Исповедь эковоина
Дэйв Формэн
Dave Foreman
Confessions of an eco-warrior
Harmony Books, New York, 1991
Известный американский природоохранник Дейв Формэн рассказывает о своей радикальной деятельности в рамках экогруппы «Земля прежде всего!» по защите дикой природы.
Дейв Формэн - живая легенда американской защиты дикой природы
Дейв Формэн (р. 1946 г.) — один из самых известных современных американских природоохранников, идеолог и один из организаторов радикального движения в защиту дикой природы «Земля прежде всего!», созданного в США в 1983 г. Он является редактором журнала «Дикая Земля», членом совета директоров Сьерра-Клуба, в настоящее время — один из руководителей проекта «Дикие земли». Дейв Формэн продолжает такую замечательную плеяду американских экофилософов и защитников дикой природы как Генри Торо, Джон Мюир, Олдо Леопольд, Роберт Маршалл, Дэвид Броуэр. Основной вклад Дейва Формэна в американское (и мировое) природоохранное движение в том, что он значительно расширил и укрепил его радикальное крыло, разработал теорию и тактику экотажа (экологического саботажа), развил философию дикой природы.
Однако Формэн не является кабинетным теоретиком природоохраны. Его можно было видеть на акциях экотажа группы «Земля прежде всего!» — шиповании старовозрастных лесов, пикетированиях ресурсодобывающих компаний, шумных и веселых пропагандистских акциях. Его арестовывало ФБР, против него организовывали травлю средства массовой информации, насмехались и подвергали нещадной критике коллеги из природоохранного движения (привыкшие к компромиссам и высоким офисным зарплатам). Формэн мужественно продолжал делать свое дело; ему удалось вывести часть американских природоохранников из прохладных, чистеньких офисов на передовую — в дикую природу, — где они вступали в неравные бои с механизированными корпусами губителей последних участков дикой природы — лесозаготовителями, дорожными строителями, горнодобывающими компаниями. И не только часто одерживали победу, но и сумели вдохнуть боевой, живой дух в полусонное американское природоохранное движение, всколыхнуть общественное мнение. О защите дикой природы вновь заговорила пресса и телевидение, в суде были вынуждены рассматривать многочисленные дела о спасении редких видов животных или участков древних лесов, Лесная служба и Служба национальных парков трусливо умерили свои аппетиты по выколачиванию прибыли из подчиненных им областей дикой природы.
|
|
В отличие от Сьерра-Клуба, Одюбоновского общества, WWF и других представителей американского природоохранного истеблишмента, разделяющих устаревшую идеологию умеренного антропоцентризма, Формэн и его группа «Земля прежде всего!» своей философией провозгласили принципы экобиоцентризма и глубинной экологии. Следует добавить, что многие из его коллег стояли на позициях зеленого буддизма, экологического неоязычества, считая дикую природу или всю Землю священной, другие отстаивали идеи либерального демократизма, полагая, что дикая природа, как и человек, имеет права и свободы, третьи — больше опирались на экологические знания и научные принципы заповедного дела. Благодаря этому сложному «коктейлю» во взглядах «Земля прежде всего!» получила уникальную идеологию, которой еще не имела ни одна природоохранная организация в мире.
|
|
Спустя несколько лет «Земля прежде всего!» стала чуть ли не самой популярной природоохранной организацией в США, а вскоре у нее объявились последователи в Канаде, Великобритании и других странах.
Д. Формэн — автор нескольких книг, две из которых стали настоящими бестселлерами: «Исповедь эковоина» и «Экозащита» (в русском варианте — «Экотаж. Руководство по радикальной природоохране»); обе переведены на русский язык и издаются Киевским эколого-культурным центром.
Особый разговор — экофилософские взгляды Дейва Формэна. Он полагает, что настала пора провести границу того, что является дикой природой. Больше ни один гектар старовозрастного леса не должен быть вырублен. Ни одна дорога не должна больше вторгаться в свободную природу. Ни шагу назад! Формэн предлагает создать особые охраняемые природные территории нового типа — области восстановления дикой природы, откуда человек должен уйти и где природа будет дичать. Необходимо, по его мнению, восстановить дикие, свободнотекущие реки, устраняя дамбы и плотины.
«Защитники дикой природы, — пишет Формэн, — обязаны разработать новые доводы для охраны дикой природы, новое понимание места людей на Земле, новую оценку дикой природы. Мы должны признать, что истинная причина, почему мы одобряем защиту дикой природы — это дикая природа ради нее самой. Мы должны открыто сформулировать это объяснение для общественности».
Широко известно заявление Формэна, что природоохранники являются частью дикой природы, защищающей саму себя. По его мнению, дикой природе нужно позволить идти своим путем, а не «возделывать» ее, как учит Библия.
|
|
«Почему человек с продолжительностью жизни в 70 лет думает, что правильно уничтожать секвойи, которым 2 тысячи лет?», — спрашивает автор. Насилие над природой он считает таким же морально нетерпимым, как издевательство над любимыми и родными людьми.
В одной из своих работ Дейв Формэн сформулировал основные принципы движения «Земля прежде всего!».
1. Во всех решениях, даже если это идет вразрез с благом людей, в первую очередь следует руководствоваться благом Земли.
2. Не считать человека мерилом ценности. Индивидуальная человеческая жизнь имеет не большую внутреннюю ценность, чем жизнь отдельного медведя.
3. Растения, животные и даже неодушевленные объекты, вроде гор и рек, не должны существовать лишь ради удобства человека.
4. Осознание того, что дикая природа — это реальный мир, а наши города, компьютеры, самолеты, вся деловая цивилизация — всего лишь искусственные и преходящие явления.
5. Признание того, что на Земле слишком много людей.
6. Сомнение в ценностях «прогресса» и «технологий» и даже антипатия к ним.
7. Отказ от признания рационального способа мышления как единственно правильного.
Я надеюсь, что наши природоохранники с большим интересом познакомятся с книгой Дейва Формэна «Исповедь эковоина». Уверен, что они почерпнут для себя много нового и полезного. По иному посмотрят на то, как и для чего охраняют дикую природу.
Книга стоит того.
Владимир Борейко, директор Киевского эколого-культурного центра
Введение
Позвольте мне с самого начала честно сказать о некоторых вещах. Прежде всего, я не уверен в том, что представляет собой эта книга. Это не автобиография, и не мемуары. Не работа по истории охраны природы и не техническая дискуссия по вопросам окружающей среды. Это не всеобъемлющее исследование биоцентрической философии или дискуссия по глубоким биологическим вопросам охраны природы. Это не полемика или инструкция к действию. Я полагаю, что она немного похожа на уродливую собаку-дворняжку, у которой уши одной породы, а лапы другой. Чем бы ни был этот бедный ублюдок, я надеюсь, что он заставит тебя, читатель, думать и рассуждать, нравится тебе это или нет.
Мое второе предостережение подобно предупреждению на полях средневековых карт: «Здесь встречаются монстры». Монстрами, в данном случае, являются непоследовательности. Ральф Уолдо Эмерсон, который знал, что говорит, сказал, что глупая последовательность является пугалом мелких умов. В моем уме, — а он не обязательно является большим, — есть пугала, но с глупой последовательностью там столкнешься нечасто.
Я должен также признать, что после двадцати лет трудов по охране природы у меня больше вопросов, чем ответов. Моя карьера защитника окружающей среды не является линейным движением от умеренного до радикала. Она ближе к спирали и подобна круглой реке Олдо Леопольда, впадающей сама в себя снова и снова. В 1970-е годы, работая в Обществе Дикой Природы, я верил, что быть умеренным и разумным — верный способ защитить как можно больше дикой природы. Я отказался от этого, основав в 1980 году движение «Земля прежде всего!» и провозгласив, что мы должны проверить в действии более тонкие моменты нашей философии. Как вы увидите, сегодня я не настолько уверен в этом подходе. Я не имею в виду определенный период времени. Сегодня — переломный период лично для меня, для движения «Земля прежде всего!», от имени которого я выступал последние десять лет, и для человеческой цивилизации. С учетом этого, последовательность глав отражает приблизительную хронологию: от момента формирования движения «Земля прежде всего!», в 1980 году, до моего выхода из организации. В результате можно ощутить перемены в моем мировоззрении и понимании того, что я защищаю. Сделан последовательный анализ, начиная с того, кем являюсь я и чем является «Земля прежде всего!», и заканчивая важностью дикой природы, движением «гаечных ключей», и предложениями на будущее. Последнее предупреждение о том, что я не святой. Нам часто внушают, чтобы мы стали безукоризненными, прежде чем совать нос в дела других людей.
Действительно, у меня не было времени, чтобы достигнуть совершенства перед попыткой спасти Землю. Это нужно делать немедленно. У врача скорой помощи нет времени, чтобы волноваться о собственном холестерине, когда пытается вернуть к жизни жертву сердечного приступа. Эта книга о разрушении Земли написана тем, кто является частью этого процесса. Мы все являемся частью этого.
То, что, я надеюсь, делает эта книга, это побуждает людей к действию. Мы живем в опасное время. Опасность создана нами самими, и многие из нас, вероятно, заслуживают ее. Но дети и туземные народы этого мира, и что важнее, все другие виды, движущиеся в этом великом круговороте жизни, не заслуживают опасности, которую мы создали.
Эколог Раймонд Дасманн сказал, что Третья мировая война уже началась, и это война индустриальных народов против Земли. Он прав. Все мы — воины на той или иной стороне в этой войне; нет никаких флангов и никаких мирных жителей. Наше поколение — последнее, которое сможет увидеть дикие места, пользоваться богатством живой природы, дышать чистым воздухом. Кризис действительно настолько серьезный. Если есть тема, которая последовательно проходит через всю эту книгу, помимо внутренней ценности всех природных вещей и необходимости в личном действии каждого из нас, то это разнообразие. Я не моральный релятивист. Я считаю, что есть хорошее и плохое. У меня есть система ценностей. Но я страстно верю в то, что есть много способов делать хорошее, бесчисленные методы защищать то, что имеет ценность. Мой путь — не единственно верный путь. Мой стиль — не единственно достойный стиль.
Таким образом, я не хочу поучать кого-либо, что делать. Каждый из нас должен найти собственное место, способы и инструменты для защиты Земли. Они могут меняться со временем и в зависимости от ситуации. В костюме и при галстуке я сидел с сенатором Соединенных Штатов, проводя на карте границы предполагаемых Областей дикой природы. И в камуфляже бродил по лесам, выдергивая геодезические шесты для строительства дороги. Важно что-то делать. Сейчас.
Во время кризиса
В дикости состоит сохранение мира
Генри Торо
Есть особый способ оценивать отношения человека с природным миром — интуитивное понимание, основы которого заложил защитник природных ресурсов и альпинист XIX века Джон Мюир, а позже развивала наука экология. Это идея о том, что все вещи объединены, взаимосвязаны, что человеческие существа представляют собой просто один из миллионов видов, которые сформировались за три с половиной миллиарда лет эволюции. Согласно этому представлению все живые существа имеют одинаковое право находиться здесь. Так я вижу мир. Так мы можем ответить на вопрос, «почему дикая природа?».
Не потому ли, что дикая природа живописно выглядит на открытках? Что она защищает водоразделы для сельского хозяйства, промышленности, и жилья ниже по течению? Что это хорошее место, чтобы вычистить паутину из наших голов после длинной недели на автозаводе или за дисплеем видеотерминала? Что она сохраняет ресурсы для будущих поколений людей? Что какое-то неизвестное растение, существующее в дикой природе может содержать средство от рака?
Нет, правильный ответ — потому, что дикая природа существует. Потому что это реальный мир, поток жизни, процесс эволюции, хранилище тех трех с половиной миллиардов лет общего странствия.
Медведь гризли, шлепающий вдоль Ручья Пеликанов в Йеллоустонском национальном парке с двумя детенышами имеет столько же прав на жизнь, сколько имеет любой человек, и гораздо более важен экологически. Все вещи имеют внутреннюю ценность, внутреннее достоинство. Их ценность не определяется тем, какой звук они издают на кассовом аппарате национального валового продукта, или тем, действительно ли они являются хорошими. Они хороши, потому что они существуют.
Даже более важным, чем отдельное дикое существо, является дикое сообщество — дикая природа, поток жизни, не испытывающий препятствий со стороны человека.
Мы, как человеческие существа, как члены индустриального общества, не имеем никаких божественных полномочий прокладывать дороги, завоевывать, управлять, разрабатывать или использовать каждый квадратный дюйм этой планеты. Как сказал Эдвард Эбби, автор «Отшельника Пустыни» и «Банды гаечного ключа», мы имеем право находиться здесь, но не одновременно повсюду.
Сохранение дикой местности — не просто вопрос уравновешивания особых интересов конкурирующих групп, чтобы достичь надлежащего использования и сочетания видов на наших общественных землях, и разрешить конфликт между различными способами отдыха на открытом воздухе. Это — этический и моральный вопрос. На уровне религии. Люди переступили границы; мы уничтожаем сам процесс жизни.
Лесничий и сторонник дикой природы Олдо Леопольд наверное, лучше всего сформулировал эту этику:
Правильно то, что сохраняет целостность, стабильность и красоту биотического сообщества. Неправильно то, что имеет противоположную тенденцию.1
1Все цитаты из Олдо Леопольда, используемые в этой книге, взяты из его классической работы «Альманах песчаного графства» (Нью-Йорк: Издательство Оксфордского Университета, 1949 г.), которая считается наиболее известной книгой по охране природы в этом столетии. Леопольд, возможно, наиболее влиятельный мыслитель в области охраны природы, которого породила наша страна. Его прекрасная биография, «Олдо Леопольд: его жизнь и работа», написана Куртом Мейне (Мэдисон: Издательство Висконсинского Университета, 1988 г.).
Кризис, на пороге которого мы сейчас стоим, взывает к нашим чувствам. Когда я лоббировал охрану природы в Вашингтоне (округ Колумбия), мне посоветовали поместить свое сердце в сейф и заменить свой мозг карманным калькулятором. Мне посоветовали стать рациональным, а не эмоциональным, использовать факты и числа, цитировать экономистов и ученых. Ты потеряешь доверие, если позволишь себе показать эмоции.
Но, черт побери, я — животное. Живое существо из плоти и крови, бури и ярости. Океаны Земного текут через мои вены, ветры неба заполняют мои легкие, сами скалы планеты — мои кости. Я живой! Я — не машина, бессмысленный автомат, винтик в индустриальном мире, какой-то андроид Нового Века. Когда бензопила врезается в сердце двухтысячелетних прибрежных сейквой, она врезается в мои внутренности. Когда бульдозер пробивается через амазонский дождевой лес, он едет на меня. Когда японский китобой стреляет взрывающимся гарпуном в большого кита, мое сердце разрывается на куски. Я — это земля, земля — это я.
Почему я не должен быть эмоциональным, сердитым, страстным? Сумасшедшие мужчины и женщины разрушают эту красивую, сине-зеленую, живую Землю. Одержимые люди, для которых нет ничего ценного, кроме грязного долларового счета, крушат колонны здания эволюции четырех тысяч миллионов лет.
В мире, управляемом ТНК, нас учат использовать только часть наших умов: левое полушарие мозга, рациональную, расчетливую часть. Эта часть нашего мозга является ценной и необходимой, но это не единственное местоположение нашего сознания. Мы должны восстановить контакт с эмоциональным, интуитивным правым полушарием нашего мозга, с нашей мозговой корой рептилий, со всем нашим телом. Затем мы должны выйти за его пределы, чтобы мыслить со всей Землей. Дэвид Броуер, бывший одно время руководителем Сьерра Клуба, сказал, что нельзя посадить калифорнийского кондора в зоопарк Сан-Диего и по-прежнему иметь кондора. Принадлежность к кондорам не ограничивается кончиками черных перьев на его крыльях. Кондор — это также место; это — термальные источники, бьющие над Прибрежным хребтом, скалистые обнажения, на которых он откладывает свои яйца, и падаль, которой он питается.
Общество сделало нам лоботомию. Социум сегодня может работать как наркотик, как сома в книге «О дивном новом мире», удерживать нас в строю, успокаивать нас, лишать нас способности к страсти. Роботы не задают вопросов. Свободные мужчины и женщины задают. Дикими животными нельзя управлять; их можно одомашнить, даже сломать, но тогда они не будут больше свободными, не будут больше дикими.
Мы должны вырваться из общества, замораживающего наши страсти, мы должны стать животными снова. Чувствовать притяжение полной луны и слышать музыку гусей над головой. Мы должны любить Землю и испытывать гнев против ее разрушителей. Мы должны открыть себя для отношений друг с другом и с землей; мы должны сметь любить и испытывать чувства к кому-то. И когда придет последний поцелуй жизни — смерть, — мы должны не прятаться, а быстро и радостно идти в эту прекрасную ночь. Когда я умру, то не хочу, чтобы меня обработали и положили в свинцовый ящик. Положите меня в дикой природе, позвольте мне насладиться воссоединением с пищевой цепью, возрождаясь в ласке, стервятнике, черве и плесени.
Освободиться от позолоченных цепей цивилизованности — не легко. Нельзя почерпнуть состояние дикого изящества из книг, из умствований, из рациональных аргументов. Наша страсть происходит от нашей связи с Землей, и только непосредственно в дикой природе мы можем соединить наши умы и наши тела с землей, понимая, что не существует никакого различия.
Наряду со страстью, мы нуждаемся в новом видении мира. Почему мы должны удовлетворяться тем, как его нам представляют Луизиана-Пасифик, Мицубиси, Пентагон, и Эксон? Почему мы должны быть ограничены узкими альтернативами, представленными нам Конгрессом и Лесной Службой при обсуждении защиты земли?
Нам говорят, что Серый Волк и Медведь Гризли ушли с большей части Западных земель и никогда не смогут быть восстановлены, что Лось и Бизон и Пантера — не более чем тени на Востоке и больше не вернутся, что Глен Каньон и Хетч-Хетчи находятся под мертвой водой водохранилища, и мы никогда не увидим их снова, что Прерия Высокой Травы и Восточный Лиственный Лес остались только в воспоминаниях, и что мы больше никогда не сможем вернуть дикие земли к востоку от Скалистых гор.
Чушь! Почему мы должны быть связаны прошлыми ошибками? От нас зависит противопоставить ли представлению о Большой Дикой Природе правительства и общества, представление людей, скромно живущих в сообществе медведей, гремучих змей, лосося, дуба и полынь, москитов и морских водорослей, рек, камней и облаков.
Мы должны потребовать, чтобы были закрыты дороги и реабилитированы зоны сплошной вырубки, разрушены дамбы, а Волки, Гризли, Ягуары, Речные Выдры, Бизон, Лось, Вилорогий Олень, Большерогий Баран, Карибу, и другие истребленные виды возвратились в их родную среду обитания. Мы должны предлагать восстанавливать области дикой природы всех экосистем Америки на нескольких миллионах акров земли, с коридорами между ними для передачи генетической вариативности. Область дикой природы представляет собой арену для эволюции, и ее должно быть достаточное, чтобы природные силы имели свободу действий.
Джон Сид, австралийский основатель Центра Информации Дождевых Лесов, рассказывает о встрече с группой австралийских аборигенов, которая произошла в Сиднее. После встречи они вышли на ночной воздух. Большой город простирался перед ними. Один из аборигенов спросил: «Что Вы видите? Что Вы там видите?»
Джон смотрел на пульсирующие автострады, башни из анодированного стекла и стали, суда в гавани, и ответил: «Я вижу город. Огни, мощеные дороги, небоскребы». Абориген сказал тихо: «Мы по-прежнему видим землю. Мы знаем, где под бетоном растет лес, пасутся кенгуру. Мы видим, где утконос роет свою нору, куда текут реки. Этот город, там... — только струпья. Земля под ним — жива».
То же самое — и в Северной Америке. В кустистых зарослях Новой Англии все еще стоят призраки Белых Сосен высотой 220 футов. На пастбищах и кукурузных полях Великих равнин пасутся призрачные Бизоны и Вой волков звучит эхом из прошлого столетия. На берегах Сан-Франциско фантом Гризли кормится выброшенными на берег останками Китов.
Геноцид против этих диких народов, который велся во всем мире цивилизованными людьми, продолжался лишь мгновение в эволюционном времени. Некоторая виды ушли навсегда, некоторые экосистемы безнадежно испорчены, но, в основном, земля, дикая земля, остается все еще живой под струпьями бетона. Есть ли у нас глаза, чтобы видеть?
Страсть и видение являются предельно важными, но без действия они пусты. Легко опустить руки перед действительно огромными проблемами, стоящими перед Землей, задачами, требующими Геркулеса, нам, простым смертным. Мы чувствуем себя не вправе требовать изменений, когда знаем, что наша жизнь не является чистой, что мы — участники той жизни, которая разоряет планету. Мы чувствуем себя беспомощными, сталкиваясь повсюду с косной серой бюрократией правительства и промышленности.
«Это — слишком сложно, — хныкаем мы и сдаемся. — Лучше не сражаться, чем быть побежденным. Кроме того, с чего нужно начинать? Я — не эксперт и не лидер. Почему они не сделают чего-нибудь?»
Мы цепенеем, потому что проблемы слишком велики. Легче включить телевизор, увлечься современной игрой (тот, кто умирает с наибольшим количеством игрушек, выигрывает!), притупить наши ожидания и страсти выпивкой или белым порошком.
Земля кричит. Слышим ли мы? Мартин Лютер Кинг-младший как-то сказал, что, если у человека нет ничего, за что стоило бы умереть, то он ничего не стоит.
Пришло время для смелых.
Смелость нужна во многом. Требуется смелость, чтобы не позволить вашим детям «присесть» на телевидение. Требуется смелость, чтобы сказать группе охраны природы, к которой вы принадлежите: «Больше никаких компромиссов!» Требуется смелость, чтобы сказать, что дикая природа важнее, чем рабочие места. Требуется смелость, чтобы написать письмо в местную газету. Требуется смелость, чтобы встать и высказаться на публичных слушаниях. Требуется смелость, чтобы жить жизнью, оказывающей меньшее воздействие на природу.
И требуется смелость, чтобы поместить свое тело между машиной и дикой природой, встать перед бензопилой или бульдозером.
В 1848 году Генри Торо отправился в тюрьму, отказавшись в знак протеста против Мексиканской войны выплачивать подоходный налог. Когда Ральф Уолдо Эмерсон пришел, чтобы выкупить его под залог, то спросил: «Генри, что вы делаете здесь (внутри)?»
Торо спокойно ответил: «Ральф, что Вы делаете там (снаружи)?»
В этом безумном мире, где сиюминутная алчность правит долгой жизнью, те из нас, кто разделяет этику земли, непоколебимо и страстно должны сопротивляться безумной машине. Мы должны стать на ее пути, как это сделала 19-летняя орегонская активистка группы «Земля прежде всего!» Валери Вейд, взобравшись на древнюю Ель Дугласа высотой восемьдесят футов, чтобы спасти ее от вырубки; как это сделал проводник и поставщик снаряжения из Вайоминга, основатель «Земля прежде всего!» Хоуви Вольке, когда убирал шесты геодезической разметки вдоль трассы газовой разведки в первозданной среде обитания Лося. Обое подвергали свою жизнь опасности, обое попали в тюрьму. Обое гордились тем, что они сделали. Обое — герои Земли, как и сотни других смелых защитников дикой природы.
Эта защита — не высокомерное отношение Господа-Человека, защищающего нечто меньшее, чем он сам. Скорее — это смиренное соединение с Землей, превращение в дождевой лес, пустыню, гору, дикую природу, защищающие сами себя. Именно становясь частью дикого мы обретаем смелость, гораздо большую чем у нас самих; этот союз дает нам храбрость противостоять агрессивному гуманизму, машине, доллару, тюрьме, уничтожению, защищая то, что является священным и правильным: Великий Танец Жизни.
Восемьдесят лет назад Олдо Леопольд закончил Йельскую школу лесоводства и пошел работать в недавно созданную Лесную Службу в Аризоне и Нью-Мексико. Он был назначен на работу по инвентаризации потенциальных запасов древесины в высоких, диких Белых Горах восточной Аризоны, которые были тогда большой свободной от дорог территорией. Однажды его группа остановилась на краю скалы, нависающей над бурным потоком. Во время обеда они увидели большое животное, переходящее вброд Perny. Сначала они подумали, что это олениха, но когда вертящиеся щенки выскочили из-за ив, чтобы поприветствовать свою мать, они поняли, что это был волк. В те дни, волк, которого вы видели, был волком, в которого вы стреляли. Леопольд и его люди поспешно вытащили свои ружья из чехлов и стали палить. Волчица упала, щенок тянул раздробленную ногу в скалы, и Леопольд поехал вниз, чтобы завершить дело. Позже он написал:
«Мы добрались до старой волчицы вовремя, чтобы увидеть, как яростный зеленый огонь умирает в ее глазах. Я тогда увидел и уже никогда не мог забыть нечто новое в этих глазах — нечто известное только ей и горе. Я был молод тогда и мне не терпелось нажать спусковой крючок; я думал, что поскольку меньше волков означает больше оленей, то отсутствие волков будет охотничим раем. Но, видя угасание зеленого огня, я почувствовал, что ни волк, ни гора не согласились бы с такой точкой зрения».
Зеленый огонь. Нам необходим огонь в глазах волка. Нам необходим огонь земли. И нам необходим огонь в наших собственных глазах.
«Земля прежде всего!»
Если оппозиции недостаточно, мы должны сопротивляться. И если сопротивления недостаточно, тогда ниспровергать.
Эдвард Эбби
Первое природоохранное движение Соединенных Штатов было ребенком истеблишмента, и ребенком вполне законным. Основатели Сьерра-Клуба, Национального Общества Одюбон, Общества дикой природы, и групп охраны диких животных были, как правило, столпами Американского общества. Они были элитной группой, спортсменами-охотниками, вроде Тэдди Рузвельта, натуралистами, подобно Джону Берроузу, любителями жизни под открытым небом, подобно Джону Мюиру, пионерами-лесоводами и экологами, типа Олдо Леопольда, и богатыми социальными реформаторами, подобно Джиффорду Пинчоту и Роберту Маршаллу. Никаких анархистов-луддитов в их среде.
Когда Сьерра-Клуб превратился в политически значимую силу, которая заблокировала в 1956 году дамбу Эхо-Парка и добилась в 1964 году принятия Акта об Областях Дикой Природы, она состояла (как и родственные организации), в основном, из врачей, математиков и физиков-ядерщиков. В 1950—1960-е годы к природоохранным группам присоединились беженцы от господствующих мнений; Дэвид Броуэр, в то время исполнительный директор Сьерра-Клуба, один из создателей современного движения в защиту окружающей среды, ко времени его отставки советом директоров в 1969 году стал всерьез интересоваться вопросами ограничения и направлений развития индустриального общества. Но только в 1970 году, на День Земли, движение защиты окружающей среды получило первый реальный приток радикальных противников истеблишмента, когда протестующие против Вьетнамской войны нашли новое дело — окружающую среду. В один момент, на встречах группы охраны природы рядом со стрижками под «ежик» появились бороды — и полемика вспыхнула с новой силой.
Воинственность была недолгой. Эко-анархистские группы, как «Защита Черной Столовой горы», которые представляли собой крайние течения, достигли вершины в 1972 году на Стокгольмской Конференции Организации Объединенных Наций по Окружающей среде, а затем постепенно сошли со сцены. Наряду с десятками других выходцев 1960-х, которые стали работать в организациях охраны природы в начале 1970-х годов, я обнаружил, что, казалось, лучше всего работает компромисс. Тогда как костюм и галстук обеспечивает доступ к региональным главам Лесной Службы США и членам Конгресса. Мы учились делать умеренными свои мнения и свою одежду. Узнали, что советы правительства игнорируют экстремистов, а чтобы заставить сенатора обнять вас за плечи и опустить законопроект о Дикой природе в ящик для голосования, нужно рассматривать конфликты — с горной и лесозаготовительной промышленностью, выпасом скота — и соответственно урезать свое предложение. Конечно, мы были хорошими, патриотичными американцами. Конечно, мы были озабочены производством красного мяса, древесины и полезных ископаемых. Мы пытались показать, что сохранение диких земель не так уж сильно конфликтует с валовым национальным продуктом, а чистый воздух способствует экономике. Мы утверждали, что можно развивать промышленность, и не бурить нефтяные скважины в девственных областях.
Эта умеренная позиция казалась оправданной, когда в 1977 году к власти в Белом доме пришел Джимми Картер, первый Президент и общепризнанный защитник природных ресурсов после Тэдди Рузвельта. Самопровозглашенным защитникам природы в администрации Картера давали решающие посты. В передовицах трубили, что защита окружающей среды взлелеяна истеблишментом, и охрана природы пришла надолго. Под рукой была новая этика: Качество Окружающей Среды и Непрерывный Экономический Прогресс.
Тем не менее, хотя мы имели доступ и влияние в высших кругах, кое-что выглядело неправильным. Когда споры улеглись, охрана природы по- прежнему проигрывала промышленности. Но расхолаживали нас именно наши друзья. Мы пытались понять проблемы, с которыми они сталкивались в реальной политике. Предоставили им презумпцию невиновности. Мы не решились предъявить им иск, когда должны были это сделать...
Я размышлял обо всем этом серым январским днем 1979 года, когда сидел в своем офисе в штаб-квартире Общества Дикой Природы, всего в трех кварталах от Белого дома. Я только что вернулся с пресс-конференции в Здании Южного Сельского Хозяйства, на которой Лесная Служба объявила безрадостное решение по второму Исследованию и оценке областей свободных от дорог (RARE II), двадцатимесячной работы Лесной Службы, имеющей целью определить, какие Национальные леса должны быть защищены в их естественном состоянии. Я ослабил свой галстук, закинул ноги в ковбойских ботинках на стол, сорвал крышку с еще одного «Штроз» и подумал о RARE II и почему все пошло не так. Джимми Картер был предположительно большим другом дикой природы. Доктор М. Руперт Катлер, бывший помощник исполнительного директора Общества Дикой Природы, был помощником министра сельского хозяйства по Лесной Службе и задумал программу RARE II. Но мы проиграли лесной, горной промышленности и интересам скотоводства по всем пунктам. Из 80 миллионов акров (всего 190 миллионов акров Национальных Лесов), все еще свободных от дорог и неразработанных лесов Отдел сельского хозяйства рекомендовал охранять от строительства дорог и вырубки древесины только 15 миллионов. Хуже всего, что мы, защитники природных ресурсов, были, черт побери, умеренными. Сторона противников окружающей среды была экстремистской, радикальной и эмоциональной, их аргументы притянуты за уши. Мы основывались на фактах и были рациональны. Обеспечили более серьезную и лучшую поддержку общественности. Но мы проиграли и сейчас беспокоились о том, чтобы какая-нибудь местная группа защиты дикой природы не отбросила сдержанность и не предъявила иск Лесной Службе за явно неадекватную оценку RARE II воздействия на окружающую среду. Мы не хотели судебного процесса, потому что знали, что можем выиграть и боялись политических последствий такой победы. Мы могли бы рассердить некоторых влиятельных сенаторов и представителей. Поэтому те из нас, кто был в Вашингтоне, сговаривались, как удержать в общем строю широкие массы. Что-то во всем этом казалось мне неправильным.
После RARE II я оставил работу координатора в Обществе Дикой Природы Вашингтона, чтобы возвратиться в Нью-Мексико на свою старую должность юго-западного представителя Общества. Я был очень обеспокоен чрезмерным выпасом скота на Западе, на 180 миллионах акров общественных земель, управляемых Бюро менеджмента земли Министерства внутренних дел. На протяжении многих лет эти богатые дикими животными, пейзажами, местами для отдыха и дикой природой земли были частным угодьем скотоводов. БМЗ (Бюро менеджмента земли) недостаточно управляло общественными землями или контролировало серьезный чрезмерный выпас скота, который сбрасывал миллионы тонн верхнего слоя почвы вниз по Колорадо, Рио-Гранде и другим рекам, опустошая среду обитания живой природы, и вообще превращая землю в ад.
Подстегиваемое судебным иском Совета защиты природных ресурсов, БМЗ начало обращаться к проблеме чрезмерного выпаса посредством ряда определений о воздействии на окружающую среду. Они подтвердили, что большинство этих земель подвергается серьезному перевыпасу, и рекомендовали сокращение поголовья домашнего скота. Но после ожидаемого протеста владельцев ранчо и их политических союзников в Конгрессе и столицах штатов, БМЗ отступило. Почему БМЗ и Министерство внутренних дел были такими бесхребетными?
В то время как меня мучил этот вопрос, я все сильнее и сильнее тревожился относительно тенденций в самих организациях охраны природы. Когда я в 1973 году начал работать в Обществе Дикой Природы, чтобы получить работу в группе охраны природы нужно было проявить себя сначала как доброволец. Это не давало возможности получить правильную академическую подготовку, но опыт способного активиста охраны природы из широких масс был важнее.
Мы понимали, что не сможем получать такой зарплаты, как в правительстве или частной промышленности, но мы и не ждали этого. Мы работали на некоммерческие структуры, финансируемые пожертвованиями заинтересованных людей. Платите нам достаточно, чтобы хватало на еду, арендную плату и пиво — мы не стремились разбогатеть. Но с середины 1970-х годов все изменилось: люди, желающие работать в группах охраны природы были ориентированы на карьеру; они имели степени (в науке или юриспруденции, а не истории или английском языке); они рассматривали рабочие места в природоохранных организациях в том же самом свете, что в правительстве или промышленности. Каждое был ступенькой к следующей, более высокой должности. Они были в большей степени профессионалами и в меньшей степени болели за дело.
Увеличивался разрыв между постоянным персоналом и добровольцами. Начались ссоры из-за зарплаты. Мы больше не довольствовались заработной платой на пропитание, величина зарплаты стала отражать наш статус в движении.