– Как вас угораздило-то, всей артелью – в закупы?
Гвоздь в ответ лишь безнадежно махнул рукой. Мишка настаивать не стал и заговорил деловым тоном:
– Ладно, давай объясняй: откуда взялся остров и почему выбранное место плохим оказалось.
– Там под землей водяная жила проходит. Нельзя над ней строится – дома гнить будут, люди болеть.
– Точно знаешь?
– Точно. Мы со Шкрябкой несколько раз с лозой проходили. Да и так понятно: ни птичьих гнезд, ни звериных нор. Мышки самой малой не увидишь. Зверье плохие места чует, в сторонке держится.
Принципы работы лозоходцев Мишка понимал смутно, но в результативность их верил – однажды сам убедился на практике. Про существование геопатогенных зон знал, как знал и то, что предки места для проживания выбирать умели. Это тебе не Петр I, засадивший столицу в болото по соседству с тектоническим разломом.
«Но Нинея-то! Неужели не знала? Никогда не поверю! Почему же не предупредила? Опять волховские штучки? Церковь сгниет, люди переболеют, и тут, мудрая волхва… Блин, неужели даже ребят не жалеет, ради укрепления веры в себя – великую и ужасную? А не паранойя, сэр Майкл? Да черт его знает! Тут во что хочешь, поверишь».
От размышлений Мишку отвлекли Нил и Гвоздь, сдвинувшие макет на край стола и притащившие от двери ведро, до половины наполненное влажным речным песком. Высыпав песок на стол, Гвоздь слепил из него какую-то вытянутую фигуру и принялся объяснять.
– Тут, с полверсты ниже по течению, есть не холм, а так – взгорок небольшой. Когда-то давно Пивень его с юга обтекала, а сейчас течет с севера, но старица осталась. В половодье, конечно, старицу заливает, да и ключ в ней со дна бьет, так что, вода в восточной части старицы есть всегда. Получается, как бы остров. Вот на нем-то крепость поставить в самый раз будет.
Концы старицы плотинами перегородить – вот тебе и ров с водой, ключ его быстро наполнит. Получится глубоко, примерно, в полтора-два человеческих роста, и широко – шагов двадцать пять-тридцать. А сам остров сухой, вода близко к поверхности не подходит. Очень хорошее место.
И с насыпкой валов возни особой нет. Остров высокий, середину взгорка срыть, а на краях землю подсыпать. Получится, примерно три человеческих роста, потом точнее скажу. А стены поставим так.
Гвоздь принялся чертить пальцем на песке контуры крепости, а Мишка задумался над услышанным.
«Полтора-два человеческих роста глубиной, никак не меньше трех метров. И дно старицы находится выше уровня воды в Пивени, за исключением периода половодья, разумеется. Если поставить плотины а лишнюю воду спускать через них по желобам, то напора хватит, чтобы крутить водяные колеса».
– Слушай, Гвоздь, а вы водяные колеса делать умеете?
– Он умеет. – Гвоздь кивнул на все еще сидящего неподвижно Сучка. – А зачем колеса?
– Как зачем? – Мишке заговорил так, будто Гвоздь не понимает очевидных вещей. – Есть перепад воды в два человеческих роста, есть родник, который все время добавляет воды, есть чем крутить водяные колеса! Целых четыре!
– Да зачем четыре-то? – Удивился Гвоздь. – Мельницу хочешь поставить? Так одного хватит.
– Почему только мельницу? А молот кузнечный поднимать? А пилы на лесопилке вверх-вниз дергать? Вам, что, доски для строительства не нужны, брусья, прочие пиленые вещи?
– Какая такая лесопилка? – Заинтересовался Нил. – Причем тут водяные колеса?
– Да все просто! – Мишка разровнял песок, стерев чертеж Гвоздя, и начал чертить на нем свой. – Смотрите! Вот так от водяного колеса крутится другое колесо наверху. К верхнему колесу крепится тяга, она тягает пилы вверх-вниз. Здесь наклонный желоб, в него кладем бревно, и оно от собственной тяжести наползает торцом на пилы. Какое расстояние между пилами, такой толщины доски и выходят. По краям получается горбыль, но и ему же тоже применение найти можно. А если пилы расставить широко, чтобы только горбыль срезали, то за два прохода из бревна получается брус.
– Погоди, погоди. – Прервал Мишку Нил. – А где такие пилы взять? Гнуться они не будут?
– У Мудилы[4] надо спросить. – Прервал напарника Гвоздь и пояснил для Мишки: – Мудила – кузнец наш. Хороший мастер, только думает долго. Мы тут в лесу кузницу брошенную нашли, так он уже два дня раздумывает: то ли там работать, то ли сюда все перетащить. Странно как-то: инструмент, железо в крицах, уголь, руда – все лежит нетронутое, а людей нет, словно вымерли.
– Вымерли. – Подтвердил Мишка. – У нас моровое поветрие было, вся весь и вымерла. Тех, у кого вы на постое живете, мы только весной сюда привели. А кузница в лесу, наверно, не зря стоит, скорее всего, там где-то рядом болотная руда есть. Кстати о постое. Пора бы вам своим жильем обзаводиться, хватит по чужим избам тесниться, да и на работу ходить далеко будет.
– Значит, согласен на острове крепость ставить?
– Согласен. – Мишка утвердительно кивнул. – Только не совсем так, как вы задумали. Ну-ка, Нил, рисуй снова.
Нил быстро изобразил на песке контур стен крепости, повторяющий контур берегов острова. Получился неровный эллипс.
– Не так! Стены надо спрямить. – Мишка несколькими линиями обозначил ровные линии стен, превратив эллипс в неправильный многоугольник. – Если стены прямые, вдоль них стрелять удобнее, я же уже объяснял!
– Тогда на берегу под стенами много свободного места останется. – Возразил Нил. – Ворогам просторно будет.
– Ничего, берег подкопаем. – Отмел возражения Мишка. – А чтобы не оплывал, укрепим сваями. Не это, мастера, главное. Не нужна нам сейчас такая большая крепость, да и народу у меня столько нет.
– В таком разе – предложил Нил – можно сначала детинец в середине острова поставить, а потом, как народу наберется, уже и стены вдоль берега возводить.
– Нет, поступим по-другому. – Мишка двумя вертикальными линиями разделил чертеж крепости на три части. – Что такое «равелин» знаете?
– Равелин?
– Да. – Мишка указал на отсеченную его линией часть чертежа крепости, величиной, примерно с четверть. – Это, как бы, кусок крепости, стоящий отдельно. Ну, вроде бы, как детинец, но поставленный снаружи, перед воротами. Чтобы пробиться к воротам, надо сначала пройти через него. А если пройдешь – перед тобой опять ров и опять стена. А силы-то и время уже потрачены!
– Хитро. – Нил понимающе кивнул головой. – Да, так нигде не строят.
– Вот с восточного равелина строить и начнем. В нем пока все мое войско поместится, и еще место останется, а остальное потом будем достраивать. Пока же, начинайте строить с жилья для Воинской школы, и выделите сколько-то человек для того, чтобы построить жилье для себя. Хватит вам на постое по чужим домам тесниться. Пока ставьте одно жилье для всей артели, а как равелин закончите, приметесь за настоящее жилье, чтобы семьи сюда привезти можно было.
При последних словах Сучок поднял голову, а Нил задумчиво прокомментировал:
– Значит, мы сюда надолго попали.
– Надолго, – согласился Мишка – а потому, надо обживаться, как следует.
– Так. – Нил, упершись ладонями в край стола, навис над чертежом. – А что внутри этого… равелина, кроме жилья, ставить будем?
Дальше разговор пошел вполне деловой. Спорили, обсуждали, чертили по песку, стирали начерченное, снова чертили. Когда понадобилось делать расчеты, Мишка снова удивил мастеров, перемножая большие цифры «столбиком» на том же песке. Мастера Мишку тоже удивили – бригада Сучка оказалась комплексной. Кроме плотников и кузнеца, в ней оказался и свой печник, и редкий по нынешним временам специалист – кирпичник. Артель, оказывается, была способно сдавать любой объект «под ключ».
Мишка все время ждал, что Сучок присоединится к обсуждению – у Нила и Гвоздя, после известия о возможном приезде семей, настроение явно переменилось, но плотницкий старшина продолжал сидеть молча.
За окошком стемнело, Мишка зажег свечи в резных лакированных подсвечниках. Нил Гвоздь тут же, как и рассчитывал Мишка, заинтересовались – покрутили подсвечники в руках, похвалили работу. Мишка рассказал о токарных станках, разговор снова ушел в сторону, потом опять вернулись к теме строительства.
Дударик сыграл отбой, снаружи наступила тишина, а обсуждение проекта все продолжалось. Наконец, чувствуя, что и он сам, и мастера устали, Мишка предложил продолжить в следующий раз, и артельщики, позевывая, тронулись на выход.
Сучок, пропустив Нила и Гвоздя, прикрыл за ними дверь и испытующе глядя на Мишку спросил:
– Тебе сколько лет, Лис?
– Четырнадцать.
– Врешь!
– Другого ответа не будет, старшина. Ступай.
– Ну, как знаешь. – Сучок немного потоптался у двери. – Может оно так и правильно. Будь здрав, Лис.
* * *
Все это произошло в середине мая – почти полтора месяца назад, а сейчас Сучок сидел возле постели Мишки и докладывал об окончании строительства жилья для «курсантов» Воинской школы. Казарма получилась просторной – в трехэтажном здании, вытянутом вдоль будущей стены восточного равелина могло разместиться две сотни народу, причем, только на двух верхних этажах. Первый этаж заняли два больших зала – трапезная и то, что Мишка про себя называл актовым залом. В этом же здании помещалась кухня.
Позаботились строители и о себе – поставили трехэтажный дом, с мастерской на первом этаже и жильем на двух верхних. На «высотном» строительстве настоял Мишка, мотивируя свое требование экономией внутренних площадей крепости. Сучок же, уже по собственной инициативе, сделал здание «двойного назначения» – после переезда артельщиков в собственные дома, в нем предполагалось устроить арсенал с шорной и обувной мастерскими.
Несмотря на успешное завершение «первой очереди» строительства, особой радости по этому поводу Сучок не демонстрировал. Мишка уже привык к тому, что плотницкий старшина относится к нему настороженно. Конфликтов у них больше не случалось, если не считать споров по чисто рабочим моментам, отношения были, более-менее ровными. Мишка, за счет обширности своих познаний, даже снискал некоторое уважение Сучка, но по-настоящему сблизиться не удалось.
Вот и сейчас плотницкий старшина сидел в «закрытой» позе – ноги скрещены, пальцы рук переплетены, плечи опущены. Это стало уже привычным, но было и еще что-то, кажется, Сучок был чем-то обеспокоен.
– Что-то не так, старшина? – Спросил Мишка на всякий случай. – Случилось что?
– Случилось… – Сучок, на протяжении всего разговора избегавший прямо смотреть на Мишку, наконец поднял глаза. – Поп ваш постройку освящать отказывается. Какая-то змея подколодная ему наплела, что мы, бесовским обычаем, перед началом строительства человеческую жертву принесли. Поймали, мол, в лесу чужого человека, зарезали и под здание зарыли, а топоры и другой железный инструмент его кровью покропили. От Церкви отлучить грозится, анафеме предать, а воеводу Корнея просить хочет, чтобы покарал…
– Кто наплел? – Быстро спросил Мишка. – Отец Михаил к сплетням слух особо не склоняет. Если поверил, значит, наболтал кто-то, кому он верит.
– Кто-то из твоих, Лис. Чужих у нас не бывает, только моя артель и твои ребята, которых ты в помощь посылал. Мои такую дурь сами про себя болтать не станут…
– Мои – тоже. – Прервал Сучка Мишка. – Им там жить.
– Так-то оно так, только наболтал обязательно тот, кто у нас там бывал. Попу окровавленный клок одежды принесли, и вымазан тот клок в той глине, что на острове в глубине лежит, сверху-то глину не видно, копать надо.
– Та-ак. – Мишка задумался. Обвинение было серьезным, да еще и подкреплено «вещдоком». – Может, заходил кто-то, а ты внимания не обратил потому, что привычно. Кто еще на стройке бывает, так, что это странным не кажется?
– Внучка Нинеина, ребятишки из Нинеиной веси забегают, но редко. – Начал перечислять Сучок. – Еще Листвяна, с двумя девками, еду привозила дней десять назад.
«Листвяна? Не она ли подгадила? Но зачем? Преступлений, как известно, без мотива не бывает. Какой у нее может быть интерес в том, чтобы строительство затормозилось, а то и вообще, было заброшено? Если она собирается родить ребенка от главы рода, то ей прямая выгода от того, чтобы род становился все сильнее. Ни хрена не понимаю!»
– Десять дней назад, говоришь? А когда отец Михаил тебя человеческой жертвой попрекнул?
– Гм… – Сучок на некоторое время задумался. – Пожалуй дня через два, после того. На Листвяну думаешь, Лис?
– Погоди, старшина, рано еще на кого-то думать. Ты этот клок одежды видел, отец Михаил тебе его показывал?
– Да, показал. Все верно: кровь, глина. Я уж и перед святыми иконами клялся, и крест целовал…
– Не поверил?
– Не то, чтобы не поверил… Сомневается. Может, говорит, кто-то из артельных, втайне от меня. Как будто, что-то там можно втайне от меня сделать! А ты почему спрашиваешь, Лис?
– Да, так, ничего. Я просто понять пытаюсь: как это все произойти могло. Припомни-ка, когда Листвяна приезжала, там у вас какая-нибудь яма была вырыта, чтобы эта глина снаружи была?
– Не было никакой ямы. Да и не переправлялась она на тот берег. Твои парни всё из телеги в лодку перегрузили и за несколько ходок перевезли. Листвяна на острове вообще не была.
«Значит, не она. Но по срокам-то совпадает! Преподобный Майкл наехал на Сучка через два дня после ее визита. Мог ей тряпку кто-то из ребят передать?»
– Чей десяток в тот день у тебя работал?
– Кажись… – Сучок почесал в затылке. – Кажись, Первака.
– Кажись или точно? – настойчиво переспросил Мишка.
– Точно! Листвяна еще ему и Вторуше гостинцы какие-то привезла.
– Но ям никаких не было? И все время, пока десяток Первака у вас работал, не было?
– Не было.
«Не складывается. Не мог же Первак или Вторуша специально яму выкопать, чтобы тряпку глиной измазать? Ерунда, решение должно быть более простым. Блин, только детектива мне еще и не хватало, мало других приключений. Что-то крутится в голове, есть какая-то неувязка…»
– Слушай, старшина. А что ж ты мне сразу-то не сказал, а только сейчас?
– Так я сначала своих порасспросить хотел. Мало ли: кто-то поранился, кто-то одежду порвал… Ни у кого – ничего, а на следующий день у вас тут междоусобица случилась. Не до того стало. И поп ваш другими делами отвлекся. Но, ведь вспомнит же, так не оставит!
– Не оставит. Тут ты, старшина, прав. А ну-ка, как на духу: напраслину на вас возвели или что-то, все же, было?
– Ты что?! – Вскинулся Сучок. – Да, что ж такое-то? Как где крепость ставить надумают, сразу же одни и те же разговоры начинаются! Или первого прохожего зарезать надобно, или бабу в стену замуровать. Да не просто бабу, а молодую, красивую и, чтоб непременно женой главного строителя была! И было-то всего один раз, когда в Новгороде Великом кремль строили, да и то – вранье!
– Так было, или вранье?
– Вроде бы, было… может быть. – Сучок, похоже, сам не был уверен в достоверности истории. – Рассказывают, что ждали, когда первая женщина в ворота войдет, а жена зодчего, как раз ему обед принесла. Ну ее и… того. А он, после этого, с башни вниз головой кинулся. Любил жену очень. Да если б это правдой было, кто бы за строителей замуж выходил?
– Ну, ты-то, как раз, не женат, подколол Мишка – а если надумаешь Алену в стену замуровать, так она тебе всю крепость по бревнышку разнесет.
– Тьфу! Все тебе шуточки, Лис!
– Да, брось ты, старшина. Не плакать же, в самом деле? Вон, у меня полморды сожжено, даже не знаю, буду ли левым глазом видеть, но не скулю же!
– Дикие вы какие-то. – Мрачно отозвался Сучок. – Даже дети насмерть бьются.
– Делай, что должен, и будет то, что будет.
– Будет… – Сучок поморщился, как от зубной боли. – У тебя, говорят, троих убили, для них уже ничего не будет.
– У меня – одного. – Поправил Мишка. – Еще двух девчонок бунтовщики зарубили.
– Девчонок? Ну, вы – звери.
– А лучше б было, если бы нас сонных вырезали? Ты хоть знаешь, старшина, что здесь было?
– И знать не хочу! Лучше, не лучше… Лучше, когда вообще никого не убивают! Лучше бы ты, Лис… – Сучок вдруг замолк на полуслове. – Слушай! А, даже, если бы и была яма, то, все равно, не получается!
– Это как? – Не понял Мишка. – Что не получается?
– А нету, там, где мы сейчас строим, такой глины! Шкрябка объяснял, что раньше, когда-то давно, там высокий холм был, потом он осел, а река вокруг него другой глины и песка намыла. Поэтому эта глина только наверху – в середине острова есть, а мы-то строим с краю!
– Погоди, погоди. Выходит, что даже если бы вы действительно человека там зарыли, его одежда, все равно не могла бы в той глине запачкаться?
– Ну, да!
– Что ж, тот, кто на вас напраслину возвел, специально на середину острова бегал, чтобы тряпку вымазать?
– Не-а! Для этого место надо знать. Мы смотрели, на том месте еще недавно – несколько лет назад – глину брали. Она для обжига хороша – посуду делать, другие вещи.
«Так. Кто мог знать, что на этом месте глина иная, чем в округе? Нинея. Сакраментальный вопрос при любом расследовании: кому выгодно? Опять Нинее! Мы от плохого места для строительства отказались, нашли другое. Она нас и подставила. Красава-то на стройке крутится. Но как Нинея отцу Михаилу тряпку передала? Очень просто – через старостиху Беляну, для того сама в Ратное и притащилась. Ну, бабка!»
– Вспомнил! – Возопил вдруг Сучок. – Вспомнил! Мы же кучу этой глины к себе притащили, хотели попробовать кирпичи из нее делать! Любой к этой куче подойти мог, даже и не зная, что ее в этом месте нет, а надо за ней на середину острова мотаться!
«Пардон, Нинея Всеславна, приношу свои извинения за напрасные подозрения. Все складывается. Первак или Вторуша, проходя мимо кучи глины, мазанули тряпку и отдали Листвяне. Я же говорил, что все должно быть просто!»
– Так, старшина, Можешь больше об этом деле не беспокоиться. – Уверенно заявил Мишка. – Я сам с отцом Михаилом все обговорю, никаких подозрений на тебе больше не будет.
– Что, так просто?
– Проще некуда. Ну не таскали же вы покойника до середины острова, чтобы в глине вымазать? Да и не знали вы тогда про ту глину, начинали-то вы стройку больше месяца назад.
– Ага. Как положено – в новолуние, а закончили в русалью неделю. Всё по обычаю!
Да, обычаи артель соблюдала неукоснительно и строжайшим образом, Мишка однажды сам в этом убедился. Приехав в тот день на стройку «из учебной усадьбы», он стал свидетелем весьма впечатляющего зрелища. Голый по пояс плотник по кличке Куна тащил, надрываясь, к берегу Пивени здоровенное бревно, а остальные артельщики, по очереди, хлестали его по спине розгами.
По окончании экзекуции, когда бревно было сброшено в реку, Сучок объяснил Мишке смысл произошедшего. Оказывается Куна проглядел, бревно с сучком, выросшим не на поверхности ствола, а изнутри. Такой сучок потом выпадает из бревна, оставляя после себя косую круглую дырку. Это считается очень плохой приметой, способной навлечь на жильцов множество бед.
– Вот-вот, по обычаю. – Решил приободрить Мишка плотницкого старшину. – Отец Михаил мужик умный, все поймет. А того, кто на нас напраслину возвел, мы наверно, никогда не узнаем – тайна исповеди, сам понимаешь.
– Ну, и слава Богу! – Сучок вздохнул с явным облегчением. – А то, что мы под дом конский череп положили, мед, хлеб, воск… Церковью это не возбраняется. Мы даже череп лошадиный старый взяли, не стали коня губить…
– Ладно, ладно. Закончили с этим, беру все на себя. У тебя еще дела, какие-нибудь, ко мне есть?
– Есть, Лис. Ха! А, ведь, и вправду, Лис! Как ты это все хитро повернул… А дело такое: помнишь, ты что-то там про лесопилку говорил?
– Говорил, и что?
– Понимаешь… – Сучок снова полез скрести в затылке. – Закуп, конечно, должен на хозяина работать, но никто же не запрещает ему, если может, работать и на себя. Доски – товар дорогой…
– Хочешь долю с продажи?
– Не для себя, для артели. Лис, мы без обмана. Крепость тебе выстроим – залюбуешься! Все, что еще скажешь, сделаем, но ты пойми: людям надежда нужна, верить надо, что из кабалы вырвемся!
– Водяные колеса поставишь?
– Не сомневайся!
– Лес нужен будет выдержанный, из сырого доски дрянные получатся.
– Лес заготовим, под навесами выдержим, все, как надо будет.
– Быстро не получится. – Продолжил охлаждать пыл Сучка Мишка. – Пока заготовите лес, пока он под навесом вылежится, пока пилы откуете, лесопилку поставите… Может, что-то с первого раза не выйдет, переделывать придется. А там – зима, водяное колесо встанет.
– Ну и ладно! Мы же крепость не завтра закончим. До весны лес под навесом дойдет, весной пилить и начнем.
– А продавать где? В Ратном покупателей на доски много не найдется.
– Э! Был бы товар, а покупателя найдем. Слушай, Лис, а до больших городов здесь далеко? Я, когда сюда плыли, как-то не приглядывался, настроение не то было. Меня выпусти сейчас, так я и дороги домой не найду, больно уж далеко нас Никифор завез.
– А где дом-то твой, старшина?
– В Новгороде Северском… – Сучок запнулся и тяжело вздохнул. – Нету дома. И у меня нету, и у артельщиков – все за долги продали. И нас, тоже, продали…
– Как же вы так? Это ж, какой долг должен быть, чтобы вся артель в кабалу попала?
– А! – Сучок безнадежно махнул рукой. Чего уж теперь? Человека мы убили, не простого человека, а княжьего. И не просто княжьего, а ближника.
«Да! Это вы попали, ребята. По Русской Правде Ярослава Мудрого, за убийство княжьего человека, штрафы назначаются немилосердные. Где-то я читал, кажется у профессора Рыбакова, что доходило до нескольких килограммов серебра, даже до десятков килограммов. И особенно не разбирались – если не находили убийцу, штраф брали с того, на чьей земле обнаруживался труп».
– Ты только не подумай, что мы жертвоприношение перед строительством устроили! – Неправильно понял мишкино молчание Сучок. – Случайно все вышло. У боярина Козлича – ближника князя Олега Святославича – кто-то из родни помер. Он по такому делу церковь-обыденку заказал. Ну, такую, что за один день строится. Мы взялись, а он, нет, чтобы подождать до вечера, все крутился под ногами, во все нос совал, так извел, что хоть работу бросай. Терпели-терпели, а потом взяли, да и подпортили немного подмостья, думали, что свалится, ушибется, да и отстанет от нас.
Сучок замолк и принялся одергивать и оправлять на себе рубаху.
– А Козлич не просто ушибся, – подсказал Мишка – а насмерть.
– Угу. Шею свернул.
– И какая же вира вышла?
– За боярина – пятьдесят гривен, за то, что церковь в срок не достроили – еще пять, за то, что убийство в Божьем храме, хоть и недостроенном, учинили – еще десять. Двенадцать гривен мы сообща собрали. У баб своих серьги, колты, ожерелья… даже кольца обручальные позабирали. Дома и все хозяйство, по приговору, за бесценок ушло – меньше четверти долга. Остальное никифоров приказчик уплатил. Сам в долги залез, но больно уж выгодно ему показалось – мы же лучшей артелью были. Не только в Новгороде Северском, нас и в Чернигов звали, и в другие места.
– Понятно. А лихву какую Никифор положил?
– Вроде и по божески – десятину в год, да только десятина от такого долга… – Сучок опять вздохнул и махнул рукой. – На нее одну целый год и горбатиться, если еще придумаешь как.
– М-да. Крепко вас.
«Правильно я тебя понял, Сучок – горазд ты на опасное озорство. Рано или поздно, такие, как ты, обязательно нарываются на серьезные неприятности. Ладно бы сам, а ты еще и людей своих подставил, и семьи их. Нет, не случайно у тебя это все вышло. Не в тот раз, так в другой бы влипли. Нету у тебя, в зазоре между желанием и действием, мысли. Захотелось – сделал, а подумать, перед тем, как делать…»
– Какую долю в продаже досок хочешь, старшина?
– Половину! – Выпалил Сучок и настороженно уставился на Мишку. – Вся работа наша, твоя только задумка.
– Да? А то, что на моей земле лесопилка стоять будет? А то, что мой лес вы на доски пилить будете? А то, что в ущерб моей работе, прибыток себе зарабатывать станете?
В принципе, Мишка был не против предложения плотницкого старшины, но не поторговаться – потерять лицо, уважать не станут. Аргументы оказались весомыми – Сучок поколебался и осторожно спросил:
– Какую ж ты долю себе хочешь?
– Не дергайся, старшина! Я же понимаю: половину ты запросил для того, чтобы выторговать четверть. Что, не так?
– Не так! Половина – цена справедливая!
– Справедливая? А давай-ка подсчитаем! Сколько тебе останется с цены досок, если лес ты у меня будешь покупать, за пользование лесопилкой платить, за задержку строительства тоже платить? Да еще не забудь, что доски до покупателей довезти надо – перевоз, ведь, бесплатным не бывает. Погрузить – людей опять от строительства отвлечешь. Сколько-то народу с досками отправить придется, пока довезут, пока расторгуются, пока вернутся… Опять люди от работы отвлечены. Ну, много тебе останется?
Сучок совсем сник. Снова сцепил пальцы рук, опустил голову и пробормотал:
– Лис, он и есть Лис. Так обведет, что еще и должен останешься.
– Я же сказал: «Не дергайся, старшина». Признавайся: рассчитывал на четверть?
– Что б тебя леший… Рассчитывал.
– А я рассчитывал дать тебе тридцать пять досок из каждой сотни. Не кочевряжился бы, так бы и урядились. А теперь даю тридцать. Согласен?
– Много тебе навару с пяти досок!
– Не в наваре дело, старшина. Я тебе возможность на волю выкупиться даю, а ты гонор мне показывать принялся. За то и вира с тебя. Грамоту писать будем, или на слове согласимся?
– На слове? С Лисом? – Начал было Сучок, но вспомнив о гоноре, тут же поправился: – Согласен. Верю на слово.
– Тогда, еще одно условие.
– Что еще? – Опять насторожился плотницкий старшина.
– Не бойся, условие простое. О нашем договоре не болтать. Своим скажи, чтобы охотнее работалось, но больше никому.
– Это можно. Не беспокойся, Лис, не разболтаем.
– Теперь еще одно дело. Подбери несколько вязов обхвата в полтора, отложи отдельно, пусть выдерживаются, я потом скажу, что с ними делать…
Дверь распахнулась и в горницу вошла Листвяна в сопровождении кухонной девки, несущей поднос с едой. Ключница строго глянула на Сучка и объявила:
– Михайле Фролычу поесть надо, скоро лекарка придет перевязку делать!
Сучок послушно поднялся с лавки, но Листвяна остановила его.
– Погоди, старшина, дело к тебе есть. – Ключница жестом велела холопке поставить поднос на лавку и обратилась к Мишке: – Михайла Фролыч, надо бы плотников на новые огороды послать – ограду поправить, да и избушку, хоть небольшую поставить, девки в шалашах намучались. А так: и снасть огородную будет, где хранить, и от непогоды укрыться, и переночевать, если потребуется. Если не хочешь много народу от крепостного строения отрывать, так можно всего двоих-троих плотников, а в помощь им десяток ребят из Воинской школы. Хоть бы и десяток моего Первака.
Сучок вопросительно глянул на Мишку, тот согласно кивнул.
– Хорошо. Только, старшина, ты взял бы, да сам съездил, или Гвоздя послал. Надо там опытным глазом посмотреть, по-моему, место для деревеньки подходящее.
– Добро, сделаем. – Согласился Сучок. – Гвоздя пошлю, он хорошо места для жилья выбирать умеет.
– Так я, прямо сейчас, пошлю кого-нибудь из ребят в Воинскую школу и в крепость? – Спросила Листвяна. – Чтобы уже сегодня Первак свой десяток на огороды привел.
– Посылай.
«Чего ей приспичило-то так срочно? Если десяток Первака и доберется, то уже в конце дня. Или хочет, чтобы прямо с утра за работу взялись? Ладно, ей видней».
– Михайла Фролыч, тебя покормить, или сам попробуешь?
– Сам, только под спину мне чего-нибудь подложи, чтобы сидеть можно было.
Мишка переждал приступ головокружения, более слабый, чем вчера, и принялся запихивать в себя еду – аппетита не было совершенно никакого, хотя и не тошнило. Листвяна заметив, что Мишка глотает с усилием, тут же заботливо подала кружку с квасом.
– Запей, Михайла Фролыч.
Дело пошло легче, а Листвяна сидела рядом и ворковала:
– Хорошо молодым быть – любые болячки быстро проходят и силы быстро восстанавливаются. – Мишка решил, что речь идет о нем, но оказалось, что Листвяна имеет в виду Юльку: – Молодая лекарка аж три ночи возле тебя просидела, вся серая с лица сделалась. А выспалась, и опять, как яблочко наливное.
«Чего ей надо-то? Вежливая, ласковая, заботливая. Меня по отчеству величает, Юльку нахваливает… Точно: нагадила чем-то! Или собирается? То, что номер с кровавой тряпкой не прошел, она еще не знает, но может быть еще что-то в том же духе задумала? Зачем ей это? Мотив надо понять, но пока не выходит. Срыв строительства ей никакой выгоды принести не может, для чего же она эту подлянку подстроила? Не понимаю, а надо! Надо разобраться в ее мотивации, тогда можно будет предвидеть следующие ходы. Блин, и деду-то ничего не скажешь. Даже если найду неопровержимые доказательства ее паскудства, и даже если он их примет… Все равно, Листвяна – его „лебединая песня“, он мне этого не простит. Да и жалко старого, едрена Матрена. Что ж придумать-то? Мотив! Пока не пойму, ничего делать нельзя!»
Мишка продолжал машинально жевать, не прислушиваясь к воркотне Листвяны, но вдруг сознание зацепили какие-то слова…
– Так Юлька уже пришла?
– Да, у Анны Павловны сидит. – Подтвердила Листвяна. – Ждет, пока ты поешь.