Автор: Булгаков М.А.
Один из главных героев романа Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита» — историк, ставший писателем и написавший гениальный роман о прокураторе Иудеи Понтии Пилате, казнившем Иисуса Христа. Он ни разу не назван Булгаковым по имени. В тексте романа этот герой фигурирует просто как «мастер», причем данное слово всегда пишется автором с маленькой буквы. Для удобства мы в дальнейшем будем писать это слово с заглавной буквы, как Мастер, но следует помнить, что неслучайно Булгаков пишет его с маленькой. Автор романа о Понтии Пилате, действительно, с точки зрения тех, кто заправляет литературой, — человек маленький, недостойный считаться советским писателем, поскольку написал идеологически сомнительную вещь — роман о Пилате и Христе. И это в ту пору, когда в стране развернуты беспрецедентные гонения на христианство. Судьба Мастера решена. Публикация отрывка из романа в газете вызывает целую кампанию травли его автора в печати. И эта кампания подсказала соседу и мнимому другу Мастера журналисту Алоизию Могарычу идею написать донос на подвергшегося гонениям человека, чтобы завладеть его квартирой и улучшить свои стесненные жилищные условия. Мастер сначала попадает в ГПУ, а затем, лишенный жилища, находит приют в психиатрической клинике профессора Стравинского. Он не хочет больше возвращаться во враждебный ему мир людей, не хочет бороться за свое великое произведение в проникнутой духом конъюнктуры литературной среде, заранее сознавая безнадежность этой борьбы. Мастер описывает поэту Ивану Бездомному, оказавшемуся его соседом в лечебнице, свое состояние после начала газетной кампании: «Статьи не прекращались. Над первыми из них я смеялся. Но чем больше их появлялось, тем более менялось мое отношение к ним. Второй стадией была стадия удивления. Что-то на редкость фальшивое и неуверенное чувствовалось буквально в каждой строчке этих статей, несмотря на их грозный и уверенный тон. Мне все казалось, — и я не мог от этого отделаться, — что авторы этих статей говорят не то, что они хотят сказать, и что их ярость вызывается именно этим. А затем, представьте себе, наступила третья стадия — страха. Нет, не страха этих статей, поймите, а страха перед другими, совершенно не относящимися к ним или к роману вещами. Так, например, я стал бояться темноты. Словом, наступила стадия психического заболевания. Стоило мне перед сном потушить лампу в маленькой комнате, как мне казалось, что через оконце, хотя оно и было закрыто, влезает какой-то спрут с очень длинными и холодными щупальцами. И спать мне пришлось с огнем».
|
|
Мастер чувствует скрытый страх, который владеет авторами погромных статей. Они боятся, что если вдруг напишут что-то, идущее вразрез с генеральной линией, то сами подвергнутся преследованиям и даже репрессиям, боятся, что их обвинения в адрес автора романа о Понтии Пилате кому-нибудь наверху покажутся недостаточно громкими, и стараются не за совесть, а за страх. Однако Мастеру от этого не легче. Он все равно оказывается в гораздо худшей ситуации, чем его критики. Автор романа о Пилате и Иешуа фактически находится в положении гоголевского «маленького человека». В этом его трагедия. Мастер не может даже заработать на жизнь себе и своей возлюбленной. Не случайно Воланд на балу задает извлеченному по его повелению из лечебницы автору романа о Понтии Пилате вполне гоголевский вопрос: «А чем же вы будете жить?» Мастер бессилен перед обрекающим его на нищету и гибель обществом. Тоталитарное государство настолько запугало Мастера, что, как признается он Бездомному: «...Я вспомнить не могу без дрожи мой роман». Он, кажется, доволен жизнью в лечебнице, убеждая поэта: «Не надо задаваться большими планами!.. Я вот, например, хотел объехать весь земной шар. Ну, что же, оказывается, это не суждено. Я вижу только незначительный кусок этого шара. Думаю, что это не самое лучшее, что есть на нем, но, повторяю, это не так уж худо». Мастер сознает, как и сам Булгаков, что его родная страна — отнюдь не самое лучшее место в мире, но уже не надеется, что ему когда-либо доведется увидеть иные страны. Автор гениального романа говорит потом Воланду: «Я теперь никто». В минуту отчаяния он, подобно Гоголю, сжег рукопись любимого произведения, но сатана возродил ее из пепла со ставшими популярным афоризмом словами: «Рукописи не горят». «Да, его хорошо отделали», — констатирует Воланд,глядя на жалкое состояние творца романа о Пилате и Иешуа. Из гения травля, лишения, арест и пребывание в психиатрической больнице сделали жалкого «маленького человека», готового навсегда отказаться от творчества. Ведь даже от звания «мастер», которым его наградила Маргарита, он готов теперь отказаться, считая, что возлюбленная «слишком высокого мнения о романе»,, который он написал. Булгаковский герой утверждает, что ничего больше в жизни не хочет, что у него «больше нет никаких мечтаний и вдохновения тоже нет», что ничто и
|
|
|
|
никто вокруг его не интересует, кроме Маргариты. Мастер отклоняет предложение Воланда, раз тема Понтия Пилата исчерпана, начать писать хотя бы о том же Алоизии Могарыче: роман о гнусном доносчике имеет еще меньше шансов быть опубликованным, чем роман о пятом прокураторе Иудеи. Роман же о Пилате стал ему ненавистен, поскольку принес своему автору слишком много страданий. Воланд подытоживает перспективу дальнейшей жизни Мастера: «Итак, человек, сочинивший историю Понтия Пилата, уходит в подвал, в намерении расположиться там у лампы и нищенствовать...» Но предупреждает: «...Ваш роман вам принесет еще сюрпризы». И тут же успокаивает Мастера: «Нет, нет, это не грустно, ничего страшного уже не будет». Ибо дьявол собирается дать ему то, чего Мастер был лишен в современной Булгакову Москве, — необходимый для творчества душевный покой. Такой творческий покой гениальный писатель находит в последнем приюте, в подвластном Воланду потустороннем мире. Сатана не отпускает Мастера к Иешуа, в свет, потому что сам Га-Ноцри через своего верного ученика Левия Матвея попросил Воланда наградить создателя романа о Понтии Пилате не светом, а покоем, поскольку тот не заслужил света. Не заслужил, так как был готов отказаться от борьбы за свой роман и от самого творчества, удовлетвориться жизнью страдающего «маленького человека» в Москве, в условиях духовной несвободы. Воланд убеждает Мастера не следовать за Пилатом навстречу Иешуа: «...Зачем же гнаться по следам того, что уже окончено?» Но и в Москву ему возвращаться не советует — что делать ему в тесном арбатском подвальчике, где «романтический мастер» обречен либо на гибель, либо на жалкое прозябание. Воланд рисует перед Мастером соблазнительную картину последнего приюта: «...Неужто вы не хотите днем гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула?» Там созданы идеальные условия для писательского творчества, которых Мастер не мог иметь при жизни.
Горькая ирония Булгакова состоит в том, что вернуть превращенному в «маленького человека» творцу великого романа о Понтии Пилате статус гения в современном мире способен только сатана, и для этого гениальному писателю нужно умереть, чтобы оказаться в потустороннем мире. Здесь Булгаков имел в виду прежде всего посмертную славу, которой часто удостаиваются многие действительно великие люди, не получившие заслуженного признания при жизни. Такая слава ждала и автора «Мастера и Маргариты».