Все охранники каждого из гостей остались ждать в вестибюле. Они не имели права входить в зал, за исключением случаев экстремальных ситуаций: угроза теракта, стихийное бедствие, пожар или угроза ареста их боссам.
После краткой дискуссии выбрали Председательствующего: единогласно им был утвержден Папа Джеферсон. Чтобы ни у кого не вызвать зависть или недовольство решили просто избрать самого старшего по возрасту. Именно таким и оказался Папа Джеферсон: ему было за шестьдесят пять лет. Никто не спорил.
– Дорогие участники конференции, – обратился к собравшимся Папа Джеферсон, – хочу поблагодарить вас за оказанную мне честь председательствовать на столь высоком собрании, – он чуть склонил голову.
В ответ участники сдержанно похлопали.
– В связи с этим хочется напомнить, – голос Папы Джеферсона стал более властным, – что отведенная роль дает мне право на лишний голос, и, учитывая, что английский коллега передал мне свой голос, я располагаю тремя голосами. Дон Александро и Чан Юйсун имеют по два голоса, остальные – по одному, – он вопросительно оглядел присутствующих.
В ответ те молча кивнули в знак согласия.
– Прежде чем открыть нашу конференцию, хочется отметить, что каждый из здесь присутствующих уважаем и почитаем не только в своей стране, но и за ее пределами, и это справедливо. Мы хорошо ладим друг с другом потому, что весь мир, хорошо или плохо, но поделен между нами, и каждый с этим делением, в свое время, безоговорочно согласился. Конечно, – Папа Джеферсон поморщился, – среди нас есть некоторые разногласия и недопонимания, но я призываю сейчас, когда нас собрала здесь общая беда, забыть об этих разногласиях и объединиться. Объединиться, чтобы выработать общую тактику противодействия нашему общему врагу. У кого‑то есть возражения или дополнения? – он обвел взглядом всех присутствующих.
|
|
Никто не попросил слова, только Бонни‑Счастливчик скептически усмехнулся.
– Мне кажется, Бонни‑Счастливчик хочет что‑то возразить, – Папа Джеферсон, старый интриган, всегда внимательно следил за каждым из своих партнеров, стараясь не упускать ничего из виду. – Если я не ошибаюсь, пока беда твоей семьи не коснулась, но это вовсе не означает, что и не коснется.
Бонни‑Счастливчик, холеный молодой мужчина, одетый, как говорится, с иголочки, причем в самую дорогую «фирму», сидел, небрежно развалившись в кресле, и всем своим видом, даже скучающим взглядом, он как бы показывал всем присутствующим, что не понимает, что он делает на этом сборище. Как бы говоря самому себе: «Не понимаю, ну да ладно, посижу немного: все равно пока делать нечего!»
Он как вошел со спичкой во рту, так и продолжал ее жевать, даже во время разговора.
– Ты прав, Папа Джеферсон, в нашей Семье все хорошо, – он побарабанил пальцами по столу. – Честно говоря, я действительно не понимаю, чего вы все так переполошились? Если у вас нет хорошего специалиста, обратитесь ко мне: мой хакер просто от Бога, и когда нужно, он сможет абсолютно все еде… – договорить ему не удалось: зазвонил навороченный, усыпанный бриллиантами, мобильник. – Не возражаете, я отвечу, коллеги: эта мелодия, как правило, сообщает мне о неприятностях, – пояснил он.
– Хорошо, даю минуту, – недовольно поморщился Папа Джеферсон.
|
|
– Если ты звонишь по пустякам, то пожалеешь! – угрожающе произнес в трубку Бонни‑Счастливчик, но по мере того, как он слушал, его лицо все сильнее и сильнее меняло свой цвет, а вскоре стало бледнее мела. – И что, вы не можете отыскать эту сволочь? За что я вам такие бабки плачу, идиоты? – закричал он, не в силах сдерживаться. – Сколько потеряли? Триста тысяч за один только час? И вы только сейчас звоните мне? – в этот момент, вспомнив, где находится, он осмотрел присутствующих, и в его глазах была какая‑то растерянность, даже беспомощность, он прикрыл трубку рукой и сказал, глядя на председательствующего: – Представляешь, Папа Джеферсон, мой сраный хакер тоже не смог ничего сделать, – и виновато спросил: – Может, посоветуете, что мне им сказать?
– Пусть выплатят, сколько требует русский, если, разумеется, ты не хочешь потерять еще больше, – спокойно ответил Папа Джеферсон, а глаза сверкали довольным блеском, словно говоря: «Что, умылся, приятель? Никогда не нужно быть таким самоуверенным!»
– Стив, ты слушаешь? – раздраженно бросил в трубку Бонни‑Счастливчик. – Платите! – и зло отключил телефон. – Прошу прощения, коллеги: я был не прав! – от его самоуверенности не осталось и следа.
– И так, господа, продолжим, – как ни в чем не бывало проговорил Папа Джеферсон. – Вчера, перед тем, как нам всем оказаться на этом собрании, я побеседовал с каждым из вас в отдельности. Чтобы не утомлять излишними подробностями, могу кратко резюмировать сделанный мною вывод. К каждому из вас был применен собственный метод отъема денег. Создается такое впечатление, что мы столкнулись действительно с очень серьезной и мощной организацией, а если судить о прямых контактах государственных чиновников из России с уважаемым представителем из Японии – Танаки Кобо, здесь не обошлось без высших чиновников из руководства страны. Конечно, нет проблем отыскать посланцев, которые объявлялись в Италии, Испании, Китае и Японии, но мне кажется, более того, я просто уверен, что они лишь посредники и знают лишь то, что им положено знать, – Папа Джеферсон внимательно осмотрел всех присутствующих: в его глазах читался вопрос.
|
|
Каждый из них, столкнувшись с ним взглядом, согласно кивал головой.
– Какие будут предложения, господа? Оябун Танаки Кобо, глядя исподлобья, медленно поднял левую руку вперед перед собой.
– Слово представляется уважаемому Танаки Кобо! Говорите, дорогой Оябун! – кивнул Папа Джеферсон.
Японский Оябун Якудзы медленно встал и гордо распрямил спину.
– Да, в отличие от Америки, нам не угрожали, но, судя по всему, наша Семья тоже стала жертвой этих русских, – Танаки Кобо говорил медленно, взвешивая каждое слово. – Мне лично были предоставлены реальные доказательства плотной связи русской организации с государственной машиной власти. Начать силовые методы с ними – значит, начать войну между нашими странами, и мир погрузится во тьму. Наша страна, как никакая другая, имеет печальный опыт, при котором погибло много сотен тысяч моих соотечественников, – он замолчал.
– Что ты предлагаешь, уважаемый Танаки? – спросил Папа Джеферсон.
– Мне кажется, как говорят русские, худой мир лучше доброй ссоры, а потому предлагаю отправить представителей от нашего уважаемого собрания в Россию и на месте прощупать силу и мощь этой русской организации. Я уверен, что это – мафия причем, русская мафия, а с русской мафией невозможно договориться или прийти к какому‑нибудь консенсусу потому, что у них нет никаких правил воровской чести: они беспредельщики и очень голодны. От них легче откупиться, чем начать открытую борьбу. Это мое мнение. Я все сказал! – он опустился на свое место.
После него выступил Дон Альмадовар и Дон Александро. В основном их речь, пышная и витиеватая, сводилась к тому же выводу, который предложил Танаки Кобо: отправить представителей и все увидеть собственными глазами на месте.
На том и порешили.
Танаки Кобо – единственный, кто имел хоть какой‑то контактный телефон с русскими, и он вызвался связаться по нему и передать, что с ними хочет встретиться международная делегация. Чтобы не настораживать русских, формулировка была такая: для «наведения прямых контактов».
***
В тот же день эта информация достигла ушей Сиплого, который, не мешкая, собрал своих доверенных людей.
Собрались на квартире одного из подкрышных бизнесменов.
Сиплый сразу взял слово:
– Братишки, лед тронулся! Запад не только принял наши условия, но и готов к более плотному сотрудничеству, – он победоносно осмотрел своих соратников.
– Здорово мы их прижучили! – радостно воскликнул Череп.
– Да, идея с атомной подводной лодкой сыграла на все сто! – усмехнулся Сиплый.
– А как я прижал этих узкоглазых с атипичной пневмонией? – подхватил Расписной.
– Тоже неплохо, но это, к сожалению, разовое поступление, – заметил Сиплый. – Но сумма приличная и можно говорить о нормальном успехе. Мне кажется, что наиболее удачно провел свой наезд Лева‑Приз: вся Америка готова лечь под нас!
– А мне кажется, мы рано радуемся, – высказал Горелый.
– Откуда такой пессимизм? – недовольно нахмурился Сиплый.
– Так, предчувствие, – ответил Горелый. – Не нравится мне эта «международная делегация»!
– Почему?
– Я уверен, что они предлагают встретиться не для того, чтобы поднять флаг о полной капитуляции, а для того, чтобы на месте увидеть собственными глазами, насколько нас нужно бояться, – пояснил свои сомнения Горелый.
– Ну что ж, если они хотят это увидеть – они увидят! – угрожающе процедил сквозь зубы Сиплый. – И для этого вводим в действие план «К», разработанный Левой‑Призом, – Сиплый взглянул на уникального хакера. – Ты его придумал, тебе его и воплощать в жизнь!
– Без проблем, Сиплый! – согласился тот…
***
В назначенный день приезда «международной делегации» в аэропорту Шереметьево ее встречали на самом высоком уровне. Каждому из приезжих гостей был выделен дорогой лимузин, сопровождаемый двумя джипами с охраной. И прежде чем занять места в этих машинах, «дорогих гостей» приветствовали самые высокие чины России: премьер‑министр, руководитель Администрации Президента, мэр столицы, а хлеб‑соль преподнесла Алла Пугачева.
Иностранцы были настолько шокированы такой встречей, что не знали, как себя вести и что говорить. А когда их почти двухкилометровый кортеж из самых дорогих в мире лимузинов, сопровождаемый несколькими милицейскими машинами, проезжал по трассе, напичканной милицейскими нарядами, каждый из которых отдавал им честь, Танаки Кобо, единственный из глав западной мафии, тихо пробурчал себе под нос:
– Да, я был прав: лучше с ними не ссориться…
Еще больший шок вызвало у иностранных гостей то, как их встречали многочисленные толпы людей при подъезде к городу. Люди ликовали, кидали им букеты цветов. Трясли плакатами с изображением лиц тех самых посланников, которые приезжали в Италию, Испанию, Китай и Японию. И все это снималось многочисленными теле– и кинооператорами.
– Скажите, – обратился Танаки к своему сопровождающему, – кто эти лица, изображенные на плакатах?
– Члены нового Правительства. Вы разве не слышали, что по представлению Президента на три четверти заменен состав министров, – ответил тот на чистом японском и восторженно добавил: – Теперь, я уверен, Россия заставит себя уважать и бояться! И американцы сто раз подумают, прежде чем захотят навязывать нам свое понимание свободы!
Все казалось настолько внушительным и показательным, что каждый из представителей западных мафиозных структур чувствовал себя в гроговом состоянии, словно после хорошего нокдауна…
***
Вернувшись к себе на родину, они доложили своим боссам об увиденном, и те несколько дней приходили в себя. А Оябун Танаки Кобо провел несколько часов в медитации. После чего главари мафий сели за телефоны и стали делиться между собой рассказанным или увиденным, как Танаки Кобо.
Сходились в одном: все гораздо серьезнее, чем они представляли! Выход оставался только один: откупаться и не раздражать этих русских.
***
Однако так думали не все: трудно сказать почему, но Станислав Иволгин, отправленный Доном Альмадоваром своим представителем в Москву, чисто интуитивно ощутил некую фальшь в столь пышной и представительной встрече. Нет, вроде бы все было на самом высоком уровне: дорогие машины, ликующий народ, умные речи премьер‑министра и мэра столицы, вежливые сотрудники милиции. Конечно, все это могло быть в каждом отдельном случае, но так, чтобы все сразу, в один день?
Особенно настораживали сотрудники милиции, расставленные по всей трассе через каждые десять метров и вытягивающиеся по стойке «смирно», и отдающие честь при появлении кортежа. Создавалось такое впечатление, что все это хорошо отрепетированный спектакль.
Выбрав свободную минуту, Станислав созвонился со своим приятелем‑москвичом и договорился о встрече. В свое время Станислав оказал ему небольшую услугу в одном деле, и с тех пор они поддерживали отношения. Этот москвич возглавлял частное сыскное агентство «Барс» и чаще всего расследовал самые сложные и запутанные дела, от которых отказывалась милиция и прокуратура…
***
Читатель, вероятно, уже догадался, что этим москвичом оказался Константин Рокотов. В который раз убеждаешься в том, что в мире ничего не происходит случайно: Бог все видит! Но чаще всего помогает тем, кто не сидит и пассивно не ждет его милости, а пытается и сам что‑то сделать…
***
Вновь случилось, что наш Бешеный оказался в самом центре событий, в водоворот которых были затянуты такие противоположные и столь несовместимые силы, как международная мафия и спецслужбы одних из самых могущественных стран, какими являются Россия и Америка.
Савелий Говорков, естественно, об этом не догадывался и даже не мог предположить, что именно ему отведена в этой странной истории самая важная миссия…
Глава 10
ПОРА СНОВА В ТЮРЬМУ
Константин Рокотов довольно быстро разыскал адрес Хлеба Владимировича Гуспенского. Им оказался мелкий администратор из книжной торговли. Едва перед Рокотовым открылась дверь, Константин сразу узнал Гуспенского. Режиссер довольно точно описал его. Он действительно напоминал каланчу, украшенную длинными руками. На голове торчал напомаженный гребень, сооруженный из волос, цвет которых было невозможно определить. От темно‑коричневого, зелено‑желтого – до медно‑красного.
Узнав, кто перед ним и в чем его обвиняют, Гуспенский так испугался, что не стал юлить и обманывать, а сразу же признался, что никакой он не продюсер и изображает его лишь потому, что ему предложили поработать в этом качестве. На самом деле он никакого отношения к кино не имеет, более того, совсем не разбирается в его производстве.
– Да как же вы взвалили на себя такую ответственность? – удивился Константин.
– В том‑то и дело, что на мне – никакой ответственности! – ухмыльнулся тот. – Всего‑то и делов: называть себя продюсером, получать написанные сценки, передавать режиссеру, следить за тем, чтобы режиссер снимал все согласно написанному, и за это еще получать приличные бабульки.
– А ответственность за финансы?
– Тоже никакой! В день зарплаты мне выдаются запечатанные конверты с фамилиями, к ним прилагается ведомость с участниками съемок, членов группы и актеров, и я, согласно этой ведомости и фамилиям на конвертах, раздаю их, и каждый расписывается в получении.
– А ваша зарплата?
– Среди этих конвертов, как правило, находится и моя зарплата.
– Как правило? – переспросил Константин.
– Пару раз получал отдельно…
– А в чем вы расписываетесь, когда получаете эти конверты?
– А ни в чем!
– Как? А если вы возьмете и сбежите со всеми конвертами? – никак не мог понять Константин.
– Ага, сбежишь, пожалуй! – на его лице обозначилась кривая улыбка. – Меня сразу предупредили на этот счет: если я задумаю что‑то подобное, то мои дети быстро осиротеют.
– Хорошо, а кто вам выдавал эти конверты?
– Директор… Директор производства картины, – Гуспенский пожал плечами. – Во всяком случае, именно так он представился.
– Директор, и все?
– Директор, и все!
– Послушайте, Гуспенский, у меня такое впечатление, что вы крутите, – повысил голос Константин. – Или вы один хотите отдуваться за всех?
– В каком смысле?
– Помните, у Ильфа и Петрова был такой персонаж – Фирс?
– Фирма «Рога и копыта»? Помню, но я же не Фирс, – он вновь пожал плечами.
– А мне кажется, у вас есть все шансы стать им, и точно также, как и литературный персонаж, оказаться в тюрьме.
– Господи, да что вы такое говорите? – Гуспенский едва не заплакал. – Я же ничего ТАКОГО не делаю!
– Я никогда не поверю, что вы, отец четверых детей, не пытались задавать себе вопрос: почему от вас не требуют никакой отчетности? И кто такой этот «Директор»?
– А если я вам назову его фамилию, вы можете мне гарантировать, что я не окажусь в тюрьме?
– Во всяком случае, следствие зачтет оказанную вами помощь правосудию! – заверил его Рокотов‑младший. – Рассказывайте все, что знаете!
– Однажды, когда я зашел в вагончик Директора, его там не было… – начал было говорить Гуспенский, но Константин прервал его:
– А где он был?
– Извините, в туалете: его вагончик оборудован собственным туалетом, – пояснил он.
– Продолжайте…
– Так вот, вхожу я, значит, в вагончик и вижу на столике чей‑то паспорт, смотрю – и вижу в нем фото Директора…
– Паспорт что, раскрытым лежал?
– Почему раскрытым? Это я так, из чистого любопытства, приоткрыл… на всякий случай…
– Какой случай?
– Например, такой, как сейчас.
– Понятно, – Рокотов‑младший с улыбкой покачал головой. – И вам удалось прочитать фамилию Директора и его имя‑отчество?
– К сожалению, только фамилию.
– Почему?
– Директор вышел… из туалета. Еле успел руку убрать со столика.
– И как же его фамилия?
– Смирнов.
– Да, очень редкая фамилия, – разочарованно вздохнул Константин. – Неужели больше ничего не успели запомнить?
– К сожалению! – виновато вздохнул он.
– Негусто, – пробурчал Рокотов‑младший. – Как его искать по такой редкой фамилии?
– При помощи такой фамилии никак, а если известно его изображение, то можно, – резонно заметил Гуспенский.
– Изображение? Откуда его взять? – не понял Константин.
– Так ведь среди транспарантов‑портретов есть один, который очень похож на него, – хитро прищурившись, пояснил лжепродюсер.
– Вот как? Что же вы молчите? – встрепенулся Рокотов‑младший. – Поехали на съемки, покажете этот портрет!
– Зачем ехать? Я здесь покажу.
– Здесь? Вы что, портрет на память себе взяли?
– Зачем мне его портрет? – удивился тот. – Просто я как‑то для памяти снялся на фото, и на нем случайно оказался тот самый портрет, – он достал из ящика конверт с фотографиями, быстро перебрал их и одну протянул Константину. – Вот, видите, прямо за мною портрет держат? Так вот, мужчина, изображенный на нем, очень сильно похож на Директора!
Взглянув, Константин едва со стула не свалился: на портрете он увидел то самое лицо, которое они с Савелием и разыскивали. Это было лицо того самого человека, который и принес деньги в приемную ГУВД…
– Ты говоришь, что твой Смирнов очень похож на этого человека?
– Точно, похож! – подтвердил Гуспенский.
– Похож, но не он? В чем же отличия?
– Не знаю… Я не художник, не профессионал по лицам… – он еще раз взглянул на фотографию. – Прическа чуть отличается, цвет волос у Директора немного темнее… Во! И уши! – обрадованно воскликнул Гуспенский.
– Что уши?
– У этого они как бы оттопырены, что ли, а у Директора они прижаты к голове… – он с надеждой взглянул на Константина. – Скажите, я помог вам?
– Думаю, да, – задумчиво проговорил Рокотов‑младший, уйдя в свои мысли.
– Так я могу надеяться?
– На что?
– Что мои дети не будут расти без меня? Вы же сами намекали, что если я помогу, то могу надеяться…
– Никогда не нужно терять надежду! – провозгласил Константин, весело подмигнул и пошел к выходу.
Оказавшись в машине, он сразу позвонил Савелию:
– Привет, братишка!
– Судя по торжествующей интонации, мой друг что‑то нарыл! – усмехнулся Савелий. – Делись!
– От тебя ничего не скроешь. Расколол я нашего «продюсера», который, как оказалось, никакой и не продюсер вовсе.
– А кто?
– Так, мелкий книжный администратор.
– Ближе к теме, дорогой Костик.
– Не буду тебя перегружать излишними подробностями и скажу главное: человек, которого мы с тобой разыскиваем, и человек, которого мы видели на портрете… – он сделал паузу.
– Костик, не тяни! Считай, что эффекта ты добился, говори! – поторопил Савелий.
– Это совсем разные люди! – выдохнул Константин.
– Откуда такая уверенность?
– Ты хорошо помнишь наш снимок с компьютера?
– Конечно.
– Тогда скажи, какие у него уши?
– Уши? Нормальные уши, а что?
– Вот именно! – обрадованно воскликнул Константин. – А у того, что на портрете, уши чуть оттопырены и волосы темнее!
– Пожалуй, – согласился Савелий, вытащив из памяти изображение на портрете. – И что это может означать?
– Вполне возможно, что они являются братьями! – предположил Рокотов‑младший. – Но фамилию, к сожалению, носят весьма распространенную в России.
– Надеюсь, не Иванов?
– Почти, – ухмыльнулся Константин, – Смирнов!
– Молодец, Костик! – похвалил Савелий. – Фамилия и фотография известны, а этого вполне достаточно, чтобы отыскать этого неуловимого Яна.
– Как?
– Пока в голову приходит только одно: снова покопаться в базе данных МВД…
– И снова я? – обреченно спросил Константин.
– Не угадал: я сейчас как раз нахожусь в ГУВД и сам проверю, а ты… – Савелий на мгновение задумался. – Хотя нет, это я сам должен сделать. Короче, занимайся пока своими делами, а я с тобой свяжусь позднее…
Положив трубку, Савелий зашел в компьютерный центр и попросил дежурного офицера поискать человека с фотографии, который носит фамилию Смирнов.
– Минуту, – капитан собрал в кучу морщины на лбу и принялся быстро стучать по клавишам компьютера. – Очень хорошо: и на этот раз память не подвела! – удовлетворенно выдохнул он. – Вот! – кивнул он на экран монитора. – Ваш разыскиваемый, Смирнов Александр Серафимович, ранее не судимый, находится в КПЗ милиции Центрального административного округа.
– За что попал?
– Мелкое хулиганство.
– Можно подробнее?
– Здесь сказано: выражался нецензурной бранью в общественном месте, при задержании оказал сопротивление сотрудникам милиции. Распечатку сделать?
– Если не трудно.
– Для вас: никакого труда… – он быстро застучал по клавишам компьютера.
Получив распечатку, Савелий внимательно прочитал ее, и по мере чтения у него неожиданно промелькнула мысль. Он вспомнил о том, что говорил Звонарев. «Директор очень похож на портрет!» Господи, как же он сразу не зацепился за это? Савелий взглянул на дежурного офицера:
– Послушай, капитан, сделай еще одно доброе дело! – попросил Говорков.
– Для вас – что угодно! – с готовностью отозвался капитан, увидев недоуменный взгляд Савелия, пояснил: – Начальство в отношении вас недвусмысленно приказало исполнять любую вашу просьбу.
– Понятно, – с улыбкой кивнул Савелий. – И все‑таки, не в службу, а в дружбу: пробей, пожалуйста, по всей картотеке фотографию Александра Серафимовича Смирнова, но сделай так, чтобы его уши стали чуть оттопыренными и укажи только фамилию, возможно, и отчество.
– Вы о его брате, что ли?
– Так у него действительно есть брат… – удовлетворенно проговорил Савелий. – Близнец, что ли?
– Не близнец, но действительно очень похож. Они погодки. Когда я получил запрос из милиции, то едва не спутал, потому‑то и отложился он в моей памяти. Его брат, Смирнов Анатолий Серафимович, личность довольно известная в уголовном мире. Погоняло – Толик‑Монгол. Три судимости: две по «хулиганке», одна – воровская.
– Ну, капитан, быть тебе вскорости майором! – довольно воскликнул Савелий. – Сделай мне распечатку об этом Толике‑Монголе.
– Полную?
– Самую полную! Где, как, за что, с кем сидел, с кем дружил? И, если есть, характеристику.
– В Греции все есть! – хвастливо заметил он, с интонацией героя из знаменитого фильма «Свадьба с приданым».
***
Выходя из компьютерного центра, Савелий уже знал, что нужно делать. Сейчас он напоминал охотника, напавшего на след зверя.
Быстро набрал номер Сковаленко:
– Товарищ генерал, это Сергей Кузьмич.
– Слушаю.
– Мне нужно быстрее присесть в КПЗ!
– Не понял?
– Нам удалось разыскать того мужика, который принес ТЕ деньги.
– Очень хорошо, – не скрыл свой радости генерал. – Но я не понимаю, для чего вам необходимо садиться в КПЗ? Что, нельзя по‑другому обойтись?
– Разыскиваемый вчера был задержан сотрудниками милиции за мелкое хулиганство и оказание сопротивления при задержании. Интуиция подсказывает, впрямую расколоть его вряд ли удастся, – пояснил Савелий.
– То есть вы хотите быть подсадным? – генерал задумался. – А есть уверенность, что он клюнет?
– Для этого нужно предпринять некоторые превентивные меры. Мы можем сейчас встретиться, чтобы все обсудить?
– Хорошо, подъезжайте, – согласился генерал.
– Я уже здесь, в управлении.
– В таком случае, заходите.
Через несколько минут Савелий сидел в кабинете генерала.
– И какие превентивные меры вы предлагаете сделать? – с интересом спросил Сковаленко.
– Во‑первых, нужно нагнать на него жути. Смирнов должен быть уверен, что за совершенное им преступление ему грозит большой срок.
– Думаете, сломается?
– Уверен! – твердо ответил Савелий.
– Откуда такая уверенность?
– Во‑первых, Смирнов никогда не привлекался к судебному преследованию, даже приводов в милицию не имел, во‑вторых, он даже не догадывается, что нам многое известно о нем. Но самое главное, – Савелий горделиво выпрямил спину, – его брат – известный криминальный авторитет – Толик‑Монгол. Мне кажется, что круг постепенно замыкается.
– И за что вас нужно оформить?
– Мне нужна серьезная, воровская, легенда, – подмигнул Савелий. – Брат авторитета может поделиться сокровенным только с авторитетом.
– А окружающие не расколют вас?
– Вы не забыли, товарищ генерал, что я… – Савелий неожиданно переменился так, что Сковаленко начал слушать его с открытым ртом, – слушай, пацан, я дважды парился на командировках и с многими ворами в законе общался, как с тобой! Сам я не вор, но любому пасть порву, если кто скрысятничает или на воровское замахнется! Понял ты, Сашок? Держись меня, не прогадаешь! Конечно, вольный фарт изменил мне: неделю, как с зоны свалил, и вновь повязали на одной хате. Ничего, проскочим, братела, будь спок: на кичи я долго не задержусь! У ментов на меня нет ничего: день‑другой, и я снова на воле!
– Ну ты и артист! Просто невольно поймал себя на мысли: Господи, а что если ты и впрямь рецидивист? – Сковаленко весело рассмеялся.
– Впечатляет?
– Еще как! Что еще?
– Было бы не лишним, чтобы наш клиент оказался в одной камере с каким‑нибудь беспределыциком.
– И чтобы ты, как бы невзначай, оказался его защитником, – подхватил генерал Сковаленко: видно было, что ему все больше нравится идея, придуманная Савелием.
– Вот именно, – улыбнулся Савелий.
– Короче говоря, я понял, какие превентивные меры нужно провести, а вас, Сергей, нужно приодеть соответствующим образом. Не в таких же дорогих джинсах вам в КПЗ идти. Да и наколки были бы не лишними, как вы думаете?
– Естественно, – согласился Савелий. – Да, и еще… Никто из сотрудников КПЗ, кроме, разумеется начальника отделения, не должен знать, кто я на самом деле!
– Это разумеется, – согласно кивнул генерал. – Вы уверены, что пару дней вам хватит?
– Уверен! Может, и меньше…
***
Через несколько часов Бешеного уже везли в милицейском «уазике». В нем трудно было бы узнать того человека, который совсем недавно сидел перед начальником управления. Майка, потертые джинсы, недорогие кроссовки. На левой руке его собственная наколка ВДВ, напоминающая череп с костями. На груди «Не забуду мать родную», фаланги трех пальцев украшали церковные купола, оповещающие тюремное братство о том, что он трижды окунался за колючую проволоку.
После обычных процедур: обыск, сверка паспортных данных, снятия пальчиков, – дежурный офицер, он же начальник отделения, спокойно бросил:
– В третью его!
В третьей камере находились трое задержанных. Во‑первых, сам Смирнов, во‑вторых, здоровенный бугай с помятой, видать, от глубокого похмелья, физиономией.
Бешеный помнил, что это Иван Боровой, попал сюда не впервые и каждый раз из‑за семейных скандалов: нигде не работает и постоянно пропивает то, что зарабатывает жена, к тому же бьет ее и своих детей. И всякий раз жена вызывает милицию, а потом, жалея детей и его, «непутевого», со слезами уговаривает отпустить его в семью.
В‑третьих, в камере находился еще и невзрачный мужчина лет шестидесяти, а то и больше. Судя по его многочисленным наколкам, сделанным небрежно, он был не новичок в местах лишения свободы, а лихорадочно блестящие глаза и проколотые вены выдавали в нем конченого наркомана.
Не успела за Бешеным закрыться железная дверь, как здоровяк угрюмо бросил:
– Курить припер?