Глава, в которой Эмери Стейнз направляется в долину Арахуры с мешком в руке, с целью закопать золотой клад до поры до времени в безопасном месте, на территории, отведенной в пользование маори, – и даже не предполагает, что Фрэнсис Карвер очень скоро вернется в Хокитику и примется выяснять, почему рудник «Аврора», такое многообещающее капиталовложение, превратился в сущую пустышку.
В зарослях новозеландского льна за плечом Стейнза птичка туи склонила набок головку и издала дребезжащий крик – юноше показалось, будто провели палкой по штакетнику под пронзительную мелодию свистка. До чего же небывало странный звук! Стейнз протянул руку, коснулся узких, словно вощеных листов льна, любуясь яркими красками: фиолетовый оттенок у основания словно таял, перетекая в белесо-зеленую полосу в самой середке.
Туи упорхнул прочь; все стихло. Стейнз наклонился, подобрал с земли слитки. Аккуратно сложил штабелем на дне выкопанной ямы. Забросав яму землей, положил сверху несколько плоских камней – в определенном, узнаваемом порядке, – а потом затоптал собственные следы.
Papa-tu-a-nuku[84]
Глава, в которой, где-то в полумиле ниже по реке от того места, где только что было зарыто золото, Кросби Уэллс и Тауфаре собираются отобедать ханги, то есть едой, приготовленной в земляной печи: яму засыпают, а после откапывают, снимают листья, которыми снедь обернута, – внутри же обнаруживается вкуснейшее блюдо, сочное, благоухающее дымом, дубильными веществами и густыми глинистыми запахами почвы.
– А я говорю, ничего тут такого нет. У вас – нефрит, у нас – золото. А могло бы и наоборот сложиться. И мы бы говорили: нефритовая лихорадка. Или зеленая лихорадка.
|
|
Тауфаре, неутомимо работая челюстями, обдумал эти слова со всех сторон. И наконец сглотнул и покачал головой.
– Нет, – возразил он.
– Да разницы-то никакой нет, – настаивал Уэллс, потянувшись за очередным куском мяса. – Тебе оно, может, и не по душе, но ты должен признать – разницы тут никакой. Минерал, он минерал и есть, что тот, что этот. Горная порода, одно слово.
– Нет, – повторил Тауфаре. Он заметно разозлился. – Это не одно и то же.
Часть X
Вопросы наследования
11 октября 1865 года
42° 43′ 0′′ южной широты / 170° 58′ 0′′ восточной долготы
Изгнание
Глава, в которой Анна Уэдерелл, с душераздирающей, тошнотворной отчетливостью помня драку в будуаре «Дома многих желаний» в Данидине ночью 12 мая и денно и нощно мучась этим воспоминанием (причем от сознания, что ее пособничество, пусть и тайное, помогло невинному человеку избегнуть неминуемой гибели, легче ей не становится), нежданно-негаданно видит перед собою обезображенного злоумышленника собственной персоной и в момент слабости забывает о себе.
Фрэнсис Карвер ехал верхом по Каньерской дороге прочь от моря, когда завидел на обочине знакомую фигуру. Он натянул поводья, спешился, подошел к девушке, отмечая про себя, что на ногах она стоит нетвердо, а лицо раскраснелось. На губах ее играла улыбка.
– Он спасся, – пробормотала она. – Я помогла ему.
Карвер подошел ближе. Пальцем приподнял ей подбородок, развернул лицом к себе:
– Кому?
– Кросби.
Карвер ощутимо напрягся.
– Уэллс! – прорычал он. – Где он?
Девушка икнула; внезапно в глазах ее отразился страх.
|
|
– Где? – Карвер отступил на шаг и с размаху ударил ее по лицу. – Отвечай. Он здесь?
– Нет!
– В Отаго? В Кентербери? Где?
В отчаянии она бросилась бежать. Карвер схватил ее за плечо, рванул назад – и тут где-то неподалеку прогремел выстрел…
– Тпру! – заорал Карвер, стремительно разворачиваясь.
Испуганная лошадь взвилась на дыбы…
Падение
Глава, в которой Анна Уэдерелл говорит неправду, чтобы защитить Кросби Уэллса, пытаясь этим запоздалым проявлением верности искупить недавнее предательство, невнятное воспоминание о котором туманится, и тает, и утрачивает определенность, ибо разум девушки был одурманен трижды: опиумным дымом, и физической расправой, и, наконец, опиатом, примененным доктором Гиллисом в преддверии крайне прискорбной операции, в ходе которой Анна всхлипывала, стонала и царапала себя так, что доктор Гиллис был вынужден попросить помощников подержать пациентку, а Левенталь, обычно проявляющий немалую силу духа в минуту жизни трудную, перед лицом потрясений и травм, зарыдал, отводя ее руки.
Когда Анна открыла глаза, над ней склонялся Левенталь, с белой тряпицей в одной руке и флаконом лауданума в другой. Рядом стоял бледный как смерть Эдгар Клинч.
– Она очнулась, – промолвил Клинч.
– Анна, – позвал Левенталь. – Анна, милая.
– Мм, – отозвалась она.
– Расскажи, что произошло. Расскажи, кто это сделал.
– Карвер, – глухо выговорила она.
– Да? – Левенталь наклонился ближе.
Нельзя, никак нельзя выдавать Кросби Уэллса! Она же поклялась хранить его тайну. Никак нельзя называть его имени.
– Карвер… – вновь повторила она. Мысли ее то прояснялись, то снова путались.
|
|
– Да?..
– …Он отец, – прошептала Анна.
Десцендент
Глава, в которой Эмери Стейнз, узнав об избиении Анны от Бенджамина Левенталя, тотчас же седлает коня и мчится в долину Арахуры, стиснув зубы и не сдерживая жгучих слез; таковы внешние проявления глубоко эмоционального потрясения, истинную причину которого он отказывается признавать даже про себя и, уж конечно, не пытается облечь ее в слова – ибо страдающее сердце не в силах мгновенно распознать и объяснить сильное чувство, – а Стейнза в данном случае так расстроил откровенный рассказ Левенталя о нанесенных девушке телесных повреждениях, равно как и вид его фартука, заляпанный кровью сверху донизу, что юноша позабыл в конюшне и бумажник, и шляпу и, выезжая, едва не сбил Харальда Нильссена, когда тот выходил из «Скобяных товаров Тайгрина», с бумажным пакетом под мышкой.
Уэллс отворил дверь. На пороге, согнувшись вдвое, стоял Эмери Стейнз.
– Ребенок погиб, – прорыдал он. – Твой ребенок погиб.
Уэллс помог юноше войти и выслушал его рассказ. Затем вынес бутылку бренди, налил себе и ему по стакану, осушил свой до дна, налил обоим еще, выпил, налил по третьему.
Когда бутылка опустела, Стейнз заявил:
– Я отдам ей половину. Поделюсь с нею. У меня есть целое состояние – тсс, это секрет! – я его закопал. Но теперь откопаю.
Уэллс уставился на него во все глаза. И, помолчав какое-то время, уточнил:
– Половина – это сколько?
– Ну, – пробормотал Стейнз, – наверное, тысячи две. – Юноша положил голову на стол и смежил веки.
Уэллс снял с полки жестяную коробку, открыл ее, достал чистый лист бумаги и перьевую ручку. И написал:
В одиннадцатый день октября 1865 года сумма в две тысячи фунтов должна быть передана МИСС АННЕ УЭДЕРЕЛЛ, уроженке Нового Южного Уэльса, МИСТЕРОМ ЭМЕРИ СТЕЙНЗОМ, уроженцем Нового Южного Уэльса, свидетелем чему выступает МИСТЕР КРОСБИ УЭЛЛС.
– Вот, – произнес Уэллс. Он начертал свое имя и пододвинул листок к Стейнзу. – Подписывай.
Но юноша уже крепко спал.
Часть XI
Закат Ориона, восход Скорпиона
3 декабря 1865 года
42° 43′ 0′′ южной широты / 170° 58′ 0′′ восточной долготы
