Исследования рутинных оснований повседневных действий
Перевод с английского А. М. Корбута
Источник: Garfinkel H. Studies in ethnomethodology. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall. P. 35–75.
Проблема
Для Канта моральный порядок «внутри» был внушающей трепет загадкой; для социологов моральный порядок «вовне» является технической загадкой. С точки зрения социологической теории моральный порядок заключается в повседневных действиях, подчиняющихся правилам. Члены общества сталкиваются с моральным порядком и знают его в качестве воспринимаемо нормального хода действий — знакомых сцен повседневных дел, мира обыденной жизни, известного сообща с другими и вместе с другими принимаемого на веру.
Члены общества относятся к этому миру как к «естественным фактам жизни», которые для них целиком и полностью являются моральными фактами жизни. Для членов общества знакомые сцены не просто таковы, но таковы потому, что это морально правильно или неправильно. Знакомые сцены повседневных действий, воспринимаемые членами общества в качестве «естественных фактов жизни», представляют собой массовые факты их повседневного существования, выступающие одновременно реальным миром и продуктом действий в реальном мире. Эти факты являются «крепежом», неким «вот так», к которому человек возвращается по пробуждении, и служат начальной и конечной точками любой модификации мира повседневной жизни, достигаемой в игре, сновидении, экстазе, театре, научном теоретизировании или религиозной церемонии.
В любой дисциплине, гуманитарной или естественнонаучной, знакомый обыденный мир повседневной жизни является предметом непреходящего интереса. В социальных науках и, в особенности, в социологии он составляет главный предмет внимания. Он определяет область социологической проблематики, входит в саму структуру социологической установки и оказывает непонятное и упорное сопротивление попыткам социологов дать ему адекватное объяснение.
Несмотря на центральное положение данной темы, в многочисленной литературе содержится очень мало данных и лишь небольшое число методов, позволяющих выявлять сущностные черты социально узнаваемых «знакомых сцен» и связывать их с параметрами социальной организации. Хотя для социологов социально структурированные сцены повседневной жизни выступают отправной точкой, они редко рассматривают[1],в качестве самостоятельной задачи социологического исследования, общий вопросо том, как возможен любой такой обыденный мир. Вместо этого возможность повседневного мира либо обосновывается при помощи теоретической репрезентации, либо просто допускается. Хотя определение обыденного мира повседневной жизни является достойным проектом социологических исследований, оно до сих пор игнорировалось в качестве темы и методологического основания социологических поисков. В данной статье я намерен показать основополагающую релевантность, для социологических изысканий, интереса к обыденным действиям как самостоятельной исследовательской теме и, сообщив о ряде исследований, побудить к ее «переоткрытию».
Как сделать рядовые сцены видимыми
Объясняя стабильные черты повседневных действия, социологи обычно выбирают знакомые обстановки, такие, как домохозяйства или рабочие места, и ищут переменные, обеспечивающие их стабильные черты. Столь же обычно они не принимают во внимание один ряд соображений: социально стандартизированные и стандартизирующие, «видимые, но не замечаемые», ожидаемые, фоновые черты повседневных сцен. Член общества использует фоновые ожидания в качестве схемы интерпретации. Благодаря их использованию актуальные проявления становятся для него узнаваемыми и осмысленными в качестве «проявлений-знакомых-событий». Можно показать, что он реагирует на этот фон, и при этом вряд ли сможет сообщить нам, в чем именно состоят его ожидания. Если мы спросим его об этом, ему будет почти или совсем нечего сказать.
Чтобы эти фоновые ожидания стали заметны, нужно либо быть чужаком в повседневных сценах «заурядной жизни», либо отстраниться от них. Как указывал Альфред Шюц, для того чтобы сделать их проблематичными необходим «особый мотив». В случае социологов таким«особым мотивом» служит программная задача рассмотрения практических обстоятельств членов общества, многие фоновые черты которых носят, с точки зрения члена общества, морально обязательный характер, в качестве предмета теоретического интереса. Видимый, но не замечаемый фон повседневных действий делается зримыми описывается в перспективе того, как люди живут своей жизнью, воспитывают своих детей, чувствуют, думают, вступают в отношения, и делают все это с целью помочь социологу решить его теоретические проблемы.
Альфред Шюц, практически единственный из социологов-теоретиков, в ряде своих поздних классических работ[2] по конститутивной феноменологии мира повседневной жизни описал многие из этих видимых, но не замечаемых фоновых ожиданий. Он назвал их «установкой повседневной жизни». Он указал на их сценические атрибуты в качестве «известного сообща и само собой разумеющегося мира». Фундаментальные исследования Шюца позволяют пойти дальше в решении задач прояснения их природы и способа функционирования, соотнесения их с процессами согласованных действий и определения их места в эмпирически представимом обществе.
В исследованиях, о которых сообщается в настоящей статье, предпринимается попытка выявить некоторые ожидания, придающие рядовым сценам знакомый, заурядный характер, и соотнести их со стабильными социальными структурами повседневных действий. С точки зрения процедуры, я предпочитаю начинать со знакомых сцен и спрашивать, что можно сделать, чтобы создать затруднение. Шаги, которые необходимо предпринять для умножения бессмысленных черт воспринимаемых сред, для производства и поддержания замешательства, оцепенения и смущения, для вызывания социально структурированных аффектов тревоги, стыда, вины и возмущения и для производства дезорганизованного взаимодействия, должны сказать нам кое-что о том, как привычно и рутинно производятся и поддерживаются структуры повседневных действий[3].
Предупреждение: несмотря на процедурный уклон моих исследований, они не являются в строгом смысле экспериментальными. Это демонстрации, призванные, говоря словами Герберта Шпигельберга, «расшевелить вялое воображение». Мне кажется, что они наводят на размышления, позволяющие увидеть странность неизменно знакомого мира.