А обладает полной властью над В.

А любит В, но В не любит А,
где А — угнетатель, властитель; B — жертва, пленник тирана.

Но надо еще раз подчеркнуть, что отношения любви покрываются отношениями власти. Любовные отношения куда более текучи: они могут быть замаскированными (Гофолия и Иоас), проблематичными (нельзя поручиться, что Тит любит Беренику), умиротворенными (Ифигения любит своего отца) или перевернутыми (Эрифила любит своего властителя). Напротив, отношения власти устойчивы и эксплицитны. Они касаются не только одной человеческой пары на протяжении одной трагедии; они могут фрагментарно проявляться то там, то здесь; мы находим эти отношения в разнообразных формах, иногда развернутых, иногда редуцированных, но всегда опознаваемых.

Например, в «Баязиде» отношение власти раздваивается: Мурад обладает полной властью над Роксаной, которая обладает полной властью над Баязидом; в «Беренике», напротив, двойное уравнение разъединяется: Тит обладает полной властью над Береникой (но не любит ее); Береника любит Тита (но не имеет над ним никакой власти): именно такое разложение ролей на два разных лица и не дает этой пьесе развиться в настоящую трагедию. Таким образом, второй член уравнения выступает функцией первого: театр Расина — не любовный театр; тема Расина — применение силы в условиях, как правило, любовной ситуации. Всю эту ситуацию в целом Расин определяет словом "насилие". Театр Расина — это театр насилия. <...>

Расиновский мир пропитан бухгалтерией; здесь все время подсчитывают услуги и обязательства: например, Нерон, Тит, Баязид обязаны своей жизнью Агриппине, Беренике, Роксане: жизнь В является и фактически, и по праву собственностью А. Но именно потому, что долговые отношения обязательны — поэтому они и нарушаются. Нерон убьет Агриппину именно за то, что он обязан ей троном. Математически выводимая необходимость быть признательным определяет место и время бунта: неблагодарность — вынужденная форма свободы. Конечно, не всякий герой у Расина смело решается на открытую неблагодарность. Тит обставляет свою неблагодарность массой церемоний. Неблагодарность так трудно дается потому, что она — акт жизненной важности, она затрагивает самую жизнь героя. Дело в том, что прообраз расиновской неблагодарности — сыновняя неблагодарность: герой должен быть признателен тирану точно так же, как ребенок должен быть признателен родителям, давшим ему жизнь. <...>

Имеется гибель, которую ищут. Это как бы стыдливое самоуничтожение, ответственность за которое перелагается на случай, на внешнюю угрозу, на небесные силы. Антиох и Орест годами ищут смерть в битвах и на морях; Аталида угрожает Баязиду, что выдаст себя Роксане; Кифарес хочет искать гибели на поле брани, решив, что ему не суждено соединиться с Монимой, и т. д.

Менее явную разновидность «искомой гибели» представляет собой та несколько таинственная кончина, к которой, в силу загадочных патологических процессов, приводит нестерпимое страдание. Такая смерть занимает промежуточное место между болезнью и самоубийством. На самом деле, трагедия проводит различие между смертью-избавлением и подлинной смертью: герой хочет умереть, чтоб разорвать тягостную ситуацию, и это желание он уже и называет смертью.
Но самая частая трагедийная смерть (потому что самая агрессивная) — разумеется, самоубийство. Самоубийство (B) — это прямой выпад в сторону угнетателя (А), это самая впечатляющая демонстрация лежащей на угнетателе ответственности, это либо шантаж, либо наказание. <...>
В расиновской системе спряжения категория лица наполняется совершенно особым смыслом: "я" всегда предельно гипертрофировано, раздуто, готово лопнуть и разлететься на куски (например, в монологе); "ты" — лицоагрессор и объект открытого контрнаступления (Коварный!); "он" — лицо обманутых надежд, лицо дистанцирования, это лицо используется в ту минуту, когда о любимом существе начинают говорить с напускной холодностью, прежде чем прямо идти на него войной (неблагодарный); "вы" — парадное лицо, лицо признания в чувствах или скрытого нападения (Сударыня); наконец, "они" обозначают, как мы видели, рассредоточенную агрессию. В расиновской системе спряжения отсутствует только одно лицо: "мы ". Расиновский мир необратимо расколот: местоимение-посредник здесь неизвестно. <...>
Здесь надо напомнить, что раскол — основополагающая структура трагедийного универсума. Более того, раскол — это отличительный знак, привилегия трагедии. Внутренне расколотым может быть лишь трагический герой: наперсники и челядь никогда не взвешивают «за» и «против»; они продумывают разнообразные действия, но не альтернативы. Расиновский раскол — это всегда раскол надвое, третьего здесь никогда не дано. Это простейшее разделение, несомненно, воспроизводит христианскую идею; но, если говорить о Расине как светском писателе, в нем нет манихейства, бинарная оппозиция здесь — чистая форма: важна сама дуальная функция, а не ее члены. Расиновский человек раздираем не между добром и злом: он просто раздираем, и этого достаточно. Его проблема лежит на уровне структуры, а не на уровне личности. Наиболее очевидным образом раскол проявляется в сфере я. Я чувствует, что находится в постоянной борьбе с самим собой. Любовь здесь оказывается катализатором, который ускоряет кристаллизацию обеих половин. Раскол требует выражения и обретает его в монологе. <...>
Герой всегда чувствует, что он движим некоей внеположной ему потусторонней, далекой и страшной силой, чьей игрушкой он себя ощущает. Эта сила может расколоть даже время его личности, может отнять у него даже память, и эта сила достаточно могущественна, чтобы вообще перевернуть его существо, например, заставить его перейти от любви к ненависти. Следует добавить, что раскол — нормальное состояние расиновского героя; герой обретает внутреннее единство лишь в моменты экстаза, парадоксальным образом именно тогда, когда он вне себя: гнев сплавляет воедино это разорванное я. Болезнь расколотого героя состоит в том, что он не верен себе и слишком верен другому. <...>
Перемена всех вещей в их противоположность — это одновременно и формула божьего промысла, и жанрообразующий принцип трагедии. Герой, пораженный ударом Судьбы, совмещает в своем душераздирающем восприятии два состояния — прежнее, которого он лишился, и новое, уготованное ему отныне. Основной его принцип — симметрия. Судьба обращает всякую вещь в собственную противоположность как бы через зеркало: мир остается тем же, но все его элементы поменяли свой знак на противоположный. Осознание этой симметрии и ужасает сраженного героя: герой видит верх перемены именно в этой разумности, с которой фортуна перемещается с прежнего места на строго противоположное. <...>
Короче, мир управляется злой волей, умеющей найти в человеческом благополучии негативную сердцевину. Структура трагедийного мира прочерчена таким образом, что этот мир вновь и вновь погружается в неподвижность; симметрия — зримое выражение неопосредованности, поражения, смерти, бесплодия. <...>
Расиновский мир — это двучленный мир, его статус — парадоксальный, а не диалектический: не хватает последнего члена триады. Нагляднее всего эта нетранзитивность, непереходность проявляется в глагольных выражениях любовного чувства: у Расина любовь — это состояние, не имеющее в грамматическом плане прямого дополнения: я люблю, я любил (а), вы любите, я должен полюбить — кажется, будто у Расина «любить» — глагол по природе своей непереходный; глагол здесь выражает силу, безразличную к объекту приложения; тем самым глагол выражает и сущность действия, как если бы действие было замкнуто само на себя. <...>

Трагедия — это поражение, которое говорит о себе, и не более того. Несомненно, расиновская трагедия — одна из самых умных, какие были когда-либо предприняты, попыток придать поражению эстетическую глубину, расиновская трагедия — это действительно искусство поражения, это восхитительно хитроумное построение спектакля о невозможном. В этом отношении она, как кажется, противостоит мифу, поскольку миф исходит из противоречий и неуклонно стремится к их опосредованию; трагедия же, напротив, замораживает противоречия, отвергает опосредование, оставляет конфликт открытым; и в самом деле, всякий раз как Расин берется за некий миф, чтобы обратить его в трагедию, он в известном смысле отвергает миф, делает из мифа окончательно закрытую фабулу.

Мольер

Ранние годы. Начало актёрской карьеры

Мольер происходил из старинной буржуазной семьи, в течение нескольких веков занимавшейся ремеслом обойщиков-драпировщиков. Отец Мольера, Жан Поклен (1595—1669), был придворным обойщиком и камердинером Людовика XIII. Мольер воспитывался в престижной иезуитской школе — Клермонском колледже, где основательно изучил латынь, поэтому свободно читал в подлиннике римских авторов и даже, по преданию, перевёл на французский язык философскую поэму Лукреция «О природе вещей» (перевод утерян). По окончании колледжа в 1639 году Мольер выдержал в Орлеане экзамен на звание лиценциата прав. Но юридическая карьера привлекала его не больше отцовского ремесла, и Мольер избрал профессию актёра. В 1643 году Мольер стал во главе «Блистательного театра». Когда группа распалась, Мольер решил искать счастья в провинции, примкнув к труппе бродячих комедиантов, возглавляемой Дюфреном.

 

Первые пьесы

Юношеские скитания Мольера по французской провинции (1645—1658) в годы гражданской войны — обогатили его житейским и театральным опытом. С 1645 года Мольер заступает к Дюфрену, и в 1650 году возглавляет труппу. Сохранились пьески «Ревность Барбулье» и «Летающий лекарь», принадлежность которых Мольеру не вполне достоверна. Известны ещё заглавия ряда аналогичных пьесок, игранных Мольером в Париже после его возвращения из провинции («Гро-Рене школьник», «Доктор-педант», «Горжибюс в мешке», «План-план», «Три доктора», «Казакин», «Притворный увалень», «Вязальщик хвороста»), причём заглавия эти перекликаются с ситуациями позднейших фарсов Мольера (напр. «Горжибюс в мешке» и «Проделки Скапена», д. III, сц. II). Эти пьесы свидетельствуют о том, что традиция старинного фарса вскормила драматургию Мольера и вошла органическим компонентом в основные комедии его зрелого возраста.

Фарсовый репертуар, превосходно исполняемый труппой Мольера под его руководством (сам Мольер нашёл себя как актёра именно в фарсе), способствовал упрочению её репутации. Ещё больше возросла она после сочинения Мольером двух больших комедий в стихах — «Шалый, или Всё невпопад» и «Любовная досада» (1656), написанных в манере итальянской литературной комедии. На основную фабулу, представляющую вольное подражание итальянским авторам, наслаиваются здесь заимствования из различных старых и новых комедий, соответственно излюбленному Мольером принципу «брать своё добро всюду, где он его находит». Интерес обеих пьес сводится к разработке комических положений и интриги; характеры в них разработаны ещё весьма поверхностно.

 

Парижский период

24 октября 1658 года труппа Мольера дебютировала в Луврском дворце в присутствии Людовика XIV. Утерянный фарс «Влюбленный доктор» имел громадный успех и решил судьбу труппы: король предоставил ей придворный театр Пти-Бурбон, в котором она играла до 1661, пока не перешла в театр Пале-Рояль, где уже оставалась до смерти Мольера. С момента водворения Мольера в Париже начинается период его лихорадочной драматургической работы, напряжённость которой не ослабевала до самой его смерти. За эти 15 лет с 1658 по 1673 Мольер создал все свои лучшие пьесы, вызывавшие, за немногими исключениями, ожесточённые нападки со стороны враждебных ему общественных групп.

 

Ранние фарсы

Парижский период деятельности Мольера открывается одноактной комедией «Смешные жеманницы» (1659). В этой первой, вполне оригинальной, пьесе Мольер сделал смелый выпад против господствовавшей в аристократических салонах вычурности и манерности речи, тона и обхождения, получившей большое отражение в литературе и оказывавшей сильное влияние на молодёжь (преимущественно женскую её часть). Комедия больно уязвила виднейших жеманниц. Враги Мольера добились двухнедельного запрещения комедии, после отмены которого она шла с удвоенным успехом.

При всей своей крупной литературно-общественной ценности «Жеманницы» — типичный фарс, воспроизводящий все традиционные приёмы этого жанра. Та же фарсовая стихия, придававшая юмору Мольера площадную яркость и сочность, пропитывает также следующую пьесу Мольера «Сганарель, или Мнимый рогоносец» (1660). Здесь на смену ловкому слуге-плуту первых комедий — Маскарилю — приходит придурковатый тяжеловесный Сганарель, впоследствии введённый Мольером в целый ряд его комедий.

 

Комедии воспитания Комедия «Школа мужей» (1661), которая тесно связана с последовавшей за ней ещё более зрелой комедией «Школой жён» (1662), знаменует поворот Мольера от фарса к социально-психологической комедии воспитания. Здесь Мольер ставит вопросы любви, брака, отношения к женщине и устроения семьи. Отсутствие односложности в характерах и поступках персонажей делает «Школу мужей» и особенно «Школу жён» крупнейшим шагом вперед в сторону создания комедии характеров, преодолевающей примитивный схематизм фарса. При этом «Школа жён» несравненно глубже и тоньше «Школы мужей», которая по отношению к ней — как бы набросок, лёгкий эскиз.

 

Критики и Мольер

Столь сатирически заострённые комедии не могли не вызвать ожесточённых нападок со стороны врагов драматурга. Мольер ответил им полемической пьеской «Критике „Школы жён“» (1663). Защищаясь от упрёков в гаерстве, он с большим достоинством излагал здесь своё кредо комического поэта («вникать как следует в смешную сторону человеческой природы и забавно изображать на сцене недостатки общества») и высмеивал суеверное преклонение перед «правилами» Аристотеля. Этот протест против педантической фетишизации «правил» вскрывает независимую позицию Мольера по отношению к французскому классицизму, к которому он примыкал однако в своей драматургической практике. Другим проявлением той же независимости Мольера является и его попытка доказать, что комедия не только не ниже, но даже «выше» трагедии, этого основного жанра классической поэзии. В «Критике „Школы жён“» он устами Доранта даёт критику классической трагедии с точки зрения несоответствия её «натуре» (сц. VII), то есть с позиций реализма. Критика эта направлена против тематики классической трагедии, против ориентации её на придворные и великосветские условности.

Новые удары врагов Мольер отпарировал в пьесе «Версальский экспромт» (1663). Оригинальная по замыслу и построению (действие её происходит на подмостках театра), комедия эта даёт ценнейшие сведения о работе Мольера с актёрами и дальнейшее развитие его взглядов на сущность театра и задачи комедии. Подвергая уничтожающей критике своих конкурентов — актёров Бургундского отеля, отвергая их метод условно-напыщенной трагической игры, Мольер вместе с тем отводит упрёк в том, что он выводит на сцену определённых лиц. Главное же — он с невиданной дотоле смелостью издевается над придворными шаркунами-маркизами, бросая знаменитую фразу: «Нынешний маркиз всех смешит в пьесе; и как в древних комедиях всегда изображается простак-слуга, заставляющий хохотать публику, точно так же и нам необходим уморительный маркиз, потешающий зрителей».

 

Комедии-балеты

Из баталии, последовавшей за «Школой жён», Мольер вышел победителем. Вместе с ростом его славы упрочились и его связи со двором, при котором он всё чаще выступает с пьесами, сочинёнными для придворных празднеств и дававшими повод развернуть блестящее зрелище.

Мольер создаёт здесь особый жанр «комедии-балета», сочетая балет (излюбленный вид придворных увеселений, в котором сам король и его приближённые выступали в качестве исполнителей) с комедией, дающей сюжетную мотивировку отдельным танцевальным «выходам» и обрамляющей их комическими сценами.

Первая комедия-балет Мольера — «Несносные» (1661). Она лишена интриги и представляет ряд разрозненных сценок, нанизанных на примитивный сюжетный стержень. Мольер нашёл здесь для обрисовки светских щеголей, игроков, дуэлистов, прожектёров и педантов столько метких сатирико-бытовых чёрточек, что при всей своей бесформенности пьеса является шагом вперёд в смысле подготовки той комедии нравов, создание которой являлось задачей Мольера («Несносные» были поставлены до «Школы жён»).

Успех «Несносных» побудил Мольера к дальнейшей разработке жанра комедии-балета. В «Браке поневоле» (1664) Мольер поднял жанр на большую высоту, добившись органической связи комедийного (фарсового) и балетного элементов.

В «Принцессе Элиды» (1664) Мольер пошёл противоположным путём, вставив шутовские балетные интермедии в псевдоантичную лирико-пасторальную фабулу. Так было положено начало двум типам комедии-балета, которые разрабатывались Мольером и дальше.

 

Зрелые комедии

Если в своих ранних комедиях Мольер проводил линию социальной сатиры сравнительно осторожно и касался преимущественно второстепенных объектов, то в своих зрелых произведениях он берёт под обстрел самую верхушку феодально-аристократического общества в лице его привилегированных классов — дворянства и духовенства, создавая образы лицемеров и развратников в поповской рясе или в пудреном парике.

В зрелых комедиях Мольер начинает резко критиковать общественные пороки и недостатки. Он думает устранить их путём чисто морального воздействия и обличения. Притом, если раньше это обличение было направлено главным образом против высших классов, то в последние 5 лет своей жизни Мольер создает комедии, так сказать, «самокритические», ставящие целью укрепление классового самосознания буржуазии и разоблачение недостатков, унижающих её достоинство. Основная тема этого периода — осмеяние буржуа, стремящихся подражать аристократии и породниться с нею. Эта тема развита в «Жорже Дандене» (1668) и в «Мещанине во дворянстве».

 

• «Жорж Данден»: форма чистейшего фарса популярный «бродячий» сюжет. Мольер высмеивает богатого «выскочку» из крестьян, который из глупой спеси женился на дочери разорившегося барона, открыто изменяющей ему с маркизом, выставляющей его в дураках и напоследок заставляющей его же просить у неё прощения.

 

• «Мещанин во дворянстве». Эта комедия — самая злая сатира на буржуазию, подражающую дворянству, какая вышла из-под его пера. Он не щадит здесь красок для осмеяния богатого буржуа Журдена, который лезет изо всех сил в дворянство, обучается хорошим манерам, отворачивается от своей плебейской жены и якшается с прогоревшими дворянчиками, обирающими его. Но если над Журденом Мольер издевается за его глупость, напоминая ему старую мещанскую мудрость «всяк сверчок знай свой шесток», то с ещё большим презрением он изображает находящегося на содержании у Журдена знатного мошенника и паразита Доранта, лишённого привлекательности Дон-Жуана и потому вдвойне отвратительного. Этим отрицательным персонажам противопоставлены положительные — госпожа Журден и Клеонт, честные, правдивые и сознательные буржуа, гордые принадлежностью к своему классу. Ни в одной другой комедии М. не дал такого яркого изображения классового антагонизма между дворянством и сознательной частью буржуазии, как в этой пьесе, цель которой — «отрезвить буржуазию, внушить ей чувство собственного достоинства, мысль, что она должна создать собственную культуру» (Фриче).

 

• «Скупой». Помимо тяги буржуазии к дворянству Мольер высмеивает также её специфические пороки, из которых первое место принадлежит скупости. В знаменитой комедии «Скупой» (1668), написанной под влиянием «Кубышки» Плавта, Мольер мастерски рисует отталкивающий образ скряги Гарпагона (имя его стало во Франции нарицательным), у которого страсть к накоплению, специфическая для буржуазии как класса денежных людей, приняла патологический характер и заглушила все человеческие чувства. Демонстрируя вред ростовщичества для буржуазной нравственности, показывая разлагающее действие скупости на буржуазную семью, Мольер в то же время рассматривает скупость как нравственный порок, не вскрывая порождающих её социальных причин. Такая абстрактная трактовка темы скупости ослабляет социальную значимость комедии, которая тем не менее является — со всеми её достоинствами и недостатками — наиболее чистым и типичным (наряду с «Мизантропом») образцом классической комедии характеров.

 

• Проблему семьи и брака Мольер ставит также в своей предпоследней комедии «Учёные женщины» (1672), в которой он возвращается к теме «Жеманниц», но разрабатывает её гораздо шире и глубже. Объектом его сатиры являются здесь женщины-педантки, увлекающиеся науками и пренебрегающие семейными обязанностями. Издеваясь в лице Арманды над буржуазной девицей, свысока относящейся к браку и предпочитающей «взять в мужья философию», Мольер противопоставляет ей Генриетту, здоровую и нормальную девушку, чуждающуюся «высоких материй», но зато обладающую ясным и практическим умом, домовитую и хозяйственную. Таков идеал женщины для Мольера, приближающегося здесь опять к патриархально-мещанской точке зрения. До идеи женского равноправия Мольеру, как и его классу в целом, было ещё далеко.

 

• Вопрос о распаде мещанской семьи поставлен также и в последней комедии Мольера «Мнимый больной» (1673). На этот раз причина распада семьи — мания главы дома Аргана, воображающего себя больным и являющегося игрушкой в руках недобросовестных и невежественных врачей. Презрение Мольера к врачам, проходящее сквозь всю его драматургию, вполне объяснимо исторически, если вспомнить, что медицинская наука основывалась в его время не на опыте и наблюдении, а на схоластических умствованиях. Мольер нападал на шарлатанов-врачей так же, как он нападал на прочих лжеучёных педантов и софистов, насилующих «природу».

 

+ «Шедевры» комедий Мольера

• «Тартюф»
• «Дон-Жуан»
• «Мизантроп»

Вообще, что характерно для Мольера-комедиографа:

• резкое разграничение положительных и отрицательных персонажей, противопоставление добродетели и порока
• схематизация образов, унаследованная Мольером от commedia dell’arte склонность оперировать масками вместо живых людей
• механическое развёртывание действия как столкновения внешних по отношению друг к другу и внутренне почти неподвижных сил.
• большая динамичность комедийного действия; но динамика эта — внешняя, она иноположна характерам, которые в основном статичны по своему психологическому содержанию. Это подмечено уже Пушкиным, который писал, противопоставляя Мольера Шекспиру: «Лица, созданные Шекспиром, не суть, как у Мольера, типы такой-то страсти, такого-то порока, но существа живые, исполненные многих страстей, многих пороков… У Мольера скупой скуп и только».

 

Мольер и классицизм

Мольер сближается с классицизмом только в самых общих его стилевых принципах, выражающих основные тенденции буржуазной психики эпохи первоначального накопления. Сюда относятся такие черты, как:

• рационализм
• типизация и генерализация образов
• абстрактно-логическая систематизация их
• строгая четкость композиции
• ясность мысли и слога

Но Мольер в то же время отвергает ряд стержневых принципов классической доктрины:

• регламентация поэтического творчества
• соблюдение «единств», с которыми он обращается иногда весьма вольно («Дон-Жуан», например, по построению — типичная барочная трагикомедия доклассической эпохи)
• узость и ограниченность канонизованных жанров, от которых он уклоняется то в сторону «низменного» фарса то в сторону придворной комедии-балета

 

Разрабатывая эти неканонизованные жанры, он вносит в них ряд черт, противоречащих предписаниям классического канона:

· предпочитает сдержанному и благородному комизму разговорной комедии внешний комизм положений, театральную буффонаду, динамическое развёртывание фарсовой интриги

· вылощенному салонно-аристократическому яз. — живую народную речь, усеянную провинциализмами, диалектизмами, простонародными и жаргонными словечками, подчас даже словами тарабарского языка, макаронизмами и т. п.

Всё это придает комедиям Мольера демократический низовой отпечаток, за который его упрекал Буало, говоривший о его «чрезмерной любви к народу». Но таков Мольер далеко не во всех его пьесах. В целом, несмотря на частичное подчинение его классическому канону, несмотря на спорадические подлаживания к придворным вкусам (в его комедиях-балетах), побеждают у Мольера всё же демократические, «плебейские» тенденции, к-рые объясняются тем, что Мольер был идеологом не аристократической верхушки буржуазии, а буржуазного класса в целом и стремился втянуть в орбиту своего влияния даже наиболее косные и отсталые его слои, а также шедшие в ту пору за буржуазией массы трудового народа.

 

Шарль Перро

Родился 12 января 1628 года в Париже в семье парламентского судьи. Был младшим из семи детей. Семья Перро старалась обеспечить детей хорошим образованием, поэтому в возрасте восьми лет Шарль был отправлен в коллеж на север Франции. Однако юноша так и не доучился, решив заняться юридической карьерой. Но и это ему быстро наскучило. Вскоре он поступил клерком к своему брату-архитектору, Клоду Перро, прославившемуся как автор восточного фасада Лувра.

Несмотря на то, что Перро стал плодовитым литератором, его художественные произведения почти не сохранились, за исключением сказок. Первое произведения писателя появилось в 1653 году. Это была поэма в комическом стиле «Стены Трои, или Происхождение бурлеска». Большой славы она поэту не принесла, но положила начало его литературной карьере. Ш. Перро пользовался доверием государственного деятеля и фактического правителя Франции после 1665 года – Жана Кольбера. Таким образом, писатель мог во многом определять политику двора. В 1663 году его назначили секретарем новой Академии. Однако после смерти Кольбера (1683) он лишился всего: места секретаря и литературной пенсии.

В истории литературы Ш. Перро известен также как основоположник «спора о древних и новых». Так, в 1687 году он издал поэму «Век Людовика Великого», а затем диалоги о параллелях между древними и новыми взглядами на искусство и науку. В своих работах он выделял искусство века Людовика, как возможность прогресса и отступления от неизменного античного идеала. Будущее литературы он видел в развитии романа, как приемника античного эпоса. В 1697 году появился сборник «Сказки матушки Гусыни», в который вошли 7 переработанных народных сказок и одна сказка, сочиненная самим Перро. Эта была сказка «Рике-хохолок», которая широко прославила писателя.

Считается, что именно Ш. Перро ввел жанр народной сказки в «высокую» литературу. По сюжетам его сказок впоследствии были созданы оперы и балеты.

Умер великий сказочник 16 мая 1703 года.

Блез Паскаль

Блез Паскаль - выдающийся французский математик, физик, писатель, религиозный философ; его авторству принадлежит целый ряд работ, посвященных теории чисел, алгебре, теории вероятности. Ученый являлся одним из основателей математического анализа, проективной геометрии, создал первые образцы счетной техники, сформулировал основной закон гидростатики. Блез Паскаль родился 19 июня 1623 г. в Клермоне; его отец был председателем суда, одним из самых известных юристов города. Все Паскали отличались незаурядными способностями, а в Блезе одаренность проявилась с раннего детства.

В 1631 г. Этьен Паскаль, глава семейства, перебрался с детьми в столицу и направил усилия на развитие умственных способностей Блеза. Особое внимание и сын, и отец уделяли математике. В их доме еженедельно проходили заседания своеобразного кружка математиков. В этих встречах 16-летний Паскаль-младший начал принимать самое активное участие и настолько преуспел, что был в числе первых даже среди взрослых. В этом же возрасте он сочинил труд «Опыт о конических сечениях»; в нем содержалась теорема, названная сейчас теоремой Паскаля. Данный трактат дошел до нашего времени в виде небольшого отрывка.

Природа наделила Блеза Паскаля необычными, выдающимися способностями, но обделила здоровьем. Когда их семья переехала в Руан в январе 1640 г., самочувствие Блеза начало заметно ухудшаться. Он изобрел арифметическую машину, чем прославился даже за пределами своей родины, но интенсивные нагрузки серьезно навредили его здоровью. Забившие тревогу отец, друзья, врачи запретили любую умственную деятельность, и Блез постепенно втянулся в светскую жизнь с ее удовольствиями и увлечениями. Однако в истинном смысле светским человеком он так и не стал: с его робостью, излишней наивностью, искренностью он выбивался из общей массы.

В 1646 г. состоялось событие, направившее биографию Паскаля в совершенно иное русло. Он знакомится с янсенизмом и испытывает сомнения по поводу оправданности занятий наукой, задумывается, не является ли его деятельность богопротивной, но не оставляет ее. В ноябрьскую ночь 1664 г. Паскаль, по его собственному признанию, пережил озарение свыше, но что именно оно собой представляло, он не рассказал даже самым близким. После этого ученый оборвал все светские связи, обратился с просьбой стать его духовником к главе монастыря Пор-Рояль и уехал из Парижа.

Пожив какое-то время у герцога де Люина, он в стремлении к еще большему уединению уезжает в монастырь Пор-Рояль, порывает с научной деятельностью и направляет весь свой ум и силы на литературу, защищающую «вечные ценности». Несмотря на суровый образ жизни, он испытывает духовный подъем и чувствует себя гораздо лучше, его блестящий интеллект становится мощным оружием в борьбе с идейными противниками.

На протяжении 1656-1657 гг. публикуются его «Письма провинциала», вызвавшие в обществе настоящий скандал. Это произведение, настоящий шедевр сатирической прозы, сыграло немалую роль в подрыве репутации иезуитов. Сочинение вышло под псевдонимом, тем не менее, Паскалю пришлось принимать меры безопасности, чтобы не оказаться в Бастилии.

Примерно в 1652 г. у Паскаля возник замысел фундаментальной работы «Апология христианской религии», которая защищала бы религиозное мировоззрение. Для будущей «Апологии» с середины 1667 г. Паскаль делал записи, но в дальнейшем не смог превратить их в нечто цельное и масштабное из-за ухудшения здоровья и запрета врачей на любые умственные нагрузки.

Когда Паскаль умер, его приятелями были обнаружены целые пачки таких записей, примерно 1000 отрывков разного размера, смысловой законченности и жанра. Их расшифровали в 1669 г. и опубликовали в виде книги «Мысли о религии и других предметах» (более известен сокращенный вариант - «Мысли»). Это сочинение нередко сравнивали с «Опытами» Монтеня и философскими работами Декарта.

Начиная с 1658 г. недуги Блеза Паскаля стремительно прогрессируют, он чувствует себя очень слабым, его мучают сильные головные боли. Очевидцы вспоминали его, мужчину в расцвете лет, как изможденного старика. Современные ученые определили, что у Паскаля был целый букет болезней - рак мозга, ревматизм и др. Испытывая огромные физические страдания, не имея возможности заниматься любимыми делами, он отдает силы благотворительности, периодически наносит визиты старым друзьям. 39-летний Паскаль скончался 19 августа 1662 г. после агонии, которая длилась целый сутки. Похоронили его в парижской приходской церкви Сен-Этьен-дю-Мон.

 

Жан Лафонтен

ЛАФОНТЕН Жан (Jean de La Fontaine, 1621—1695) — знаменитый французский поэт-баснописец. Принадлежал по происхождению к провинциальной чиновной буржуазии, из рядов к-рой вышли почти все великие писатели «века Людовика XIV». Род Л., весьма древний и богатый, имел претензии на дворянское звание; претензии эти дорого обошлись поэту, на к-рого в 1662 был наложен крупный штраф за незаконное присвоение дворянского титула. Это характерно для Л., вращавшегося среди высшего света и ведшего образ жизни типичного аристократа.
В литературу Л. вошел поздно. Он дебютировал посредственным подражанием «Евнуху» Теренция (1654). Переехав в 1657 в Париж и найдя покровителя в лице Фуке, всесильного министра финансов Людовика XIV, Л. получил пенсию, за к-рую обязался сочинять по стихотворению в месяц. Так появились многочисленные сонеты, баллады и мадригалы Л., воспевавшие мелочи светской жизни в свободном, непринужденном тоне, отличном от манерности поэтов «прециозной» школы (см.). Опираясь на традиции старофранцузских поэтов и Маро (см.), Л. обновляет лексику и строфику «легкой поэзии» (poesie legere), становясь ее виднейшим представителем. Более крупные его вещи свидетельствуют о поисках своего стиля путем использования приемов различных поэтических школ. В эклоге «Климена» (1658) он влагает рассказ о любовных муках пастуха Аканта в уста девяти муз, излагая одну тему в девяти стилях. В аллегорической поэме «Сон в Во» (Le Songe de Vaux, 1658), воспевающей роскошный загородный дворец Фуке, он чередует стихи с прозой, описания с рассказами и диалогами, стиль героический с лирическим. Стремление овладеть разными стилями и жанрами приводит его к подражанию слащавой риторике Марино (см.), под влиянием к-рого он пишет «героическую» идиллию «Адонис» (1658). Л. стоит здесь целиком на почве эстетики Барокко (см.) в его галантно-аристократическом, гедонистическом выражении, но у него нет присущей Барокко антиномичности, иррациональности и мистицизма: этому противилась здоровая буржуазная психика Л., только временами подавленная салонно-аристократическими условностями. Тем не менее пристрастие к барочной помпезности, велеречивости и декоративности было у Л. весьма прочным; оно не покидало его даже в самый «классический» период его деятельности. Рассказчик-реалист и наблюдатель, он неизменно мечтает о героическом стиле, насилует свое дарование сочинением од и поэм, либретто для опер и балетов, а в старости пишет трагедию в корнелевском стиле «Ахилл» (не окончена).
В 1661 наступает перелом в жизни Л., вызванный отставкой и арестом Фуке. Л. стремится привлечь общественное мнение в пользу своего покровителя; сочиняет трогательную «Элегию к нимфам Во» (Elegie aux nymphes de Vaux, 1661). Но заступничество за Фуке повлекло изгнание Л. в Лимож. В 1664 он находит покровительницу в лице герцогини Бульонской, которой посвящает свои скабрезные стихотворные «сказочки» (contes), почерпнутые у Бокаччо, Петрония, Апулея, Ариосто, Рабле, Маргариты Наваррской и др. «Contes» имели громкий, но скандальный успех; они выдержали 4 издания (1667—1674), после чего были запрещены и навлекли на Л. немилость короля, долго противившегося его избранию во Французскую академию (избран только в 1684). Наконец в 1668 Л. выпускает первые 6 книг своих басен под скромным заглавием «Басни Эзопа, переложенные в стихи Лафонтеном»; следующие 5 книг выходят в 1678, а последняя (12-я) — только в 1694. Попутно Л. издает маленький роман в про