Никаких определенных знаний о древнеармянской космогонии до нас не дошло. Сомнительно, была ли она вообще, учитывая, что космогония не является неотъемлемой частью индоевропейской мифологии. Древние христианские авторы, такие как Агафангел и Езник, часто объясняют, как Бог создал землю из «ничего», и называют это точкой зрения сирийцев. Они поддерживают это мнение, выступая против тех, кто в соответствии с более распространенным библейским взглядом, учит, что земля была сотворена из первозданного хаоса. Лишь из современного армянского фольклора мы узнаем о первозданном быке, на рогах которого покоился мир и который, мотая головой от раздражения, вызывал землетрясения. Агафангелу представляется, что «небеса – куб, свободно висящий в пространстве, а земля – плотное образование с твердым основанием, которое не держится ни на чем». Для всех армянских авторов земля являет собой целый мир. Сверкающее звездами небо, в котором вращаются по своим орбитам светила, большого значения для них не имело.
Существовала у древних армян космогония или нет, мы знаем, что в их религии на стадии зороастризма они считали мир и все в нем плодом трудов Арамазда, которого Агафангел называет творцом небес и земли. Незримый мир был у них густо населен мистическими силами, богами, ангелами (Hreshtak от персидского firishtak, «посланец»), духами, демонами и демоническими чудищами всех мастей. Человеческая жизнь, ее события и конец, были предопределены или божественными законами (Hraman, персидское Farman), которые считались неизменными и безошибочными, или мистической связью со звездами, созвездиями и зодиакальными знаками. Мы не можем заявлять категорично, но вполне очевидно, что звезды воспринимались как fravashi (двойственная, внешняя душа или сущность) людей. В современном фольклоре говорится: когда падает звезда, умирает человек. Одним словом, древние армяне были бескомпромиссными фаталистами. Этот взгляд на жизнь укоренился так глубоко и оказался таким губительным по своему воздействию, что древние христианские писатели прилагали все усилия, чтобы искоренить его и теологическими, и практическими аргументами.
Человек состоял из тела (marmin) и души (hogi или shunch, «дыхание», ψυχή). Uru по‑ирански urva, возможно, изначально употреблялось также в значении «душа», но в итоге стало обозначать призрака или призрачную наружность.
Призраков называли urvakan, то есть призрачные существа. О том, что этим духам поклонялись, неопровержимо свидетельствует древнее слово urvapast, «духопоклонники», которое Агафангел применил по отношению к армянам‑язычникам. Лингвистические факты доказывают, что изначально «душа» была не более чем «дыханием», хотя постепенно это понятие трансформировалось в нечто личное и материальное. Она никогда не называлась «тенью», но в христианские времена тесно связывалась со светом, что обусловлено зороастрийским влиянием. Смерть считалась отделением души от тела или, скорее, извлечением души, более или менее тонкой субстанции, через рот. Это всегда представлялось процессом весьма болезненным, возможно благодаря вере в то, что душа распределена по всему телу. Ангел, «забирающий душу», и «писец» – два главных действующих лица в этой последней и величайшей трагедии человеческой жизни. После смерти душа остается поблизости от трупа до похорон. Безжизненное тело обычно вселяло благоговейный трепет, страх и смятение. Его быстро омывали и заворачивали в саван, а до и после этого в комнате, где находился покойник, курили благовония и зажигали свечи, не столько для того, чтобы указать путь отделенной и сбитой с толку душе (Абегян), сколько для того, чтобы защитить мертвого от сил зла. Возможно, какие‑то следы культа предков сохранились в традиции зажигать в субботу днем свечи и окуривать дом ладаном. Смерть в доме неизбежно влекла за собой обновление огня, так как присутствие мертвого тела оскверняло очаг. В древние времена оплакивание умершего носило особенно бурный характер. Все родственники спешили собраться возле покойного. Плакальщицы, специально нанятые женщины, запевали погребальную песнь и славословили его. Ближайшие родственники горько рыдали, рвали на себе волосы, царапали лица и руки, били себя в грудь, пронзительно кричали и укоряли ушедшего друга за то горе, которое он им причинил своей кончиной. Вероятно, они также остригали свои длинные струящиеся волосы в знак траура, так же как монахи, которые, говоря формально, являются духовными плакальщиками (abeλa, от сирийского abhīlā) при вступлении в религиозный орден. Покойника несли на кладбище на похоронных носилках. До нас не дошло ни одного упоминания о кремации у армян. Возле незасыпанных могил царей и вельмож совершали самоубийства многочисленные слуги и женщины. Так случилось, когда умер Арташес, к великому неудовольствию его неблагодарного сына Артавазда. Мавзолеи армянских царей находились в укрепленном городе Ани в провинции Даранали. Они когда‑то были открыты скифами, которые либо ожидали найти там несметные сокровища, либо намеревались таким варварским методом ускорить бой с отступающим местным населением.
Стремление духов к своим старым домам и их «страсть к странствиям» хорошо известны армянам. Множество молитв и пожеланий «упокоения» отошедшей душе, как и разнообразные похоронные кушанья и пожертвования еды усопшему, указывают на огромную заботу, с которой они пеклись о том, чтобы сберечь душу в могиле. Надгробия часто изготавливали в виде лошадей и ягнят, которые символизировали обычные жертвы, приносимые мертвым, и даже сегодня возле них оставляют отверстия для еды и напитков. Даже о рисовом супе, в котором черпали наслаждение питары (души предков) древних индусов, в наши дни напоминает рис, который в некоторых местностях друзья приносят в осиротевший дом на следующий день после похорон.
Подобно латышам, фракийцам, грекам и многим другим народам, армяне в своих погребальных ритуалах переходили от безудержного горя к еще более безудержному веселью. Это доказывает происходившее в древние времена шумное празднество у могилы, когда мужчины и женщины, стоя лицом друг к другу, танцевали и хлопали в ладоши под музыку рожков, арф и скрипки. Это было и остается обычным похоронным обрядом во многих местах.
Очень сложно дать четкое, последовательное объяснение веры армян в жизнь после смерти. Несомненно, они верили в бессмертие. Но изначально, как в Греции и других странах, не предпринималось никаких попыток привести к гармонии отличные друг от друга и даже противоречивые взгляды, а контакт с зороастризмом привнес дополнительную путаницу. Обычное армянское слово, обозначающее могилу – gerezman, есть не что иное, как авестийское garonmana, «дом восхвалений», то есть рай небесный, как место вечного света и подходящая обитель Ахурамазды. Употребление армянами столь важного слова для обозначения могилы может быть всего лишь эвфемизмом, но также может быть и выражением веры в счастье, которым наслаждается душа в могиле, или же – в мучение, от которого она страдает. Это очень похоже на предвкушение рая или ада, которые предназначены за хорошие или дурные поступки мусульманским усопшим. В таком случае главным обиталищем отделенной души становится сама могила, чтобы душа могла находиться как можно ближе к телу. Само же тело сильно подвержено воздействию злых духов.
Заметный след оставила вера в Гадес. Иранский Спента Армаити (позже Спентарамет), «дух земли», появляется в армянском языке в искаженной форме «Сандарамет» и только в значении «Гадес» или «ад». Сандарамет населяли злые духи. Даже Авеста выдает свое знание более древнего и распространенного употребления этого слова, когда говорит о «тьме Спенты Армаити». Гадес был на земле, и, естественно, правил им дух земли. Это не единичное явление, поэтому богини земли и боги растительности в Западной Азии, как и боги, имеющие греко‑римское происхождение, непременно были связаны с подземным миром. Черная аркадская Деметра и ее дочь и двойник, Персефона, представляют как бы обратную сторону Деметры, прекрасной и великодушной. Сабазий (Дионис) (под именем Залмоксис?) был правителем подземного мира у фракийцев. В армянском языке есть также слово ouydn, которое употребляется для обозначения властителя Гадеса. Это, безусловно, «Аид». Но очень трудно удостовериться, является ли это слово исконно армянским или родственно греческим аналогам.
Еще одно понятие, которое в армянском Ветхом Завете используется в значении «Гадес», – Dzokh, от персидского Duzakh, обозначающего ад. Однако в христианские времена вошло в употребление выражение gayank, «станция», «остановка». Изначально, согласно древним Отцам Церкви, оно обозначало место, где собирались души и в полубессознательном состоянии ждали судного дня, а Сандарамет и Джох стали названиями ада еще в языческие времена.
По поводу местонахождения Гадеса существует некоторая неопределенность во мнениях. Возможно, он где‑то внутри земли, в глубине или под могилами. Но, с другой стороны, высказывание Езника о грешниках, которые обернулись лицом к западу, хотя и прямо указывает на место нахождения христианского ада и демонов, может также обозначать ад языческий. Поэтому нам известно, что ад – ступень Гадеса и что вавилоняне, греки и египтяне все искали Гадес иногда в земле, но чаще обращались к западу; для них заходящее солнце светило миру мертвых. Также известно, что в современном армянском фольклоре заходящее солнце называется «долей мертвых». Жизнь оканчивалась могилой или Гадесом, но, каким бы печальным и мрачным он ни был, считался своего рода даром. Мертвые нуждались в пище, слугах и т. д. На это ясно указывают приношения еды, так же как принудительные и добровольные самоубийства у могил царей.
Представления армян о конце света основаны на персидских идеях. Прежде всего люди знали и рассказывали известную персидскую историю об Аждааке Вираспе (Аждааке с десятью тысячами лошадей). В соответствии с ней Аждаак Вирасп был предком первого правителя персов. Он был любителем гласности и сторонником отсутствия частной собственности. Он считал, в частности, что ничего никому не принадлежит и все должно предаваться гласности. Поэтому в начале своего правления он был коварным, но не лишенным показного великодушия властелином страны. Позже он посвятил себя астрологии и обучался у очень знающего (?) злого духа, который поцеловал его плечи, тем самым создав на каждом из них по дракону или же превратив в дракона самого Аждаака. В то время Аждаака одолевали чрезмерный аппетит при виде человеческой плоти и огромное желание сеять ложь. В конце концов Хрудэн (Траэтона, Фаридун) победил его и заковал в латунные цепи. По дороге к горе Дамаванд Хрудэн уснул и допустил, чтобы Аждаак тащил его на вершину. Проснувшись, он повел Аждаака в пещеру и встал перед ней, преграждая чудовищу выход, чтобы предотвратить гибель мира.
Но у армян и их северных соседей возникли собственные версии этого зороастрийского мифа, в которых традиционный Аждаак уступил место национальным злодеям, а название горы изменилось на Масис и Альбурз. В древней Армении ужасным монстром был Артавазд, сын‑подменыш царя Арташеса. Во время похорон отца, когда множество слуг, жен и наложниц покончили с собой (или были убиты?) на его могиле, неблагодарный и бесчувственный сын, выражая недовольство, сказал: «Вот! Ты ушел и забрал с собой все царство. Я теперь должен править на развалинах?» Разгневанный упреком, Арташес ответил из могилы:
Когда отправишься ты на охоту
Вверх, по склонам священного Масиса,
Качи схватят тебя
И унесут на самую вершину.
Там будешь обитать, и света тебе не видать.
И действительно, вскоре после своего восшествия на престол, когда он отправился охотиться на вепрей и диких ослов, у него закружилась голова и он, упав в пропасть вместе со своей лошадью, бесследно исчез. Люди говорили, что в пещере Масиса его заковали в железные оковы, которые постоянно обгладывали две собаки. Когда оковы падут, он выйдет, чтобы править миром или уничтожить его. Но стук кузнечного молота по наковальне укрепляет цепи; поэтому, даже в христианские времена, по воскресным и праздничным дням кузнецы несколько раз ударяют своими молотами по наковальням в надежде таким образом предотвратить неожиданное освобождение Артавазда и его возвращение в мир.
Также стоит заметить, что рассказ о змеях, обучающих прорицанию, на плечах Аждаака, существует в греческой мифологии и повествует о слепом Мелампе и, возможно, о Кассандре и ее ясновидящей сестре. А армяне, жившие в IV веке н. э., утверждали, что это история о безнравственном царе Папе, чья слава мага достигла Греции.
За любым рассказом о конце света вполне логично следует описание Страшного суда и обновления небес и земли. Но, к несчастью, древние записи на этом прерываются. В древнеармянском языке известно персидское слово ristaxez, «воскресение, возрождение» как имя собственное – Aristakes. В современном армянском фольклоре очень живописно обрисован мост cinvat[45](чинват), который получил название «мост‑волос». Словом «царство» обозначается рай небесный, кроме того, называемый drakht (от персидского dirakht, что значит «дерево»). Картину дополняет изображение огня и дэвов, мучающих грешников, а Спандарамет и Джох, когда‑то бывшие синонимами Гадеса, приобретают значение ада. Но из всех этих прерывистых и неопределенных сведений нам сложно составить четкую и связную картину конца света в представлении армян. Христианская эсхатология, благодаря поразительному сходству с зороастрийской, должно быть, впитала местные предания на эту тему. Однако, как ветвь фракийского народа, армяне обладали стойкой верой в бессмертие и имели ясное и конкретное представление о будущем мире, подобное тому, какое мы находим у Платона в мифе об Эре.
Приложения
Образование армянской нации [46]
Многие из старых историков дают нам чересчур упрощенное представление о происхождении современной армянской нации. Согласно Геродоту, армяне пришли в Малую Азию с запада в компании с фригийцами, с которыми, по его мнению, их связывало близкое этническое родство. Тот факт, что армянский язык относится к индоевропейским, казалось бы, подтверждает миграционную гипотезу. Несомненно также, что в разные моменты второго и первого тысячелетия до н. э. в районах Ванна и Аракса происходили значительные этнические подвижки.
Однако современные археологические и лингвистические открытия показали, что простая миграционная теория не объясняет всех фактов. Многие черты урартской цивилизации проявились в древнеармянской культуре. Само название «Урарту» в различных вариантах долго жило и после гибели Ванского царства. По сути, «Урарту» является всего лишь вариацией названия горы Арарат, фокусной точки армянского самосознания с незапамятных времен и до наших дней. Название «Урарту» сохранилось в наименовании этнического термина «аларод[иане]››, народа, о котором часто упоминают классические географы начиная с Геродота. Эти алародиане составляли особый контингент в армии великого персидского царя Ксеркса. У них был собственный язык (несомненно, основанный на урартском). Они продолжительное время (много лет после исчезновения Урартского царства) занимали большую территорию в центре Армянского нагорья.
Название «Урарту» в форме «Урашту» встречается в вавилонских надписях царя Дария в 520 году до н. э., причем в параллельном персидском тексте из Бехистуна уже используется термин «Армина». Этническое определение «Урашту» встречается в надписях царя Ксеркса в начале Увека до н. э., и вновь в отношении территорий, известных нам как Армения. Однако Гекатей Милетский, первый греческий историк и географ, писавший около 500 года до н. э., уже привычно пользуется термином «Армениой». Один из первых царей Урарту звался Арама, или Араму. Мовсес Хоренский (Хоренаци) включает его в свой список древних правителей Армении как шестого потомка эпонимного праотца армян – Хайоса. Некоторые ученые видят связь между урартским именем Арама и этническими терминами «Армения», «армянин».
Стоит привести здесь мнение доктора Ричарда Барнетта, который считает, что последний царь Урарту, Руса III (605–590 гг. до н. э.), «сын Эримены», был на самом деле армянским узурпатором, и вместо «Руса, сын Эримены» его следует титуловать «Руса Армянин».
Как мы видели, правящий класс Урарту в качестве официального языка использовал хурритский, на котором они, кстати, и писали клинописью, подобно ассирийцам и вавилонянам. С исчезновением Ванского царства народы Армении утратили привычку писать на родном местном языке. Это не означает, что они стали неграмотными. На протяжении почти тысячи лет – до изобретения в V веке н. э. армянского алфавита святым Месропом Маштоцем – армяне вели свои государственные летописи на ведущих международных языках – иранском, арамейском и греческом. Однако отсутствие письменных летописей на местном наречии, конечно, лишь добавляет трудностей в прослеживании происхождения армянской нации. Такой, какой мы знаем ее сегодня.
Мы можем не сомневаться, что коренное население Урарту и Армении не исчезло в 590 году до н. э. с лица земли под натиском мидян и других варварских племен. В своей полулегендарной биографии персидского царя Кира Ксено‑фонт приводит любопытный рассказ о том, как Кир умиротворил Армению, действуя как посредник между собственно армянами и последователями бога Халди, то есть потомками урартов. Армянский царь Тигран становится персидским вассалом. Царь Кир отыскивает армян, заселяющих плодородные долины и пахотные земли, и последователей бога Халди, скрывающихся в горах. Клр убеждает армянского царя позвать народ Халди в долины и за соответствующую плату и дань заняться обработкой пустующих земель. Взамен последователи Халди (урарты) обещают разрешить армянам беспрепятственно пасти стада на горных склонах. Затем Клр принимает меры для поддержания мира между этими двумя сообществами: он строит крепости в стратегических точках Армении и ставит там свои гарнизоны, со своими командирами.
В своем исследовании искусства Урарту Б.Б. Пиотровский сравнивает внешность и манеру одеваться урартских послов при дворе ассирийского царя Ашшурбанипала и армянских, изображенных двумя веками позже на рельефах Ксеркса в Персеполе. В 654 году до н. э., после победы Ашшурбанипала над эламитами, урартский царь Руса II направил послов в Арбелу, чтобы поздравить ассирийского владыку. Прием урартских послов и представлен на рельефе царского дворца в Ниневии. Урарты изображены там низенькими, одетыми в плащи поверх длинных одеяний с бахромой. На ногах у них высоко зашнурованные сапоги. (Детали подобных сапог видны на глиняных кубках в форме сапожка, найденных в 1959 году в Кармир‑Блуре.) На голове у послов Урарту шляпы из мягкого войлока с кисточками, напоминающими шляпы армян на рельефах Ксеркса в Персеполе. Интересно отметить, что урарты показаны коренастыми и приземистыми по сравнению с другими изображенными там народами. Многие сегодняшние армяне обладают теми же физическими характеристиками, что особенно заметно при сопоставлении их с соседями (курдами, иранцами или татарами).
Как упоминалось выше, армяне называют сами себя «хайа», а свою страну – «Хайастан». Представляется вполне разумным связать эти этнические термины с названием древней восточной провинции Хеттского царства Хайаса, которая располагалась в гористой Западной Армении близ верховьев рек Евфрата или Карасу. Язык народа, населявшего Хайасу, был, очевидно, сродни древним индоевропейским языкам Малой Азии, а именно хеттскому, лувийскому, лидийскому, ликийскому и фригийскому. Это важно учитывать ввиду заметного сродства армянского с другими индоевропейскими языками. Включение племен Хайасы в Хеттскую империю, несомненно, внесло свой вклад в дальнейшую эволюцию языка, культуры и обычаев армян.
После крушения Хеттской империи название «Хайаса» исчезает из летописей. Мы не находим его ни в ассирийских, ни в урартских официальных текстах и надписях. Оно заменяется ссылками на край «Сукхми», или «Сокхми», расположенный между верховьями рек Евфрата и Аратсани, или Мурат‑Су.
В юго‑западной части Армянского нагорья, к западу от озера Ван, была земля хурритов – Шуприя. В урартской надписи Сардури II (середина VIII в. до н. э.) этот край носит имя Арме, или Армини. В течение последующих ста лет из‑за ослабления мощи центральной урартской власти народы этого Арме явно стали господствовать над множеством мелких племен гористой юго‑западной области Армении.
На севере от них, в древней Хайасе, остатки хайасского народа создали некую федерацию племен, которая и дала имя Хайастану. Название «Сокхми», применявшееся также к племенам, населявшим районы в верховьях Евфрата, перешло в средневековые и современные грузинские тексты в качестве собирательного наименования армян («сомекхи» означает «армянин», а «Сомкхети» – «Армения»). Крушение Урарту и последующее вторжение мидян привело к слиянию и смешению всех этих племен, так что термины «Хай», «Арме» и «Сокхми» стали практически синонимами. Сами армяне приняли имя «хай», грузины – «сомекхи», а иранцы – «армина», которое в греческом и латинском языках преобразовалось в привычное «Армения».
Древние армянские легенды рассказывают о жившей в далекие годы расе белокурых голубоглазых великанов, совершавших чудесные подвиги силы и мужества. Возможно, это отголоски миграций индоевропейских народов, преобразивших в бронзовый век культурную обстановку Армении и Ирана. В некоторых районах Малой Азии, включавшей в себя царство хеттов, верхушка индоевропейских пришельцев навязала местному населению, большей частью анатолийскому по этническим чертам, свой язык и государственную организацию. Так произошло на южных пустошах исторической Армении, в царстве Митанни, которое одно время соперничало в мощи с хеттами и фараонами Древнего Египта. Как показал Манфред Мэйрхофер, все митаннийские цари носили индоевропейские имена, их боги являлись богами индоевропейского пантеона, а кроме того, они пользовались индоевропейскими терминами для обозначения дел, связанных с выведением и выучкой лошадей. Однако основную массу их населения составляли хурриты, о чем свидетельствуют имена цариц и тот факт, что официальная переписка митанни с египетскими фараонами велась на хурритском языке.
Много лет спустя после падения Митанни в эти края не раз вторгались скифы и киммерийцы из русских степей и с евразийской равнины. Киммерийские захватчики явились в Колхиду около 730 года до н. э. со стороны Азовского моря и шли далее по Черноморскому побережью. За ними вскоре последовало несколько волн скифов, прорвавшихся на Кавказ через Дарьяльский перевал и прошедших берегом Каспийского моря мимо Дербента и нынешнего Баку. Кроме свидетельства Геродота о приходе в Армению и Грузию больших орд кочевников, об этом говорят скифские погребения и находки скифских стрел в Саматавро, древнем кладбище близ Мцхеты, в Триалети к югу от Тбилиси, а также в Кармир‑Блуре (Армения) и других местах.
Со своих баз в Армении скифы и киммерийцы распространились на запад, юг и юго‑восток. Они вторглись в Мидию, в 696–695 годах разгромили Фригомушкенское царство царя Мидаса, а затем разграбили греческую колонию Си‑ноп на Черном море. Они бурей прошлись по Сирии и Палестине, дойдя даже до границ Египта. Они нагнали ужас на народы Израиля – об этом говорится у Гомера (о киммерийцах) и в книге пророка Иезекииля о Гоге и Магоге (под которыми подразумеваются скифы). Все это подготовило крушение Ассирии и Урарту.
Считается, что владычество скифов в большей части Малой Азии, Армении и Северной Персии продолжалось примерно 28 лет, с 652 по 624 год до н. э. В конце концов скифы были разгромлены объединенными силами мидян, персов и армян, которые также нанесли сокрушительный удар слабеющему могуществу Урарту и Ассирии. Армянское содружество племен, Армини‑Шуприя, находившееся на западе от озера Ван, временно приняло сторону мидян. Согласно полулегендарному повествованию Мовсеса Хоренаци, некий армянский царь Па‑руйр принял участие во взятии Ниневии в 612 году до н. э., сражаясь плечом к плечу с вавилонянами и мидянами во главе с царем Киаксаром. В награду царский титул Паруйра был подтвержден мидянами, и он был признан первым правителем независимого Армянского государства.
Покорители Ниневии поделили между собой провинции бывшей Ассирийской империи. Сирия с Палестиной и юг Месопотамии отошли к Халдейской империи вавилонян. Мидийский царь Киаксар получил власть над большей частью Ирана, Ассирией и Северной Месопотамией, а также Арменией и Каппадокией. Мидяне включили в свои владения большую часть прежних урартских земель. Буйных и сильных мидян боялись все соседи, а изгнанные евреи ежечасно ожидали, что мидяне разгромят Вавилон. В книге пророка Иеремии (гл. 51, стихи 24–29) предсказано, что падению Вавилона поспособствуют армяне и урарты.
«И воздам Вавилону и всем жителям Халдеи за все то зло, какое они делали на Сионе в глазах ваших, говорит Господь.
Вот, Я – на тебя, гора губительная, говорит Господь, разоряющая всю землю, и простру на тебя руку Мою, и низрину тебя со скал, и сделаю тебя горою обгорелою.
И не возьмут из тебя камня для углов, и камня для основания, но вечно будешь запустением, говорит Господь.
Поднимите знамя на земле, трубите трубою среди народов, вооружите против него народы, созовите на него царства Араратские, Мининские и Аскеназские, поставьте вождя против него, наведите коней, как страшную саранчу.
Вооружите против него народы, царей Мидии, всех начальников ее и всех градоправителей ее, и всю землю, подвластную ей.
Трясется земля и трепещет; ибо исполняются над Вавилоном намерения Господа сделать землю Вавилонскую пустынею, без жителей».
Однако правители Вавилона на какое‑то время оттянули роковой день. Царь Навуходоносор пытался обезопасить свои владения от угрозы с севера строительством мощных укреплений, стен и каналов. Ему удалось добиться на полвека определенного равновесия и усилить его в дальнейшем династическими браками. Когда царь мидийский Киаксар напал на Лидию, правители Киликии и Вавилона вступились за нее и выторговали в 585 году до н. э. мирный договор, согласно которому река Галис (древнее название реки Кызыл‑Ирмак в Турции), протекающая близ западных границ Армении, была определена как граница между Лидией и Мидией.
Этот неустойчивый баланс сил был нарушен около 550 года до н. э. появлением Кира и его персов, горского народа, обитавшего к юго– востоку от мидян и говорившего, подобно им, на индоевропейском языке. Персы были воодушевлены новым религиозным учением Зо‑роастра (Заратуштры, или Заратустры) и новым пониманием своей имперской ответственности, которая отличала их правление от прежних восточных деспотий. Они быстро положили конец ослабевшей мощи Вавилона, последний царь которого, Набунаид, погиб в 539 году до н. э.
Персидское владычество в Малой Азии и на большей части Армении длилось с 546 по 334 год до н. э. Как и другие области огромной империи, Малая Азия была поделена на провинции (сатрапии). Согласно Геродоту, Армения и соседствующие с ней регионы составили следующие сатрапии:
1. Иония и другие греческие прибрежные города от Мраморного моря до Анатолийского залива, с Карией, Ликией и прилежащими островами, находившимися под персидским контролем.
2. Лидия, с прилежащей территорией Анатолии от Адрамитийского залива до границы с Киликией.
3. Фригия, включавшая прибрежные территории Мраморного моря и Понта и плато в глубь материка до соляной пустыни, а также Каппа‑докию к северу от реки Галис.
4. Киликия, включая горы Тавра вплоть до верховьев реки Галис.
5. Сирия, непосредственно к юго‑востоку от Киликии, от Амана до Арабской пустыни и Египта.
6. Мидия с Экбатаной и большим куском Западного Ирана.
7. Каспийские провинции, включая часть Азербайджана.
8. Армянские территории, с пактианами и «народами, обитающими за ними, вплоть до Понта Эвксинского» (Черного моря); столицей этой сатрапии был город Ван.
9. Территории, занимаемые матиени и саспе‑ири (предки грузин), а также алародианами (остатки урартов).
10. Территории, которые занимают мосхи, ти‑барены, макроны, моссиноеци и мары, племена кавказских и картвельских корней, обитавшие в горных районах к югу от Черного моря.
Эта классификация была в основном чисто географической, но при этом принималось во внимание наличие народонаселения и прежних династий. Каждой провинцией управлял сатрап, за делами которого бдительно надзирал соответствующий царский писарь. При сатрапах имелись вооруженные воинские части, набранные из местных жителей, однако западное пограничье охраняли особые отдельные отряды. Некоторые местные воинские подразделения предоставлялись наследственными ленами, причем иногда несколько подобных отрядов были подчинены какому‑то одному высокому представителю царского двора. Так, во время кампаний Ксеркса армянами и фригийцами командовал некий Артохмес, зять царя Дария Гистаспа. В тех же кампаниях алародианами (урартами) вкупе с кавказским племенем саспеири командовал некий Масист, сын Сиромитра. Их оружие и доспехи были весьма сходны с вооружением и экипировкой колхов, которые носили деревянные шлемы, небольшие щиты из сырых бычьих шкур, короткие копья и кинжалы.
Персидская империя была величайшей из всех известных миру. Армения лежала на северных границах центральной ее части и потому скоро оказалась втянутой в огромную сеть международных путей сообщения и торговых дорог. С севера на юг шел наезженный путь по долине реки Араке, связывающий Колхиду на Черном море с Мидией. Благодаря этому прежний урартский город Аргиштихинили до сих пор и в нынешней Армении имеет важное значение. В Средние века, в правление династии Оронтидов, этот город, называемый тогда Армавиром, стал столицей Армении. Армянские провинции, лежавшие к югу от озера Ван, также играли важную стратегическую и торговую роль, так как располагались на Царской дороге, связывавшей Сузу с Ансирой (ныне Анкара) и Сардисом, а также с Западной Малой Азией. Геродот писал: «Правда об этой дороге такова. Вдоль нее стоят царские посты и очень хорошие постоялые дворы, и так по всему краю, густонаселенному и безопасному. Большая часть ее проходит по Лидии и Фригии, двадцать постов‑переходов, а расстояние это составляет девяносто четыре с половиной парсанга [примерно 300 миль]. Там, где река Галис вытекает из Фригии, имеются ворота, в которые должно пройти, чтобы добраться до переправы через реку, а около них высится большая крепость. Отсюда дорога идет на Каппадокию, а оттуда к границе Киликии, это двадцать восемь постов‑переходов и расстояние в сто четыре парсанга. А на границе этой вы проходите через двое ворот и минуете две крепости. Отсюда начинается путь через Киликию, три поста‑перехода, пятнадцать с половиной парсангов. Границей между Киликией и Арменией служит судоходная река, называемая Евфрат. В Армении пятнадцать постов с постоялыми дворами, расстояние в пятьдесят шесть парсангов [более 180 миль], там стоит одна крепость. Из Армении дорога ведет в землю матиенов, где тридцать четыре поста, на расстоянии ста тридцати семи парсангов. Землю эту пересекают четыре судоходных реки, через которые нужно переправляться на паромах…»
Это описание Геродота подтверждает, что профессия содержателя гостиниц является в Армении весьма древней, и армяне в ней весьма преуспевают. В тот же самый период времени предприимчивые армяне и ассирийцы занимались торговлей с Месопотамией, плавая по Тигру на надувных плотах из шкур. Улучшение дорог и безопасности, которые принесла Персидская империя, несомненно, повысило благосостояние Армении и ее торговые возможности. Однако взамен армяне, алародиане и другие соседние племена, составлявшие вместе 13‑ю и 18‑ю сатрапии, обязаны были предоставлять великому персидскому царю дань в размере шестисот талантов серебра, а также коней, рабов и разнообразное военное снаряжение и припасы. Это, разумеется, тяжким грузом ложилось на экономику Армении.
Земледелие, животноводство и виноделие требовали постоянной занятости большого числа людей. Геродот описывает Армению как землю «богатую стадами», а Ксенофонт называет ее «большой и процветающей провинцией». Хотя при персах новых инженерных сооружений не строилось, области Вана и Аракса продолжали благополучно пользоваться обширной системой оросительных каналов древних урартских царей.
Классическое описание Армении под властью персов Ахеменидов дает Ксенофонт, который пересек ее в 401–400 годах до н. э., со своими «десятью тысячами». К несчастью, Ксенофонт появился на Армянском нагорье в ноябре, а потому его люди жестоко страдали от снега и ледяного северного ветра. Многие из воинов погибли, другие ослепли от снежного блеска и отморозили пальцы ног. Наследственным сатрапом Армении в ту пору был Оронт, а его помощника по Западной Армении звали Тирибаз. Этот последний был личным другом великого персидского царя. (Его особым правом была привилегия подсаживать великого правителя на коня. Разумеется, если он при этом присутствовал.)
Сатрап Оронт жил в великолепном дворце. На окружавших его городских домах высились башенки. В других местах, более гористых и открытых, дома строились в основном под землей, «с входным отверстием вроде колодца, но просторные внизу; для входа тягловых животных строились туннели, но люди спускались туда по лестницам. В домах держали коз, овец, скот, птицу и их потомство. Всех этих животных растили и откармливали в этих же домах». Такие дома до сих пор существуют в некоторых районах Грузии и Армении, хотя теперь их замещают на более современные постройки. Метод их возведения описан Витрувием: он основан на принципе создания поддерживаемого кронштейнами, сужающегося кверху купола. Грузинский вариант таких жилищ известен под названием дом «дарбази», и его подземное основание часто подпирают резные балки и столбы.
Греки Ксенофонта захватили шатер и домашнюю утварь властителя Тирибаза Армянского, со всеми его диванами на серебряных ножках, кубками и прочим, а также пленников, «которые говорили, что они его пекари и виночерпии». Простой люд, естественно, не претендовал на подобную роскошь, но жил неплохо. Люди были организованы в сельские общины, управлявшиеся собственными старостами, которые в свою очередь отвечали перед сатрапом через посредство местных его помощников. Эти селяне радостно снабдили людей Ксенофонта многими «животными для жертвоприношений, зерном, старыми винами с тонким букетом, сушеным виноградом и разнообразными бобами». Иногда местные жители утоляли жажду неким подобием ячменного вина. «На поверхности этого напитка плавали зерна ячменя, а в нем самом соломинки, большие и маленькие, без узлов, и, когда кто‑либо хотел пить, он брал в рот эту соломинку и сосал. Это в высшей степени крепкий напиток, если его не разбавить водой, но, когда к нему привыкнешь, он очень хорош».
Инспектируя свои отряды на бивуаке, Ксенофонт «нашел их в бодром состоянии духа и в отличной физической форме. Не было мест, где бы их отпустили без угощения, где на стол не подавали бы одновременно баранину, козлятину, свинину, телятину и птицу, вкупе с большими караваями хлеба, пшеничного и ячменного. А когда кто‑то дружелюбно хочет выпить за здоровье другого, он пригибает его к чаше, и тот должен нагнуться и пить из нее, втягивая в себя напиток, как бык».
В другом случае Ксенофонт рисует приятную картину того, как его войска пируют в своих казармах, «увенчанные гирляндами из сухих трав, принимая угощенье из рук армянских мальчиков в их странных чужеземных нарядах, знаками указывая мальчикам, что делать, словно они глухи и немы».
Из этого мы можем заключить, что с самых давних времен армянский народ был гостеприимен к чужестранцам, которые далеко не всегда платили им в ответ так, как они того заслуживали.
Далее Ксенофонт в<