ПО СЛЕДАМ КРЕСТОВОГО ПОХОДА 2 глава




Так Венеция положила начало колониальной империи, Она просуществовала почти семь веков, до падения республики, дольше, чем любая другая империя в европейской истории. Но сам дож остался в Тире всего на несколько дней. Он лишь хотел убедиться в том, что франки держат слово. Прошло два года, с тех пор как он оставил Венецию. Хотя экспедиция была на редкость успешной, продолжалась она долго. Еще один прибрежный город оставался в руках неверных — Аскелон, и награда за помощь в его захвате обещала быть значительной. Но с Аскелоном пришлось подождать еще тридцать девять лет. Довольный достигнутым. Микеле вернулся домой вместе с флотом. Он задержался лишь для того, чтобы выгнать из Спалато венгров да совершить несколько рейдов на византийские острова. С собой он привез и другие реликвии — мощи святого Доната из Кефалонии (сейчас они находятся в изысканной романской церкви на острове Мурано), а также мощи святого Исидора, захваченные на Хиосе (правда, сделано это было не столь благочестиво, как об этом повествует роспись на стене его часовни в северном трансепте собора Сан Марко), и, наконец, гранитную плиту, на которой, как говорят, стоял сам Христос, обращаясь с проповедью к гражданам Тира (сейчас она венчает алтарь в баптистерии собора).

Доменико Микеле был восторженно встречен своими подданными, когда на следующий год одержал значительные победы над венграми в Далмации и византийцами в Кефалонии. При этом он заставил Иоанна Комнина вернуть все торговые привилегии, которые тот отменил при восшествии на трон. Репутация Микеле была полностью восстановлена. В последующие века она стала почти легендарной. Он единственный дож, которого трижды увековечили три разных художника в зале голосования Дворца дожей. Этот зал вместе с соседним залом Большого совета можно считать залом славы Венеции.[63] Из трех представленных там событий только одно — победа, одержанная над египетским флотом у Аскелона, что над третьим окном со стороны Пьяцетты, — исторически достоверное. Далее, на той же стене, есть картина Алиенсе, на которой, как написано в стандартном путеводителе, «дож отдает приказ вынести суда на берег, дабы показать союзникам, что венецианские галеры не уйдут, пока Тир не будет взят». Ни один из хронистов того времени такой факт не упоминает. Вытаскивание кораблей на берег было обычной практикой, если их не предполагалось использовать длительное время. Так что нет причины предполагать, что Микеле имел тогда на этот счет какие-то особые соображения. Третья картина, на потолке, в маленьком овале, работы Бамбини, изображает дожа, отказывающегося от короны Сицилии. На самом деле ему ее никогда и не предлагали. Последние пять лет своей жизни он никуда не выезжал, а мудро сосредоточился на внутренних делах республики, где среди многих других дел организовал своеобразное уличное освещение, сделав тем самым Венецию первым городом Европы (возможное исключение — Константинополь), где по ночам регулярно зажигали огни. Уже в его время на углах каналов появилось множество маленьких типично венецианских часовен в честь Девы Марии или мести их святых покровителей. Доменико Микеле в 1128 году распорядился с наступлением ночи зажигать перед каждым таким святилищем лампу. Ответственность за это возлагалась на местного епархиального священника, а расходы оплачивала республика. Затем, два годя спустя, после одиннадцатилетнего правления, он снял с себя полномочия и удалился в монастырь Сан Джорджо Маджоре, где вскоре умер. Там находится сейчас его могила.

Глава 8

МЕЖДУ ДВУМЯ ИМПЕРИЯМИ

(1130–1172)

Народу над народом власть дая,

Она свершает промысел свой строгий,

И он невидим, как в траве змея.

Данте. Ад. VII. 82

 

Избрание тридцатилетнего Пьетро Полани после ухода его тестя произошло в течение нескольких недель. В это время случилось два других события, куда более важных: норманнская Сицилия сменила статус и из графства превратилась в королевство, а граф Рожер II Отвиль, племянник Робера Гвискара, стал его королем. В глазах венецианцев, да и в глазах большей части Европы, способ, которым Рожер добился успеха, был небезупречен. За несколько месяцев до этого прошли выборы папы, пост понтифика оспаривали два кандидата, один из них, Иннокентий II, благодаря страстной поддержке его святым Бернаром Клервоским (1091–1153) заручился большей частью голосов, другой, Анаклет, обратился к Рожеру, а тот потребовал за свою поддержку королевскую корону. В таких обстоятельствах трудно было ожидать, что приверженцы Иннокентия признают новое королевство, которое к тому же считали своим Восточная и Западная империи. Их нежелание еще больше усилила скорость, с которой при Отвилях Сицилия достигла богатства, процветания и власти. В самом центре Средиземноморья, между трех континентов, остров контролировал торговые пути между Севером и Югом, Востоком и Западом. Его византийское и исламское прошлое, вкупе с растущим греческим и арабским населением, гармонично живущим рядом друг с другом, придавало сицилийским портам космополитический характер, с которым никакие другие города не могли сравниться. В прошедшие два года Рожер буквально впитал в свои владения всю южную часть итальянского полуострова, некогда собственность его слабых и беспомощных кузенов, а последний coup,[64] после которого он стал говорить с принцами Европы на равных, не сулил ничего хорошего в будущем.

Нигде, кроме Венеции, не чувствовали так остро тревогу. Морское могущество Сицилии уже можно было сравнивать с венецианским. В то время как базары Палермо, Катаньи, Мессины и Сиракуз становились все более людными, на Риальто медленно, но верно дела приходили в упадок. Что еще хуже, венецианские торговые суда страдали от участившихся атак сицилийских пиратов. К 1135 году их потери достигли 40 000 талантов. В том же году в Венеции остановились дипломаты из Константинополя, направлявшиеся ко двору императора Лотаря II. Они искали финансовой и военно-морской помощи в запланированной ими совместной экспедиции против так называемого короля Сицилии. Полани не только с энтузиазмом отозвался на предложение, но присоединил к византийской делегации своих представителей: нужно было придать обращению дополнительный вес.

Экспедицию должным образом подготовили. На следующий год войска вошли в Южную Италию, однако боевые действия велись в основном на суше, а не на море, и Венецию не пригласили в них участвовать. Оказалось, что это и к лучшему: несмотря на несколько тактических успехов, экспедиция не смогла подорвать сицилийское могущество и престиж. Старый император умер в декабре 1137 года на обратном пути через Альпы. Менее чем через восемь недель за ним последовал антипапа Анаклет. В июле 1139 года папа Иннокентий ехал верхом во главе своей армии. Рожер заманил его в ловушку, взял в плен, а освободили его только после того, как тот неохотно признал своего захватчика законным королем Сицилии.

Норманнская угроза была больше, чем когда-либо, однако сделать в тот момент ничего было нельзя. Новый император Священной Римской империи,[65] Конрад Гогенштауфен, был слишком занят внутренними проблемами Германии. Папская курия изменила свою политику и согласилась с тем, что на южной границе империи находится новое королевство. В Константинополе Иоанн Комнин твердо стоял на своем: он хотел сокрушить «сицилианского узурпатора», однако весной 1143 года во время охоты нечаянно поранился отравленной стрелой и через несколько дней умер от заражения крови. Дож Полани, в свою очередь, был занят внутренними делами Венеции. В 1141 году городок Фано обратился за помощью: ему угрожали агрессивные соседи. Венеция никогда не упускала случая показать свою силу, а потому согласилась помочь. Условия первого договора, заключенного между республикой и другим итальянским городом, ясно показывают авторитет, который Венеция приобрела у населения Адриатического побережья. С этого времени каждый венецианец пользовался в Фано теми же привилегиями, что и местный житель. Люди из Фано, в свою очередь, были обязаны объявить себя подданными и союзниками республики, такими же, какими они были по отношению к Западной империи. Они должны были платить ежегодную дань в виде 1000 мер масла для освещения собора Сан Марко и ста мер — для Дворца дожей.

Через два года произошел конфликт с Падуей, которая вздумала без предупреждения изменить русло Бренты. Они хотели укоротить доступ к лагуне, но не понимали того, что венецианцы знали очень хорошо: малейшее вмешательство в географическую систему лагуны создавало риск нарушения равновесия вод на побережье, столь важного для выживания Венеции. Перспектива скопления песка вокруг Сант Иларио и заиливания существующих каналов вызвала у венецианцев резкий протест, и, когда их протест проигнорировали, венецианцы взялись за оружие. Развязка была неизбежной: падуанцы не могли сравниться силой с соседями. После единственного короткого сражения они сдались, пообещав бросить свой проект и убрать последствия нанесенного ими урона. Что, однако, было более важным — и это единственная причина, по которой столь тривиальный инцидент упомянут в этой книге, — это то, что в первой сухопутной кампании Венеция использовала наемников, которыми командовали два знаменитых кондотьера той поры — Гвидо ди Монтеккио из Вероны[66] во главе кавалерии, и Альберто да Брагакурта, возглавивший пехоту. Какие на то были причины? Одна, без сомнения, заключалась в отсутствии у венецианцев опыта ведения боев на суше. Возможно также, что они почувствовали страх, превратившийся впоследствии в навязчивую идею, что каждый коренной венецианец, вернувшись с победой, будет пользоваться популярностью, не подходящей гражданину республики, и такая слава может быть опасна государству. Когда в последующих веках кондотьеры стали забирать власть то в одном, то в другом городе и оказывать решающее влияние на исход событий в Северной и Центральной Италии, выяснилось, что страхи венецианцев были небезосновательны.

 

Вслед за императором Иоанном Комнином на византийский трон взошел его сын, Мануил, молодой человек двадцати с небольшим лет. Он прославился красивой внешностью и, в отличие от отца, ксенофобией не страдал. Молодость его прошла в дружбе с франкскими рыцарями заморских христианских доминионов. Восхищение западным образом жизни он выразил, введя рыцарские турниры в Константинополе, чем шокировал людей старшего поколения. Мануил был интеллектуалом и ученым, на него производили впечатление сообщения о блеске и роскоши двора в Палермо. Благодаря тому, что Рожер покровительствовал искусству и наукам, его двор стал культурным центром Европы, местом, где ведущие мыслители трех крупных цивилизаций Средиземноморья — латинской, греческой и арабской — могли встретиться и обменяться опытом.

Мануил понимал опасность, исходившую от норманнской Сицилии. Но он также знал, что две трети Малой Азии — бывшей ранее главным источником для набора в византийскую армию — заняты теперь турками-сельджуками, да и его западная граница находится под постоянной угрозой. Поэтому его империя должна бороться за выживание. Прав ли был его отец в своем враждебном отношении к Сицилийскому королевству? Не благоразумнее ли попытаться прийти к соглашению? Вскоре после своего восшествия на престол он направил в Палермо делегацию, которая должна была выяснить возможности альянса, а укрепить его он надеялся, выдав византийскую принцессу за одного из королевских сыновей.

Если бы эти переговоры увенчались успехом, последствия для Венеции могли быть серьезными. Тогда Рожер смог бы контролировать пролив Отранто с двух сторон. К счастью, переговоры провалились, и Мануил задумался о собственной женитьбе на свояченице императора Конрада, что и осуществилось в начале 1146 года. Через три месяца, в Вербное воскресенье, произошло событие, оказавшее влияние на весь цивилизованный мир: святой Бернар Клервоский начал Второй крестовый поход.

Вмешательство святого Бернара в политическую жизнь Европы — от которого он, к сожалению, всю свою жизнь не в силах был отказываться — заканчивалось почти всегда катастрофой, но ни одно из них не потерпело столь унизительного фиаско, как эта экспедиция, возглавляемая совместно германским королем Конрадом III и французским королем Людовиком VII. Целью похода было возвращение Эдессы, захваченной сарацинами, и усиление на Востоке франкской власти. Бесчисленные тысячи людей умерли, не добравшись до Святой земли. Те, что уцелели во время путешествия, бежали после первого и единственного вооруженного столкновения. Из-за скудости источников сведений о венецианской истории того времени мы не знаем, принимал ли участие в этих событиях венецианский флот. Хотя один хронист — Марино Сануто-старший, писавший в начале XIV столетия, — рассказывает о magnum auxiliurm [67], направленной республикой под командованием Джованни Полани, брата дожа. Это сообщение не подтверждается другими историками крестового похода, а потому им можно было бы пренебречь. Но венецианцы не надолго оставались в покое. В первые недели 1148 года они получили срочное сообщение от Мануила: против его империи вышел сицилийский флот.

Флотом командовал Георгий Антиохский, левантийский грек скромного происхождения, первый обладатель высшего титула норманнской Сицилии — эмир эмиров. Он стал адмиралом[68] и главным министром королевства. Сначала он взял Корфу, который сдался без боя, и охотно принял под командование сицилийский гарнизон в составе 1000 человек. Обогнув Пелопоннес и высадив в стратегических точках вдоль берега другие вооруженные отряды, он взял курс на север до Эвбеи, по пути грабя города. Особенно большая добыча досталась ему в древних Фивах, центре византийского шелкового производства. Оттуда он вывез в Палермо не только тюки дамаста и парчи, но и высококвалифицированных еврейских работниц в целях улучшения производства в королевской шелковой мастерской, бывшей к тому же еще и гаремом. На обратном пути адмирал разграбил Коринф. Его суда — по словам византийского историка того времени Никиты Хонианта (Акоминанта) — «осели в воду так низко, что напоминали больше купеческие, а не пиратские корабли, какими были на самом деле».

Никита прав: это было пиратство. Но не только. У короля Рожера иллюзий не было. Поскольку попытка союза между ним и византийским императором сорвалась, он знал, что это лишь вопрос времени: Мануил, возможно, договорится с Венецией и Священной Римской империей и выступит против него. Его собственные действия ускорят атаку — неплохая вещь сама по себе, поскольку Мануил может нанести удар раньше, чем подготовится, — но он, по крайней мере, завладел стратегическими точкам на Балканском полуострове и Корфу, главном плацдарме, откуда в Южную Италию мог бы прийти любой противник.

Ни один венецианец за просто так ничего не делал, и Мануил дал им дополнительные торговые привилегии на Кипре и Родосе, как и в собственной столице, прежде чем получил то, что хотел, — полную поддержку военного флота республики на шесть месяцев. Тем временем он отчаянно готовил собственный флот, около 500 галер и 1000 транспортных судов — достойный ответ армии, насчитывающей 20 или 25 тысяч человек.

С самого начала этой внушительной объединенной военной силе не благоволили звезды. Хотя встречу назначили на апрель 1148 года, обе стороны сильно задержались: на греков неожиданно напали половцы, племя из степей Причерноморья, которым вздумалось в этот момент перейти через Дунай на территорию империи. Венецианцев задержала смерть дожа Полани. Только осенью два флота встретились в южной части Адриатики и начали осаду Корфу, и только весной армия могла к ним присоединиться. Во главе войска стоял сам император.

По прибытии Мануил обнаружил, что осада идет плохо. Цитадель с гарнизоном Рожера находилась на скале, нависшей над морем, до нее не доставали византийские баллисты. По словам Никиты, греки, казалось, стреляли в небо, в то время как сицилийцы спокойно выпускали на противника дождь стрел и водопад камней. (Непонятно было, как в прошлом году они безо всяких усилий овладели крепостью.) Еще более зловещим выглядело неуклонное ухудшение отношений между греками и венецианцами, дошедшее до кульминации, когда последние заняли соседний островок и начали обстреливать византийские суда. Позднее им удалось завладеть императорским флагманом. Там они устроили спектакль: издеваясь над смуглой кожей императора, надели на эфиопского раба императорские одежды и устроили пародийную коронацию на палубе, так чтобы их видели греческие союзники.

Этого оскорбления Мануил венецианцам не простил. На тот момент, однако, они были его союзниками, и заменить их никто не мог. Благодаря природному терпению, такту и обаянию он восстановил отношения и взял руководство осадой на себя.

К концу лета Корфу пал, возможно, из-за предательства. Если верить Никите, командир гарнизона впоследствии поступил на службу к императору. Радость Мануила, должно быть, была омрачена, когда он услышал, что Георгий Антиохский через Дарданеллы и Мраморное море привел к самым стенам Константинополя флот из сорока кораблей. Высадка, к счастью, была предотвращена, но сицилийцев это не смутило: они проплыли до Босфора, разграбив несколько богатых вилл на азиатском берегу, а на обратном пути вдобавок выпустили еще и одну или две стрелы в сад императорского дворца. После возвращения Корфу Мануил не смог закрепить победу. Ему срочно пришлось уехать на север — подавлять очередной бунт на Балканах, к которому Рожер, чьи дипломатические сети протянулись далеко за пределы Сицилии, вполне мог приложить руку.

Так окончилась война с Сицилией, от которой и Венеция, и Византия так много ожидали. Кроме возвращения единственного острова, захваченного за два года до этого, они ничего не добились. Сицилийские гарнизоны по-прежнему стояли вокруг греческого побережья. Король Рожер по-прежнему правил Сицилией, и его влияние на Европу и Средиземноморье было ничуть не меньше. Как оказалось, самым значительным результатом той войны был, возможно, и самый негативный, ибо в том первом печальном скандале между двумя так называемыми союзниками в водах Корфу появились первые семена углубляющейся враждебности между республикой и империей, принесшие ядовитые плоды через пятьдесят пять лет, во время Четвертого крестового похода.

Когда весной 1148 года, откликнувшись на византийский призыв о помощи, дож Полани вывел флот из лагуны, он был уже болен. Добравшись до Каорле, он вынужден был вернуться. Через несколько недель дож умер. Следующие семь лет и семь месяцев Венецией управлял Доменико Морозини. Его семья играла ведущую роль в венецианских делах добрые двести лет и в последующие века. Кроме Доменико, она дала республике еще троих дожей. Правление Доменико стало для его подданных счастливым. К концу 1149 года сицилийцы обрели мир. На картах великого арабского географа Абу Абдуллы Мохаммеда аль-Идриси, проведшего пятнадцать лет при дворе Палермо и к чьей работе король Рожер проявлял большой личный интерес, северная Адриатика обозначена как Gulfus Venetiarum (Венецианский залив), а после смерти Рожера в 1154 году его сын и наследник Вильгельм I официально признал зоной венецианского влияния воды к северу от линии, идущей на запад от Рагузы. Несмотря на инцидент с Корфу, отношения с Византией продолжались якобы на дружеской основе. Торговые договоры начали приносить прекрасные плоды, в то время как в Западной империи племянник Конрада Фридрих Швабский, наследовавший в 1152 году дяде, без возражений подтвердил венецианские привилегии. Неудивительно, что правление Морозини привело к очередному строительному буму. Самым значительным было завершение строительства кампанилы Сан Марко, начатого 250 лет назад.

А над континентальной Италией менаду тем быстро сгущались тучи. Тридцатидвухлетний Фридрих (из-за рыжевато-каштановых волос и бороды его прозвали Барбароссой) стал императором с одной целью. «Я желаю, — признался он папе, — возродить древнее величие и великолепие Римской империи». Такая концепция не оставляла места для компромисса ни с Византийской империей, ни с Сицилией, а уж тем более — с городами Северной Италии, вдохновляемыми Миланом, чей дух независимости, подпитываемый на протяжении долгих лет бесконечной чередой пап, борющихся за престол, был не менее силен, чем стремление Фридриха подавить его. Сила этого духа, однако, искренно удивила его, когда в октябре 1154 года он въехал в Италию на церемонию коронации. Все города и деревни выслали в Ронкале своих представителей, но в отличие от тех немногих, кто видел в империи возможность сбросить господство Милана, подавляющее большинство намеревалось уйти от старых феодальных отношений и принять республиканское самоуправление. Фридрих тем не менее гнул свою линию. Милан на тот момент был для него слишком силен, зато его маленький союзник, Тортона, после героического двухмесячного сопротивления был полностью уничтожен.

Дав этот наглядный урок, весной 1155 года Фридрих продолжил поход на юг, к Риму. Путь человека, не склонного к компромиссам, не был гладким. Первая его встреча возле Сутри с недавно избранным папой Адрианом IV — единственным англичанином, занимавшим трон святого Петра, — осложнилась в связи с отказом императора от традиционного обычая вежливости — придерживать папские стремена во время спешивания понтифика. Папа ответил тем, что отказал Фридриху в поцелуе мира. Прошло два дня. прежде чем приступили к переговорам. Когда день или два спустя Фридриха приехала поприветствовать делегация от римского сената и попросить денег и гарантий, которые обычно давали императоры во время коронации, он их выдворил, что повлекло за собой более серьезные последствия. Благодаря остроумному плану папы 17 июня Фридрих сумел незаметно проскользнуть в Рим на восходе солнца, где и совершилась тайная коронация, но через несколько часов город восстал против него, а к ночи более тысячи римских мятежников и солдат императора лежали мертвыми на улицах и на дне Тибра.

Хотя Венеция и послала в Ронкале своих представителей, тем не менее сделала все возможное, чтобы остаться в стороне от последовавших событий. Как независимый город-республика, освободивший себя от имперского контроля, она не могла не испытывать сочувствия к ломбардским городам, старавшимся сделать то же самое. С другой стороны, все ее политическое и экономическое развитие шло по совершенно другому пути, так что о настоящей близости между ними не могло быть и речи. В отличие от этих городов, Венеция была мировой державой, ее внешняя политика, тонкое дипломатическое маневрирование связывало республику не только со Священной Римской империей, но и с Византией, норманнской Сицилией, папством и государствами крестоносцев, не говоря уже о сарацинах как из Северной Африки, так и с Ближнего Востока. В этот исторический момент, когда ее отношения с Мануилом Комнином становились все более натянутыми, а итальянские рынки все более выгодными, ей не хотелось лишний раз злить Фридриха Барбароссу. Когда в 1136 году дож Морозини скончался, то оставил после себя республику, не присоединившуюся к той или иной стороне.

Его преемник, Витале Микеле II, сделал все возможное, чтобы придерживаться той же нейтральной позиции, однако действия Фридриха в Италии вынудили дожа нарушить нейтралитет. Перейдя через Альпы в 1158 году во главе армии, гораздо более сильной, чем та, которую он привел сюда четыре года назад, император созвал второй собор в Ронкале, где выказал еще более непримиримое отношение к ломбардским городам, и, хотя некоторые города все еще оставались к нему лояльными, через несколько недель большая часть Северной Италии открыто выступила против него. Тем временем по Апеннинскому полуострову прокатилась большая волна протеста против империи. Требовался центр сопротивления, большая сила, способная выразить надежды и идеалы тех, кто стоял за свободу против тирании, за республику против империи, за Италию против Германии. К счастью для осажденных городов, две такие силы оказались под рукой: папство и королевство Сицилия.

За два года до этого, в 1156-м, папа Адриан и король Сицилии Вильгельм подписали в Беневенто договор. С тех пор, работая вместе и по отдельности, папские и сицилийские дипломаты многого добились, и в августе 1159 года представители четырех решительно настроенных итальянских врагов Фридриха — Милан, Крема, Бреша и Пьяченца — встретились с папой в Ананьи и в присутствии посланников короля Вильгельма поклялись в том, что первоначальное соглашение станет основой великой Ломбардской лиги. Города пообещали не иметь дел с империей без согласия папы, а папа, в свою очередь, должен был отлучить императора от церкви через сорок дней после предупреждения.

Это был последний политический шаг Адриана. Он был болен и вечером 1 сентября 1159 года умер от ангины. Его смерть дала возможность Фридриху Барбароссе затеять еще одну интригу. Узнав, что следующий избранный папа наверняка продолжит линию своего предшественника, император сознательно устроил раскол в папской курии. Как только кардинал Роланд из Сиены — будучи канцлером Адриана, он являлся главным лицом по вопросам внешней политики — в соборе Святого Петра начал подниматься на престол, чтобы занять его под именем Александра III, его коллега, кардинал Октавиан из базилики Санта Цицилия, неожиданно схватил папскую мантию и надел ее на себя. Сторонники Александра выхватили ее, но Октавиан заранее принес с собой еще одну, которую надел на себя, после чего рванулся к трону, уселся на него и провозгласил себя папой Виктором IV. Зрелище было недостойное, однако план Барбароссы сработал. Послы Фридриха в Риме немедленно признали Виктора законным понтификом. Вся остальная Западная Европа поклялась в верности Александру, однако урон был нанесен, и хаос в папстве продолжился следующие восемнадцать лет.

Столкнувшись с необходимостью признать одного из соперничающих пап, Венеция не могла больше остаться в стороне. Ее серьезно стала беспокоить ситуацию в Ломбардии. Если Фридрих собирался продолжать в том же духе, то вряд ли он выкажет венецианской независимости больше уважения, нежели любому другому итальянскому городу. Поэтому Венеция высказалась в пользу Александра, а значит, и в пользу ломбардских бунтовщиков. Императорское возмездие было быстрым, но неэффективным. Три ближних города, остававшихся пассивно лояльными Фридриху — Падуя, Верона и Феррара, — легко согласились атаковать своего гордого и властного соседа, однако получили достойный отпор. Возможно, морально они не были настроены на борьбу: в 1163 году Верона и Падуя вместе с Виченцей объединились с Венецией в союз, не намеренный подчиняться более Барбароссе, как когда-то их предки не подчинялись Карлу Великому. Последовавшая атака на Градо, затеянная по наущению Фридриха родившимся в Германии патриархом Аквилеи, была еще менее успешной, на помощь пришел венецианский флот и взял в плен патриарха вместе с семьюстами его приспешниками, а освободил только после того, как тот пообещал присылать в республику ежегодную дань в виде дюжины свиней перед окончанием великого поста.

Для Венеции эти два инцидента были подобны булавочным уколам. Ей повезло в том, что, хотя Фридрих Барбаросса и желал бы увидеть ее униженной возле своих ног, у него на тот момент имелись три другие важные цели на итальянском полуострове. Одной была Анкона, бывшая в глазах Фридриха нераздельной частью Священной Римской империи, где за несколько лет до этого Мануил Комнин оставил византийский гарнизон. Второй целью, как и всегда, была норманнская Сицилия, а третьей Фридрих считал Рим. Император намеревался сместить папу Александра и заменить его новой имперской марионеткой. (Бывший протеже Фридриха, антипапа Виктор, не смог утвердить себя в городе. В 1164 году он умер в Лукке, где несколько лет добывал деньги на свое существование путем не слишком успешного разбоя и где местные власти даже не позволили похоронить его в стенах города.)

Не станем задерживаться на подробностях этой самой амбициозной из всех итальянских кампаний. Достаточно сказать, что с первыми двумя целями у Фридриха ничего не вышло, зато третья удалась на славу. Рим, как и города Севера, был коммуной, с собственным гражданским правительством, а римляне, ненавидевшие Фридриха со времен его первого визита с неудавшейся коронацией, героически пытались его не впустить. Собор Святого Петра поспешно окружили рвами и превратили в крепость. Продержались защитники восемь дней. Войскам императора удалось тем не менее ворваться через большие бронзовые двери. По словам современника, на мраморном полу нефа осталось множество мертвых и умирающих, алтарь был забрызган кровью. Александру пришлось скрываться. 20 июля 1167 года преемник Виктора, антипапа Пасхалий, служил в соборе мессу.

Фридриху, уже коронованному императору вручили золотое кольцо патриарха Рима, нанеся тем самым намеренное оскорбление римскому сенату. Фридрих достиг пика своей карьеры. Он не мог знать, что через четыре дня всю его армию сразит чума. Эпидемия оказалась такой страшной, что ему ничего не осталось, как распорядиться о немедленном отступлении. Добравшись до своего штаба в Павии, он обнаружил, что потерял свыше двух тысяч людей, включая канцлера, архиепископа Рейнольда Дассельского и многих других самых преданных помощников и советников.

Это было похоже на божью кару из Ветхого Завета, да и вся Европа восприняла это как возмездие Господа за осквернение собора Святого Петра и удаление наместника Бога на земле. Но наказание Фридриха на этом не кончилось. Он был еще в Павии, вместе с остатками своей поредевшей армии, когда 1 декабря не менее пятнадцати ведущих городов Северной Италии объединились в Ломбардскую лигу. Это был открытый вызов, и так велико было презрение городов к императору, что они даже не посчитали нужным дождаться, когда Фридрих покинет Италию.

Венеция была учредителем лиги. Она не могла предложить сухопутную армию, зато предоставила свой флот, ходивший по лагуне и по судоходным рекам, Венеция согласилась разделить с союзниками любые субсидии, которые она получит от Константинополя или Палермо, и заручиться их согласием на объявление войны или заключение мира с любым государством. Эти обязательства, следует признать, не были слишком строгими. Необходимо обратить внимание на то, что венецианский флот должен был защищать интересы Лиги в ограниченном пространстве. Не было разговоров о действиях флота за этими пределами, если где-то будет в том большая нужда. Тем не менее ясно, что республика снова стала смотреть — если не в коммерческом, то в дипломатическом отношении — в сторону Запада. Своим участием в Ломбардской лиге в 1167 году она фактически идентифицировала себя с континентальной Италией, чего не бывало за все пять столетий ее существования.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-03-31 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: