О своем желании возглавить партию Урхарт объявил на пресс-конференции в палате общин, назначенной на пять часов дня, что позволяло корреспондентам подготовить о ней репортажи к вечернему выпуску телевизионных новостей и к утренним выпускам завтрашних газет. Зал заседаний Вестминстерского дворца, с его благородным резным камином, темными дубовыми стенами, своей солидностью и устойчивостью придавал этой встрече с прессой то достоинство, которого не имели встречи с другими кандидатами. Урхарту удалось создать о себе впечатление человека, которого, вопреки его воле, буквально силой тащат к штурвалу власти, увещевая при этом, что долг перед коллегами и страной нужно ставить выше скромных личных интересов.
Семнадцатью часами позже, утром в среду, Лэндлесс провел собственную пресс-конференцию в одном из роскошных залов для приемов гостиницы «Ритц», Он восседал за длинным столом, уставленным микрофонами, позируя перед камерами и отвечая на вопросы представителей финансовой прессы. Марнусу Фробишеру, почти полностью подавленному его массивным, огромным телом, председателю газетного концерна «Юнайтед ньюспейперс груп» и крупному газетному магнату, по этому случаю отводилась второстепенная роль. За ними, на радость фотокорреспондентам и операторам телевизионных камер, высилось огромное декоративное панно с мастерски выписанной на нем красочной логограммой «ТЭН», которую эффектно подсвечивали лучи нескольких лазерных прожекторов. Сбоку от стола на большом телевизионном экране демонстрировался фирменный видеоролик избранных рекламных материалов газеты «Телеграф» с кадрами, показывавшими Лэндлесса то в окружении приветствующих его рабочих, то нажимающего на рычаг печатного станка. Словом, показывавшими, как он в теплой, непринужденной манере управляет своей газетной империей. У организаторов пресс-конференции было мало времени на ее подготовку, однако чувствовалось, что все детали оформления и проведения тщательно продуманы.
— Доброе утро, леди и джентльмены!
Лэндлесс призвал собравшихся к тишине. В его обращении было гораздо меньше кокни, чем обычно, когда он вел частные беседы.
— Благодарю вас за то, что пришли, несмотря на позднее уведомление. Мы пригласили вас, чтобы рассказать об одном из самых захватывающих шагов вперед, сделанных британской системой средств массовой информации с тех пор, как Юлий Рейтер более ста лет тому назад основал в Лондоне свою компанию телеграфной связи.
Ему надоело вытягивать шею, и он передвинул поближе к себе один из микрофонов.
— Сегодня мы с удовольствием объявляем о создании крупнейшего в Объединенном Королевстве газетного концерна, которое послужит основой для превращения нашей страны в мирового лидера в быстро развивающейся промышленности информационных услуг.
Компания «Телеграф ньюспейперс» предложила концерну «Юнайтед ньюспейперс груп» перекупить у нее весь капитал, принадлежащий держателям его акций. Мы заявили им, что готовы выплатить концерну 1,4 миллиарда фунтов стерлингов, или на 40 процентов больше текущей рыночной цены. Рад сообщить, что правление «Юнайтед ньюспейперс груп» единогласно решило принять наше предложение и согласилось на наши условия, на которых будет строиться теперь управление объединенным концерном. Я стану председателем и главным исполнительным директором новой компании, а мой бывший соперник и нынешний новый друг и коллега… — протянув свою огромную лапу, он так сграбастал руну Фробишера, будто схватил его за горло, — будет ее президентом.
Несколько кивков в зале подтвердили, что присутствовавшие хорошо поняли, кто из двух будет единовластно распоряжаться новой компанией. На лице Фробишера застыла улыбка. На первый взгляд могло даже показаться, что он тоже доволен.
— Это будет важной вехой в истории британской газетной индустрии. Объединенный концерн возьмет под контроль больше общенациональных и региональных периодических изданий, чем любая другая газетная компания этой страны, а в результате последующего слияния наших зарубежных филиалов мы превратимся в третий по величине газетный концерн в мире. Чтобы отметить это событие, мы решили переименовать нашу компанию, и теперь она будет называться «Телеграф Экспресс» Ньюспейперс, а сокращенно — «ТЭН». — Он наконец отпустил Фробишера; разжав лапу, махнул ею в сторону красовавшейся за его спиной логограммы.
— Как вам нравится рисуночек? — спросил он игриво. Ему действительно хотелось, чтобы логограмма понравилась. Заказ на разработку нового названия и логограммы Лэндлесс отдал товариществу, состоящему из двух женщин, включая его дочь. Это был их первый и пока единственный контракт, и ему очень хотелось, чтобы на творение его дочери обратили столько же внимания, сколько на него самого.
— Все желающие могут получить на выходе тексты документов, в которых найдут все детали, относящиеся к нашим предложениям и условиям достигнутого соглашения. Ну а теперь прошу задавать вопросы!
Аудитория сразу наполнилась шумом взволнованных голосов, и над толпой поднялся лес рук журналистов, старавшихся привлечь его внимание.
— Думаю, по справедливости мне нужно бы поискать среди вас того, кто не представлял бы ту или иную из входящих в наш новый концерн газет, и ему дать право первого вопроса, — пошутил Лэндлесс. Он театрально прикрыл глаза ладонью от слепящего света прожекторов и провел глазами по аудитории, как бы выискивая такого журналиста, что вызвало дружный смех в зале.
— Мистер Лэндлесс! — выкрикнул редактор отдела бизнеса газеты «Санди таймс». — В последние годы правительство дало ясно понять, что британская газетная промышленность уже и так сконцентрирована в слишком немногих руках и что оно использует свои полномочия, предусмотренные законодательством о монополиях и слияниях, чтобы предотвратить этот процесс. Вы надеетесь на то, что правительство даст требуемое согласие на эту сделку?
В зале раздались возгласы одобрения — вопрос этот, видимо, интересовал многих. Во время последних парламентских выборов правительство весьма громко, хотя и невнятно, заявляло о своей решимости содействовать усилению производственной конкуренции.
— Отличный вопрос! — Лэндлесс широко развел свои огромные руки. Да, он готов был от души обнять этот вопрос, крепко прижать его к груди и… придушить.
— Вы совершенно правы, правительству придется подумать над этим. И я надеюсь, что оно проявит достаточно мудрости и прозорливости, чтобы понять: слияние наших двух компаний не только не принесет никакого ущерба британской газетной индустрии, но оно жизненно важно для обеспечения ее дальнейшего успешного функционирования. Газетная промышленность — лишь часть мировой индустрии новостей, которая с каждым днем все больше развивается и изменяется. Всем вам это хорошо известно. Еще каких-нибудь пяток лет назад все вы на Флит-стрит пользовались старыми пишущими машинками и печатными станками, которые нужно было выбросить на свалку еще тогда, когда сдался кайзер. Сегодня мы имеем дело с модернизированной, децентрализированной и компьютеризированной газетной промышленностью. Но все равно она должна развиваться и изменяться, потому что сейчас ей приходится испытывать огромную конкуренцию со стороны спутникового телевидения, местных радиостанций, специальных утренних телевизионных программ и многого другого.
— Кошмар! — воскликнул кто-то в зале, и все ностальгически улыбнулись, невольно вспомнив добрые старые времена Флит-стрит с ее баром «Эль Вино», длительными забастовками печатников и другими трудовыми конфликтами, которые давали им возможность неделями, а то и месяцами, писать книги, заниматься починкой своих лодок или просто подремывать и мечтать, получая свою заработную плату. Они понимали, что в словах Лэндлесса была горькая и неизбежная правда.
— Через десять лет все больше людей захотят в течение двадцати четырех часов в сутки получать непрерывную информацию со всех концов света. Все меньше и меньше людей будут обращаться за информацией к газетам, которые появляются из печати лишь через несколько часов после того, как произойдет то или иное событие, и где эти события расписываются жуткой типографской краской. Если мы хотим сохранить наш бизнес, мы должны думать о себе не как о местных приходских газетчиках, а как о поставщиках новостей на всемирном уровне. Так вот, новый концерн ТЭН будет представлять собой не традиционный образчик газетного бизнеса — он станет лидером мировых поставщиков информации представителям бизнеса и обывателям во всем мире, независимо от того, желают ли они получать ее в отпечатанном виде, или по телевидению, или с помощью компьютера, или чтобы эту информацию им пели канарейки. Но для того чтобы все это получать, требуются такие масштабы, мускулы и ресурсы, которыми может располагать только крупный концерн, подобный нашему.
Лэндлесс великодушно повернулся к журналисту, задавшему вопрос.
— Как вы совершенно справедливо указали, действительно потребуется получить разрешение правительства на заключение этой сделки. Правительство в этом случае будет стоять перед выбором. Можно узколобо запретить сделку и потом стать свидетелем процесса неизбежного упадка британской газетной индустрии, от которой уже через ближайшие десять лет ничего не останется, так как все перехватят американцы, японцы и даже австралийцы. Правительство может также продемонстрировать чувство ответственности и способность предвидения, проявить озабоченность в связи с проблемой занятости и подумать о тех рабочих местах, которыми располагает сейчас и которые может дополнительно создать в будущем наша газетная индустрия. Правительству следует беспокоиться не только о развитии конкуренции в отраслях английской экономики, но и о более широких аспектах мировой экономической конкуренции, чей вызов мы должны принять и в которой должны одержать верх, если хотим выжить. Если ответственно подойти к этой проблеме, то нам позволят создать крупнейшую и наилучшую в мире систему информационного сервиса с базовой основой здесь, в Великобритании.
Закончив свое тщательно отрепетированное выступление, он снова плюхнулся в кресло под ослепительные вспышки фотоламп, в то время как журналисты продолжали торопливо строчить в блокнотах, дописывая концовку его речи.
Тот, кто задал вопрос, повернулся к своему соседу:
— Как ты думаешь? Получится у него то, что он задумал?
— Насколько я знаю нашего Бена, он не из тех, кто полагается только на логику экономических выкладок или на убедительность своей риторики. Наверняка он уже все тщательно подготовил. Пройдет совсем немного времени, и мы с тобой увидим, сколько политических деятелей ему кое-чем обязаны.
Похоже было на то, что многие политические деятели, особенно близкие к правительственным кругам, действительно чем-то были обязаны Лэндлессу. За день до закрытия списка кандидатур и за неделю до первого голосования мало кто из претендентов рискнул бы восстановить против себя объединенные силы двух газетных концернов. В считанные часы заявления претендентов превратились в настоящую лавину. Каждый спешил не отстать от других и успеть зарезервировать эфирное время, чтобы превознести его «глубоко обоснованное и патриотически прочувствованное экономическое мышление». К вечеру Лэндлесс подвел итог дня и остался весьма доволен проделанной работой и тщательностью подготовки, обеспечившей успех, Он снова порадовался своей способности правильно выбрать нужное время, использовать психологию политических деятелей и их слабые места.
Газета «Индепендент» не удержалась от пары колкостей. «Заявление, с которым выступил Лэндлесс, — говорилось в ее комментарии, — прозвучало, как взрыв гранаты, брошенной в самый разгар гонки за лидером. Возможно, именно эту цель оно и преследовало. Вид стольких политических деятелей, ринувшихся, сбивая друг друга, толпой, чтобы поцеловать его руку, напоминал самые отвратительные картины, которые можно было наблюдать в Таммани Холл. Полезно вспомнить, что всего лишь несколько месяцев назад, в то время когда Лэндлесс покупал „Телеграф ньюспейперс“, эти же самые политики требовали, чтобы он подписал публичное заявление с обязательством не вмешиваться в редакционную жизнь его газет. Только заручившись таким торжественным обязательством, разрешили они ему ту сделку. Трусливо стараясь сегодня умиротворить Лэндлесса, они исходят из того, что его личное расположение автоматически влечет за собой редакционную поддержку его многочисленных газет. Похоже, они предпочитают плыть вместе с акулами, хотя и понимают, что, мягко выражаясь, это не что иное, как неуважение собственных обязательств.»
В общей давке за благорасположением Лэндлесса приняли участие не все соискатели поста лидера партии. Так, Самюэль проявил повышенную осмотрительность и уклончивость — в предыдущие недели он получил слишком много ударов в спину, чтобы показываться над бруствером, и заявил, что перед тем, как прийти к какому-то решению, хотел бы посоветоваться с работниками этих концернов. Руководство их профсоюзов незамедлительно выступило с заявлениями, в самых решительных выражениях осудив замысел Лэндлесса. Заявление отмечало, что в проекте соглашения отсутствует пункт, где оговаривалась бы сохранность рабочих мест, а всем хорошо известно, что на деле означают эти «программы рационализации производства». Как-то, расслабившись, Лэндлесс пошутил, что в среднем каждый миллион фунтов стерлингов его прибыли давался ему за счет сокращения 10000 рабочих, и добавил, ухмыльнувшись, что; миллионов этих у него много. Короткая консультация с профсоюзами выявила их открытую оппозицию к готовящейся сделке, и Самюэль решил отмолчаться.
Урхарт тоже не стал смешиваться с толпой. Не прошло и часа после того, как Лэндлесс сделал свое заявление на пресс-конференции, а Урхарт уже выступал по телевидению и радио с тщательно подготовленным, насыщенным конкретными данными анализом мирового рынка информационных услуг и предполагаемых тенденций его развития, который в общем-то свидетельствовал, что предложение Лэндлесса основано на здравом смысле. Своим глубоким знанием технических аспектов проблемы он совершенно затмил других кандидатов и, тем не менее, был очень осторожен в оценках.
— Хотя я и питаю высочайшее уважение к Бенджамину Лэндлессу, все же не буду делать скоропалительных выводов и высказывать свое мнение до того, как внимательно обдумаю все детали проекта. Я считаю, политикам следует быть осмотрительными в своих высказываниях; те из них, которые торопятся, чтобы поскорее заручиться поддержкой редакторов газет, компрометируют себя. Чтобы исключить возможность ошибочного толкования, я воздержусь от высказывания своей точки зрения до окончания выборов. Конечно, — добавил он скромно, — к тому времени моя точка зрения, возможно, уже никого не будет интересовать.
«Вот если бы и его коллеги могли занять такую же благородную и принципиальную позицию, как и сам Главный Кнут», — похвалила его «Индепендент», подчеркнув, что «Урхарт задает своей кампании тот ответственный тон, которым он выгодно отличается от остальных, и что, несомненно, увеличивает его шансы».
Запев подхватили редакционные статьи других газет, и в первую очередь, конечно, «Телеграф»:
«Мы поощряли Френсиса Урхарта выставить свою кандидатуру на выборах лидера партии, потому что мы уважаем его независимость мышления и прямоту высказываний. Мы были рады, когда он принял вызов, и так же уверены в правильности нашей рекомендации. Его отказ дать поспешную оценку предполагаемого слияния газетных концернов „Телеграф“ и „Юнайтед“ и его решимость внимательно все взвесить, прежде чем прийти к определенному мнению, — образец тех качеств, которые можно ждать от того, кто достоин возглавлять эту страну.
Мы все еще верим и надеемся, что после соответствующего обдумывания он горячо одобрит планы слияния, но наше высокое мнение об Урхарте основано на значительно большем, нежели коммерческий, интересе. Это единственный из всех кандидатов, кто продемонстрировал, что он — человек принципа».
По коридорам Вестминстера пронесся грохот захлопываемых дверей. Амбициозные политики поняли, что Урхарт и здесь их обошел.
— И как, черт возьми, все удается этому старперу? — прорычал Вултон, расставшись с последними остатками дипломатической сдержанности.
А в это время в шикарном пентхаузе с видом на Гайд-парк Урхарт и Лэндлесс беззаботно улыбались, обсуждая итоги своих кампаний и провозглашая тосты с пожеланиями друг другу доброго здоровья и дальнейших удач.
— За будущего премьер-министра! — предложил очередной тост Лэндлесс.
— И за его беспристрастное одобрение слияния! — откликнулся его компаньон.
Четверг, 18 ноября
Когда в четверг окончился срок выставления и регистрации кандидатур, внезапно выступил Питер Бирстед, в свое время первым объявивший о намерении стать одним из претендентов. Теперь он снимал свою кандидатуру.
— Я добился того, чего хотел, а именно — чтобы выборы проводились так, как положено, — твердо сказал он. — Я отдаю себе отчет в том, что не смогу победить, и мне претит мысль получить утешительный приз в виде министерской должности, так что пусть теперь другие продолжат то, что я начал.
Газета «Дейли экспресс» тут же предложила в оставшиеся до выборов дни написать для нее краткие биографические очерки кандидатов, и он подписал с ней соответствующий контракт.
Итак, список кандидатур сократился до девяти фамилий, но это не помешало ему оставаться как никогда длинным. Правда, по общему мнению, серьезные шансы имели только пятеро — Самюэль, Вултон, Ирл, Маккензи и Урхарт. Как только список был закрыт, агентства по проведению опросов удвоили усилия, пытаясь выяснить у членов парламента от правящей партии направления подводных течений.
После официальной отмашки стартового флажка Питер Маккензи решил сразу же рвануться вперед. Пробыв пять лет на посту руководителя службы здравоохранения, он так же горячо, как и Урхарт, надеялся, что всеобщие июньские выборы внесут в его судьбу и его карьеру важные изменения. Годы, когда он возглавлял равнодушную ко всему бюрократическую министерскую машину, почти беспомощно наблюдая, как беспощадная дороговизна прогресса медицинской науки постоянно обгоняет возможности и готовность налогоплательщиков держаться наравне, оставили в его душе глубокие шрамы, Совсем недавно он считался восходящей звездой партии, человеком интеллектуальным, с ярко выраженным чувством долга, и многие прочили ему блестящее будущее. Но служба здравоохранения была совершенно неотзывчива ко всем стараниям ее реформировать и улучшить, а постоянные стычки с пикетными линиями протестующих медсестер и работников амбулаторий камня на камне не оставили от его имиджа человека доброго и чуткого. Последней каплей было откладывание сроков широко разрекламированного плана развития больничной системы. Он окончательно сник и уже поговаривал с женой о том, чтобы после следующих выборов вообще уйти из политики, если не произойдет поворота к лучшему.
Его обрадовало падение Коллинриджа, как тонущего человека радует подвернувшийся под руку спасательный плот. Предстоявшие выборы стали единственным, что его интересовало и на чем он сконцентрировал все свои силы и способности. Конечно, на начальных стадиях кампании он наделал немало ошибок, но в финальную стадию, когда до первого голосования оставалось пять дней, вступил полный энергии и энтузиазма. Уже в день регистрации кандидатов он решил сделать рывок, который позволил бы ему подняться над толпой соперников, и попросил подобрать ему соответствующее медицинское учреждение, посещение которого могло бы дать корреспондентам возможность сделать эффектные фотоснимки, а ему — оживить поблекнувший имидж усердного и добросердечного политического деятеля.
Что угодно, только не больницу, предупредил он. В первые три года своего министерского бытия он часто посещал больницы, стараясь непосредственно ознакомиться с проблемами госпитального обслуживания населения. Если это посещение выпадало на неудачный день, то его встречали пикетные линии и толпы крикливых сиделок, нянь и медсестер, жаловавшихся на слишком низкую заработную плату, а если оно приходилось на еще более неудачный день, то он имел дело с бурными демонстрациями, а порой и актами насилия обслуживаюшего персонала, протестующего против «изуверских сокращений зарплаты и бюджетных отчислений на содержание системы здравоохранения». Похоже было на то, что даже врачи прониклись идеей, что соответствующие статьи государственного бюджета определялись теперь уровнем производимого вокруг них шума, а не уровнем потребностей и возможностей. В связи с этим ему почти никогда не удавалось повидать самих пациентов, и даже если он пытался проникнуть в какой-нибудь госпиталь тайком, через какую-нибудь заднюю или боковую дверь, демонстранты как будто заранее знали, через какую именно, и в тот момент, когда он к ней подходил, там оказывались и они — с оскорбительными выкриками перед объективами камер вездесущих телевизионных съемочных групп. Не было министра, который смог бы совладать с протестующими медсестрами; публика всегда оказывалась на стороне ангелов милосердия, отводя политику вечную роль злодея. В итоге Маккензи прекратил свои посещения больниц. Не желая проходить сквозь строй неизбежных и унизительных оскорблений, он решил придерживаться более безопасных дорог.
Через несколько часов после закрытия списка кандидатур машина государственного министра уже приближалась к расположившимся рядом с дорогой М4 главным корпусам «Гуманифит лабораторис», где, как было запланировано, ему предстояло провести парочку часов перед объективами камер. Программа визита включала в себя церемонию официального открытия фабрики по производству различных приспособлений и оборудования для инвалидов и ознакомление с некоторыми образцами ее продукции. Конструкторское бюро фабрики только что закончило разработку абсолютно нового варианта инвалидной коляски для парализованных, приводившейся в движение командами, подававшимися голосом. Так что коляске надлежало продемонстрировать передовую британскую технологию и повышенное внимание к нуждам инвалидов. Министр возлагал на этот визит большие надежды и надеялся на те репортажи, которые на следующий день появятся о нем в печати и на экранах телевизоров.
Надеялся, но все же принял необходимые меры предосторожности. Слишком часто нарывался он на засады демонстрантов, чтобы просто верить, что телевизионщики не прихватят с собой их толпу для придания репортажу большей яркости и выразительности. «Для нас, — сказал ему как-то хороший знакомый из телевизионной компании, — одна добротная демонстрация стоит тысячи официальных церемоний открытий фабрик». Маккензи сам проследил за тем, чтобы органы массовой информации были поставлены в известность о предстоящем событии только за три часа до его прибытия на фабрику — достаточно заблаговременно, чтобы туда добраться, и недостаточно для того, чтобы организовать демонстрацию, приветствующую его у ворот. Да, подумал он, когда впереди показались строения фабрики, работники его офиса оказались достаточно добросовестны, а сам он предусмотрителен в разумных пределах. Все должно сработать наилучшим образом.
К несчастью для Маккензи, работники его офиса оказались слишком добросовестными. Правительство всегда должно знать, где в каждый данный момент находятся его министры и сторонники, чтобы в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств или незапланированного голосования в парламенте можно было оперативно всех собрать. Офис премьер-министра поручил следить за этим офису Главного Кнута. В соответствии с письменной инструкцией секретарша Маккензи, ответственная за его распорядок дня, направила еще в пятницу в офис Урхарта обстоятельный и исчерпывающий график его разъездов на предстоящей неделе. Последовавший после этого из его офиса телефонный звонок сделал свое дело.
Когда машина сошла с главной автомагистрали и по отходящей вбок от нее дороге направилась к фабрике, Маккензи причесался и приготовился позировать. Машина двигалась вдоль красной кирпичной стены, окружавшей территорию фабрики. Перед самыми воротами министр еще успел подправить галстук, и машина вкатилась во двор предприятия.
Не успела она скользнуть в ворота, как водитель резко нажал на тормоза, Маккензи бросило к спинке переднего сиденья, на пол полетели странички подготовленной речи, съехал на сторону галстук, сбилась прическа. Не успел он выругать шофера и потребовать от него объяснений, как то, что вызвало происшествие, выросло перед его глазами и окружило со всех сторон. Такого ему не могло присниться в самом кошмарном сне.
Небольшая площадка для стоянки автомашин перед приемной была буквально забита бурлящей толпой демонстрантов в форменной одежде медсестер. Каждое слово грубых оскорблений фиксировалось камерами трех телевизионных съемочных групп, по указанию Маккензи заблаговременно приглашенных его пресс-секретарем и размещенных им на крыше административного блока, откуда они могли идеально снимать все, что происходило внизу. Как только министерская машина оказалась во дворе, толпа сразу же окружила ее и принялась пинать корпус ногами, бить плакатами по крыше. В считанные секунды куда-то исчезли антенна и щетки очистителя лобового стекла. Спохватившись, шофер нажал на кнопку экстремальных ситуаций, которой оборудованы все министерские автомашины, тотчас же поднялись все стекла и заблокировались двери лимузина, но кто-то умудрился плюнуть Маккензи прямо в лицо. За стеклами мелькали сжатые кулаки и искаженные злобой лица людей, открыто высказывавших свое сокровенное желание «расправиться с ублюдком». Под напором толпы машина угрожающе раскачивалась, и Маккензи уже не видел ни неба, ни деревьев, ни надежды на спасение — прямо ему в глаза глядела только ненависть.
— Прочь! Прочь отсюда! — завопил он, но шофер лишь воздел к потолку машины глаза и руки, показывая, что ничего не может сделать. Окружившие их со всех сторон люди преградили дорогу, лишив их возможности сбежать.
— Прочь отсюда! — продолжал вопить Маккензи, охваченный ужасом толпы, но от его крика ничего не изменилось. В отчаянии он подался вперед, нагнулся, схватился за рычаг автоматической коробки передач и, рванув его, включил задний ход. Машина вздрогнула и попятилась назад, но не продвинулась и на фут, поскольку нога шофера вжала педаль тормоза в пол. Почувствовав опасность, тесно сбившаяся толпа демонстрантов расступилась, образуя свободный коридор и забирая с собой молодую женщину в халате медсестры, явно пострадавшую от удара подавшейся назад машины. Завидев сзади свободное пространство, шофер быстро вывел автомобиль через ворота обратно на дорогу, действуя одновременно акселератором, тормозами и рулем, эффектно развернул ее на месте в нужном направлении и, взвизгнув покрышками колес и оставив на дороге черные полосы стертой резины, набрал скорость. Телевизионные камеры усердно фиксировали происходившее, пока машина не скрылась из виду.
Рядом с отвратительными следами жженой резины осталась на той дороге и политическая карьера Маккензи. Неважно, что та женщина вовсе не была серьезно травмирована и что она не была медсестрой, а освобожденным профсоюзным работником с солидным опытом в таких делах, как превращение в пикетных линиях драматических ситуаций в трагические события, достойные внимания органов массовой информации. Да и у кого было желание все это проверять? Человек, сумевший восстановить против себя стольких медсестер и трусливо не пожелавший выслушать их жалобы, вряд ли мог рассчитывать на апартаменты дома 10 на Даунинг-стрит. Для Маккензи течение опять сменило направление, и ему оставалось только беспомощно наблюдать, как его спасательный плотик относило за горизонт.
Пятница, 19 июня
Для Матти эта неделя оказалась очень тяжелой. Одиночество было мучительным; стараясь забыться, не падать духом, она изматывала себя работой. В то время как избирательная кампания вступила в полосу активности, она барахталась на месте, чувствуя, как постепенно отстает от событий. Поиски работы ничего не принесли, пришлось убедиться, что в редакциях газет огромной империи Лэндлесса она внесена в черные списки, а редакторы немногих газет, еще оставшихся независимыми, без особой необходимости не жаждали портить с ним отношения. Утром в пятницу подскочили проценты по закладным…
Но главное было в другом. Несмотря на новые кусочки, картинка-головоломка не складывалась, неясен был принцип их складывания. Имеющиеся немногие факты сталкивались с ее собственными соображениями, и кусочки разлетались, не подходя друг к другу, сколько бы она ни ломала голову. В результате уже несколько дней она не могла избавиться от дергающей боли в висках. Наконец она не выдержала, вытащила из шкафа кроссовки и прочую спортивную амуницию и вскоре уже рыскала по усыпанным листьями дорожкам и тропинкам Голландского парка в надежде, что физическая нагрузка взбодрит ее тело и дух. Но к болезненному подергиванию в висках присоединилась боль в легких и суставах, и ей стало совсем плохо. Уже не хватало ни идей, ни стойкости, ни времени: до первого голосования оставалось всего четыре дня.
В угасающем вечернем свете Матти бежала по широкой каштановой аллее мимо голых стволов, горделиво возвышавшихся над ней, словно живой туннель, населенный призраками. Свернула вниз и оказалась на липовой дорожке, где в дневное время белки и ласточки вели себя так же безбоязненно, как если бы они были ручными. Пробежала мимо руин из красного кирпича, оставшихся от Голландского дома, который полвека назад сгорел дотла вместе со всеми его книгами, красотой и тайнами, оставив после себя лишь воспоминания о прежней славе. В те давние времена, когда елизаветинский Лондон еще не разросся в современный город, Голландский дом был загородной резиденцией Чарльза Джеймса Фокса — легендарного радикального деятеля XVIII века, посвятившего свою жизнь революционному делу и использовавшего свое родовое имение для собраний коллег-заговорщиков, планировавших низвергнуть премьер-министра. Такие заговоры всегда кончались неудачей. Кто же тот, кто сделал недоступное Чарльзу Джеймсу Фоксу?
Она снова мысленно обошла поле боя, на котором пал Генри Коллинридж. Все началось с парламентских выборов, а вернее, с предвыборной кампании — она прошла очень слабо, принесла плачевные результаты и споры между Коллинриджем и Уильямсом о том, кто из них в этом больше виноват.
Потом стараниями Стефена Кендрика был инициирован этот скандал с больницами. Никто так и не узнал, откуда взялся опубликованный в газете «Индепендент» документ о предстоявшем сокращении территориальной армии, хотя его и нашли валявшимся в «Баре Анни». Данные закрытого партийного опроса тоже были подброшены для опубликования в печати и сыграли роль одной из той тысячи резаных ран, которые его все-таки свалили. Но и в этом случае она не знала, кого надо за них благодарить. Правда, теперь ей известно, что О'Нейл имел прямое отношение и покупке акций с использованием паддингтонского адреса и что Лэндлесс неизвестно почему начал вдруг проявлять несвойственный ему ранее интерес к большой политике.
Ну и что? Это все, чем она располагает. Можно ли, отталкиваясь от этого, определить, куда следует дальше двигаться и что искать? Поднимаясь вверх по склону к высшей точке лесистого парка, она ни на минуту не переставала искать ответ на этот вопрос.
Коллинридж отказывается давать интервью. Уильямс согласен общаться с прессой только через свой пресс-офис. О'Нейл в таком состоянии, что едва ли сможет ответить на какие-либо вопросы, а Лэндлесс не остановится, даже если встретится на улице. Таким образом, остаешься только ты, господин Кендрик!
Последним рывком она достигла вершины холма и, перевалив ее, начала спускаться по противоположному склону пологой тропинкой, ведущей и ее дому. Теперь она чувствовала себя намного лучше. К ней пришло второе дыхание.
Суббота, 20 ноября
Для Гарольда Ирла прошедшая неделя оказалась не такой уж плохой. Органы массовой информации расценили его как одного из пяти кандидатов, имеющих наибольшие шансы на победу на предстоящих выборах; он видел, как забуксовала пропагандистская машина Самюэля, как сошел с рельсов экспресс Маккензи. Правда, неплохо выступал Урхарт, но Ирл не верил в возможность победы Главного Кнута, поскольку у него не было опыта работы члена кабинета, возглавляющего одно из ведущих министерств, а именно такого рода опыт в конечном счете и требуется от человека, который хотел бы занять важнейший государственный пост.
Свой уверенный подъем по служебной лестнице он начал много лет назад, назначенный личным парламентским секретарем премьер-министра. Как-то он пошутил, что пост давал ему больше власти, чем она имелась у кого-либо, кроме канцлера и выше. Довольно быстро он стал членом кабинета, где обладал различными важными портфелями. В последние два года в качестве государственного министра образования он отвечал в правительстве Коллинриджа за проведение в жизнь всеохватывающей школьной реформы. В отличие от своих предшественников, ему удалось найти общий язык с преподавательским составом, хотя некоторые и обвиняли его в неспособности принимать ответственные решения и в склонности к примиренческой политике.
Но разве партии в ее нынешнем состоянии помешает дух примиренчества? Связанная с проблемой Коллинриджа внутрипартийная борьба уже оставила свои шрамы и ужесточала предвыборную кампанию, посыпая на раны новые порции соли. Так, Вултон отбросил показной дипломатический лоск, дал волю прежним грубым манерам северянина и восстановил против себя тех коллег по партии, которые придерживались традиционной сдержанности. Похоже, Ирл, твое время пришло!
Сделав такое заключение, Ирл запланировал провести в субботу в своем избирательном округе митинг сторонников партии, чтобы помахать на нем флагом и привлечь к себе внимание прессы. Ярко украшенный зал, битком набитый его сторонниками, со многими из которых он мог бы дружески здороваться — перед объективами камер, конечно, — попросту называя их по имени, представлялся ему идеальным местом для выступления с важным заявлением об очередном нововведении в системе школьного образования. Вместе с сотрудниками министерства он давно работал над этим проектом, и если немного поднажать, то к субботе эту работу можно закончить. По этому проекту той части молодежи, которая по окончании школы не может найти работу, предоставлялась теперь гарантированная возможность не только поступить на курсы профессиональной подготовки, но и закончить такую подготовку в одной из стран Общего Рынка. Предполагалось, что обучающиеся смогут не только овладеть профессиями, но и получить практическое знание того или иного иностранного языка.
Ирл не сомневался, что участники митинга тепло примут его сообщение об этом проекте, дополненное восторженными пассажами по поводу новых горизонтов и возможностей занятости, открывающихся отныне перед молодыми людьми. Это будет сокрушительный удар по традиционно апатичному отношению британских бизнесменов к необходимости разговаривать с иностранными клиентами на их родном языке.
И потом он нанесет завершающий, сокрушающий удар! Зал услышит его скромное, сказанное почти мимоходом замечание о том, что ему удалось заставить этих чертовых бюрократов Общего Рынка, тянущих волынку в своем Брюсселе, оплачивать расходы, связанные с осуществлением программы. Он почти зримо представлял себе шквал аплодисментов, который мощной волной пройдет по залу, поднимет его на гребень и вынесет на Даунинг-стрит.
Когда в полдень он прибыл на место, где все это должно было пр<