§ 26. Das Mitdasein der Anderen und das alltägliche Mitsein
4. Приставка mit- имеет то же значение, что и предлог mit — совместность действия или пребывания, соучастие в чем-либо: mit arbeiten — сотрудничать; mit wirken — совместно действовать, участвовать в действии.
Эта приставка имеет значение "совместно, делать вместе, одновременно"
Ответ на вопрос о кто повседневного Dasein должен быть добыт в анализе того способа быть, в каком Dasein ближайшим образом и большей частью держится. Разыскание берет ориентир на бытие-в-мире, через каковое основоустройство Dasein’a сообусловлен всякий модус его бытия. Если мы были вправе сказать, что через предыдущую экспликацию мира в обзор вошли уже и прочие структурные моменты бытия-в-мире, то через них известным образом должен быть подготовлен и ответ на вопрос кто.
«Описание» ближайшего окружающего мира, напр. рабочего мира ремесленника, выявило, что вместе с находящимся в работе средством «совстречны» другие, для кого назначено «изделие». В способе бытия этого подручного, т. е. в его имении-дела лежит по сути указание на возможных носителей, кому оно должно быть скроено «по плечу». Равным образом встречен в примененном материале его изготовитель или «поставщик» как тот, кто хорошо или плохо «обслуживает». Поле к примеру, вдоль которого мы идем «за город», показывает себя принадлежащим тому-то, кем содержится в порядке, используемая книга куплена у..., получена в подарок от... и тому подобное. Заякоренная лодка на мели указывает в своем по-себе-бытии на знакомого, который на ней предпринимает свои ходки, но и как «чужая лодка» она указывает на других. Другие, «встречающие» так в подручной мироокружной взаимосвязи средств, не примысливаются к сперва где-то просто наличной вещи, но эти «вещи» встречают из мира, в котором они подручны для других, каковой мир заранее уже всегда также и мой. В предыдущем анализе круг внутримирно встречающего был сначала сужен до подручного средства, соотв. до наличной природы, стало быть до сущего неDaseinеразмерного характера. Это ограничение было необходимо не только в целях упрощения экспликации, но прежде всего потому, что способ бытия внутримирно встречного Dasein других отличается от подручности и наличности. Мир Dasein высвобождает таким образом сущее, которое не только отлично от средств и вещей вообще, но сообразно своему роду бытия в качестве Dasein само существует, способом бытия-в-мире, «в» таком мире, в каком оно еще и внутримирно встречно. Это сущее ни налично ни подручно, а существует так же, как само высвобождающее Dasein — оно тоже-и со-присутствует( es ist auch und mit da). Захоти мы тогда уж и мир вообще идентифицировать с внутримирно сущим, то надо было бы сказать, что «мир» есть тоже Dasein.
Thus Dasein's world frees entities which not only are quite distinct from equipment and Things, but which also—in accordance with their kind of Being as Dasein themselves— are 'in' the world in which they are at the same time encountered within-the-world, and are 'in' it by way of Being-in-the-world.1 These entities are neither present-at-hand nor ready-to-hand; on the contrary, they are like the very Dasein which frees them, in that they are there too, and there with it(Последнее it относится к Дазайн). So if one should want to identify the world in general with entities within-the-world, one would have to say that Dasein too is 'world'.2
' · ·. sondern gemäsk seiner Seinsart als Dasein selbst in der Weise des In-der-Welt- seins "in" der Welt ist, in der es zugleich innerweltlich begegnet.'
'Dieses Seiende ist weder vorhanden noch zuhanden, sondern ist so, wie das freigebende Dasein selbst— es ist auch und mit da. Wollte man denn schon Welt überhaupt mit dem innerweltlich Seienden identifizieren, dann miisste man sagen, "Welt" ist auch Dasein.'
Характеристика встречи других ориентируется так однако все же опять на всегда свое Dasein. Не исходит ли и она из отличения и изоляции «Я», так что потом надо от этого изолированного субъекта искать перехода к другим? Во избежание этого недоразумения надо заметить, в каком смысле здесь идет речь о «других». «Другие» означает не то же что: весь остаток прочих помимо меня, из коих выделяется Я, другие это наоборот те, от которых человек сам себя большей частью не отличает, среди которых и он тоже. Это тоже-вот-бытие с ними (Dieses Auch-da-sein mit ihnen)не имеет онтологического характера «со»-наличия внутри мира. «Со» здесь Daseinеразмерно, «тоже» означает равенство бытия как усматривающе-озаботившегося бытия-в-мире. «Со» и «т о ж e » надо понимать экзистенциально, а не категориально. На основе этого совместного бытия-в-мире мир есть всегда уже тот, который я делю с другими. Мир Dasein-а есть совместный-мир. Бытие-в есть со-бытие с другими. Внутримирное по-себе-бытие есть соприсутствие (Mitdasein). (В этом предложении в начале у В. Бибихина не хватает слова «Их» Читать «Их бытие в мире есть …» Их относится к другим.- См. ниже английский перевод и Sein und Zeit)
By reason of this with-like [mithqften] Being-in-the-world, the world is always the one that I share with Others. The world of Dasein is a with-world [Mitwelt]. Being-in is Being-with Others. Their Being-in- themselves within-the-world is Dasein-with [Mitdasein].
Die Welt des Daseins ist Mit-welt. Das In-Sein ist Mitsein mit Anderen. Das innerweltliche Ansichsein dieser ist Mitdasein.
Другие встречны не в заранее различающем выхватывании ближайше наличного своего субъекта из прочих тоже имеющихся субъектов, не в первичном вглядывании в самого себя, причем фиксируется лишь от-чего отличия. Они встречают из мира, в каком по сути держится озаботившееся- усматривающее Dasein. Вопреки легко вторгающимся теоретически измысленным «объяснениям» наличия других надо твердо держаться показанного феноменального обстоятельства их мироокружной встречности. Этот ближайший и стихийный мирный модус встречи Dasein идет так далеко, что даже свое Dasein сначала «обнаруживается» им самим в отвлечении от, или вообще еще не «видении» «переживаний» и «центра поступков». Dasein находит «себя самого» сначала в том, что оно исполняет, использует, ожидает, предотвращает, — в ближайше озаботившем подручном.
И даже когда Dasein само себя отчетливо определяет как: Я-здесь, то это местное определение лица должно пониматься из экзистенциальной пространственности Dasein. При интерпретации последней (§ 23) мы уже отмечали, что это Я-здесь подразумевает не какую-то отличительную точку Я- вещи, но понимает себя как бытие-в из там подручного мира, при котором держится Dasein как озабочение.
And even when Dasein explicitly addresses itself as " I here ", this locative personal designation must be understood in terms of Dasein's existential spatiality. In Interpreting this - (See Section 23) we have already intimated that this "I-here" does not mean a certain privileged point—that of an I-Thing—but is to be understood as Being-in in terms of the " yonder " of the world that is ready-to-hand—the " yonder " which is the dwelling-place of Dasein as concern.1
В. ф. Гумбольдт ( О родстве наречий места с местоимениями в некоторых языках (1829). Ges. Schriften (herausg. von der Preuß. Akad. der Wiss.). Bd. VI, 1. Abt., S. 304-330. ) указал на языки, выражающие «Я» через «здесь», «Ты» через «вот», «Он» через «там», передающие стало быть — формулируя грамматически — личные местоимения через обстоятельства места. Подлежит дискуссии, каково исконное значение выражений места, наречное или местоименное. Спор теряет почву, если обращают внимание на то, что наречия места отнесены к Я qua Dasein. «Здесь», «там» и «вот» суть первично не чистые местные определения внутримирного наличного в пространственных точках сущего, но черты исходной пространственности Dasein. Предполагаемые наречия места суть определения Dasein, они имеют первично экзистенциальное и не категориальное значение. Они однако также и не местоимения, их значение располагается до различия наречий места и личных местоимений; но собственно присутственно-пространственное значение этих выражений свидетельствует, что не искривленное теорией толкование Dasein-a видит его непосредственно в его пространственном, т. е. от-даляюще-направляющем «бытии при» озаботившем мире. В «здесь» поглощенное своим миром Dasein говорит не к себе, но мимо себя к «там» усмотренного подручного и все же имеет в виду себя в экзистенциальной пространственности.
Dasein понимает себя ближайшим образом и большей частью из своего мира, и MitDasein (соприсутсвие) других многосложно встречает из внутримирно подручного. Однако также и когда другие в их Dasein’e (вот-бытии) как бы тематизируются, они встречны не как наличные веще-лица, но мы застаем их «за работой», т. е. сначала в их бытии-в-мире. Даже если мы видим другого «просто бездельничающим», он никогда не воспринимается как наличная человеко-вещь, но «безделье» тут экзистенциальный модус бытия: неозаботившееся, неосмотрительное пребывание при всем и ничем. Другой встречает в своем соприсутствии (Mitdasein) в мире.
Но выражение «Dasein» ясно показывает ведь, что это сущее «ближайшим образом» есть безотносительно к другим, что вторично оно может быть еще и «с» другими. Нельзя однако упускать из виду, что мы употребляем термин соприсутствие (Mitdasein) для обозначения того бытия, на которое внутримирно отпущены сущие другие. Yet one must not fail to notice that we use the term "Dasein-with" to designate that Being for which the Others who are [die seienden Anderen] are freed within-the-world. Это Mitdasein других внутримирно разомкнуто для Dasein и тем самым также для соприсутствующих лишь потому, что Dasein сущностно само по себе есть со-бытие. This Dasein-with of the Others is disclosed within-the-world for a Dasein, and so too for those who are Daseins with us [die Mitdaseienden], only because Dasein in itself is essentially Being-with.
Феноменологическое высказывание: Dasein есть по сути со-бытие, имеет экзистенциально-онтологический смысл. The phenomenological assertion that "Dasein is essentially Being-with" has an existential-ontological meaning. Оно не имеет в виду онтически констатировать, что я не один фактически наличен, а бывают еще другие моего вида. It does not seek to establish ontically that factically I am not present-at-hand alone, and that Others of my kind occur. Если бы тезис, что бытие-в-мире Dasein-а по сути конституировано событием, такое подразумевал, событие было бы не экзистенциальной определенностью, присущей Dasein-у от него самого из его образа бытия, а свойством, возникающим всегда на основе явления других. If this were what is meant by the proposition that Dasein's Being-in-the-world is essentially constituted by Being-with, then Being-with would not be an existential attribute which Dasein, of its own accord, has coming to it from its own kind of Being. It would rather be something which turns up in every case by reason of the occurrence of Others. Dasein экзистенциально определено событием и тогда, когда другой фактично не наличен и не воспринят. Being-with is an existential characteristic of Dasein even when factically no Other is present-at-hand or perceived. Одиночество Dasein-а есть тоже событие в мире.Even Dasein's Being-alone is Being-with in the world. Не хватать другого может только в событии и для него. The Other can be missing only in1 and for1 a Being-with. Одиночество есть дефективный модус события, его возможность доказательство последнего. Being-alone is a deficient mode of Being-with; its very possibility is the proof of this. Фактическое одиночество с другой стороны снимается не тем, что «рядом» со мной случился второй экземпляр человека или возможно десять таких. Даже если их имеется и еще больше налицо, Dasein может быть одиноким. Событие и фактичность друг-с-другом-бытия основываются поэтому не на появлении нескольких «субъектов» вместе. So Being-with and the facticity of Being with one another are not based on the occurrence together of several 'subjects'. Одиночество «среди» многих значит однако в отношении бытия многих опять же, не что они при этом лишь наличны. И в бытии «среди них» они тоже соприсутствуют; Even in our Being 'among them' they are there with us; их MitDasein встречает в модусе безразличия и чужести. their Dasein-with is encountered in a mode in which they are indifferent and alien. Одиночество и «разлука» суть модусы MitDasein и возможны, лишь поскольку Dasein как событие дает встретиться в своем мире Dasein-y других (Being missing and 'Being away' [Das Fehlen und "Fortsein"] are modes of Dasein-with, and are possible only because Dasein as Being-with lets the Dasein of Others be encountered in its world. Das Fehlen und »Fortsein«sind Modi des Mitdaseins und nur möglich, weil Dasein als Mitsein das Dasein anderer in seiner Welt begegnen läßt). Событие есть определенность всегда своего Dasein; соприсутствие (Mitdasein) характеризует Dasein других, насколько оно высвобождено для события его миром. Свое Dasein Das eigene Dasein ist,, насколько оно имеет сущностную структуру события (sofern es die Wesensstruktur des Mitseins hat), есть лишь как встречное для других соприсутствие (als für Andere begegnend Mitdasein). (Only so far as one's own Dasein has the essential structure of Being-with, is it Dasein-with as encounterable for Others) • • • Mitdasein charakterisiert das Dasein anderer, sofern es fiir ein Mitsein durch dessen Welt freigegeben ist.,
Если соприсутствие (Mitdasein) оказывается экзистенциально конститутивным для бытия-в-мире, то оно должно, равно как усматривающее обращение с внутримирно подручным, предвосхищающе характеризованное нами как озабочение, интерпретироваться из феномена заботы, в качестве каковой определяется бытие Dasein вообще (ср. гл. 6 этого разд.). Бытийный характер озабочения не может быть свойствен событию, хотя этот последний способ бытия подобно озабочению есть бытие к внутримирно встречному сущему. Сущее, к которому относится Dasein как событие, не имеет однако бытийного рода подручного средства, оно само Dasein. Этим сущим не озабочиваются, но заботятся о нем.
И «озабочение» питанием и одеждой, уход за больным телом тоже заботливость. Но это выражение мы соответственно применению озабочения понимаем как термин для экзистенциала. «Заботливость» как напр. фактичное социальное установление основана в бытийном устройстве бытия Dasein как события. Ее фактичная неотложность мотивирована тем, что Dasein обычно и чаще всего держится в дефективных модусах заботливости. Быть друг за-, против-, без друга, проходить мимо друг друга, не иметь дела друг до друга суть возможные способы заботливости. И именно названные последними модусы дефективности и индифферентности характеризуют повседневное и усредненное бытие друг с другом. Эти модусы бытия являют опять же черту незаметности и самопонятности, свойственную обыденному внутримирному соприсутствию (Mitdasein) других так же, как подручности каждодневно озабочивающих средств. Эти индифферентные модусы бытия друг с другом легко сбивают онтологическую интерпретацию на то, чтобы толковать это бытие ближайше как чистое наличие многих субъектов. Тут перед нами казалось бы лишь малозначащие разновидности того же образа бытия, и все же онтологически между «безразличным» совместным случанием произвольных вещей и неимением дела друг до друга у сосуществующих друг с другом есть сущностная разница.
Заботливость имеет в плане ее позитивных модусов две крайние возможности. Она может с другого «заботу» как бы снять и поставить себя в озабочении на его место, его заменить. Эта заботливость берет то, чем надо озаботиться, на себя вместо другого. Он при этом выброшен со своего места, отступает, чтобы потом принять то, чем озаботились, готовым в свое распоряжение или совсем снять с себя его груз. При такой заботливости другой может стать зависимым и подвластным, пусть та власть будет молчаливой и останется для подвластного утаена. Эта заменяющая, снимающая «заботу» заботливость определяет в широком объеме бытие-друг-с-другом и она касается большей частью озабочения подручным.
Ей противостоит возможность такой заботливости, которая не столько заступает на место другого, сколько за-ступничает за него в его экзистенциальном умении быть, чтобы не снять с него «заботу», но собственно как таковую ее вернуть. Эта заботливость, сущностно касающаяся собственной заботы — т. е. экзистенции другого, а не чего, его озаботившего, помогает другому стать в своей заботе зорким и для нее свободным.
Заботливость выступает бытийным устроением Dasein, сопряженным в ее разных возможностях с его бытием к озаботившему миру, равно как с его собственным бытием к самому себе. Бытие с другими ближайшим образом и нередко исключительно основано на том, чем в таком бытии озаботились сообща. Бытие с другими, возникающее оттого, что люди заняты одним и тем же, не только держится чаще во внешних границах, но входит в модус отстраненности и сдержанности. Бытие-друг-с- другом тех, кто приставлен к тому же делу, питается часто только недоверием. Наоборот, общее выступание за одно и то же дело обусловлено всегда своей захваченностью Dasein-a. Эта собственная связанность делает впервые возможной правую деловитость, высвобождающую другого в его свободе для него самого.
Между двумя крайностями позитивной заботливости — заменяюще-подчиняющей и заступнически- освобождающей — держится повседневное бытие-друг-с-другом, показывая многосложные смешанные формы, описание и классификация которых лежат вне границ этого разыскания.
Как озабочению, способу открытия подручного, принадлежит усмотрение, так заботливость ведома осмотрительностью и присмотром. Оба могут вместе с заботливостью проходить соответствующие дефективные и индифферентные модусы вплоть до неосмотрительности и недосмотра, ведомого безразличием.
Мир высвобождает не только подручное как внутримирно встречающее сущее, но также Dasein других в их событии. Это мироокружно высвобожденное сущее однако по самому своему бытийному смыслу есть бытие-в в том самом мире, где оно, встречное для других, соприсутствует. Мирность была интерпретирована (§ 18) как целое отсыланий значимости. В заранее понимающей освоенности с ней Dasein допускает подручному встретиться как открытому в его имении-дела. Взаимосвязь отсыланий значимости закреплена в бытии Dasein-a к его самому своему бытию, с которым у него по сути не может быть имения-дела, которое наоборот есть бытие, ради которого само Dasein есть как оно есть.
Согласно сейчас проведенному анализу однако к бытию Dasein-a, о каком для него в самом его бытии идет речь, принадлежит бытие с другими. Как событие Dasein тогда «есть» по сути ради других. Это надо понять как экзистенциальное сущностное высказывание. Также и когда фактическое Dasein к другим не повертывается, в них якобы не нуждается или же без них обходится, оно есть способом события. В событии как в экзистенциальном ради-других последние в своем Dasein (присутствии) уже разомкнуты. Эта заранее вместе с событием конституируемая разомкнутость других образует и значимость, т. е. мирность, в качестве какой она закреплена в экзистенциальном ради-чего. Отсюда конституированная так мирность мира, в каком Dasein по сути всегда уже есть, допускает мироокружно подручному встретить так, что вместе с ним как озаботившим усмотрение встречается соприсутствие (Mitdasein) других. В структуре мирности мира лежит, что другие не сперва наличны как свободнопарящие субъекты рядом с прочими вещами, но в своем озаботившемся бытии в окружающем мире кажут себя из подручного в нем.
Принадлежащая к событию разомкнутость соприсутствия (Mitdasein) других говорит: в бытийной понятливости присутствия уже лежит, поскольку его бытие есть событие, понятность других. Это понимание, подобно пониманию вообще, есть не выросшее из познания знание, а исходно экзистенциальный способ быть, впервые делающий возможными познание и знание. Знание себя основано в исходно понимающем событии. Оно движется сначала, сообразно ближайшему способу быть сосуществующего бытия-в-мире, в понимающем знании того, что Dasein вместе с другими усматривающе находит и чем озаботилось в окружающем мире. Из озаботившего и с его пониманием понимается заботливое озабочение. Другой разомкнут так ближайшим образом в озаботившейся заботливости.
Поскольку однако ближайшим образом и большей частью заботливость держится в дефективных или по меньшей мере индифферентных модусах — в безразличии прохождения мимо друг друга, — ближайшее и сущностное знание себя нуждается в узнавании себя. И когда тем более самопознание теряет себя в модусах замкнутости, скрытности и притворства, бытие-друг-с-другом нуждается в особых путях, чтобы сойтись с другими, соотв. «обойти» их.
Но как откровенность, соотв. замкнутость основана в конкретном бытийном образе бытия-друг-с- другом, да и есть не что иное, как этот последний, так выраженное заботливое размыкание другого возникает всегда лишь из первичного события с ним. Это хотя тематическое, но не теоретико- психологическое размыкание другого легко становится для теоретической проблематики понимания «чужой психической жизни» феноменом, ближайше входящим в обзор. Что так феноменально «ближайше» представляет способ понимающего бытия-друг-с-другом, принимают однако вместе с тем за нечто такое, что «изначально» и исходно делает возможным и конституирует бытие к другим. Этот не слишком удачно называемый «вчувствованием» феномен призван потом онтологически как бы впервые проложить мост от сперва единственно данного своего субъекта к сперва вообще запертому другому субъекту.
Бытие к другим правда онтологически отлично от бытия к наличным вещам. «Другое» сущее само имеет бытийный род Dasein. В бытии с другими и к ним лежит соответственно бытийное отношение от Dasein к Dasein. Но это отношение, можно было бы сказать, все-таки ведь уже конститутивно для всякого своего присут-
ствия, которое само от себя имеет бытийную понятливость бытия и так в отношении к Dasein состоит. Бытийное отношение к другим становится тогда проекцией своего бытия к самому себе «на другое». Другой — дублет самости.
Но легко видеть, что это кажущееся самопонятным соображение покоится на жидкой почве. Та задействуемая здесь предпосылка этой аргументации, что бытие Dasein к самому себе есть бытие к другому, негодна. Пока эта предпосылка не доказала своей очевидной правомерности, до тех пор остается загадкой, каким образом отношение Dasein к самому себе она должна разомкнуть другому как другому.
Бытие к другим не только самостоятельное, нередуцируемое бытийное отношение, оно как событие уже существует вместе с бытием Dasein. Правда, нельзя оспорить, что живое на основе события взаимное знание часто зависит от того, насколько свое Dasein всякий раз поняло само себя; но это значит лишь: насколько сущностное бытие с другими сделало себя прозрачным и не исказило себя, что возможно лишь если Dasein как бытие-в-мире всегда уже есть с другими. «Вчувствование» не конституирует впервые событие, но только и возможно на его почве и мотивировано в своей необходимости дефективными модусами события.
Что «вчувствование» не исходный экзистенциальный феномен, не больше чем познание вообще, не значит однако будто относительно его нет проблем. Его специальной герменевтике придется показать, как разные бытийные возможности самого Dasein дезориентируют и заслоняют бытие-друг-с- другом и знание себя в нем, так что аутентичное «понимание» подавлено и Dasein прибегает к суррогатам; какое позитивное экзистенциальное условие предполагается верным пониманием чужого, чтобы оно стало возможно. Анализ показал: событие есть экзистенциальный конститутив бытия-в-мире. Соприсутствие (Mitdasein) оказывается своим бытийным способом внутримирно встречающего сущего. Пока Dasein вообще есть, оно имеет бытийный образ бытия-друг-с-другом. Последнее нельзя понимать как суммарный результат появления многих «субъектов». Обнаружение некоего числа «субъектов» само делается возможно только потому, что встреча-
ющие в их соприсутствии (Mitdasein) другие трактуются ближайшим образом уже лишь как «номера». Такой счет открывается уже только через определенное со- и друг-к-другу-бытие. Это «беззастенчивое» событие «рассчитывается» с другими без того чтобы по-честному «считаться с ними» или даже просто хотеть с ними «иметь дело».
Свое Dasein равно как cоприсутствие (Mitdasein) других встречает ближайшим образом и чаще всего из окружения озаботившего совместного мира. Dasein в растворении в озаботившем мире, т. е. вместе с тем в событии с другими, еще не оно само. Кто же это, кто взял на себя бытие как повседневное бытие друг-с-другом?