Прописные истины
22.01.2015
Тамара ЦЕРЕТЕЛИ
23 января человечество отмечает День ручного письма.
Пишите, Шура, пишите
«Письмо существует для того, чтобы читали, а не для того, чтобы в чтении его были беспомощны», — говорил «царь каллиграфии» Султан-Али Машхади. Откуда ему было знать, что спустя пять столетий беспомощность будет повальной — большинство из нас не может расшифровать не только чужие, но и собственные записи. Каюсь, меня даже в одной газете наградили псевдонимом «Каракулева»...
«Красота человека — в красоте его письма», — гласит арабская поговорка. Сегодня красота эта в основном сводится к выбранному на экране шрифту. Студенты конспектируют, стуча по клавишам, — так удобнее и быстрее. Главное — понятнее. Не отстают и школьники. Правда, России в этом вопросе грех жаловаться — прописи у нас не отменяли, хотя и спорят постоянно: так ли нужны они современным первоклассникам, которым приходится тратить «уйму времени» на освоение письма. В Америке, к слову, почти во всех штатах отказались от этой «архаики». Их примеру последовали в нескольких федеральных землях Германии. Стройные ряды «продвинутых» вскоре пополнят и финские школьники — им также предстоит быстро освоить печатные буквы и сразу перейти на компьютер.
В то же время ручное письмо, напоминают ученые, более сложный навык, чем печатание. «При письме, особенно в детском возрасте, когда ребенок только овладевает им, в работу вовлечены практически все отделы мозга, — объясняет нейропсихолог Марина Воронова. — Это и подкорковые структуры, участвующие в энергетическом обеспечении письма, в частности, ответственные за тонус мышц руки, и практически все отделы коры. Затылочные отделы обеспечивают возможность переработки зрительной информации, височные — слуховой, вместе они способствуют перекодированию звуков услышанной детьми речи в образы букв. Теменные отделы отвечают за получение сигналов от руки ребенка — есть ли напряжение в кисти, удобно ли держать ручку. Необходимо учитывать и пространственную ориентацию букв при письме — в переработке информации данного типа задействованы теменно-затылочные отделы коры больших полушарий. Передние отделы мозга — это управляющие структуры — участвуют в построении программ, их регуляции и контроле за исполнением, а также отвечают за возможность своевременного переключения с буквы на букву, со слова на слово».
Мастер-класс для императора
Китайцы и японцы, исследовав влияние занятий каллиграфией на мозг, ввели предмет в школьную программу. «Они поняли — сначала надо научить ребенка писать, а потом сажать за компьютер, — говорит Петр Чобитько, основатель Центра искусства каллирафии «От Аза до Ижицы». — Иначе не развивается эмоциональная сфера, нет представления о пространстве, сознание уплощается, переходит от трехмерного восприятия мира к двухмерному — как у воробья».
Китайцы свои изыскания о влиянии каллиграфии на человеческий мозг засекретили, но после этого стали активнее заниматься «тончайшим из искусств». В Японии «застывшей поэзией» овладевают еще в детском саду. И совершенствуются всю жизнь. «Мне показывали художественный класс при галерее, куда приходят упражняться в каллиграфии императорская семья, премьер-министр, — вспоминает Чобитько. — Когда я спросил, зачем им это надо, сотрудники галереи посмотрели на меня, как на дурака: «Это же активизирует творческое мышление, снимает стресс!»
«В закрытых элитных школах Запада, где учатся будущие политики и бизнесмены, обязательно преподают каллиграфию, — продолжает Чобитько. — Правда, это не афишируется». У нас же после присоединения к Болонской системе каллиграфию изъяли даже из программы художественных вузов... Зато в Петергофе полтора десятка лет работала экспериментальная школа для детей с умственными отклонениями. Каждый урок там начинался с 15-минутной каллиграфической разминки — писали только тонким пером. К шестому-седьмому классу у школьников вырабатывался почерк не хуже, чем у Пушкина. Но главное, выпускники умудрялись поступать в лучшие вузы двух столиц — СПбГУ, МФТИ, МГТУ имени Баумана. Несмотря ни на что школу закрыли — уж слишком выбивалась из рамок.
Лечебная графкультура
В том, что каллиграфией можно заниматься как своеобразной психокоррекцией, на Востоке не сомневаются. Например, доктор Генри Као, почетный профессор психологии университета Гонконга, 35 лет изучал влияние «рукописной красоты чувств» на здоровье человека. В итоге создал всемирную организацию графотерапии.
«Некоторые соматические заболевания поддаются лечению через арт-терапию, в том числе через каллиграфию, — говорит психотерапевт Людмила Куланина. — Например, были пациенты с сахарным диабетом, достигшие нормального уровня сахара в крови. А то, что каллиграфия положительно влияет на психику и формирование характера, — это однозначно. Вырабатываются целеустремленность, работоспособность, сосредоточенность. В Китае считают: достигается гармония тела и духа, человек учится управлять своими эмоциями. Если тебе плохо — пишешь, если чрезмерно хорошо — тоже пишешь».
Терапевтическая сторона каллиграфии известна давно. «Ты шлифуешь линию, а линия шлифует тебя — говорили древние», — рассказывает Петр Чобитько. Китайцы считали, что сначала в человеке надо создать «фундамент» с помощью каллиграфии, а потом уже учить остальным наукам, ремеслам и искусствам. Без «фундамента» знания бессмысленны. Японцы же до сих пор уверены: «застывшая поэзия» формирует кондзё — «корень характера». Не случайно каллиграфией должен был владеть каждый самурай, ее даже называли пятым видом боевого искусства — ведь она укрепляла дух.
Средство от дураков
О влиянии каллиграфии на сознание догадывались не только на Востоке. Еще в VIII веке византиец Феодор Студит ввел Студийский устав: согласно нему каждый монах после трудовых послушаний должен был заниматься искусством переписывания. И не ради приумножения священных текстов, а для души — в прямом смысле. То же правило существовало и в Киево-Печерской лавре. Ну а наши методисты XIX века называли каллиграфию «лекарством для души и тела», «гимнастикой для ума» и даже «лучшим средством от дураков».
Правда, к тому времени от русского письма мало что осталось — в результате реформы алфавита Петра I кириллицу, как известно, приблизили к латинице, введя гражданский шрифт. Традиционное письмо сохраняли лишь староверы. Считается, до Петра было четыре вида письма: устав, полуустав, скоропись и вязь. «Я думаю, их было больше, — говорит Петр Чобитько. — Взять тот же устав: в XI веке он был один, в XII — совершенно другой. В Европе каждые 50 лет шрифтам давали новые названия, у нас же история письма — трагическая тема, ею мало кто занимался. А сколько видов вязи было? Если у греков встречалось 40 комбинаций связывания, то на Руси — 600. Вообще, к XVII веку наша каллиграфия опередила европейскую на несколько столетий».
Дайте нам перья!
В ХХ веке «трагическая тема» повторилась. После революции каллиграфию заклеймили как буржуазный пережиток. На смену ей пришло чистописание — небольшая часть прежней дисциплины. Но и оно было упразднено — наступила эра шариковых ручек. «Мой преподаватель в институте сказал тогда: «Через 30–40 лет поймешь, что это национальная катастрофа», — вспоминает Чобитько. — Так оно и оказалось. Переход на шариковую ручку повлиял на целое поколение. Была разрушена письменная культура, которая частично еще существовала. На Западе перед переходом на шариковую ручку в лабораториях разрабатывали специальные прописи, чтобы не потерять традиции. А у нас ввели бездумно — захотелось догнать американцев».
У детей начал портиться почерк. Педагоги стали замечать возросшую утомляемость, невнимательность, неуравновешенность и агрессию. Не ускользнуло это и от внимания Министерства просвещения. Провел исследование и Минздрав, выявив отрицательное влияние нововведений на здоровье подрастающего поколения. Хотели было вернуться к чистописанию — вот только оно требовало продолжительных упражнений, в условиях новых школьных программ это было невозможно.
«Раньше пером писали, не напрягаясь, и были ритм, пластика, — объясняет Чобитько. — А от шариковой ручки у ребенка уже через 15 минут начинает болеть голова, сжимается все тело. Недавно я проводил мастер-класс в математической школе. Так дети после него потребовали у учительницы: «Дайте нам перья!»
Конечно, к старому возврата нет, считают каллиграфы. Но можно сделать так, чтобы люди хоть иногда выводили буквы по-человечески.
Почерк — зеркало души
На Востоке считают: что у человека на душе, то и отражается в его каллиграфических опусах. Линия, проведенная тушью, здесь почти кардиограмма. Графологи с этим безоговорочно согласны. Только применительно не к изящным шрифтам, а к нашим с вами каракулям.
Кстати, в России графология считается псевдонаукой, а в Германии или Венгрии — вполне серьезной дисциплиной. Но даже псевдонаучный гриф не мешает соотечественникам ею интересоваться, самозабвенно погружаясь в статьи типа «Погадай по почерку».
Уважающие себя графологи подобные сочинения считают шарлатанством. «Научный подход строится на комплексном анализе всех признаков сразу, — говорит графолог Лариса Дрыгваль. — Невозможно выхватить из почерка размер букв и не обратить внимание на темп, движение или его организацию на листе». Все же есть некоторые тенденции, которые можно популярно объяснить. Например, активность и пассивность. «Это смотрится по темпу и динамике письма. Если почерк интенсивный, беглый, быстрый, заполняющий пространство вокруг, то человек активный, динамичный, эмоционально вовлеченный в происходящее. У того, кто привык жить размеренно, и письмо спокойное. Он будет прописывать каждую деталь буквы, соблюдать поля, выравнивать строчки, возможно, делить текст на абзацы».
По тому же принципу определяют интровертов и экстравертов. Последние пишут крупно, широко. «Собственно, так они и живут, — продолжает Дрыгваль. — Не боятся мира, показывают себя, идут вперед, захватывают пространство. И почерк динамичный, ведь экстраверсия — это расходование сил. У интровертов он мельче, уже, такой человек как будто экономит усилия, не захватывает пространство, а сохраняет то, что у него есть».
Смотрят по почерку и типологию личности. Например, у истероидов он крупный, с массой привлекающих внимание деталей — вензелей, украшений. «Это демонстративные личности, в письме, как и в жизни, они разными способами обращают на себя взоры окружающих».
Женское и мужское письмо также различаются. У женщин преобладают эмоции, поэтому и почерк обычно выразительный, глубоко прописанный, красивый — его обладательнице ведь важно понравиться. Пишет слабый пол обычно с правым наклоном, что свидетельствует о направленности в социум, в отношения. Мужской почерк более небрежный, не работающий на форму. Он проще, схематичнее.
Тем не менее графологи, если не видят автора письма, всегда просят уточнить, какого он пола. «Почерк отражает психологические параметры, а не биологию, — объясняет Дрыгваль. — Мы не можем точно определить, кто пишет. Только сказать, мужское начало преобладает в человеке или женское».
После консультации графолог предложит с помощью почерка скорректировать характер. Но не темперамент — последний не лечится. Даже каллиграфией.
© 2017 газета "Культура"