Ярослав Астахов
Шестоднев
предоставлено автором https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=164316
Аннотация
Обложкою «Шестоднева» охватываются стихи, которые родились в очень разное время. Его старожилам более тридцати лет. Как здорово отличался тогда мир от нынешнего. Как, впрочем и «я» записывающего. (Уверен, что настоящие стихи мы не «сочиняем» – они приходят. И позволяют себя сфотографировать. Или не позволяют.) А новоселам «Шестоднева» не больше года.
Он выстроен симметрично. Шесть полностью завершенных циклов по девять стихотворений в каждом. Цифры 9 и 6 есть близнецы‑перевертыши. Согласно Русской Северной Традиции (смотрите работы Логинова и Виольевой) шесть – это число текста вообще, а девять есть число мудрецов, поэтов и богословов. Я предпочитаю называть это последнее числом бога Бармы – покровителя всех поэтов.
Один из моих читателей сравнил – шутки ради, конечно же – «Шестоднев» с произведением Данте. «Божественная Комедия» великого флорентийца включает, как известно, 3 части по 33 песни в каждой. Об этом Данте специально замечает в последней песне «Чистилища»: «счет положен изначала». Мое произведение несопоставимо не только по грандиозности (это очевидно), но также и потому, что я никакого счета не полагал а просто: шло время, и стихотворения постепенно сами собой выстраивались в устойчивые когорты. Когда шесть раз практически без какого‑либо моего вмешательства сложилось по девять, я понял, что это знак и передо мною – книга. (Циклы с другим числом стихотворений в нее не вошли.)
Откуда пришло название? Однажды я раскрыл книгу святителя Василия Великого «Беседы на Шестоднев» и увидел, что она содержит этих бесед ровно девять. И я воспринял это тоже как знак. Я верю в судьбу, и в знаки, и вообще во всяческое такое. Но остается вопрос: не многое ли берет на себя поэт, который называет книгу стихов таким образом, что чувствуется намек на текст, глаголающий о сотворении мира?
Уверен: каждый, у кого живая душа, знает – хотя бы кое‑что, приблизительно – о сотворении мира. По крайней мере – мира своего внутреннего. Пишущим же стихи такое должно быть вдвойне понятно. В никео‑цареградском символе веры (V в.) Бог именован Поэтом (ποιητ) земли и неба. «Дни» моего Шестоднева представляют собой, таким образом, некоторые этапы, стадии сотворения мира внутреннего. Надеюсь, что сотворение это происходило больше по воле Бога, нежели по личному произволу. По крайней мере, я рад, что существуют стихотворения, представляющие собою хронику этого таинственного процесса.
Бог отдыхал в седьмой день, как это говорит Библия. Предание же повествует о том, что завершением Творения сделается восьмой. И общее число дней тогда станет равным числу креста животворящего православного. Поэтому и книга «Шестоднев» имеет раздел «Начало восьмого дня». Она содержит поэму «Главы из Иоанна», которую одобрил настоятель московского Спасо‑Преображенского храма, что в Кадышах. Надеюсь, что и другие стихотворения книги представляют собой скорее разговор души с Богом, нежели ее реакцию на мир сей.
Ярослав Астахов
ШЕСТОДНЕВ
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
СТРАЖА СЛАБОГО СВЕТА
«Светла галактика листа…»
Полуночное купание
Святая зима
Лжец
«Поклон тебе, эгейское молчанье…»
«Воскреснуть…»
«Берег безбрежен – как берега горе…»
Полнолуние
Стража слабого света
* * *
Светла галактика листа.
Лик лампы над столом витает.
И отступает суета.
И робко тайна проступает…
И замираю, тих и чист.
Не ворожу, не измышляю.
И лишь гляжу в глубокий лист,
Миры и знаки замечая.
5.8.86.
Полуночное купание
Тени отступят прочь.
Станет вином яд.
Волгою дышит Ночь.
Пей же ее взгляд!
Маску одежд – брось.
Капельки рос – лед.
К берегу, на авось –
Нам ли искать брод?
Теплой волны вздох.
Миг и опор – нет.
…Не доплыви до
берега –
Там рассвет.
22.2.87.
Святая зима
Я бежал вереницею светлых зал
И смеялся, не слыша «стой!»
Среди зимних садов и тепла не знал,
Что бывает
зима
святой.
Но таёжным рассветом прожгло стекло
И метель увела, бела…
И впервые дрожало в руке стило,
И я сам не хотел тепла.
…И теперь благодарен за каждый час,
Отогревшийся у стрехи.
И прощаю другому, хоть он сейчас
Посмотрел сквозь мои стихи.
Он готов улыбнуться, хоть и не зол –
Что ж, он просто не знает зим…
А я сам заштопаю свой камзол,
Вспоминая огонь, не дым.
14.10.86.
Лжец
Четыре выстрела в упор –
Четыре слова лжи.
Мир легковерен… и с тех пор
Лишь для себя я жив.
Лишь для себя… Но для него –
Недвижно замер дым,
И он – для каждого живой –
Остановился с ним.
25.1.87.
* * *
Поклон тебе, эгейское молчанье…
Не замутится стоном чистота
Развалин,
непреложных, как сиянье
Над головою мёртвого Христа.
Смотри, любитель острых ощущений –
Как праздничны горящие мосты!
Измена есть надежда отпущенья,
Предательство – не стоит суеты.
Не стоит
ни прощенья, ни закланья,
Ни сна, ни стона стиснутых зубов.
Молчанье
отвечает на молчанье,
Как отвечала песня на любовь.
22.3.87.
* * *
Воскреснуть, то есть вспыхнуть вновь
В ударе кремня о кресало.
Когда бы так и эта кровь
В ударе сердца воскресала –
Тогда б и вечность не смогла
Внушить душе закон прощанья.
И жизнь не помнила бы зла.
И смерть узнала бы изгнанье.
9.12.92.
* * *
Берег безбрежен – как берега горе.
Раковин холод сожму у виска я,
Слушая море…
Слушая море…
Это – лишь кровь? Но она – морская.
Порванный парус срастется невскоре.
Шелесту волн отступающих внемля,
Слушаю море…
Слушаю море…
Чтоб избежать возвращенья на землю.
Море – земля? Но сомкнулась не споря
С небом такая земля‑не‑для‑хлеба.
Слушаю море…
Слушаю море…
Слушая, слышу
не море –
Небо.
11.4.88.
Полнолуние
Смелыми башнями мост многосводный –
В долгий туман.
Неподвижно‑холодный
Пламень
глаза‑Луны.
Камень,
вода и пространство…
Грозно убранство
их
тишины.
30.12.88.
Стража слабого света
В окне рассвета тонкое крыло.
Забытой лампы слабое свеченье.
И непреложно утро, что пришло,
Как королевы Ночи отреченье.
Но это пламя слабое таит,
Как видно, силу дивную на страже –
Коль даже в свете Свет себя хранит,
Маня понять миры, что света краше!
29.9.88.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
ПАЛОМНИЧЕСТВО
«Мне случалось не раз гадать…»
Легенда о листе клена
Один из способов одиночества
Красное
Самоход
Непризнавшему
«Ты оправданье этих мест…»
Почести
Снежная королева
* * *
Мне случалось не раз гадать
По страницам Allegro Santo.
Но годами не разгадать
Иероглиф иерофанта.
Можно мчаться на всем скаку,
И тогда разглядишь сиянье;
Можно только прожить строку,
Но составить переживанье –
3.4.93.
Легенда о листе клена
Кленовый лист пером был очарован.
Его покой зеленый вдруг покинул.
И он шепнул «прости» земной основе,
Трепещущую братию отринул.
И проникаясь золотом Светила,
Любя сильней, безропотно любуясь,
Он обретал
немыслимые силы,
В мирах ветров
ликуя и беснуясь.
А то перо, почти
не замечая,
Парит, небесной птицею влекомо…
Та птица – ангел… демон ли? –
Не знаю.
То вольный странник,
он не помнит дома.
…И падал лист, прощая и сгорая,
И тем прощеньем прав
посланник славы.
Гармония! Ты праведнее
рая,
Но лишь любовью
праведное
право.
17.10.86.
Один из способов одиночества
Ученый муж, прими меня
В ученики. Тоска жестока:
Узнать бы, как вершит полет
Тот, Чей не ведаю расчет,
Но верю тонко и глубоко.
И мне ответом: Не пеняй,
Тебе и так не одиноко –
Мечтою выстроен твой дом,
Ты ей живешь, а не трудом,
Ты веришь тонко и глубоко.
Святой отец, прими меня
Своим послушником без срока.
Пугаюсь каменных икон,
Мне дик алтарь, смешон канон,
Но верю тонко и глубоко…
И мне ответом: Не пеняй,
Но не тебе
дороги рока –
В снегах любых твоих высот
Цветок сомнения цветет,
Ты веришь тонко и глубоко.
6.10.86.
Красное
все что болью было
кончилось когда
в этой ванне стыла
теплая вода
проявляя красный
невозвратный цвет
прожитых напрасно
опоздавших лет
остывала ванна
и впервые мне
не было обмана
в белой глубине
25.5.88.
Самоход
«Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Богами призван он на пир…»
Тютчев
Я внимаю громам,
доносящим гармонию горнего мира.
И катренам сирен,
предрекающим скорую гибель земли.
Посетивший блажен,
Но тому, кто останется после последнего пира –
Ничего не понять,
Задыхаясь в отравленной правдой и потом пыли.
…Уходить в самоход
Из крутящейся красно‑корявой казармы,
Что с Луны голуба,
А с изнанки сквозна и постыло устало пуста –
Чтоб опять восходить
По ступеням безжалостно медленно длящейся кармы…
Самоход – суета;
Но свято ли святое несенье креста
в никуда?
30.11.92.
Непризнавшему
(песня)
Дягилевой, Башлачеву,…
Низко кланяюсь вечному страннику,
Не признавшему домом тюрьму.
Я пою грозовому избраннику
От костра во смертельную тьму.
Облачаясь нежнейшими латами,
Во клубящийся ядами бой
Уходили из дома солдатами –
Во крылах восходили Домой!
Далеко от уюта под лампою
До простора крестовых дорог.
Мне рукою горячей, но слабою
Не чеканить сверкающий рок…
Во сражениях с силой неявленной,
Сотворяющей явное зло,
Вы, заступники, нами оставлены –
В безвоздушных пространствах крыло.
Но не это картонное варево,
Не скрежещущий нынешний рай
Вам по чести, а горнее зарево
На пути в неразгаданный край…
5.12.92.
* * *
Ты оправданье этих мест,
Наследник Тайны,
Тайны долгой …
Смотри: летучий чуткий крест
Соборов над тяжелой Волгой –
Тебе. Речные огоньки
Себя
роняющие
в бездну –
Твои шаги,
Твои шаги –
Ранимый праздник бесполезный.
Почести
(песня)
Ищущие почестей
в трех шагах от вечности,
Вспомните о нежности
голоса струны.
Есть ли счастье большее
воли да беспечности?
Что сверканье яхонта
пред игрой волны?
Полно нам печалиться
тем, что мы не первые –
Не пронумерованы
у кого крыла.
Вечные немногие,
не линейкой мерною –
Радостью могущества
меряем дела!
Верой несоборною,
счастием негаданным
Крест небесный призрачный
путь наш осенит…
За пределом зеркала
рая нет и ада нет,
А дорога к зеркалу –
прямо сквозь зенит.
12.12.92.
Снежная королева
Род неангельский, небо зимнее,
Скатерть белая в пятнах красного…
Увези меня, увези меня
В детских санках к заре прекрасного!
Увези, королева нежная!
Глуби Зеркала в сердце канули.
Путь‑дорога, страница снежная…
Соберусь ли в дорогу, встану ли?
Нет, не встану. Нет сил – не сделаю
До конца, что всего лишь начато.