнь физического насилия, но в то же время он принужден сдерживать собственные вспышки эмоций и контролировать свою склонность к агрессии, направленной на других. Вытеснение спонтанных вспышек, сдерживание аффектов, расширение поля мышления за счет сопоставления настоящего момента с прошлыми и будущими рядами событий — такое изменение поведения, понимаемое как «цивилизация».
Примером данного процесса может служить превращение дворянства из слоя рыцарей в слой придворных. Психический аппарат самоконтроля, «Сверх-Я» (совесть), в средневековом находятся в прямой связи с актами физического насилия, к которому приучены и на которое обречены его члены. Этот аппарат соответствует реальной жизни с ее контрастами и неожиданными резкими переменами. По сравнению с аппаратом самопринуждения, характерным для обществ с более мирной жизнью, он более расплывчат, нестабилен и имеет множество каналов разрядки сильнейших аффектов. Вместе с монополизацией насилия в пространствах с установленным внутренним миром утверждается иной тип самоконтроля или самопринуждения (бесстрастное самообладание). На место рыцарей приходит дворянство с усмиренными аффектами — придворные. Разумеется, существуют разные уровни такой трансформации общества, ведущей к установлению внутреннего мира. На Западе этот процесс начинается с XI—XII вв. и находит свое завершение в XVII—XVIII вв.
Цивилизация продвигается вперед по траектории, представляющей собой ряд движений вверх и вниз. Вновь и вновь поднимающийся снизу социальный слой перенимает функции и положение высшего слоя. Это ему приходится делать в противостоянии с другими слоями, давящими на него сверху и снизу; и всякий раз появляется еще более широкий слой.
К особенностям западного общества относится то, что в ходе его развития произошло существенное уменьшение различий в положении и кодексе поведения низших и высших слоев. На все слои распространились некоторые характеристики низших слоев. Симптомом этого можно считать то, что западное общество в целом стало регулярно работающим обществом — ранее труд был признаком низших. Но в то же самое время на все общество точно так же распространились черты, ранее служившие признаком отличия высших слоев. Превращение социального принуждения в самопринуждение, в автоматически действующие и привычные регулировку влечений и сдерживание аффектов (чаще всего у людей, защищенных от угрозы смерти от меча или голода) распространяется на Западе на все более широкие массы.
Для всего направления развития западного общества равным образом характерны как уменьшение социальных контрастов, так и стирание индивидуальных различий — своеобразное смешение способов поведения, ранее характеризовавших предельно различные социальные позиции. В этом заключается одна из важнейших особенностей процесса цивилизации. Однако такое развитие общества и продвижение цивилизации происходят вовсе не прямолинейно. В рамках общего движения вновь и вновь заявляют о себе короткие или длинные периоды, во время которых контрасты возрастают и в обществе, и в поведении, в аффектах индивидов.
«Распространением цивилизации» — проникновение западных институтов и стандартов поведения в другие страны происходит путем заселения их выходцами с Запада или путем ассимиляции высших слоев других народов. Но точно так же ранее в рамках самого западного общества происходило распространение моделей поведения: от тех или иных высших слоев, от придворных обществ и торговых центров к низшим слоям.
Вместе с распространением цивилизации контрасты в поведении между некогда высшими и низшими группами уменьшаются; растет число форм или оттенков цивилизованного поведения.
Процесс цивилизации так же сопровождается постепенным переходом к «более рациональному» поведению и мышлению. «Рационализация» есть не что иное, как выражение того направления, в котором меняются определенные социальные формации в этот период (например, превращении рыцарей в придворных). Подобные трансформации рождаются из напряженности в отношениях между различными функциональными группами, между конкурирующими в одном социальном поле людьми. Под давлением такой напряженности, пронизывающей всю социальную ткань, меняется вся ее структура в целом. На определенной фазе движение этого социального поля направлено к более тесной интеграции отдельных людей в рамках данной структуры. Вместе с подобной трансформацией меняется — поначалу в ограниченных, а затем во все более широких секторах — и порядок осуществления социальных и психических функций, развитие которого также движется по направлению к рационализации.
Для процесса цивилизации не менее характерно чувство «стыда» и «чувством неприятного». Значительный сдвиг к рационализации и не менее существенное смещение порога стыда и чувствительности в XVI в., представляют собой две стороны одной и той же психической трансформации.
Чувство стыда есть специфическое возбуждение, род страха, в определенных обстоятельствах воспроизводимый у индивида автоматически и привычно. Внешне он предстает как страх перед социальной деградацией или, в общем виде, как страх перед демонстрацией другим человеком своего превосходства. Однако эта форма неудовольствия у человека, опасающегося превосходства других людей, имеет ту особенность, что в данной ситуации физическое действие, направленное на другого, не может защитить от страха — от него не способно предохранить никакое действие вообще. Особую окраску чувство стыда получает из-за конфликта, который выражается в противоречиях индивида не только с господствующим общественным мнением, но и с ним самим. Как и самопринуждение, он усиливается вместе с каждым шагом, продвигающим цивилизации вперед, проявляясь в виде растущего внутреннего напряжения и страха. Рационализация, сдвиг порога стыдливости и чувства неприятного, представляют собой выражение уменьшения страха перед непосредственной угрозой со стороны других лиц и усиления автоматических внутренних страхов, того принуждения, что индивид налагает сам на себя.
Чувство неприятного неотделимо от чувства стыда. Оно представляет собой неудовольствие или страх, возникающие, когда другой отходит от представленной в «Сверх-Я» шкалы социальных запретов (или приближается к такому нарушению). Такие чувства будут тем многообразнее и обширнее по тематике, чем «цивилизованнее» общество в области поведения.
Таким образом, вместе со структурой социальных функций и межчеловеческих отношений меняются строение психических функций, стандарты, способы контроля над поведением. Обладающие принудительным характером изменения, находящие свое выражение в медленной или быстрой смене институтов, в трансформации межчеловеческих отношений, не менее ощутимы в соответствующих переменах, затрагивающих душевную организацию человека.
Свой труд Н. Элиас заканчивает анализом современной ему действительности.
«Мы видим первые очертания охватывающей всю землю системы противоречий между государственными союзами и всякого рода надгосударственными образованиями; между ними начинается «борьба на выбывание», борьба за господство на всей земле, и эта борьба является предпосылкой образования всемирной монополии на насилие — политического центрального института, способствующего достижению мира на всей планете…То же самое мы обнаруживаем в области экономического противостояния… В человеческих отношениях происходит переход от неорганизованной монопольной собственности (когда распоряжение шансами наследуется и находится в частной собственности высшего слоя) к социальной и публично контролируемой функции. За всеми сегодняшними противоречиями уже можно разглядеть противоречия следующей ступени — напряженность между высшими и средними функционерами, занятыми управлением монополией, противоречие между «бюрократией» и всем остальным обществом…Только после решения и преодоления межгосударственных и внутригосударственных противоречий такого рода мы могли бы с большим правом называть себя цивилизованными людьми… Вплоть до этого времени мы в лучшем случае имеем перед собой процесс цивилизации и всякий раз должны повторять: «Цивилизация еще не завершилась, она еще только в становлении».