Таинственная незнакомка прошлась по комнате, собирая драгоценности, заботливо приготовленные антикваром в подарок жене. Она открывала коробочки, вытряхивала сверкающие побрякушки в маленький мешочек, а коробочки бесцеремонно бросала на пол.
Перед тем как покинуть спальню, незнакомка огляделась, удовлетворенно вздохнула и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.
Утром следующего дня жена антиквара Грегора Ангулеса сидела за рулем «Ягуара» и размышляла о том, как ее хорошая подруга Лиечка могла дойти до жизни такой. Они дружили со школьных времен. Ни удачливые замужества, ни то, что они жили далеко друг от друга, не смогли разрушить дружеских отношений.
Лия рано вышла замуж, по любви.
— Из‑за чего и страдаю, из‑за любви этой самой, проклятой! — плача, жаловалась Людмиле Лиечка по телефону каждый раз, когда ее благоверный Эраст отправлялся в очередной загул.
Загулы Эраста обычно заканчивались его возвращением под родной кров и клятвенными обещаниями «завязать», «начать новую жизнь» и так далее. Но стоило ему бросить пить на какое‑то время, и он становился крайне раздражительным, кидаясь на жену с кулаками.
Только Людмила вставала на защиту бедной Лиечки. Только она не боялась Эраста, его налитых кровью глаз и тяжеленных кулаков.
Поразительно, но и мужчина пасовал перед ней, начинал мелко суетиться и пытался укрыться от ее сурового взгляда.
Людмила была женщиной с характером. Спортсменка, чемпионка школы, а затем и города по гимнастике и стрельбе из пневматического пистолета, выросла в семье простого работяги с ЗИЛа, который был ей примером во всем. Папа отличался от товарищей по бригаде тем, что не пил и даже не курил, души не чаял в жене и детях и все деньги отдал на то, чтобы его потомство получило достойное образование.
Если бы отец был жив, едва ли он одобрил бы выбор дочери. Супруг был гораздо старше Людмилы, но зато сумел очаровать ее своим высоким интеллектом. А также тем, что разительно отличался от «бизнесменов новой формации», которые наивно полагали, что деньги смогут заменить умение ухаживать за женщиной, а вместо интеллекта вполне сойдет счет в банке.
Они встретились в Центральном доме художника, на выставке драгоценных фарфоровых кукол, которую организовал лично Ангулес. Грегор был слегка разочарован тем, что на выставку в основном ломились родители с детьми, а не истинные ценители. И поэтому был приятно изумлен, увидев красивую высокую девушку, которая внимательно рассматривала каждый экспонат и даже что‑то записывала в изящный блокнотик. Подойти и познакомиться для такого опытного мужчины, как Грегор, было элементарно просто. Большим откровением для Ангулеса оказалось то, что удивительная мягкая красота Людмилы сочеталась с незаурядным умом и рассудительностью.
Ухаживал Ангулес недолго. Здесь сказалась его деловая хватка. Он поступил с браком так же, как и с покупкой редкого экземпляра мебели эпохи французского короля Луи Каторза. Месяц присматривался, затем мгновенно сделал предложение в такой форме, что отказаться было невозможно. Но Людмила заставила‑таки его изрядно помучиться, потребовав неделю на размышление.
Бедный Грегор иссох и потерял аппетит за эту неделю. Получив положительный ответ, едва не сошел с ума от радости.
Нельзя сказать, что Людмила очень любила мужа. Скорее это был союз двух умных и рассудительных людей, понявших, что вдвоем им будет жить интереснее и лучше.
Размышления Людмилы прервал звонок мобильника.
Слушаю.
На том конце линии помолчали, и вдруг из трубки полился целый поток причитаний и всхлипываний. С трудом Людмила догадалась, что голос принадлежит ее домработнице Глаше. Глаша оставалась в их московской квартире, стирая пыль с многочисленных антикварных редкостей.
Ой, хозяйка! Ой, сердешная! Ой, дорогая! — без умолку причитала домработница.
Людмила рассердилась. Ей было трудно следить за оживленным движением на дороге, держа руль одной рукой, а мобильник — другой. К тому же это могла заметить милиция, которая получила приказ штрафовать всех, кто болтает по мобильнику за рулем.
Хватит галдеть! — прикрикнула Людмила на Глашу. — Говори по делу. Что случилось?
Хлюпая носом и через слово срываясь на крик, Глаша поведала хозяйке о двойном убийстве в их загородном доме. А еще о том, что в городской квартире Ангулесов уже хозяйничает милиция, все перевернув вверх дном.
А ты откуда звонишь? — оглушенная сообщением, спросила Людмила.
Из своего дома, — ответила Глаша. — Меня, значит, отпустили. Я ведь у вас на квартире была, когда милиция с собакой ворвалась. Они‑то мне все и рассказали, что мужа вашего убили, хозяина моего — Григория, значит. А еще дамочку какую‑то, имя мне не назвали, говорят, что полюбовница ихняя, да не верю я, вы же знаете, что муж ваш никогда…
Значит так, — Людмила прервала поток Глашиной речи. Она никогда не теряла присутствия духа. — Сиди дома и жди моего звонка. Поняла?
Слушаюсь! — ответила Глаша. Она была женой старшего прапорщика ФСБ, сторожившего что‑то в центре Москвы глубоко под землей, и привыкла повиноваться приказам.
Людмила остановила машину в одном из дворов на Покровке. Здесь было тихо, лишь бродила пара собачников, да малышня возилась в углу со старым велосипедом. Женщине было о чем подумать.
С одной стороны, по закону, надо немедленно мчаться домой, предстать перед милицией и дать показания. С другой стороны, что‑то заставляло Людмилу воздержаться от поспешного шага. И на то имелось множество причин самого серьезного свойства.
Начать с того, что бизнес антиквара Грегора Ангулеса был очень не простым бизнесом. Здесь были замешаны видные люди из правительства, бизнес–структур, криминального мира. Торопливость Людмилы могла принести только вред ей самой и памяти Грегора.
Мужа не вернешь, но о себе позаботиться не мешает. Собственно, на таком разумном подходе к жизни и был построен их брак.
«Был бы жив муж. Он бы мне посоветовал сделать именно так — не торопиться», — размышляла Людмила.
Что еще смущало Людмилу, так это упоминание о некой «дамочке», чей труп, по словам Глаши, обнаружили рядом с телом Грегора. Вот уж во что мало верилось, так это в желание Грегора изменить жене. Людмила была полностью уверена в муже. Женщины это чувствуют каким‑то особым чутьем, и их не обмануть. Следовательно, дело здесь нечисто и не так просто, как кажется милиции.
Кстати! Людмилу озарило. Ведь она была у подруги, и именно в это время, вероятно, и было совершено двойное убийство. Следовательно, ее кандидатура будет первой в списке подозреваемых. И вероятно, ее могут посадить, или ей придется дать подписку о не выезде.
А если придется спешно убираться из города, спасая собственную жизнь? Людмиле почему‑то показалось, что она может запросто оказаться третьим трупом во всей этой темной истории. Надо бы найти место, где ее никто не найдет, и подумать. В машине оставаться небезопасно, потому что ее уже, вероятно, объявили в розыск. «Ягуар» — машина заметная.
Сама собой родилась мысль позвонить первому мужу — Валерию.
Да, Людмила уже побывала замужем до брака с Грегором. С Валерием она познакомилась в Карелии. Девушка приехала туда на соревнования по стрельбе из пневматического пистолета, а Валерий рисовал эскизы будущих картин. Он обожал суровую северную природу, хотя сам был человеком добрым и мягким. Это свойство характера его и погубило. Не в силах отказать многочисленным собутыльникам, Валерий постепенно спился, как Людмила ни старалась вернуть его на путь трезвости. Они расстались тихо и без обид. Иногда встречались, на что Ангулес закрывал глаза. Людмила навещала своего «первого», чтобы привести в порядок квартиру, наполнить едой холодильник и как‑то приободрить совершенно опустившегося, но еще не погубившего свой талант человека.
Валерий? Ты? Мне необходимо срочно с тобой повидаться, — торопливо бросила в трубку Людмила. — Сиди дома и жди меня. Я скоро приеду.
А я и сам собирался тебе звонить, — ответил Валерий. Голос у него был какой‑то странный, заторможенный, словно он читал по бумажке или отмеривал каждое слово. — Ты давай приезжай, мне тебе кое- что рассказать надо.
Голос Валерия не понравился Людмиле. Можно было бы списать это на последствия очередного запоя. Но в таких обстоятельствах, как сегодня… Это показалось Людмиле подозрительным. Она на ходу меняла планы.
Нет, домой я к тебе не поеду, — решительно заявила Людмила. — Давай‑ка, милый друг, встретимся на Котельнической набережной, у кинотеатра «Иллюзион», в кафе «Котелок». Ты когда там сможешь быть?
Валерий замолчал, словно размышлял. Людмила уловила на том конце провода странную возню, и ее подозрения усилились.
Через полчаса буду, — бросил в трубку Валерий и дал отбой.
Через полчаса Людмила подъехала к высотке на Котельнической набережной. Она часто оглядывалась, пытаясь определить, есть ли за ней слежка. Но, к счастью, никакой слежки не было.
Бывшего мужа она увидела, кода пыталась припарковать машину около касс «Иллюзиона». Валерий почему‑то предпочел не ждать ее в «Котелке», а сидел на скамеечке. Его жалкая согбенная фигура распрямилась, и он встал, едва завидев бывшую жену, выходящую из машины. Валерий был очень плохо одет, под глазом у него красовался огромный синяк, и он основательно прихрамывал на правую ногу.
«Совсем спился», — подумала Людмила, приближаясь к Валерию. Внезапно она остановилась. Чутье подсказало ей, что здесь что‑то неладно. Что‑то в окружающем мире было не так.
Вот незнакомый мужчина смотрит на нее, но тут же резко отворачивается, уловив ее настороженный взгляд. Вот еще один тип крутится около расписания киносеансов, которое, похоже, не особенно его интересуют. А вот еще двое парней вывалились из джипа «Паджеро» и направились прямо к ней. Вот они разделились и теперь вроде как ее окружают. Другие двое — тот, что у касс, и тот, что на нее уставился из‑за угла, — тоже стараются подобраться к ней поближе.
Людмиле хватило нескольких мгновений, чтобы запрыгнуть обратно в «Ягуар», ударить по газам и сорваться с места. Пришлось потратить пару секунд на то, чтобы развернуться. Краем глаза Людмила заметила, что ее преследователи суетливо набиваются в «Паджеро», заодно запихнув туда и беднягу Валерия. В следующее мгновение «Ягуар» уже уходил в сторону Таганки.
Решив скрыться в переулках, Людмила поняла, что выбрала неправильную тактику. Свернув направо, она увидела перед собой корявую кирпичную стену. Тупик.
Пока подавала назад и разворачивалась, «Паджеро» приблизился к ней на расстояние броска камня. Едва успевая уворачиваться от встречных машин, «Ягуар» рыскал из стороны в сторону, подыскивая подходящий переулок. Вот этот вроде бы ничего, но поперек него стоял огромный трубовоз, который медленно, мучительно медленно забирался под арку, как громадный червь.
Бросив взгляд вперед, Людмила поняла, что там ей делать нечего — проход перегородил огромный бульдозер. Стройка шла везде, куда ни кинь взгляд, а «Паджеро» уже вынырнул сзади и стремительно приближался. Людмила поняла, что смерть ее рядом, и надо что- то делать.
В тот же миг она заметила, что трубовоз настолько глубоко забрался под арку, что между его кормой и левой стороной улицы образовалось достаточно места, чтобы втиснулся автомобиль.
В отчаянном рывке Людмила бросила «Ягуар» в просвет между стеной и трубами, торчавшими из прицепа. Какие‑то миллиметры отделяли ее от трубовоза и стены. Женщина молила Бога, чтобы водитель трубовоза не вздумал подать назад. К счастью. Бог услышал ее молитвы.
Она проехала дальше по переулку, оставив проклятый трубовоз позади себя метрах в двадцати. И тут же услышала жуткий скрежет.
«Паджеро» попытался повторить тот же трюк, что и Людмила на своем «Ягуаре», но Бог не был на стороне ее преследователей. Именно в тот миг, когда джип втиснулся в щель между трубами и стеной дома, водителю трубовоза втемяшилось в голову зачем‑то подать назад.
Джип плотно прижало к облезлой кирпичной стене. Трубы с визгом пробили стекла и прошли через весь салон машины насквозь, снеся головы пассажирам — кому полностью, а кому только часть. Водитель трубовоза сообразил: что‑то неладно, и принялся подавать трубовоз вперед–назад, превращая внутренности джипа в грязное, кровавое месиво из костей и человеческой плоти. Вдобавок ко всему где‑то в машине закоротило цепь, искра подожгла горючее, и джип сначала затлел, а затем вспыхнул ярким пламенем. Даже если бы кто‑то и остался жив, то все равно не смог бы выбраться наружу, потому что дверцы были плотно зажаты между трубовозом и стеной дома.
Людмила резко остановила машину, выбралась наружу и подбежала к джипу. Невероятно, но каким‑то чудом из машины успел вывалиться ее Валерий, весь в крови, израненный и на последнем издыхании. Наполовину обгоревший, он сделал несколько шагов и свалился без сил.
Людмила в отчаянии склонилась над когда‑то дорогим ей человеком. Умирая, Валерий успел прошептать: — Документы… Им нужны бумаги Грегора…
Покидая место страшной катастрофы, унесшей разом жизни четырех ее преследователей и Валерия, Людмила пыталась понять смысл произнесенных им слов. Она снова подумала: не следует ли сдаться на милость правоохранительных органов? Но раз речь зашла о бумагах Грегора Ангулеса, значит, дело крайне важное. И она не сумеет этим делом заниматься, если окажется за решеткой на все время предварительного следствия. А то, что так и случится, женщина ни капельки не сомневалась.
Вариант с любовницей Людмила сразу категорически отбросила. Оставалось одно: понять, о каких документах идет речь.
Если документы будут найдены, значит, она сумеет доказать свою невиновность, а заодно — разрушить планы тех, кто захотел ее подставить. То, что это откровенная и грубая подстава, Людмила уже нисколько не сомневалась.
Она вспомнила разговор с мужем перед его отъездом в Лондон. Грегор очень переживал, удастся ли ему осуществить операцию с царскими реликвиями и вернуть на родину бесценные раритеты. При этом он обмолвился, что кроме царских шашек доставит в Россию некие бумаги, имеющие громадную ценность. Грегор не уточнил характер ценности этих бумаг: историческая или в денежном выражении.
Все равно: бумаги особой важности Грегор держал и банковской ячейке, не доверяя домашнему сейфу. Предусмотрительный антиквар мог и в этот раз, по дороге домой из аэропорта, оставить документы в банке. Возможно, бумаги такой невероятной важности муж хранил в черной папке с серебряным крестом. Эту папку Людмила подарила ему в тот самый день его рождения, который они впервые праздновали вместе. Грегор растрогался до слез и пообещал хранить в дивной папке только самое важное.
Дальнейший план действий родился сам собой в разгоряченном мозгу Людмилы. В поисках укромного местечка она остановила машину не в переулке, а рядом с каким‑то огромным офисным зданием, где таких машин было хоть пруд пруди. Едва ли ее «Ягуар» будут искать в таком людном месте, решила Людмила. Припарковавшись, она снова схватила телефон.
Глаша?
Ой, хозяйка! Да вы ли это, да живы ли! — снова попыталась запричитать взволнованная Глаша, но Людмила резко ее прервала.
Хватить ныть, слушай меня внимательно! — Людмила старалась придерживаться приказного тона, чтобы не дать Глаше опомниться. — Мне нужна помощь.
Так вы только скажите, что делать! — обрадовано заверещала Глаша. — Ой, извините, мне в дверь звонят… Сейчас схожу посмотрю, кто там…
Стой! Не ходи! — крикнула Людмила и испуганно оглянулась: стекла в машине были подняты, и никто из водителей стоявших рядом машин не услышал ее вопля.
Женщина сильнее прижала трубку к уху. Она с ужасом ожидала чего‑то страшного: выстрела, дикого крика, шепота удавленника— чего угодно. Вместо этого раздался Глашин говорок:
— Странные люди. Звонят, а потом уходят. Слушаю вас, хозяйка.
Людмила перевела дух:
— Сделай так. Ты помнишь банк, куда мы вместе заезжали на прошлой неделе?
Это когда мы в магазин за свежей семгой ездили да за особым порошком, чтобы редкую мебель полировать? — Все воспоминания Глаши были связаны с хозяйственными делами.
— Да.
Конечно, помню. Вы в банк ходили, а я осталась в машине одна, и на меня все смотрели, как на королеву. То‑то весело было! Дорогая у вас машина, хозяйка…
Забудь это. Сделай так: найди предлог и вернись к нам в квартиру…
Так ведь там же милиция, на квартире‑то нашей!
Придумай что‑нибудь! У тебя остались там вещи или документы?
В кухне квитанция за прачечную! И деньги мои там же: зарплата за прошлый месяц.
Отлично! Немедленно мчись туда и привези мне связку ключей. Они висят на гвоздике в коридоре, за картиной Перова «Странник».
Это какого еще Перова? — Глаша плохо разбиралась в живописи.
Ну, за той картиной, где нарисован дед с клюкой, — раздраженно пояснила Людмила.
А–а–а, ну так бы и сказали, а то — Перова, будто и знаю каждого, кто портреты рисует…
Если поняла, то немедленно беги домой! — бесцеремонно прервала Людмила говорливую Глашу. — Возьмешь ключи, и мы встретимся прямо у банка. Увидишь мою машину — сразу подходи. Но сначала посмотри, чтобы за тобой никто не следил.
Насчет этого не волнуйтесь, — пообещала Глаша и повесила трубку.
Людмила сжалась на сиденье, ожидая ответного звонка. Она нервно курила одну сигарету за другой, пока не начался кашель.
Встреча у банка произошла через полтора часа. Уже подъезжая к солидному строению, Людмила заметила толстенькую Глашу. Машина остановилась, и Глаша, пыхтя и сопя, втиснулась на заднее сиденье. Протянув хозяйке ключи, она рассказала:
— Запоздала я, потому что менты, которые у вас дома дежурят, голодные оказались. Потребовали, чтобы я, значит, в обмен на то, что вещи свои заберу, им еду какую сготовила. Ну, значит. Я разогрела им вчерашний борщ, вареники…
Ты давай ближе к делу, — поторопила Людмила не в меру разговорчивую Глашу.
Значит, я ключи забрала, положила в карман, стою, борщ разогреваю и прислушиваюсь, о чем, значит, милиция болтает. А болтает она о том, что на вас, хозяйка, думают, будто вы мужа своего и любовницу его жизни лишили посредством пистолета. Дамочку ту, которую любовницей назвали, пока не узнали.
Не опознали, — автоматически поправила Людмила, покрывшись холодным потом от того, что оправдались самые худшие ее предположения.
Не опознали, — согласилась безропотная Глаша. — Значит, дескать, вы их застали, кода они в постели сожительствовали. Но тут из милиции кто‑то позвонил и сказал, что дамочку опознали.
Не тяни, Глаша, — взмолилась Людмила, — выкладывай все как есть!
Так я и говорю, как есть, по очереди, — обиделась Глаша. — Следствие выяснило уже, что убитая — какая‑то Виолетта, легкого поведения женщина, которая ловила богатых муженьков для себя, отбивая у жен. Она давно хозяина преследовала, Грегора нашего, но тот, значит, упорно не давал ей повода надеяться на развод с женой. С вами, то есть.
И что же теперь думает милиция? — в отчаянии поинтересовалась Людмила.
Следствие, хозяйка, считает, что вы, значит, задумали убийство давно. А вчера на какой‑то вечеринке ваш сообщник, пока неизвестный, подсунул дамочке Виолетте записку — «приглашение» от вашего мужа посетить его в отсутствие жены. И время в записке точно указано: в полночь. Пришла, значит, Виолетта в дом к нам, вместе с хозяином нашим Грегором залезла в койку, простите за такое слово, где вы, значит, их обнаружили и пальнули в каждого из оружия.
Да как же милиция додумалась, что стреляла женщина? — Людмила цеплялась как за соломинку, за каждую деталь Глашиного рассказа.
Милиция, как борщ мой знатный отведала, да под старую водочку из запасов хозяина, так все мне выложила, — гордо сообщила Глаша. — То, что женщина стреляла, свидетели нашлись. Они, свидетели эти, видели даму в автомашине, которая к дому подъехала. Другой свидетель, в соседнем доме, выглянул из окна и увидел, как женщина выходила из машины. Следы еще нашли женской обуви.
Это все? — не выдержала пытки Людмила.
Не–а, — возразила Глаша. — Еще по всему дому коробки из‑под драгоценностей накиданы. Милиция считает, что вы, хозяйка, хотите убийство по ревности выдать за ограбление. Чтобы на вас не подумали, что вы мужа убили. Вот так, значит…
Разговор Людмилы и Глаши самым бесцеремонным образом был прерван телефонным звонком. Звонил мобильный. Это мог быть кто угодно, но сердце Людмилы екнуло. Она чувствовала, что ничего хорошего звонок не сулит. Нехотя, словно оттягивая страшный разговор, Людмила подняла телефон и приложила к уху.
Слушаю.
Это хорошо, что слушаешь, детка, — произнес чей‑то наглый баритон и зловеще хохотнул. — Радуйся, что пока можешь еще слушать, говорить и вообще ходить.
С кем я говорю? — дрожащим голосом спросила Людмила.
Вопросы здесь задаю я! — заорал баритон, еле сдерживаясь. — За то, что ты учудила с друганами моими, принявшими подлую смерть под какими‑то вонючими трубами, тебе надо бы руку между ног засунуть и вывернуть тебя наизнанку, сука нерезаная!
Да кто это? — Людмила тянула время, посматривая на ключи, которые сжала в руке. — И что вам нужно, гражданин? Может, вы номером ошиблись?
Не прикидывайся дурой, — посоветовал невидимый обладатель баритона. — Не для того мы за тобой гоняемся, чтобы ты нам идиотский свой допрос учиняла. Гони бумаги, а там посмотрим, что с тобой делать. Быстро бумаги гони, тварь! — Чувствовалось, что собеседнику Людмилы страх как хочется добраться до нее.
Вы все о каких‑то бумагах, а я и не понимаю… — попыталась разговорить собеседника Людмила, и это ей удалось. Баритон буквально взорвался руганью:
— Бумажки! Документы! Все то, что муж твой покойный из Лондона припер! Дошло? А сейчас — ноги в руки — и жми к банку. Я лично подъеду, там встретимся, и ты мне все передашь! А если…
Людмила не стала дослушивать угрозы баритона. И не потому, что не хотела. А потому, что надо было торопиться. Раз он сказал «подъеду», значит, его еще там нет. Значит — надо торопиться!
Глаша, я сейчас в банк забегу, а потом мне нужно где‑то на время укрыться. — Людмила повернулась к домработнице и умоляюще посмотрела на нее. — Ты не знаешь такое место?
Так, разумеется, знаю! — не моргнув глазом, заявила Глаша. — У моего знакомого можно переждать опасность. Есть у меня один дружочек, живет за городом, в десяти километрах от Москвы. Там вас никто не найдет. Если уж мой муж и все его ФСБ найти меня не могут, когда мы там с ним веселимся, то…
Людмила не стала дослушивать истории о том, как Глаша наставляла рога мужу. Она уже выскочила из машины и бежала к банку.
В банке все прошло на удивление быстро. Право на владение и пользование ключом от ячейки имели они оба — Людмила и Грегор. Потому никто не чинил ей препятствий, когда она спускалась в хранилище и открывала ячейку.
При виде знакомой папки с серебряным крестом женщина тяжело вздохнула. Словно камень с души упал. Теперь есть хоть что‑то, что может обелить ее в глазах органов правосудия. Она не стала открывать папку и рассматривать ее содержимое. На то еще будет время. Сейчас главное — покинуть банк и скрыться в деревне, где Глаша посещает любовника, пока ее муж выполняет долг перед родиной.
Обратный путь к машине оказался не так прост. Поднявшись из хранилища и крепко прижимая папку к груди, Людмила направилась к выходу. В операционном зале, где царила деловая суета и бурлили разноцветные красивые фонтанчики посреди тропической зелени, она внезапно почувствовала, как мороз пробежит по коже.
Тут и там по всему залу стояли люди и смотрели на нее. Людей было много, не меньше десятка или двух. Она уже видела эти взгляды — там, около «Иллюзиона». Преследователи, которые погибли под трубами и и огне, разглядывали ее точно так же — холодно, безразлично, жестко и настойчиво. Под взглядами этих людей у Людмилы едва не отнялись ноги. Она еще сильнее прижала к себе папку, опустила глаза и направилась на ватных ногах к выходу. Уже в дверях женщина задержалась и спиной почувствовала, как ее словно выталкивают наружу устремленные ей в спину глаза тех, кто не спускал с нее взгляда.
Да что же там, в этой страшной папке? Что за тайны такие, из‑за которых она, теперь уже вдова антиквара Ангулеса, стала объектом повышенного внимания со стороны самых страшных людей в ее жизни?
Прошла через двери, остановилась. Глаша стояла рядом с машиной и смотрела на хозяйку. Вероятно, у домработницы включилось чувство женской солидарности, которое проявляется в самый ответственный момент. Глаша посмотрела направо, затем налево и с решительным видом бросилась вверх по ступенькам, предусмотрительно оставив дверь «Ягуара» открытой. Людмила быстро спускалась по каменным ступенькам, чувствуя, как все ближе подбираются к ней незнакомцы, едва ли не дыша ей в затылок.
Глаша пулей пролетела мимо хозяйки, толкнув локтем и успев на ходу прошептать:
— Бегите к машине, а. я уж здесь останусь.
Людмила оглянулась и увидела, как Глаша мертвой хваткой вцепилась в одного из преследователей Людмилы и дико закричала:
— Ах ты негодяй! Это ты мои деньги украл, мерзавец! Держи вора! Люди, на помощь! Женщину грабят!
Глаше удалось добиться главного — она отвлекла на себя внимание всех, кто в это время находился у дверей банка. Ошеломленный тип пытался вырваться из цепких объятий Глаши. Его приятели кинулись к нему на помощь. А из дверей банка уже посыпались охранники, на бегу вытаскивая резиновые дубинки.
Этого мгновения сумятицы вполне хватило Людмиле, чтобы прошмыгнуть к машине, завести двигатель и сорваться с места, на ходу захлопнув дверцу. Папка с крестом лежала рядом, на соседнем сиденье, справа.
Проезжая мимо входа в банк, Людмила с ужасом увидела, как разъяренный тип, к которому намертво прилипла домработница, вытащил пистолет и выстрелил бедной женщине несколько раз в живот. Глаша широко разинула рот, отпустила негодяя, обхватила себя руками, согнулась пополам и медленно опустилась на ступеньки. Не удержавшись, она покатилась вниз и неподвижно распласталась у подножия каменной лестницы.
Людмила поняла, что ничем уже не сможет помочь Глаше, и поторопилась затеряться в переулках на. Пятницкой.
* * *
Она старалась ехать осторожно, чтобы не угодить в гак ненужное сейчас ДТП, но скорость не сбрасывала. Тысячи мыслей бились в ее бедной голове. Какие‑то ужасные люди ради пачки листков бумаги готовы усеять свой путь трупами совершенно невинных людей.
Теперь помимо интереса к бумагам у этих неизвестных людей и к ней имеется личный счет. Ведь как ни крути, именно по ее вине погибли четверо в «Паджеро». При мысли о том, что с ней будут делать, если она попадет в лапы к этим преступникам, ей едва не стало дурно.
Возможный вариант укрытия — дом Лиечки. Мало того что Лиечка будет рада ее видеть, так ведь и преследующие ее типы вряд ли догадаются, что она у подруги, от которой только что уехала. Мысли о подруге приободрили Людмилу. Она даже нашла в себе силы на пять минут заехать в придорожный «Макдональдс», купить ледяную кока–колу и чизбургер, чтобы хоть немного подкрепить угасающие силы. Безумная гонка по московским улицам изрядно вымотала ее.
Эраст, неверный муж Лиечки, кода‑то приобрел неплохой особнячок на Рублевке, чем ужасно гордился. Предусмотрительная Лиечка, понимая, что это может стать последним серьезным приобретением в деловой карьере беспутного мужа, уговорила его записать дом на нее. Она мотивировала это тем, что если государство и станет требовать с Эраста слишком большие налоги, то не сумеет описать особняк за долги, поскольку формально он Эрасту не принадлежит. Бизнесмен попался на этот нехитрый женский трюк, и вчера Людмила и Лиечка обсуждали варианты того, как бы выселить чертова Эраста в его московскую квартиру и навсегда запретить появляться на Рублевке. Тогда, глядишь, и Лиечка сумеет наладить нормальную личную жизнь.
Наученная горьким опытом прошедшего дня, Людмила не спешила немедленно остановиться у входа в дом подруги. Предъявив охране «гостевой» пропуск на территорию элитного поселка, она медленно проехала по всей территории. Внимательно посмотрев до сторонам и не обнаружив ничего подозрительного, молодая вдова направила «Ягуар» к дому подруги и осторожно объехала его кругом.
У входа стояли только две машины: скромный Лиечкин «Фольксваген» и роскошный «Ауди» Эраста. Супруг никогда не скупился, если речь шла о личном удобстве и собственном удовольствии.
Посторонних машин нигде не было видно, что успокоило Людмилу. Наконец‑то можно перевести дух, выпить кофейку, обсудить с верной подругой свои печальные дела и заглянуть наконец‑то в, зловещую черную папку с серебряным крестом.
Помимо ощущения опасности Людмилу еще мучило и чисто женское любопытство.
Поставив машину рядом с «фольксом», Людмила собралась выйти, но задумалась, глядя на папку. Может быть, имеет смысл оставить ее в машине? Чувство тревоги не покидало женщину, несмотря на то, что здесь ей, кажется, никакая опасность не грозит. После минутного колебания она все‑таки взяла папку. Захлопнув дверцу «Ягуара», Людмила направилась к дому.
Как и во всех домах элитного поселка, входная дверь в доме оставалась незапертой. Воров здесь не было, поскольку посторонний не имел возможности проникнуть на охраняемую территорию даже с помощью подкопа. Толкнув дверь, Людмила вошла.