Введение
К источникам личного происхождения относятся воспоминания, автобиографии, дневники, частная переписка. Их сбору и публикации историки Карелии, изучающие новейшее время, традиционно уделяли большое внимание[1].
В 1932 - 1963 гг. вышли в свет сборники воспоминаний участников революции и Гражданской войны в Карелии[2]. В 1976 г. был опубликован сборник воспоминаний участников социалистического строительства в Карелии[3]. Опубликованные источники личного происхождения вводились в научный оборот, использовались в обучении школьников и студентов. К сожалению, часть воспоминаний по советской истории в те годы не увидела свет, так как их содержание не соответствовало идеологическим клише. Поскольку некоторые воспоминания могли стать опасными для самого вспоминающего, мемуаристы, готовя тексты к публикации, не забывали о самоцензуре: концентрировали внимание вокруг заданного круга тем и выводов, «боролись» с субъективностью восприятия. Тем самым из текстов выхолащивалось самое ценное – личностное видение событий.
В фондах Научного архива КарНЦ РАН и НАРК хранятся несколько тысяч воспоминаний фронтовиков, партизан и тружеников тыла, собранных и записанных учеными и студентами[4]. К настоящему времени проделана большая работа по публикации мемуарных свидетельств о Великой Отечественной войне[5]. Кадровые военные, государственные работники стремились запечатлеть в них ход военных операций, увековечить память героев, подвиг воинов и тружеников тыла. В последние десятилетия опубликовано немало текстов, отражающих взгляд на войну из солдатского окопа, из эвакуации, из оккупированного села, осажденного города.
В последние десятилетия интерес к источникам личного происхождения повысился в связи с особым вниманием ученых к повседневной жизни простых людей, их мировосприятию. Важным стало не только событие прошлого, но и его образ, сложившийся у современников и участников события. Использование делопроизводственных документов в условиях изменения предмета исторической науки недостаточно, ведь делопроизводственные документы (в архивах они составляют большинство) отражают прежде всего взгляды правящей и предпринимательской элиты, чиновников. Многие рабочие, крестьяне, женщины, дети, старики представлены в этих источниках именно как объект воздействия, их картина мира, видение событий отражены фрагментарно.
В 1990-2000-е гг. в Карелии были изданы десятки источников личного происхождения. Эти публикации имели большое научное и общественное значение. Их необходимо активно использовать в профессиональном обучении молодых историков. Однако следует отметить, что многие источники опубликованы на страницах газет, журналов и стали сегодня библиографической редкостью. Из-за ограниченных материальных возможностей книги выходили минимальными тиражами, часто за счет средств самих авторов. Приобрести их смогли только крупные библиотеки и в лучшем случае несколько сотен читателей. Преподавательский опыт показал, многие молодые люди не знакомы с этими публикациями. Поэтому возникла необходимость подготовки данного учебного пособия. В него включены источники личного происхождения, созданные и в большинстве случаев уже опубликованные в Карелии в 1990-2000-е годы. В примечаниях приведены краткие сведения об авторах воспоминаний. В легендах указаны данные о первых публикациях, а также оговорены случаи, когда тексты переданы составителю из домашнего архива. К большому сожалению, из-за ограниченного объема пособия, в него включены лишь фрагменты текстов. При этом учитывалось, что данные фрагменты достаточны для того, чтобы организовать аудиторную учебную деятельность, и что они интересны, а значит способны побудить студентов к самостоятельному чтению текстов в полном объеме.
Данное учебное пособие не преследует коммерческой выгоды, подготовлено для учебных целей и поэтому использование в нем ранее опубликованных текстов не противоречит Гражданскому Кодексу РФ. Вместе с тем составитель благодарит издателей, редакторов, журналистов, оказавших содействие в подготовке этого пособия, особая признательность В. Буравовой, Р. Коломайнену, Л. Лопаткиной, А. Макарову, А.Машину, Н. Мешковой, Е.Пиетеляйнен, М.Скрипкину, Ю. Шлейкину.
Пособие предназначено для студентов исторического факультета ПетрГУ, изучающих курс источниковедения: фрагменты источников будут использованы на семинарских занятиях по теме «Источники личного происхождения», станут предметом анализа в эссе и других обучающих работах студентов.
Методические указания для студентов
В работе с источниками личного происхождения большое внимание уделяется автору текста. Историк стремится установить уровень осведомленности автора о событиях, выяснить место автора в описываемых событиях, круг возможных знаний о них. Необходимо разобраться в мировоззрении автора, уяснить его политические и общественные взгляды, поскольку от них зависит ракурс описания. Полезно обратить внимание на индивидуальные свойства автора: состояние его памяти, особенности характера, профессию. На содержании текста обязательно сказываются пол, возраст автора. Следует помнить, что для многих людей характерно стремление преувеличить свою роль в описываемых событиях.
Большое значение имеет время написания и происхождения воспоминаний. Особого внимания требуют тексты, созданные через большой промежуток времени, в них возможны искажения вследствие недостатков памяти: спутаны даты, смещены события, действия одного лица приписаны другому и т.д. Следует помнить, что автор обычно знает, как закончилось событие, какое место оно заняло, как в дальнейшем действовали его участники. Это накладывает отпечаток и на отбор материала, и на оценки. В тексте могут быть представлены оценки не времени описываемых событий, а времени написания мемуаров. Необходимо учитывать возможные изменения во взглядах автора в промежутке, который пролег между событиями и их описанием.
Рассказывая о прошлом, мемуарист отбирает то, что сохраняет для него свое значение в настоящем. Нередко рассказ о прошлом перетекает в размышления о проблемах современной жизни, о роли личности (родителей, членов семьи, руководителя коллектива и т.д.) в истории
Мемуары и автобиографии пишутся, как правило, в позднем возрасте. Взяться за перо автора могут побудить различные причины: стремление оправдаться, показать своей жизнью образец или урок для потомков, запечатлеть интересных людей, встретившихся на жизненном пути, важные события, разоблачить сплетни, слухи, легенды, разобраться в себе и осмыслить закономерности судьбы, уйти в милое, далекое прошлое от безрадостной старости и др. Начало работы часто связано с личностным кризисом. Проговаривая свое отношение к прошлому, человек облегчает душу, примиряется с миром и с самим собой.
Из памяти о разрозненных сторонах и этапах развития своей жизни, между которыми могут зиять в памяти глубочайшие пропасти, автор создает цельный рассказ. Он старается систематизировать память, расставляет различные акценты, привязывает личные события к каким-либо общеизвестным вехам. В ходе работы содержание памяти перерабатывается. Происходит как припоминание, так и исследование себя и своей памяти[6].
Важное значение имеет не только содержание, но и форма написания мемуаров и автобиографий. Мемуарист XVIII – начала XIX в. рассказывал прежде всего о жизни, выставлять свое «Я» на публику считалось неприличным. В XIX – начале XX в. мемуаристы стали больше внимания уделять собственной личности. «Я» становится в центр интересов автора. Он рассказывает о своем умственном развитии и духовном становлении. Во второй половине XX в. задачей мемуариста становится не только изложить свои мысли и чувства, но и придать тексту литературную форму. История жизни оформляется как единое целое, более логичное и целенаправленное, чем реально прожитая жизнь, При этом автор может использовать разные повествовательные схемы и жанры – эссе, народную легенду, проповедь, исповедь, судебную речь, роман и др. Талантливо написанные мемуары, всегда охотно читаются людьми, весьма далекими от профессиональной науки.
Особую разновидность источников личного происхождения составляют дневники. Часто к ведению дневника обращаются в переломные моменты жизни, когда возрастает потребность в самоанализе или утешении. Дневники отличаются в зависимости от того, какую степень душевной открытости считает возможной автор, насколько он зависим от того, что принято и что не принято описывать. Пишущий дневник выступает то в роли цензора, то в роли адвоката по отношению к самому себе.
Дневниковые записи, как правило, разнородны, хаотичны, не пронизаны какой-либо общей идеей. В дневниках много сокращений слов, условных обозначений, зашифрованных отсылок, намеков, аналогий, разобраться в которых спустя годы бывает непросто самому автору, не говоря уж о постороннем читателе, который значительную часть «пунктирно» изложенной информации просто упускает.
Как правило, события и их описание в дневнике (обычно датированное) разделяет очень небольшой промежуток времени, поэтому в дневниках почти нет ошибок памяти. Но главное отличие дневников от воспоминаний состоит в другом: автор дневника не знает, чем закончится событие, какое место оно займет в истории, поэтому он приводит оценки, характеристики того конкретного времени, в котором живет. Синхронен событию и язык текста. Дневники позволяют изучать психологию людей разных эпох.
В сравнении с дневниками круг авторов писем в XX веке значительно шире. Письма являются важным источником по политической истории, т.к. в них часто содержится обмен мнениями по злободневным проблемам, их авторы откровенно делятся своими тревогами и выражают разочарования. Вместе с тем ни один другой источник не отражает столь жизненно семейные и социальные отношения между людьми прошлого, их быт и повседневность.
Подобно дневникам переписка отличается отрывочностью, фрагментарностью, передачей намеков и полунамеков, сокращенных или зашифрованных имен, названий городов, учреждений, значительная часть которых понятна только автору и его адресату. Важной особенностью источника является то, что в письме очень сильно сказывается настроение автора в тот момент, когда он взял в руки перо. Поэтому хорошие научные результаты обычно дает изучение совокупности писем. К сожалению, часто письма попадают в руки исследователя в разрозненном виде.
В работе с источниками личного происхождения можно выделить два подхода. Во-первых, ценность источников личного происхождения определяется возможностью установления, уточнения конкретных фактов, событий, не отраженных или недостаточно отраженных в других источниках. Второй подход определяют как культурно-исторический. Историк акцентирует внимание на восприятии, представлениях, суждениях и мнениях о событиях, явлениях, людях прошлого, а также способах объяснения и осмысления прошлого. При этом субъективность рассказчика не рассматривается как отрицательная сторона, историк именно субъективность и пристрастность автора делает первоочередным объектом исследования, стремясь выделить их причины и побудительные мотивы. Авторские оценки событий подчас важнее сообщений о них. Источники личного происхождения характеризуются как остатки культуры той эпохи, из которой они вышли.
Даже если предположить, что автор текста дает самые достоверные сведения, их все равно будет недостаточно для воспроизведения прошлого. Реальность всегда шире индивидуального опыта. Историку следует быть настороже, чтобы не попасть в плен категорий мышления авторов источников. Как и все источники, тексты личного происхождения требуют критического анализа, их следует использовать в совокупности, в сравнении с другими источниками.
При подготовке эссе, основанного на изучении источника личного происхождения, постарайтесь избежать пересказа предложенных для изучения фрагментов текста. Важно сформулировать проблемный вопрос, на который Вы собираетесь найти ответ, размышляя над источником, продумать свою позицию по рассматриваемой проблеме и сформулировать главные мысли в виде 2-3 тезисов. Особое внимание следует уделить подбору убедительных аргументов, подкрепляющих Вашу точку зрения. Аргументы следует приводить в системе, т. е. продумать, с каких доказательств начать, а какими кончить. В эссе не требуется всестороннего научного анализа предложенной темы, важнее найти свой угол зрения, продемонстрировать личностный характер восприятия и освещения рассматриваемого вопроса. В отличие от научной статьи в эссе приветствуется образность, эмоциональность речи, своеобразие авторской интонации. Рекомендуемый объем эссе 6-8 тыс. знаков.
А. М. Пашкова [7] Автобиография
Родилась я в Пудожском уезде, Нигижемской волости, Подбережного общества, деревни «Ярчевой. В семье у меня были отец и мать и две тети - старые девы. Нас двое детей было. Ну, тогда учили грамоте редко, особенно нас, девушек. Говорят: «Только письмо парням писать». Ну, я стала проситься в школу учиться грамоте. Брата не приняли, а мне 10 лет было - взяли. Учеба мне далась хорошо (я и сейчас могу рассказать все стихотворения, а хоть и закон Божий). Был у нас учитель, учителя любили, хоть он и поколачивал ребят, как не умеют уроков, а меня-то не колотил. В классе было с трех приходов 4 девочки, а мальчиков - 28 человек. Потом поп просил, чтобы я дальше училась, и хотел устроить в гимназию, но у нас семья была маленька, и приучали дома грабить и косить. И желательно мне было учиться, да надо же родителей слушать. Как я в школу ходила, так все рукоделье носила. Я больша была -10 лет. С мальчиками не играли. А как кончила ученье, так стала ходить гулять на вечеринки, на свадьбы. Но так и работать приходилось: рубили лес, валили - в дыму, как каторжники ходили, комаров по ночам кормили. Да как уж на ноги поднялась, так от родителей работушкой не была обижена. А одевали меня хорошо: жемчужна поднизь была (сеткой в одном месте звали). Шторные сарафаны да парчовые душегрейки. Мне еще не исполнилось 16 лет, как замуж сватали. Если бы тот посватал, который был мой ухажер, так, может, и вышла, а туг из чужой волости приезжал. И други женихи сватали. До 20 годов уж я дожила девушкой.
Семья у нас была согласная, и было у нас всего вдоволь. Работали много и жили хорошо. Мы родителей уважали, нас они любили. Коров у нас было пять, три лошади и было 2 надела земли. Хлеба всегда хватало, льну много было, 40 пудов льну продадим - вот-вот и деньги на расход. Но и муки было со льном. Нивья жгли. Как снег сошел - пойдешь дров заготовлять, потом валить, да так и год весь. Осенью мнешь его да мочишь, да белишь. Не умели иначе наживать, та и думали, что только и свету, что на запечье. А как бы мне учиться, так ведь было тако дарованье: учитель дает уроки, дак уж на лету сделано.
Как стало мне 20 лет, так наша деревня вся сгорела в апреле, 26 числа У меня много нарядов сгорело. Одни ботинки были форсисты, дак один вынесла, а другой сгорел. Ну, а кой-чего вынесли хлебно, а скот спасся. В тот день на пастбище был скот выгнан первый день. А у нас ведь как скот выпускали, дак свечки жгли. Одна баба ушла угнать корову, а свечку оставила зажженную перед иконой, а свечка упала, постель загорелась, и потом пошло писать. Это что раньше было: какой-то денщик встречает генерала и ему рапортует:
- Ваше превосходительство, все благополучно, все благополучно, только Каштан околел.
- Говори, голова, отчего же Каштан околел?
- Все благополучно, ваше превосходительство, а так падали-то наелся да и сдох.
- Да какой же падали, говори?
- Да как конюшни погорели, да жеребцов-то сдуло, он и наелся. Все благополучно, все благополучно, ваше превосходительство!
- Да какие же конюшни?
- Теща умерла поставили свечку, простынь загорелась и... ваше превосходительство, все благополучно, все благополучно!
- Отчего же теща умерла?
- Как ваша-то жена убежала с офицером, она упала и умерла. Все и пошло, и ничего не осталось, одни головешки остались.
После пожара пришли родственники. Я тетку встречала, причитывала:
Как идет гостья дальняя,
идет гостья долгожданная,
моя тетушка, добротушка,
старше буйная головушка.
А у нас теперь у бедныих -ново чудо счудовалоси,,,
большо горе приключилоси,
потеряли мы селеньице,
да все хорошие строеньице,
все крестьянско заведеньице..
А я бедная горюшица •
потеряла цветно платьице.
Одна глупая-то женщина,
неразумно молода жона,
зажигала воскову свечу
перед чудным перед образом,
она Богу неугодная.
Как от той от восковой свечи
поднималися дымоцики,
разносило огонецики.
Все огнем-то просветилоси,
а головней да покатилоси.
После мы опоселились в другой деревни - четыре семьи в одной избе. Комнат нету, а изба одна. Летом хоть на сарае да в сенях, а зима пришла, дак тут всем вповалку в одной избе спать. Я подумала, подумала, стали сватать, и пошла замуж. Понаслышке слышала, что он богатее меня, а дому не видела. А старше он был меня на 8 годов. Семья была 12 человек. Свекровь, деверь, невестка, 5 человек детей и 2 воспитанника, а изба и черная печь. Как затопят, так дым облаком по избы. Ну, тут я и хватанула горя! Всё плакала. Но а дома нельзя было жаловаться, как не спускали. И скучала я, похудела тут и забеременила к тому же. А они-то ещё возносились, что взята без подарков, да ничего. Но а потом шубу на лисьем меху деверь купил, дак и коренила потом невестка этой шубой. Я уж не рада и шубы была. Дом у них был худой. Они из бобылей с стеклянного завода пришли, а потом ничего, разжились. Скота тогда уже было много, да деверь за рыбны лова пустился.
Четыре года я в этой курилке пожила, потом дом стали строить и выстроили дом двухэтажный большой, обшили; 12 топок в доме было. Все окрашено. А дома отец уже помер, и мать с братом остались, и тут я скучала. Тетушки умерли, стары уже были. Ксения-тетка много былин знала, много песен старинных и сказок. Былины и сказки от ней много научилась. Она за ставом поет и за прялицей поет, стихи тоже пела. А в новой семье никого не любила. Деверь ко мне относился по-человецески. Все были неграмотны, а так-то жили дружно: 25 годов прожили в одной семье. Мужики на рыбной ловле, а я земельным делом заведовала: косила, пахала и все делала, а мне помогали. Потом пошли у меня дети частые (14 человек было выношено), а работы-то тяжелы, всяко приходилось. На целый день уйдешь - одних оставишь. Только троих я и выростила: 2 доцьки да один сын. Доцьки здоровые росли, а с сыном много горя приняла: двух с половиной лет сына разбило паралицем, простудился. Тяжело и вспоминать. До 12-ти годов не ходил. Ездила я с ним по больницам. В 1910 г. была, да предложили платить 50 руб., так и увезла. А потом в 1922 г. он сам захотел лечиться и уехал, там он и учился, и поступил в Промышленно-экономический техникум, а потом заболел (а уж ходил тогда), вывезли домой, а он у нас и помер.
Лиза сюда в город замуж ушла. Мы со старицьком остались двое. В 1930 г. нас раскулачили. Все в колхоз передали, нас не приняли. Старик помер, меня восстановили в правах. Я переехала в Петрозаводск. А сюда приехала, доць умерла, осталась я со внуцькой, ей тогда 6 лет было. Отец Раюшкин (внучки) был арестован (имел торговлю мясом), дали пять лет, потом освободился досрочно. А теперь и не является к Раюшки, а в городе и не разрешили ему жить. А я теперь вот сижу да рассказываю, а раньше одной минуты не сидела. Одна вот огород раскопала лопатой. Сейчас две козы да огород есть, Раюшки денег когда пришлет отец, этто у соседок нянчу другой раз - ничем не брезгую.
По подголосицам не ходила, а причитаний много знала, как с этим горем пожила (сын-то больной был), так много причитала на работы, а свадебные - тые в девушках узнала. Век-то прожить - не поле перейти. Всяки были плачи: по покойникам, по солдатам. Песни знаю, а пела мало, голос неважный. Как был бы склад да голос, так напела бы на всю волость, а то не было.
Былины знала, а не пела. Другой раз на работы так про себя варандала. А научилась идно от тётушек, друго от Ильи Зубова. Был старик в Ярчевой. Горлан такой был. Еще коробейник был Данила - тоже пел: день ходит, а вечером мужики соберутся, и поет. Узнала все почти в девушках, а потом еще Абросим Куплянский пел, слышала. Рассказывала в небольшой компании: сидишь-сидишь, да задремлешь за прялицей, и начнешь рассказывать сказки, а больше былины. Из былин больше Чурила Пленкович нравилась.
Север. 2011. №1. С. 227-228.
М.И. Кундозеров [8] Моя семья
Я родился на севере Карелии в деревне Зашеек бывшего Кестеньгского района, в карельской семье, мама работала дояркой в колхозе, отец был конюхом, потом сторожем в магазине. Помню, отец постоянно кашлял, он был болен со времен первой мировой войны. Он был младшим сыном в большой семье Ивана Абрамовича Кундозерова, у которого было пятеро сыновей и две дочери. Старшего звали Иван, затем Прокопий, Василий, еще один Иван (Ивакки), его потом так звали маленьким, чтобы отличить от старшего брата, а самый младший был Илья, то есть мой отец. Как я стал себя помнить, дедушки и бабушки у меня не было, они уже умерли. Все братья старшие построили себе дома и жили семьями отдельно. Дом дедушки достался младшему сыну, как было принято в те времена. Наш дом был самый старый. От дома собственно осталась передняя изба, где мы жили, с русской печкой, полатями, печуркой (камельком), за печкой был чулан. Вдоль стен были лавки и у дверей кровать, лежанка. В переднем углу небольшая икона или две. Это был угол мужчин, с другой стороны был женский угол, где на стене был шкафчик с посудой, рядом русская печь. Задняя изба уже была разобрана, на ее месте давно уже вырос малинник. Сени и хлеб были пристроены уже позже. Метров за тридцать стоял сенной сарай из бревен, а дальше просторный амбар, где в летнее время можно было спать и детям, и взрослым. Зимой там хранили вяленую рыбу, ягоды, рыболовные сети. Наш дом стоял примерно двести метров от берега, а баня стояла за домом метров за пятьдесят. Видимо размах хозяйственных построек и такие расстояния остались от большой семьи деда Ивана Абрамовича. По мере взросления сыновей, они расселялись по деревне. Старший сын Иван вышел на хутор за порог, собственно за деревню Зашеек (Коскен Ниска). Он построил себе дом, разработал поля. Иван Иванович был знатным оленеводом, кроме того он содержал лошадь, коров и овец. Другие братья: Прокопий, Василий и Ивакки поселились в построенные ими же домами, и разработанными ими полями, недалеко, метров за триста от отцовского дома. У них тоже были хозяйственные постройки, коровы, овцы, козы, а у некоторых и куры. Солдатскую службу в царской армии проходили Прокопий и Василий до начала первой мировой войны. А мой отец, Илья Иванович, был призван в царскую армию в 1914 году и принимал участие в военных действиях с немцами. Он считал себя счастливым человеком, так как дважды чудом остался жив: однажды, будучи молодым, он сплавлял бревна по порожистой реке и, когда уже плот из бревен приблизился к порогу, бревна плота внезапно вздыбились и сплавщики упали в воду, а бревна стремительно полетели в порог вместе с людьми. Отец тоже упал в воду и оказался под большим камнем, где ему удалось спастись от ударов бревен. Место, где он оказался, было похоже на водяную нору, бревна падали за камень, вода кругом бурлила, а отец даже смог дышать. Шесть сплавщиков погибли, кроме отца. Жители близлежащих деревень потом говорили, что спасся один карел и его зовут Илья. Второй случай произошел во время первой мировой войны зимой, когда он принимал участие в лобовой атаке, немец проткнул его штыком, но он был одет в зимний тулуп и штык прошел ему в подмышку, не задев жизненно важных органов. Моя мать, Анастасия Евдокимовна (Григорьева ее девичья фамилия), родилась в деревне Окуневая губа (Ахвенламби). Это одна из группы деревень Елетьозерского сельсовета. Семья наша состояла из пяти детей: Мария, Ульяна, Михаил (это я), Емельян и младшая сестра Марта. Мой отец, Илья Иванович, во время Великой Отечественной войны был на оборонных работах, где сильно простудился и умер от воспаления легких в Чупинской больнице Лоухского района в 1943 году. Похоронили его на территории больницы. Мама умерла в эвакуации в Архангельской области от голода, младшие дети Емельян и Марта после войны были направлены в Кестеньгский детский дом. Потом их воспитанием занималась моя старшая сестра, Лехто Мария Ильинична, у которой было своих десять детей.
Дядя Ивакки
Дядя Ивакки был с детства глухонемым, но он был отличным сапожником и очень душевным деловым человеком, какие встречаются очень редко. У него дома был отгорожен уголок, здесь было его рабочее место. Оно было обставлено десятками деревянных колодок, обувью, дратвой, шпильками и сапожным инвентарем. Он был главным обувщиком деревни. Мужчины деревни почти все занимались выделкой яловой кожи, гонкой смолы. Из яловой кожи Ивакки изготавливал отличные кенги, бахилы. Чинил ботинки и сапоги, которые уже появлялись в магазинах. Несмотря на то, что был глухим, он чувствовал, когда открывается дверь в избе, он поворачивался к входящему, и внимательно смотрел в глаза и следил за лицом и ртом говорящего гостя. Понимал слова по движениям губ человека. Собеседник, зная, что он не слышит, просто подчеркивал выражением сказанное и кое-что уточнял на пальцах. Так они прекрасно объяснялись. Как и все жители деревни, он вел крестьянское хозяйство, имел лодку, рыбачил для себя, строил, прекрасно плотничал, заготавливал сено, содержал корову и овец. Ходил в лес на охоту на боровую дичь. Многие годы перед Второй мировой войной носил почту за 40 километров - в летнее время по лесным тропинкам, зимой на санях из Сенозера в родной Зашеек. Когда дядя Ивакки сапожничал, я часто сидел и с интересом наблюдал всю технологию создания обуви. Как я помню, у него было четверо детей: Марина, Ион, Иван и младший Илья. У дяди Ивана старшего дяди тоже было четверо детей –Трифон, Григорий, Евтадий и Андрей. У дяди Прокопия: Мария, Ирина, Мефондий, Енну, Евдокия. У дяди Василия: Матрена, Василий, Уно и Федя.
Зашеек
Деревня Зашеек (Ниска) была расположена на северном берегу озера Пяозеро. Она была небольшая, до войны, как я помню, было тридцать домов. Фамилии большинства жителей были Кундозеровы, Архиповы и Лукины. От деревни озеро было на южной стороне. В полдень солнце стояло над озером, которое было большое как море. В бурю становилось грозной силой, но зато, в тихую погоду нельзя было налюбоваться красотой водной глади, чистотой воды. Можно было отъехать далеко от берега и смотреть в глубину воды, как там медленно двигались большие окуни. Бывало, когда не время клева, как ни подставляешь окуню крючок с червячком, он не обращает никакого внимания на него. Дно озера - чистейший песок. На берегу озера напротив деревни – галька, мелкий камень каменными плиточками, веками отшлифованные и промытые. Деревня начинается от порога, то есть начала реки Кундиеки, до другого верхнего конца деревни, до горки каменистой гряды, которая упиралась в местечко Кеноннаэменчокка, дальше километра три берег с пляжным песком, шириной от 5 до 10 метров. В конце этого прекрасного пляжа опять выступ песчаной горы высотой 5-6 метров, крутой обрыв. Здесь было царство стрижей, их гнездовья. Сюда мы с мальчиками деревни прибегали летом, преодолевали пляж берегом, и здесь, с большим удовольствием, прыгали с обрыва на мягкий песок, через гнезда стрижей, которые углубляли свои гнезда, чтобы птенцов рукой человека нельзя было достать. Но ребята и так гнезда не разоряли. Это был сказочный мир. Дальше вдоль берега был бесконечный песчаный пляж. Вода в порог кормилицы скатывается из озера широко, плавно, словно незаметно захватывает лодку и уже на середине его сопротивление бесполезно, надо было прижаться к берегу. А берега перекатистые, с водоворотами. Там можно остановиться, прижаться за камнями и с шестом вдоль берега подниматься вверх, и опять вниз. Один на веслах против течения, другой с удочками на корму. Это были рыболовы за хариусами, которого ловили с лодок и с берега. Порог был длиной 2,5 -3 километра, на всем его протяжении хорошо ловился хариус. Хотя по порогу ежегодно до войны проходил молевой сплав леса, он не приносил никакого ущерба для рыбы. В озере водилась вся северная рыба: кумжа, палия, сиг, ряпушка, щука, окунь, плотва, налим, снять и ерш. Кумжу и палию ловили переметами, дорожками. Кумжа нерестилась на всех речках с чистой водой, особенно в Таванче, где она забивалась в изготовленные из дерева ловушки (мережи) сотнями, оставалось только вычерпывать большими сачками. Потом, в пятидесятые годы, в связи со строительством гидроэлектростанций, были затоплены Ниска-порог, часть деревни, наши дома и наш прекрасный пляж, вода над деревней Зашеек была поднята на 9 метров.
Паанаярви
Я живу в городе Беломорске, но с неослабевающим вниманием слежу как жители карельского севера борются за судьбу Паанаярви и полностью одобряю это движение. Понравилась мне статья жителя Костомукши, моего земляка и однофамильца, возможно родственника, В.Кундозерова в газете «Комсомолец» от 4 марта 1989 года. Я, конечно, старше его, вырос в деревне Зашеек, и был в деревне Паанаярви вот по какому случаю. В связи с советско-финской войной с 26 ноября 1939 года и по 12 марта 1940 года, население нашей деревни Зашеек было эвакуировано в деревню Сенозеро «Кундозеро», а вернувшись весной в свою деревню, у нашего колхозного скота не хватало сена. И ранней весной 1940 года мы, однофамильцы Кундозеровы, во главе с известным председателем колхоза Евстафеем Ивановичем, семиклассники Миша и Федя, на пяти лошадях съездили за сеном на оставленные финнами хутора (тогда согласно советско-финскому договору граница была отодвинута с финской стороны, и деревня Паанаярви перешла на советскую сторону). Когда мы переехали за бывшую государственную границу, перед нами открылось озеро Паанаярви. Оно было широкое как река. На левой стороне стоял бывший финский хутор, домов уже не было, только был хлев и конюшня. На правой стороне – большой сарай с сеном. Здесь мы погрузились и обратно поехали. Помню, местность была высокая с могучим ельником, до земли висячими ветвями. Паанаярви же, конечно, наша северная жемчужина. Потеря его это потеря нашей памяти и не будет чиста наша совесть, если озеро будет загажено. Подумайте, сколько уже потеряно. Ведь затоплено уже в пятидесятых годах Ловское водохранилище, затем Пяозерско-Топозерское, красавец – падун Кума, Ниска-порог харьюсовый. Это почти весь северо-запад Карелии. Если хорошенько подсчитать одним махом затопленные лесные территории, то это потеря леса не менее десяти миллионов кубов, потеря навечно прироста леса, которого не будет никогда, потеря рыбных запасов и непредсказуемость роста. Потеря животного мира региона. Ведь к концу 20-х годов, живой свидетель того времени 80-летний Архипов Мирон Мефодиевич, мне перечислил количество домашних северных оленей по деревням, которые остались под водой: у 40 хозяйств – от 50 до 250 голов на хозяйство. Это 5 тысяч голов оленей, не считая диких оленей. Но в связи с раскулачиванием и потерями в Великой Отечественной войне, хозяйственное ведение оленеводства было потеряно. Животные были либо истреблены, либо одичали. Я хорошо помню, как идет стадо оленей из 30 повозок и везут сено из Луото Кундозера в Зашейку, это картины из живой жизни, хотя небогатой, но прекрасной. Архипов Мирон вспоминал, что на озере Пяозеро было нерестилища пальей из каменистых отмелей трех кузоостровов недалеко от его родной Никольской губы, было зрелище ни пером не написать, ни в сказке не сказать. А сейчас и палья, и озерная кумжа практически потеряли промысловое значение на этом озере. Видимо рыба ныне заблудилась в поисках нерестилищ на десятки, а может и на сотни лет. О малых ГЭС и ветряках можно поразмыслить и плохо, когда наши сограждане пренебрегают малым. Например, если бы в свое время были бы ветряки или небольшие ГЭС близ ныне несуществующих сельских поселений, возможно в них сохранилась бы жизнь. Да и сейчас к небольшому населенному пункту тянут высоковольтные линии через болота, одни потери электроэнергии и людских сил. Когда же у нас иссякнет бессмысленная гигантомания, и займутся малыми и может быть более эффективными фермерскими хозяйствами? Ведь эти большие крупные фермы настолько отдалены от полей и малых деревень, что удобрения стали недоступными, как и пастбища для животных. Зачем же нам затоплять населенные пункты, продуктивные поля и сенокосы, когда можно сохранить. Заполняя водохранилище Кривопорожской ГЭС, собираемся затопить поселки Юма и Шомба. Для Белопорожской ГЭС деревню и поселок Панозеро, а там и деревню Юшкозеро. Если разумно хозяйничать, то на реке Кемь малые ГЭС дадут те же киловатты без излишних затоплений, ведь любое затопление – это прекращение надземной жизни…