Государственное образовательное учреждение
Высшего профессионального образования
АМУРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
(ГОУВПО "АмГУ")
Кафедра Конституционного права
РЕФЕРАТ
на тему: Пути перехода к демократии
по дисциплине Политология
Исполнитель
Студент группы
Руководитель
Благовещенск 2009
Содержание
Введение
1. Пути перехода к демократии
2. Процессы демократизации в России
3. Российская культура безответственности
4. Духовные измерения общества
Заключение
Библиографический список
Введение
Крах коммунизма в Советском Союзе и Восточной Европе породил волну надежды как в Европе, так и в мире. Появилось чувство облегчения, что “холодная война" закончилась, а тираническая империя рухнула. Сейчас, спустя десятилетие, несмотря на множество позитивных моментов развития, оптимизм уменьшился. Мечта столкнулась с реальностью. Иллюзии явно рассеиваются, особенно в России. В ХХ в. Россия уже испытала две политические системы, считая их желаемыми: конституционная монархия 1905-1917 гг. и советский коммунизм. Сейчас россияне недоверчиво относятся к тому, что им может предложить демократия. Почему же нынешняя мечта о демократической России оказалась столь несбыточной?
Изучение трудного пути России с 1985 г. наводит на мысль, что мечты должны развиваться и созревать, иначе они приводят к разочарованию. Нравственное видение советских диссидентов, предлагавших полезный диагноз тоталитарной власти, оказалось не очень применимым к проблемам плюралистического общества; идеи Горбачёва о перестройке коммунизма никогда не были соответствующим образом продуманы, и не могли адаптироваться к кризису 1990-1991гг.; демократическая идеология 90-х годов, при всем ее успехе, не могла ничего сделать со скрытой коррупцией и упадком в стране. Для того, чтобы мечта созрела в ответ на изменившиеся реалии, мечтатель должен измениться сам. Тот, кто пытается реализовать мечту, сам должен расти. Все человеческие существа, переживая переходный период, сталкиваются с барьерами в их внутренней жизни и это угрожает процессу роста. А то, что верно для индивидуума, верно и для общества; по словам русского писателя А. Солженицына, “человеческое общество не может освободиться от законов и потребностей, которые составляют цель и значение отдельной человеческой жизни". Если общество или страна пытается изменить себя, это открывает целый ряд препятствий и преград, которые мешают осуществлению таких попыток.
Пути перехода к демократии
Большая часть нравственной энергии для реформирования Советской системы исходила от советских диссидентов: это интеллектуальное ядро начиная с 1960-х годов и позднее играло значительную роль в снижении авторитета государства. Несмотря на то, что их действия были политическими только в той степени, в какой обвинения в угрозе правам человека ставили под вопрос легитимность самого государства, большинство диссидентов рассматривали свою деятельность скорее в нравственном, нежели в политическом ключе.
Было широко распространено ощущение, что советская система подорвала честность тех, то жил в ней: люди были вынуждены жить в мире “двойного мышления". В связи с этим в 1974 г. Солженицын призвал своих соотечественников “жить не по лжи" - т.е. прекратить участвовать в каждодневной лжи, которая позволяла советской системе действовать дальше. Диссидент-интеллектуал Андрей Амальрик предположил, что стремление к внешней политической свободе может стать результатом первого устремления к качеству внутренней свободы: “свобода, согласно которой власти могут сделать многое, но не в состоянии лишить человека его нравственных ценностей”. Правда, совесть, внутренняя свобода стали ключевыми понятиями диссидентского мировоззрения. Мечта о “жизни в правде", говоря словами Вацлава Гавела, была типичной перспективой диссидентов. Такое нравственное видение было трудной победой; оно было плодом внутренних духовных усилий, некоторые из работ диссидентов стали классикой, поскольку это были размышления о нравственном и духовном выживании, Однако такое видение было плодом попытки борьбы с человеческим злом там, где зло было четко выявлено. В определенной степени была создана “оппозиционная” ментальность. Но с крахом коммунизма борьба с государством, которая определяла мышление и жизнь диссидентов, перестала занимать центральное положение. Уроки жизни при коммунизме нельзя было сразу же использовать в свободном, плюралистическом обществе. Диссиденты знали, как вести себя на допросах и как реагировать на политические притеснения - это была угроза им личной цельности.
Однако этот опыт не подготовил их к разговору с такой властью о коррупции и мафии, о пришедшем с Запада декадансе. Кроме того, когда речь заходила о предложении позитивной программы для России в целом, диссиденты всегда оказывались глубоко расколотыми: Солженицын, например, был либеральным христианским консерватором, презирающим Просвещение, тогда как Амальрик приветствовал ценности Французской революции. Поскольку эти люди были одиноки в своем протесте, у них было мало общего в том, с помощью чего они хотели добиться перемен. Некоторые из старых диссидентов оплакивали товарищеский дух коммунистической эры. В то время цель жизни была ясной. Таких людей было просто лишить иллюзий. Можно утверждать, что существуют только две состоятельные трактовки демократии: С одной стороны, Йозеф Шумпетер, защищая то, что можно назвать “формальной демократией", полагает, что демократия - это путь, с помощью которого институционализируется и регулируется конкуренция в обществе; Джовании Сартори - с другой стороны, рассматривает демократию как “этико-политическую систему" - набор ценностей, которые политическая система должна пытаться осуществить. Современные русские политики скорее соглашаются с моделью Шумпетера, чем с моделью Сартори; тех, кто жаждет того идеала демократии, который описывает Сартори, ждет разочарование. Тех, кто надеялся, что демократия станет своеобразным “концом" развития, тоже ждет разочарование, поскольку в повседневной жизни воплощение демократии только “подразумевается".
В определенном смысле диссиденты были пророками. Они свидетельствовали о борьбе между добром и злом, свободой и рабством в их собственном обществе, и некоторые из их диагнозов подходят как к России до 1991 г., так и после. В то же время Россия начала движение, и старые истины нуждаются в переосмыслении в рамках нового контекста.
Горбачёв и его круг позитивно мыслящих реформаторов тоже имели свое видение. Несмотря на попытки изобразить Горбачёва современным социал-демократом, в действительности он всегда был коммунистом. Его мировоззрение было сформировано коммунистической партией и советской системой, и его целью было скорее реформировать, чем упразднить советский социализм. В течение первых пяти лет мир с восхищением наблюдал за его деятельностью. Казалось, что он, действующий почти в одиночку, гуманизировал “империю зла". Однако видению Горбачёва были свойственны значительные недостатки - факт, который был не так важен, когда обстоятельства складывались для него благоприятно, но который стал очевидным в период экономического кризиса 1990-1991 гг. Важно то, что он хотел сделать страну более демократичной и в то же самое время сохранить власть партии. Принципу существования независимых партий с большим неудовольствием он уступил только в 1990 г., и совершил это в то же самое время, когда ввел президентскую конституцию, предоставлявшую ему диктаторские полномочия. Идею о политиках, подотчетных электорату, Горбачёв не хотел применять к партии и к себе самому. Он хотел свободы, но при определенных условиях; он желал управлять тенденциями, чтобы сохранить советскую систему. Эти две вещи были несовместимыми.
Недостаток ясного видения у Горбачёва привело к тому, что в ходе кризиса 1990-1991 гг. он был подхвачен событиями. Он доказал, что был мастером уравновешивания консервативных и реформаторских тенденций в партии. И это помогло ему оставаться у власти, проводя в то же время радикальную программу. Однако, когда он сам должен был принять твердое решение о природе реформ, которых он хотел, он не смог сделать это. В критический момент он оказался неспособным изменить видение. Оказавшийся в конце 90-х годов перед выбором - полный переход к свободному рынку или реформированная централизованная плановая экономика, он не смог принять решение. Столкнувшись с вопросом, использовать ли силу для сохранения единства Советского Союза, он пришел в смятение. В решающий момент его видение оказалось несостоятельным. Оно не было продуманным. В августе 1991 г. лидеры советских республик определяли ход событий, особенно Борис Ельцин - новоизбранный президент Российской Республики. Горбачёв не смог адаптироваться к ситуации, в которой его видение оказалось несостоятельным.
Возможной причиной того, что видение Горбачёвым реформированного коммунизма оказалось таким неудачным, была его идеалистическая риторика, скрывавшая основные мотивы. Мотивом объявления перестройки стало понимание того, что без существенной экономической реформы, Советский Союз не будет способен сохранить военный паритет с США. Однако первые попытки незначительных экономических реформ привели Горбачёва к необходимости процесса политических реформ в самой партии, с целью создать новую элиту, открытую для перемен. Демократические настроения в какой - то степени служили маской для больших властных амбиций.
По-видимому, неопознанные амбиции иногда существуют на глубине благородного видения. Это подтверждает опыт Льва Карпинского, журналиста, ставшего редактором либеральной газеты “Московские новости" в конце 80-х годов. На вершине популярности Горбачёва в 1988 г., когда демократическая реформа представлялась возможной, Карпинский восстановил членство в партии. Как он говорил позднее, он принял решение вновь вступить в партию, отчасти потому, что верил, что только с помощью самой партии можно изменить систему. В то же время, говорил он, его мотивы были также и эгоистическими: он хотел построить заново свою карьеру.
Карпинский признавал, что карьеризм являлся скрытым мотивом многих членов Коммунистической партии: их убеждения были тесно переплетены с их амбициями. Об этом свидетельствует многое: желание руководителей партии сохранить свою власть, естественно, осложняло им проверку своих мечтаний на подлинную честность.