Прошло около получаса езды, в течение которого они почему-то переговаривались лишь шепотом, да и то скупо. Такая прозрачная тишина стояла кругом, что было немного страшно. Тропа повышалась, и вскоре их со всех сторон окружали скалы.
— Тут осторожнее! — окликнул их вдруг лорд Грэй. — Осадите назад и спешьтесь.
Юноша и девушка послушались и осторожно приблизились к своему вожатому. От самых его ботфорт, невидимый в трех шагах, шел обрыв. По нему змеилась узенькая неровная тропка — лошади уже ни спуститься, ни подняться. А дальше, впереди и внизу — глубокое извивающееся ущелье, каньон, щетинящийся изъязвленными непогодой скальными пиками, ребрами, зубцами.
Оно тянулось с запада на восток насколько в обе стороны видел глаз, и дальний его край был скрыт подернутым осенней желтизною, но все еще кудрявым лиственным лесом.
— Вот, — сказал лорд Грэй. — Сейчас меж нами и недружелюбным северным соседом, кроме пограничного форта, нет ни души. Возбуждает?
— Некоторым образом — да, — согласилась Лея, чувствуя, как что-то леденящее, как предчувствие, ползет ей в душу.
— А это, — лорд Грэй махнул рукой под ноги, — единственная проходимая тропа, ведущая от них к нам. Я много лет искал другие — безуспешно.
Ну и дорожка! Из чьего кошмарного сна извлек ее Создатель? Даже Романо ощутимо содрогнулся. Она казалась проложенной искусственно, но даже строители пирамид вряд ли были бы способны на подобный титанический труд. Ущелье, извиваясь, пересекал гигантский гребень, похожий на спинной плавник окаменевшего морского чудища, и вот вдоль этого-то гребня, где-то в двух третях от подножия, тянулась ниточка тропы фута в два шириной: слева — пропасть, справа — стена, может, не столько отвесная, сколько неприступная из-за колючего кустарника и громадных глыб, заваливших ее чуть не до самого верха. Некоторые из них выглядели весьма неустойчиво.
— Потрясающее место, — прошептала Лея. — Почему здесь не стоит укрепление?
— Ты же видишь, здесь нет ни пятачка ровного места. — Он глянул из-под руки вперед. — Укрепление стоит на той стороне.
— А разве граница лежит не по ущелью? Казалось, было бы естественно…
— Раньше она тут и пролегала. Но однажды, лет сто пятьдесят тому назад совершен был на этом самом месте беспримерный подвиг. Две армии стояли на этой тропе, где сражаться могут только двое первых, один с одной, а второй — с другой стороны. Чтобы шагнуть вперед, надо убить. Так что каждый ее ярд оплачен жизнью. В общем, мы захватили и тропу, и укрепление с той стороны, и тем самым увеличили свою территорию на несколько десятков миль…
— …изгаженной, бесплодной, никому не нужной земли, — фыркнул за их спинами позабытый Романе. — Ну разве что как мемориал славы!
— В чем-то вы определенно правы, — согласился лорд Грэй с Леей, стоически игнорируя очередной выпад не в меру распетушившегося юнца. — С этой стороны тропу запереть проще. Здесь ее может держать даже небольшой отряд. Чертов бюджет, хоть из своего кармана плати, ей-богу! Здесь и в те неспокойные времена стоял только тайный пост, в обязанности которого входило в случае беды слать гонца в гарнизон. И полечь, держа тропу, пока подоспеет подмога. Ну а теперь все посты вынесены туда. — Он указал подбородком вперед. — Что они там жгут? — внезапно перебил он самого себя.
Из-за рощи за горизонтом в хрустальное небо поднимались клубы черного дыма.
— Как-то он мне не нравится, — пробормотал лорд Грэй. — Не хотелось бы тащить вас туда, но как же узнать?
Насупившись, он поглядел вниз, на тропу.
— Что это? — спросила Лея, указывая рукой. Лорд Грэй мельком глянул на нее, потом вновь устремил взгляд на странно сдвинутые и испятнанные чем-то темным желтовато-серые камни. Проследил одному ему понятные отметины, круто развернулся к пропасти спиной и почти бегом бросился в ближайшие кусты.
— Черт! Романе!
Его интонация исключала пререкания. Юноша поспешил следом и помог вытащить из кустов труп молодого человека в перепачканной и изорванной, но несомненно форменной одежде. Романо вытер внезапный пот со лба и осел на пятки.
— Истек кровью, пока полз, — констатировал лорд. — Хватило сил еще спрятаться в кусте, а потом он потерял сознание.
Взгляд его обратился к черному дыму в прозрачном небе. Потом вновь вернулся к телу у ног. Потом он медленно, словно впервые оглядел их лица: растерянные мальчик и девочка, никогда прежде не видевшие мертвеца. Девочка, кажется, понимала лучше.
— Может, эти объяснят нам, в чем дело? — спросил Романо, пальцем указывая на тропу.
Там, внизу, милях в полутора от места, где они стояли, то пропадая из глаз в складках местности, то вновь возникая и взблескивая на заходящем солнце металлической чешуей, как змея извивалась колонна, движущаяся по тропе цепочкой по одному. С того края на этот. И было тихо-тихо.
Глаза лорда Грэя сузились.
— Эти не объяснят, — хрипло сказал он. — Эти к переговорам не расположены.
— О-ля-ля! — присвистнул Романо. — И похоже, что меж ними и нами теперь уже и вовсе ни одной живой души?
— Если им удалось миновать укрепление, то — да, — подтвердил лорд, глаз не сводя с черного дыма над тропой.
— В добрый же час нас сюда принесло! Зачем же мы время теряем? Они, как я погляжу, минут через десять здесь будут. По коням, господа, и деру до гарнизона!
Лорд Грэй молчал, как камень. Кто это придумал?
Тоже скажут — камень! Живое у него лицо, и больно ему, как на разрыв.
— Я не могу, — вымолвил он наконец, — вскочить на коня и сделать вид, будто меня тут не было. Есть вещи, которые лорд обязан делать. Посмотри, сколько их! Здесь еще можно запереть, а если они хлынут в долину.,.
Он замолчал, и Лея с трезвой беспощадностью додумала все недосказанное. Этот смерч враждебного железа, прикрывающего враждебную плоть, беспрепятственно обрушится на беззащитную, поглощенную страдными хлопотами долину. И даже если гарнизон, поднявшись, таки сомнет и раздавит их, война неминуемо покатится по крестьянскому полю, оставляя за собою потраву и пепелища.
И голод. Чужие воины сотворят с твоей родиной то, что сами бы они назвали чудовищным злодеянием, от чего сами призывали бы небеса разверзнуться, а землю — содрогнуться, кабы это случилось с их собственными деревнями и семьями. Кузнеца, что только вчера перековал вперед других твоего коня, спросонья схватившегося за молот, с гоготом поднимут на копья. Пригожую крестьянку, что по жаре поднесла тебе молока, завалят целой толпой на пороге и бросят с перерезанным горлом. Порубят собак, что лениво тявкали тебе вслед из-под тенистого куста. На пути своем будут сжигать хижины вместе с теми, кто истово молит беду пройти мимо, прежде подперев чурбаком дверь — чтоб не выскочил никто. Словом, рачительно и повседневно очистят землю для себя. А ты собираешь со своих подданных налоги. Ты — их лорд. В некоторых случаях за право так зваться и жить чужим трудом ты обязан умирать.
— Один из нас поскачет в гарнизон, — сказал лорд.
Оба мужчины обернулись одновременно: — Лея…
— Нет! — закричала она.
— Да, — сказал лорд Грэй, и она притихла, а он уже повернулся к Романо с кривой усмешкой на губах: — Ну что? Хочешь вечной славы? Встанешь на эту тропу?
Брови Романо поползли вверх, глаза округлились.
— Я? — беспомощно переспросил он.
— Ну да. Если ты и в самом деле хочешь получить лучшую на свете девушку, то должен бы быть готовым платить. Всем. Это дело для мужчины. А ты ведь уже не тот маменькин любимчик. Что, готов?
— Но вы не можете?! — зарычала Лея. — Он же мальчишка! А это — верная смерть!
Романо побагровел и начал подниматься. В ту минуту он бы и на тропу встал, и самого Грэя стер бы с лица земли, потому что есть предел всему. Лорд Грэй со смехом толкнул его обратно наземь.
— Я пошутил, — сказал он. — Неужели бы я уступил тебе такую честь? С самого детства мечтал о подвиге вроде этого.
— Ну уж теперь…
— Я сказал — встанешь после меня.
Лорд Грэй выпростался из камзола, снял сорочку, оторвал от нее длинный лоскут и повязал им лоб, так чтобы пот не заливал глаза. Потом свистнул коня и из седельной сумки извлек завернутые в тряпицу маленькую склянку и шприц, набрал в него, прищурившись на закатный свет, прозрачную жидкость из склянки, согнул и разогнул руку и аккуратно ввел в выпуклую, отчетливую вену содержимое шприца.
— Возьмешь Марвика, — распорядился он. — И отдашь мне свой меч.
Негнущимися пальцами Лея протянула ему оружие, и он буквально вырвал его у нее, повел плечами, два клинка в обеих его руках оплели его мгновенной блещущей сетью. Довольно усмехнувшись, бросил правый клинок к левому, в левую руку.
— В седельной сумке — моргенштерн. Возьмешь его в руку. Ты сумеешь. В гарнизоне требуй командора Флетчера, поднимай его хоть с супружеского ложа, хоть со смертного одра. Назовешь мое имя, и он сделает все, что нужно.
Инъекция что-то творила с ним. Вены на лбу и руках вздулись так, что взглянуть страшно, глаза зримо наливались кровью, бугры мышц выделились рельефнее, ложбины меж ними — резче, загорелые плечи заблестели от пота, кожа временами мелко, как у лошади, подергивалась, дыхание становилось короче, громче, прерывистее.
— Погоди, — сказал он. — У меня есть еще пара минут для тебя. Потом ко мне нельзя будет подойти.
Усмешка его была уже нехороша. Уж очень он стискивал зубы. Ей показалось, что они обведены кровавой каймой. Свободной рукою он легко поймал оба ее запястья и немного притянул ее к себе.
— Меня зовут Дуэйр, — сказал он.
Вкус железа и пепла остался на губах, когда она беззвучно повторила. Секунд десять он не отрываясь смотрел в ее растерянное без испуга лицо. Потом она рванулась к нему с рыданием в горле, и не совсем понятно стало, все ли еще он тянет ее к себе или уже удерживает на расстоянии, на полусогнутой руке.
А затем он несильно оттолкнул ее. Она отскочила.
Было невыносимо страшно смотреть, как на ее глазах человек превращается в демона. И глаз она отвести не могла, сделать шага прочь — не в силах после того, что он только что сказал. И того, что не сказал. После того, что это значило.
— Ну! — крикнул он. — Вот только жалеть меня не надо! Чем скорее ты пришлешь Флетчера, тем больше у мальчишки шансов. — Он усмехнулся вновь. — Не бойся, его очередь не скоро. И не вздумай возвращаться.
И шагнул по тропе вниз, в ущелье, туда, где она выворачивала из-за отвесного ребра: бронзовая тень среди теней вечерних.
— Черта с два! — дерзко выкрикнула она ему вслед. — Жалости ты у меня не дождешься. Таких, как ты, не жалеют. Я вернусь, слышишь, и быстрее, чем ты думаешь. Я сама встану за тобой, я с мечом — лучше Романс. Так что только попробуй меня не дождаться!
Моргенштерн
Прежде ей не доводилось скакать на жеребцах. Марвик, конь лорда Грэя, был вороным, как тропическая ночь, с тяжелыми, широкими, как тарелки, копытами, чьи мерные удары в землю наполняли мир равномерным грохотом и непрерывным гулом, в такт которому пульсировала кровь в ее висках. Впечатление было такое, будто она оседлала ночной ураган. Она съежилась на его спине, чуть ли не уткнувшись лицом в косматую нестриженую гриву, и он нес ее не с большим усилием, чем пустое седло. Он сам глядел себе под ноги и сам разбирал дорогу, а она как будто ослепла и оглохла, чувствуя лишь железо и пепел на губах. Встречным ветром пронизало ее насквозь и разметало волосы по плечам.
Восемь миль по такой горячке. И столько же — назад. В каждой миле — тысяча семьсот шестьдесят ярдов.
Три ярда покрывает Марвик одним скоком. Один удар сердца — один конский шаг. Сколько раз ударит сердце, прежде чем за цену, какую она сейчас платит, уже нельзя будет ничего получить? Она чуяла под собой игру мышц пластавшегося в беге могучего коня, но не могла ни о чем думать. Мир вокруг исчез, оставив по себе лишь грохочущую твердь да посвист ветров над ней.
Какие-то ветки проносились мимо ее лица, краем глаза она замечала кремнистый отблеск дорожных камней при полной взошедшей луне, Марвик птицей взмывал над колдобинами и поваленными стволами, но то была, казалось, его собственная забота. Она не постеснялась бы загнать его насмерть. За лишнюю минуту она заплатила бы чьей угодно жизнью. Рука окаменела на рукояти моргенштерна, оплетенной грубым кожаным ремнем, тяжелый шипастый шар-гиря на цепочке впился в ее ладонь. Она не чуяла боли. Единственное, о чем жалела — что не крылата.
Бешенство, захлестывая, несло ее, как горная река.
Лютая злоба переполняла ее, она одна держала ее на плаву: на мужика, который столько времени молчал и раскололся только на смерть идучи. Не было возможности облечь догадки в слова или даже в связные мысли, но разве обязательно мыслить связно, чтобы все понять? Как, скажите, могла она теперь достойно с ним расквитаться? Разве что действительно встав на тропу следом.
Густая тень, пересекавшая дорогу, ни на миг не заставила Марвика замедлить скок. Он взмыл над поваленной елью, коснулся копытами земли, и в ту же-секунду Лея оказалась в эпицентре возни и крика.
— Глянь-ка, девка!
— Тащи ее с седла!
— Так она, кажись, пустая!
— Ничего, сама сгодится…
Ах, какое дерьмо! Имело смысл лишь то, что ее могут задержать. Люди в лохмотьях, поджидавшие с той стороны засеки, скорчившиеся за и под елью, метались где-то далеко внизу, белея лицами в темноте и норовя схватить коня за повод. Суетливые, мелкие, неуклюжие в массе бессмысленных движений. Кто-то прыгнул сзади на круп коню, от неожиданности осевшему на задние ноги, с похотливым гоготом лапая Лею за грудь и норовя сбросить ее наземь.
— Впрямь девка… И какая!
Думать, считать, пугаться времени не было. Она ударила его затылком, со всею силой остервенения, расчетливо оставляя от его лица кровавую мешанину хрящей.
Он еще только валился, захлебываясь кровью и стоном, а ее ноги в тяжелых подкованных ботфортах безошибочно достали лица подскочивших с обеих сторон, она выпустила из ладони гирю моргенштерна, эту жуткую утреннюю звезду, последнюю для тех, кто увидел ее восход здесь сегодняшней ночью, и она понеслась по изумительно прекрасной правильной дуге, раскалывая черепа как гнилые тыквы. Марвик ударил задом, выбрасывая копыта в шипастых подковах, потом взвился на дыбы, издевательски заржав и рушась на любителей ночной поживы с неумолимостью кузнечного молота: был он тренирован для битвы не хуже Леи Андольф. И десяти секунд не прошло, как разбойничья засада у засеки — а выскочило их на легкую одиночную жертву человек семь, шелудивые псы нападают сворой — полегла до единого вся, но Лее некогда было оглядываться и считать.
Ворота гарнизона были, разумеется, по ночному времени заперты, она едва не кинулась на них грудью, но опомнилась и загрохотала по скрепленным оковами доскам кулаками, разбивая их в кровь и не чувствуя боли.
— А головой с разбега? — посоветовал чей-то голос с бревенчатого барбакана, явно подавляя зевок. — Тьфу, никак девка!
— Набег! — выдохнула Лея. — Мне нужен командор Флетчер. Будите гарнизон!
— Да ты кто?
Она выдохнула свое чемпионское имя, там, наверху, присвистнули: видно, их уж толпа собралась.
— А чем докажешь?
— А ты спустись вниз, — предложила ему Лея в бессильной ярости: каждая секунда промедления падала, как камень на весы. — Может, поверишь, сосчитав свои зубы в пыли, мать твою… — и обложила его так, что устыдилась бы и Эрна фон Скерд.
Видимо, к такому обращению привыкли и даже приветствовали, потому что ворота открылись на удивление быстро. Она ударила Марвика ногами и влетела под барбакан. Где-то чуть дальше, в глубине городка, уже пел рожок.
— Где я могу найти командора?
— Дома, где ж еще в такое время, он у нас человек женатый…
Один из воротной стражи валко побежал было рядом, но тут же отстал и только рукой махнул, указывая направление. Внутри бревенчатого тына, обносящего гарнизон, по трем сторонам квадратного плаца сгрудились домики и домишки, Вдоль четвертой тянулась казарма.
Здесь было все, чтобы удовлетворить безвыездно живущих: шумела корчма, резал слух пьяный женский смех…
— Командор! — крикнула она, озираясь посреди площади. Из окна аккуратного домика выглянул полуодетый мужчина.
— Я — Флетчер! — откликнулся он. — Кто вы, миледи?
— Лея Андольф! Меня послал лорд Грэй. Он держит северян на тропе в ущелье. Он говорит, вы знаете где. Укрепление на той стороне захвачено и сожжено. Немедленно нужна помощь. Поднимайте же скорее гарнизон!
— Зайдите в дом! — велел он и скрылся в глубине комнаты. На пороге ее чуть с ног не сшиб стремглав выбегавший адъютант.
При взгляде на человека, торопившегося, грохоча, по лестнице вниз, у нее немного отлегло от сердца. Сказать по правде, сейчас она оценивала людей только по одному критерию: встали бы они на тропу… или постеснялись? Этот встанет. Поэтому с ним можно было говорить. Это был солдат одного возраста с лордом Грэем и с тою же сдержанно-стремительной повадкой. Он тоже окинул оценивающим взглядом длинноногую девицу в ботфортах до середины стройного бедра, мечущуюся по комнате, как зверь по клетке. В руках она, не замечая, сжимала окровавленный моргенштерн, пыльный костюм для верховой езды был забрызган чем-то, подозрительно напоминающим мозги.
— Мисс Андольф, — сказал он. — Я слышал о вас. У вас кровь на волосах.
— Не моя, — отмахнулась она. — Как скоро вы сможете выступить?
Он поморщился.
— Десять процентов состава в увольнении, пьянствуют и шляются по бабам. Ну да двадцати минут хватит, кто рога не услышал, будет пенять на себя. Сколько у Грэя людей?
Она посмотрела на него остановившимся взглядом.
— Вы не поняли? — хрипло прошептала она. — Он стоит на тропе. Один. За ним — Романо Кадуцци, наследник лорда Рэда. Это все! Мы были там втроем.
Флетчер открыл было рот… и закрыл.
— Я всегда подозревал, Грэй кончит тем, что угодит в легенду.
— А вот этого не надо, — прошипела Лея, борясь с желанием ухватить его за лацканы и как следует тряхнуть. — Что кончит! Можете вы дать мне коня? Боюсь, я запалила Марвика…
— Никакого коня! Вы останетесь здесь, с моей женой.
Она всхлипнула сквозь зубы и вскинула моргенштерн. Как благоразумный человек, Флетчер сделал шаг назад и протянул руки ладонями вперед — успокаивая.
— Я не могу, — сказала она, чувствуя, что этот услышит. — Там человек, которого я люблю.
«Чтоб я знала, в самом деле, кого из них я имею в виду!»
— Ладно, вы получите коня. И еще одно. Мисс Андольф… Грэй кололся?
— Откуда… да.
— Когда вы их оставили?
— Перед самым заходом солнца.
Молчание навалилось как пуховая перина.
— Мисс Андольф, — сказал ей командор, и она разглядела, сколько седины в его кудрях, — вам лучше остаться. Не в силах человеческих удержаться на ногах больше трех часов после инъекции. Сейчас Грэй еще может быть жив, если у них не нашлось против него фехтовальщика его класса и если ему везет как черту, но к вашему приезду он просто упадет. Тело откажется ему служить: такова плата за берсеркерское безумие. Поверьте, я знаю. Мы все баловались этим в юности. А молодой Кадуцци… не думаю, чтобы он был хотя бы вполовину так хорош, как Грэй. Если северяне прошли тропу, вы вылетите прямо на них, и страшно подумать…
— Если северяне ее прошли, — презрительно и жестко сказала Лея, — вылететь на них — единственное и последнее мое желание.
На верхних ступеньках лестницы, ведущей из холла, мелькнула встревоженная дама в пеньюаре. Флетчер сделал ей знак, Лея поймала на себе ненавидящий взгляд, но та все же исчезла за какой-то дверью. Флетчер взял ее за плечо и вывел на плац перед домом.
Там бурлила суматоха. Гарнизон торопливо строился, одеваясь на ходу и скупо, без удовольствия, матерясь.
Кого-то шумно окунали в лошадиную поилку, и это было не смешно. Метались факелы, люди наталкивались друг на друга, кони ржали у коновязи, гремели кольчуги и сбруи, ротные, перекрикивая один другого, проверяли личный состав. Адъютант подбежал рысцой, таща за собой в поводу рослого серого в яблоках жеребца.
— Возьмите Субиза, — предложил Флетчер Лее. — Он сын той же кобылы, что и Марвик. Против мужского седла не возражаете?
— В каком я, по-вашему, сюда скакала?
Тело ее забыло об усталости, она взлетела в седло, едва коснувшись стремян. Субиз затанцевал, почуяв ношу.
— Дождитесь хотя бы гарнизона.
Она мотнула головой.
— У вас тут дел надолго. Я не могу обременять себя такой толпой. Поспешите, прошу вас.
— Грэй — мой друг, — сказал Флетчер. — Я встал бы вместо него сам. Я умер бы, чтобы он жил. Буду так скоро, как смогу. Послушайте, вы же можете быть матерью! Поберегите себя.
Она ощерилась в его сторону и послала жеребца вперед, вырвавшись из городка как пробка из бутылки. Она была как моргенштерн, сокрушающий все на своем пути, описывающий заданную, но неостановимую дугу сперва вперед, потом — обратно. Мир вновь горохом по железному блюду раскатился под конскими копытами, тела разбойников у засеки лежали так же, как она их оставила, но на них ей более всего было наплевать. Восемь миль обратной дороги пролетели как восемь стрел у виска, и когда Субиз вынес ее на обрыв, где она спешилась и, оскальзываясь на крутой тропе, заторопилась вниз, она поняла, что летела, дралась, хамила — недаром.
На тропе все еще стоял лорд Грэй.
Легенда
Она не могла ошибиться. Там, откуда она пришла, было темно и тихо, кусты смыкались у тропы и деревья нависали над ней, а впереди, там, где тропа делала крутой поворот из-за острого скального ребра, сталью и бранью лязгал очаг схватки. Догоравшие на земле факелы, выпущенные из рук теми, кто покидал тропу, и другие, переданные сзади, из-за спин, и воткнутые в расщелины меж камнями специально, давали достаточно света, чтобы видеть на его фоне узнаваемый мечущийся силуэт гибкого жилистого тела, а иногда, в мгновенном развороте — хищный горбоносый профиль и две блистающие молнии, которыми, казалось, были полны его руки. А еще — отблески света на кирасе человека напротив, до синевы бледного даже в теплом факельном свете, вооруженного до зубов и закованного в тяжкие латы, видевшего мгновенную смерть соратника, стоявшего перед ним, и вполне осознававшего, что стать первым в очереди и увидеть перед собою полуобнаженного демона или полубога — кем там ему представлялся этот безжалостный жнец? — наверняка означало умереть. Что ж, это тебе не детишек топтать на пыльной дороге.
Отстраненнo, каким-то задним умом Лея подумала, что Романе не видно и следа. Порадовалась мимоходом: значит, останется цел. А потом, затаив дыхание, ступила на тропу и пошла вперед, прижимаясь к скале и таясь в ее массивной тени, туда, где он стоял не сходя с места, не уступив ни ярда. Шла, чтобы поставить за его спиной еще один невидимый, но столь же неприступный бастион. Это все, что она могла сейчас для него сделать.
Пока она, обезумев, скакала туда и обратно, она свято верила, будто ее присутствие каким-то мистическим образом убережет его от самого плохого. Однако оказавшись за ним на расстоянии вытянутой руки, поняла, что старалась для себя. Это ей было нужно стоять рядом с ним и умереть следом за ним, если придется.
Она ничем не могла помочь. Им не разойтись здесь, на этом пятачке грохота и огня. Ей даже нельзя его окликнуть, потому что тогда он может пропустить роковой удар.
И еще к ужасу своему она обнаружила, что командор Флетчер был прав. Она не знала, прошли ли те роковые три часа или только текли к своему исходу, но она видела черный от копоти пот, струившийся по его спине, мелкую дрожь перенапряженных мышц, сетку зримо пульсирующих жил, вспухших под кожей, как рубцы от ударов плетью. Слышала его запаленное дыхание. Она чувствовала, как подламываются его колени. Берсеркерское бешенство, заставлявшее его в неистовой ярости рубить все живое в поле своего зрения, выпило его до дна, высосало досуха, и только дьявол знал, сколько душ оприходовала этой ночью его бухгалтерия.
Может быть, тот, чья очередь настала, всей душой готов был развернуться и бежать, заречься сам и детям наказать не соваться за этот проклятый рубеж, но — некуда. Ему в затылок дышал другой, тому — следующий, и так на протяжении по меньшей мере мили. И все они стояли на месте, запертые на тропе одним человеком.
Однако, вопреки ее ожиданию, когда жертва этой минуты с разрубленным горлом отправилась в пропасть, следующая не поспешила занять ее место на тропе. Чтото происходило там, в глубине их строя, что-то передавали по цепочке, пронося над головами, и минутная передышка позволила Грэю прижаться плечом к скале. От этого его жеста усталости Лее стало нестерпимо больно.
Она уже протянула руку, чтобы коснуться его и сказать, что она здесь, и помощь идет, и может быть, сделано все, что в человеческих и сверхчеловеческих силах, и можно уже отойти. Но человек, повернувшийся к врагу спиной, не был бы лордом Грэем. Он не признал бы такого своего ухода со сцены. Отход сейчас нарушил бы целостность и безмерность совершаемого подвига, низвел бы бессмертное чудо, сравнимое лишь с Ронсевалем, до рядовой пограничной стычки. Разумеется, он не мог испортить легенду, по чьим законам он должен был умереть красиво, но не сделать ни шагу назад. Но остановило ее не это.
Плевать ей было на все рыцарские кодексы на свете, однако она видела, что он не сможет побежать. Физически.
Стоит ему развернуться — да даже сделать шаг назад! — и все. Лопнут струны, одна из которых держит на ногах его, а другая — его противников вяжет цепенящим ужасом. И это все равно будет смерть, только уже бесславная, потому что в этом деле особенно важен завершающий штрих.
И она опустила протянутую руку, поняв, что есть вещи, каких бы он ей никогда не простил, и что сейчас она обречена лишь стоять, смотреть и ждать.
— Что развонялись, засранцы? — услышала она впереди странно знакомый и никак не ожидаемый здесь женский голос. — Наложили в штаны? Солдаты вы или непорочные монахини? Или вы с курами воевать шли? Так ведь и те трепыхаются.
Она смотрела на освещенную сцену перед собой, как зрительница из темного партера. Десятки крепких рук перехватывали передаваемые вдоль строя над головами две скрещенные пики, на которых, поджав под себя одну ногу и щегольски выставив вторую, восседала Эрна фон Скерд. Маркграфиня фон Скерд. Владелица лена, пожалованного ее предкам за честную службу. Лея задохнулась от внезапного гнева.
Это был не просто набег. За ним стояла личная месть неуравновешенной бабы, посчитавшей за нее разумной ценою позор предательства, войну и государственную измену.
Они встретились на тропе, Эрна легко спрыгнула на некогда светлый щебень, взглянула на противника пытливо и жадно, словно руками провела по его груди.
— Ты такой, — сказала она почти нежно, — каким я тебя хотела. Ну что ж, благородный лорд Грэй, на следующем шаге тебе таки придется убить женщину.
— Где ты видишь здесь женщину? — хрипло удивился он.
Она оскалилась, но вид у нее был довольный,
— Хорошо бьешь, — оценила она. — Язык еще действует? Я засекала время. Три с половиной часа. Полчаса, Грэй, ты стоишь на одних лишь стиснутых зубах. Знаю я эти наркоманские берсеркерские штучки. На полчаса, Грэй, ты лучше обычного человека. У тебя колени дрожат. Тебя лихорадит. В сущности, мне достаточно просто побеседовать с тобой десять минут, а там и ребенок столкнет тебя с тропы. Но ты знаешь, что я не буду ждать, и знаешь — почему. Я хочу убить тебя сама… и хочу, чтобы ты в полной мере осознал, что это я тебя убиваю.
У нее тоже было два меча, и Лея увидела, как он пошире расставил ноги, крепче упираясь каблуками в землю. В сущности, на этом месте разыгрывался подлинный финал того Королевского фестиваля, благодаря которому она и угодила в эту кашу, но только там был фарс, тогда как здесь — трагедия. По тому, как он встал, она поняла: он ценил эту противницу выше кого бы то ни было. И Эрна его не разочаровала.
Она не впервые встречалась с ним в поединке, и хоть Лее удалось однажды побить фон Скерд за счет очков, она не могла не признать, что, сражаясь насмерть, Эрна заколола бы ее как куренка. Настроившись на совершенство, она стала совершенством сама. С равным противником — на равных. Кремнем и огнивом были оба их чемпионских куража, а искрами — четыре меча между ними.
Она нахлынула на стража тропы, как волна на скалу, разбилась и откатилась назад. Улыбка расцвела на ее бледном лице.
— От фехтования с тобой я получаю то же удовольствие, что от любви.
— Разве у тебя это не наоборот?
Смешок вырвался из прекрасных сочных губ.
— А попробовать не желаешь? Ты бы оценил. Бьюсь об заклад, ты истомил ту бедную девочку и даже не подумал переспать с ней. Оп!
Клинки мелькали меж ними, как языки жаб.
— Отлично, мой желанный враг! Как надолго тебя хватает… Если бы у тебя достало смелости лечь со мной в постель, уж я бы настояла, чтобы ты укололся. Э, да ты еще опасен!
Они сшиблись вновь, Лея, онемев и окаменев, смотрела на демонстрируемый ей парад мастерства, почти механически отмечая знакомые ей выпады и контрвыпады.
Эрна была хороша, но Грэй — лучше. Он отшвырнул ее обратно к самому повороту, и Лее показалось… это было невероятно и неуместно… и попросту глупо… Ей показалось, что была какая-то доля секунды, когда Грэй мог бы убить ее. И, судя по выражению лица, Эрне почудилось то же самое. В любой вообразимой драке после такого жеста Лея салютнула бы и отошла. Не сдача, но благородная ничья: нельзя вытирать об это ноги. Но, видно, было меж ними различие.
— Ха, Грэй! — воскликнула Эрна, обнаружив, что' жива. — А ведь у меня есть против тебя еще один козырь. Помнишь?
Уголки ее смеющегося рта опустились, расширенные глаза увлажнились и посмотрели на него укоризненно, вздрогнули тонкие ноздри.
— Попробуй убить ЭТУ женщину, Грэй, — предложила она, устремляясь вперед, едва ли не на его клинок, описывая правым мечом круговой удар из-за головы, а левым целя прямо в грудь.
Обычно фехтовальные школы этот удар не парируют. Зачем, если атакующего проще убить прямым выпадом, воспользовавшись силой его встречного движения?
Но, ей-богу, Лея видела, как едва держащийся на ногах человек попытался это сделать…
Они ошиблись в прыжке: она — наскакивая, он — отшатываясь в сторону, раздался лязг и короткий вскрик боли, не вскрик даже, а хрип сквозь стиснутые зубы…
который не могла издать Эрна фон Скерд и который полоснул Лею по самому сердцу.
Эрна отскочила, невредимая, глаза ее были дико расширены, грудь вздымалась, как кузнечный мех. Было непонятно, испуга или торжества больше в ее лице. Но Лее плевать было на то, что выражало ее лицо.
Лорд Грэй рухнул на колени, цепочка позвонков отчетливо выделилась под влажной закопченной кожей. Он выронил оба меча и пальцами левой руки как железным браслетом стиснул запястье правой, откуда густой, тягучей черной волной медленно выкатывалась каплища крови. Правый меч лежал у самых его колен, и отсеченная кисть все еще сжимала рукоять.
— Ты… и на коленях? — сказала Эрна. — Передо мной? За то, чтобы увидеть это, я заплатила бы жизнью.
— Ты заплатишь! — крикнула Лея, отталкиваясь от скалы, перемахивая через плечо Грэя в самый центр освещенного круга и подхватывая его меч.
Фон Скерд не ожидала встретить против себя никого, кроме людей. Откуда ей было знать, что эта ночь сделала из Леи Андольф моргенштерн, что своею спиной та заслоняла человека, за которого умерла бы не задумываясь и даже того не заметив. Она не могла бы сделать другого выбора, как сам он не мог не заслонить собою свою беззащитную, как беременная женщина, провинцию.
Как не смогла бы принять иное, собственное решение его правая рука. А Эрне фон Скерд в какой-то мистический миг на этой сюрреальной арене померещилось, будто это и была его правая рука, ожившая и преобразившаяся, отделенная от тела, а стало быть — от его изнеможения и немощей, белая, светящаяся от ярости, и попрежнему — на рукояти разящего меча.
Эрна знала, что совершенна, однако эта девушка напротив, с изваянным из льда лицом, с плотно сжатыми губами, безразличная к собственной жизни, была неостановима, как надвигающийся ледник. В ее защите не было бреши, куда Эрна могла бы воткнуть меч. Она, как судьба, появлялась из-за угла, когда ее никто не ждал, и даром забирала себе все, что Эрна почитала своим. Понемногу, шаг за шагом, Лея теснила фон Скерд, даже не задумываясь, что будет, когда той не останется места для шага назад.
Они миновали ребро и завернули за угол. Еще, еще и еще. Не этот, так следующий удар достигнет цели. В неподвижных глазах ее Эрна видела конец. Она ведь уже израсходовала себя в предыдущей схватке, подобно тому как лорд Грэй истратил все человеческие и берсеркерекие силы на тех, кого она послала вперед себя.
— Свои, поберегитесь! — раздался вдруг сверху вопль, едва пробившийся в уши Леи, где стоял непрерывный звон: от мечей, и другой, вселенский, где бились бокалы и гудели колокола, приветствуя ее шаги по тропе бессмертной славы. Голос показался ей знакомым, чудовищный грохот сотряс скалу, словно оживал окаменевший здесь ящер, дрожь земли и движение многих тонн камня объяснили ей, чего стоит поберечься, и, предоставив Эрну ее собственной судьбе, она прыгнула назад, за угол, за спасительное ребро, разворачиваясь в падении и сшибая наземь прижавшегося плечом к скале искалеченного, глухого и слепого от'боли мужчину, за которого она бы убила и умерла. Она накрыла его своим телом, заслоняя от всего того, что валилось на них сверху, сопровождая рушащуюся на тропу каменистую осыпь.
Лавина шла, подминая под себя чахлый кустарник, глыбы скакали вниз, как кузнечики, сталкивались и раскалывались на части, и она начисто смела и Эрну фон Скерд, и вражескую армию, да и саму тропу, где обрушив ее, где похоронив под непреодолимым многофутовым завалом.
Целая туча пыли и мелких камней погребла ее под собой, и некоторое время она не знала, жива она или мертва. Однако синяки покойников не беспокоят, и, осознав это, она зашевелилась, выбралась из-под запорошившей ее смеси песка и щебня и, обдирая руки в кровь, кинулась откапывать лорда Грэя.
Живой. Хотя вернее было бы сказать — чуть живой.
Он хрипло дышал ртом, но глаза его были закрыты, и железный тисок левой руки все еще пережимал правое запястье, не давая крови свободно покидать тело. Лея сперва увидела помогавшие ей руки, потом догадалась поднять глаза: рядом возился ободранный и перепачканный Романе.
Она указала ему на рану.
— Надо перетянуть это. Иначе он истечет кровью.
И рванула на себе сорочку.
Жгутом они перетянули искалеченную руку, закрутили его с помощью щепки, действуя так торопливо, что иногда забывали дышать.
— Вот это мужик, — выговорил Романе. — Я видел все от первой до последней минуты. Да если он еще тыкнет меня носом в дерьмо, я только поклонюсь и скажу спасибо.
Он поднял полубесчувственного Грэя на руки, глядя в его измученное черное лицо с благоговением юного влюбленного. Призванные лордом демоны покинули его тело, бросили, натешившись, высосанную ими оболочку, не оставив ему ни физических, ни моральных резервов. Голова, повязанная грязной тряпкой, безвольно откинулась, резко выделился кадык на горле, рука болталась. У него не было сил даже дрожать. Лея глядела на него, и ей казалось, что она умирает.
Когда из леса навстречу им посыпались люди, отняли это тело у Романе, положили на траву, понавтыкали вокруг факелов, она встала на колени у его головы и не сводила глаз с его заострившегося лица, с выпуклых сомкнутых век, с мокрых волос, с дорожек, промытых в копоти струйками пота. Чудовищная рана кровоточила, несмотря на жгут, и была вся выпачкана землей, кровью и потом развезенной в жидкую грязь.
— Сделайте же что-нибудь, — взмолилась она. — Хотя бы с этим. — Она указала на рану. — Ее надо промыть, прижечь и перевязать чем-то чистым. Святый боже, она непременно воспалится!
Флетчер склонился над лицом друга.
— Грэй, — сказал он, — я должен тебя спросить: ты что предпочитаешь?
|
| Поделиться: |
Поиск по сайту
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2023-02-04 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных