Литературно — музыкальная композиция, посвященная блокаде Ленинграда (по мемуарам ребенка блокадного Ленинграда – Милы Аниной)
Звучит мажорная легкая мелодия. Место действия – детская площадка. Дети играют в чехарду, скачут на скакалках, подбрасывают мяч.
Маша (выкапывая что-то из песка): Ребята, смотрите, что я нашла!
Все: Что это? Ого! Где ты это взяла?
Маша: Да вот здесь. Честно. Мы ямку для сюрпризов копали, а тут тетрадь старая.
Ира: Написано Мемуары.
Даша: Должно быть, кто-то когда-то ее сюда спрятал и забыл достать. А давайте откроем?
Все: Давайте, конечно. Дайте мне почитать.
Все разбирают пожелтевшие листы, вчитываются.
Маша: Ребята, это воспоминания детей, переживших блокаду Ленинграда.
Даша П: Ого! Да здесь же целый сборник стихов. Слушайте!
Война обрушилась нежданно,
Все переполнила собой,
И все смешалось в этом мире,
И смерть носилась над землей.
Даша Л.: Ну-ка, дай почитать.
С войной слепою и жестокой
Я бок о бок к Голгофе шла…
Четыре очень долгих года
Свой крест недетский я несла...
Ира:
Нет, и детей война не пощадила,
И все невзгоды выдала сполна…
Я стала малолетнею старухой –
Все видела, все знала, все могла…
Маша:
Ведь войны жалости не знают,
Война не ведает добро…
Шел по земле жестокий молох –
Не разбирая никого…
Видео «Дети войны».
Дети, переодетые в костюмы «детей блокады» выходят на сцену
Вероника: Дети блокадного Ленинграда, Ленинградские дети. Они были мужественные и стойкие. Вместе со взрослыми они боролись, трудились, мучились. Наровне со взрослыми школьниками дежурили на чердаках и крышах домов, гасили зажигательные бомбы. Их называли часовые ленинградских крыш.
Даша П.: Когда началась война, мне было неполных 7 лет… 7 лет мне исполнилось 28 июля 1941 года. И в первый же месяц войны я была изувечена… еще до дня рождения…
Меня, измученную болью,
В крови, в бинтах, в полубреду…
Нес на руках солдат усталый,
Через кровавую войну…
И я, обняв его за шею,
Прильнула головой к плечу…
Он нес меня, забыв усталость,
Через внезапную войну.
Кем был солдат тот безымянный? (пауза)
Что ты наделала, война!
Нас дома ждали наши мамы,
Его – солдата и меня…
И я живу, живу и помню,
Такое забывать нельзя…
Меня моя дождалась мама,
Его – не встретит никогда…
А мне бы ей сказать спасибо
И поклониться до земли,
Что сын ее, меня, чужую,
Спасал от смерти и войны…
Ира: Мы жили на улице Стачек. Нас было четверо – мама, папа, брат и я. В соседней комнате жили Зойка с мамой и бабушкой. Перед домом, впритык друг к другу, тянулись сараи с дровами, курами и голубятнями на крышах. Мы любили играть в своем уютном дворе, где под ногами путались куры, где жил задиристый петух, который не жаловал «чужаков».
Начинает листать фотоальбом
Фотокарточки довоенные…
Папа, мама, братишка и я…
Вот я плачу, а тут с мороженым…
Вот мы с Зойкой держим кота.
Я в матроске, с косою до пояса,
На качелях у коки в саду.
Здесь мы все на веранде обедаем
В довоенном ушедшем раю…
Вот я с мамой, вот мама с папой,
Вот я с братом, вот вместе все…
Вот у дома я в белом платьице,
С бантом белым на голове.
Босоногая, в светлых трусиках,
Я со смехом бегу под дождем…
Довоенные фотокарточки,
Довоенный семейный альбом.
Вот в снегу я, катаюсь в горки…
Вот на даче… цветы… река…
Это - бабушки, это - дедушки…
Только все зачеркнула война…
Здесь вот мама братишку кормит…
Вот надутая я - в углу…
Тут я вся шоколадом измазана…
Вот с братишкой в обнимку сижу.
Это мама поет под гитару,
Здесь вот с братиком на руках…
Я в блокадной холодной комнате
Над альбомом сижу в слезах…
Как недавно все это было…
Только все разорила война.
Довоенные фотокарточки -
Слабый отсвет былого тепла…
Катарина и Вероника:
- Снова дралась во дворе?..
- Aга! Мама, но я не плакала!.. Вырасту - выучусь на моряка. Я уже в ванне плавала!..
- Боже, не девочка, а беда! сил моих больше нету...
- Мама, а вырасту я когда?..
- Вырастешь! Ешь котлету...
- Мама, купим живого коня?..
– Коня?! Да что ж это делается?..
- Мама, а в лётчики примут меня?..
- Примут. Куда они денутся?! Ты же из каждого, сатана, душу сумеешь вытрясти!..
- Мама, а правда, что будет война и я не успею вырасти?..
Катя Сергеева (Белые панамки)
Даша Л.: С наступлением холодов дома стало очень холодно, очень голодно, очень страшно и очень одиноко. Я все чаще оставалась одна и днем, и ночью. Тогда впервые мне отчетливо захотелось умереть. Я плакала долго. Зашла соседка. Она ничего не спросила, а только сказала что-то вроде: «Ничего, Бог терпел и нам велел». Она всегда во всех случаях вспоминала Бога и часто молилась и мне говорила, чтобы я тоже молилась своими словами.
Встает девочка и со свечой в руках выходит на середину сцены
Молилась мама, стоя на коленях,
Молилась без иконы и креста…
Молила Николая Чудотворца…
Просила Мать распятого Христа…
Просила чуда – сохранить от смерти
Меня – ее голодное дитя…
Тянула в угол худенькие руки
И горестно смотрела в никуда.
И я стояла рядом на коленях…
Не зная слов, крестила молча лоб…
А по спине елозили мурашки,
И бил от холода и голода озноб…
Но я ждала, что состоится чудо –
Христос появится из темного угла,
И сразу кончится и голод, и блокада,
И прекратится страшная война…
Сводила боль костлявые коленки,
Но мне хотелось увидать Христа…
Которому в слезах молилась мама,
Не верившая в Бога никогда…
Маша: В первый год блокадной зимы работало 39 школ. Опасным и тяжелым был путь в школу. На улицах рвались снаряды. В помещениях стоял такой мороз, что даже чернила замерзали. Ученики сидели в пальто, шапках, руковицах. Пальцы коченели, мел выскальзывал из рук. Ученики шатались от голода. Дети умирали не только дома, но и на улицах, по дороге в школу, но и прямо в классе.
Девчушка руки протянула
И головой –
На край стола.
Сначала думали – уснула,
А оказалось:
Умерла.
Ее из школы на носилках
Домой
Ребята понесли.
В ресницах у подруг
Слезинки
То исчезали, то росли.
Никто
Не обронил ни слова.
Лишь хрипло,
Сквозь метельный стон,
Учитель выдавил, что снова
Занятья –
После похорон.
Даша П: Дети были голодные, кричали, просили хлеба. Они выглядили, как маленькие старички. Хлеба им старались много не давать. Потому что, если они переедят, то умрут. Некоторое время спустя дети стали поправляться. Хлеб заворачивали в тряпочки и прятали под подушкой. Нам выдали талончики. На них дадут немного жидкой – жидкой каши, а мы еще подходим и разбавляем кипятком, чтобы ее было побольше, вроде впечатление, что больше поел. Как же хочется хлеба, хлеба, хлеба...
Сестра
Как холодно! И мама не идет.
Быть может, хлебушка она нам принесет?
Ну хоть бы крошечку где отыскать,
Голодной страшно мне идти в кровать.
Брат ремонтирует табуретку.
Брат
А разве я есть не хочу?
Хочу!
Но все равно молчу.
Ведь там, где папа наш сейчас,
Потяжелее, чем у нас.
Не разрываются снаряды здесь,
И дом у нас с тобою есть.
А главное – фашисты далеко.
Да и кому в стране легко.
Сестра
А помнишь блинчики с вареньем,
Чай с маминым печеньем,
Которое по праздникам пекла она.
Сейчас я съела б все одна!
Брат
Опять ты о еде заговорила,
Уж лучше б душу не травила!
Чем чаще вспоминаешь ты о ней,
Тем голод чувствуешь сильней.
И мне воспоминанья эти не нужны.
Сестра
А вот и мамины шаги слышны.
Брат
Не вздумай хныкать перед ней.
Дай отдохнуть сначала ей.
(Мама приходит, раздает детям хлеб. Начинает плакать)
(Исполнение песни «Мама, не плачь»)
Ульяна: Оборванного мишку утешала
Вероника: Сейчас кажется непонятным, как могли ослабевшие детские руки поднимать, закреплять в станки тяжелые заготовки. Детей привязывали к станкам, чтобы при падении (от голода или усталости) они не попали под станок и не покалечились. Подросткам 13-14 лет подставляли под ноги скамеечку или ящик, чтобы те смогли дотянуться до станка.
Я помню мама, всё, что было,
Как начиналась та зима,
Не только стоны, сердце стыло,
И смерть вошла во все дома.
Но ты, от голода слабея,
Не допустила смерть мою,
Ты всех смертей была сильнее,
Когда спасала дочь свою.
Просила тихо и устало,
Чтоб я кусочек тот взяла,
Что ты сама не доедала
И сберегала для меня.
Потом соседка приходила
Овсяной кашей покормить...
Тогда нас только двое было
Из четверых, хотевших жить.
Мы по привычке маму звали,
Хоть понимали — не придёшь.
Чужие люди нас ласкали,
Но в сердце ты моём живёшь.
По трапу в трюмы нас спускали
И провожали в тыл страны,
Нас волны лодочки качали,
Несли подальше от войны.
Вероника: Чуть прикасаясь губами к засохшему хлебу,
Запах знакомый вдыхая до чёрных кругов,
Девочка в парке стояла -
с глазами - в полнеба! -
Тихо дрожа от мороза, без слёз и без слов.
Из темноты незаметно щенок появился,
Вытянул морду и, глядя ей прямо в глаза,
Нет, не скулил - он как будто бы Богу молился,
Воздух глотая, и взглядом по хлебу скользя...
Глянула вниз, по-старушечьи губы поджала,
В зябкой ладони зажав драгоценный кусок,
Бросилась в сторону и, как могла, побежала...
Спал Ленинград.
А чужой, ненавистный щенок
Лёг на живот и пополз по январскому снегу,
Жалко скуля, и надеясь беглянку догнать.
Та поскользнулась на льду и упала с разбегу,
Несколько раз попыталась подняться и встать,
Но, обессилев, вздохнула, свернулась клубочком,
Вспомнила бабушку, деда, сестрёнку и мать,
Крепко вцепившись в тот самый, заветный, кусочек,
Нет, не заплакала - Пушкина стала читать.
В воздухе таяла, таяла музыка строчек.
Злая луна почему-то мерцала свечой...
К жизни вернул её маленький тёплый комочек,
Громко сопел он и тыкался носом в плечо.
Из-под ресниц покатились солёные льдинки,
Тонкие руки на ощупь упрямца нашли,
Хлеб разломили и дали ему половинку,
К сердцу прижали и этим от смерти спасли...
Чуда не вышло. Нева подо льдом клокотала!
Но никого не шокировал странный дуэт:
Мёртвая девочка тихо спала у вокзала
С мёртвым щенком на руках. Занимался рассвет...
P.S.
Поплачь...
Поплачь!
Омой слезами душу,
Будь то печать беды или добра!
Побудь собой и никого не слушай.
Чужая боль - не пепел от костра!
Прими её.
Глотай скупые слёзы.
Сумей понять,
увидеть,
ощутить...
Я знаю, те смертельные морозы
В тебя сейчас вселяют жажду жить!
Поплачь над вечной болью Ленинграда.
Прости мои жестокие стихи.
Они - во мне.
Я и сама не рада,
Что каждой ночью слышу их шаги...
Я из блокады и войны,
Я знаю то, что знать не надо…
Я в ней жила, я помню все –
Какой была моя блокада.
Неправда, что не помнят дети
Все тяготы блокадных лет…
Мы – Книга Памяти и Боли,
И детских маленьких побед…
Говорят, что человек жив, пока о нем помнят. Помните.