Своеобразие раскрытия «лагерной» темы в повести «Один день Ивана Денисовича».

Одним из первых произведений в творческой биографии Александра Исаевича Солженицына стала повесть «Один день Ивана Денисовича», напечатанная в «Новом мире» (1962, № 11). Автор дебютировал в солидном возрасте - в 1962 году ему было 44 года - и сразу заявил о себе как зрелый, самостоятельный мастер. «Ничего подобного давно не читал. Хороший, чистый, большой талант. Ни капли фальши...» Это самое первое впечат­ление А. Твардовского, который прочитал произведение в руко­писи.

Вхождение Солженицына в литературу было воспринято как «литературное чудо», вызвавшее у многих читателей сильный эмоциональный отклик.

Примечателен один трогательный эпизод, который подтвер­ждает необычность литературного дебюта Солженицына. Один­надцатый номер «Нового мира» с повестью Солженицына по­шел к подписчикам! А в самой редакции шла раздача этого но­мера избранным счастливчикам. Был тихий субботний вечер. Как позже рассказывал об этом событии А. Твардовский, было, как в церкви: каждый тихо подходил, платил деньги и получал долгожданный номер. Вот и вы можете себя представить среди тех счастливчиков - первых читателей повести.

Повесть «Один день Ивана Денисовича» привлекла внима­ние читателей не только своей неожиданной темой, новизной материала, но и своим художественным совершенством. «Вам удалось найти исключительно сильную форму», - писал Солже­ницыну Шаламов. Сам автор относил свое произведение к жан­ру рассказа. Жанровое обозначение «повесть» появилось по предложению Твардовского, который хотел придать рассказу «больше весу». Повесть полностью соответствует основному эстетическому требованию Солженицына: выражать правду жизни во всей её полноте.

Найдём в повести эпизоды, выражающие основное эсте­тическое кредо автора.

Авторский замысел родился в 1952 году в Экибастузском Особлаге: «Просто был такой лагерный день, тяжелая работа, я таскал носилки с напарником и подумал: как нужно бы описать весь лагерный мир - одним днем... достаточно в одном дне со­брать как по осколочкам, достаточно описать только один день одного среднего, ничем не примечательного человека с утра до вечера. И будет всё».

- В чём смысл названия рассказа? Как оно сказалось на его сюжете?

Твардовский оценил такой угол зрения, он увидел, что отра­зилось в зеркале одного дня: «Описан один день, но о тюрьме сказано всё». Первоначальное название рассказа - «Щ - 854». В редакции «Нового мира» родилось окончательное название, по-другому определился и жанр произведения - повесть.

Образ Шухова. По отдельным деталям восстанавливается его прошлое. Что дорого писателю в этом герое? Какие уроки ла­герной жизни извлекает Шухов?

«Лагерь глазами мужика», - сказал Лев Копелев, передавая Твардовскому рукопись Солженицына. Да, глазами Шухова, по­тому что глазами Буйновского или Цезаря мы бы увидели лагерь другим. Лагерь - это особый мир со своим «пейзажем», со своими реалиями: зона, фонари зоны, вышки, бараки, колючая проволока, начальник режима, зэки, черный бушлат с номером, пайка, миска с баландой, надзиратели, собаки...

Солженицын воссоздает подробности лагерного быта: мы видим, что и как едят зэки, что курят, где достают курево, как спят, во что одеваются, где работают, как говорят между собой и как с начальством, что думают о воле, чего сильнее всего бо­ятся и на что надеются.

Автор пишет так, что мы узнаем жизнь зэка не со стороны, а изнутри, от «него». Солженицын создал на страницах своих произведений образ огромной впечатляющей силы - «Архипе­лаг ГУЛАГ».

Твардовский считал «удачным выбор героя». По признанию автора, «образ Ивана Денисовича сложился из солдата Шухова, воевавшего с ним в советско-германскую войну (и никогда не сидевшего), общего опыта пленников и личного опыта автора в Особом лагере каменщиком. Остальные лица - все из лагерной жизни, с их подлинными биографиями». Рассказывая о лагере

и о лагерниках, Солженицын пишет не о том, как там страдали, а о том, как удавалось выжить, сохранив себя как людей. Шу­хову навсегда запомнились слова первого его бригадира, ста­рого лагерного волка Куземина: «В лагере вот кто погибает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется, да кто к куму ходит стучать».

Автор и его герои. Кого автор выделяет из лагерного лю­да? О ком пишет с симпатией? Кого называет «дерьмом»?

«В «Одном дне...» есть лица, о которых автор рассказывает с большой симпатией: это бригадир Тюрин, Шухов, латыш Кильдигс, Сенька Клевшин. Писатель выделяет еще одного ге­роя, не названного по имени. Всего полстраницы занимает рас­сказ о «высоком молчаливом старике». Сидел он по тюрьмам и лагерям несчетное число лет, и ни одна амнистия его не косну­лась. Но себя не потерял. «Лицо его вымотано было, но не до слабости фитиля - инвалида, а до камня тесаного, темного. И по рукам, большим, в трещинах и черноте, видать было, что не много выпало ему за все годы отсиживаться придурком».

«Придурки» - лагерные «аристократы» - лакеи: дневальные по бараку, десятник Дэр, «наблюдатель» Шкуропатенко - «пер­вые сволочи, сидевшие в зоне, людей этих работяги считали ниже дерьма».

Судьбы героев повести убеждают, что историю тоталита­ризма Солженицын вел не с 1937 года, а с первых послеоктябрь­ских лет. Об этом говорят лагерные сроки зэков. Безымянный «высокий молчаливый старик» сидит с первых советских лет. Первый бригадир Шухова - Куземин был арестован в «год ве­ликого перелома», а последний - Тюрин - в 1933, в «год победы колхозного строя». Наградой за мужество в немецком плену стал десятилетний срок для Сеньки Клевшина... С думой о них, с воспоминаний о них Солженицын начал работу над главной своей книгой «Архипелаг ГУЛАГ».

ПОСВЯЩАЮ

всем, кому не хватило жизни

об этом рассказать.

И да простят они мне,

что я не все увидел,

не все вспомнил,

не обо всем догадался.