ЖЕРТВА И ЖЕРТВА – НЕ ОДНО И ТО ЖЕ
Марина Бирюкова
Когда наш близкий человек, один из членов нашей семьи, тяжело заболевает, оказывается прикованным к постели – на долгие месяцы, а подчас и годы, когда он страдает и требует нашей помощи – это нелегкое испытание для нас. Это проверка нашей любви, нашей способности жертвовать… и это проверка нашего христианства, в конечном итоге. Не надо рассчитывать на то, что в этой борьбе мы будем исключительно героями, образцом самоотверженности и любви, нет: как бы ни был дорог нам больной человек, собственное «я» скажется. И усталость, и жалость к себе, и раздражение, и уныние придут с неизбежностью. В особой группе риска – те, у кого нет большой семьи, кто вынужден сражаться с недугом близкого человека в одиночку. Однако в любом случае следует помнить: если послал тебе Господь это испытание, значит, необходимо тебе через него пройти.
О том, как делать это правильно, как избежать самых распространенных ошибок, продиктованных подчас лучшими чувствами, не упасть под крестом – наш разговор с психологом, православным публицистом и писателем Александром Ткаченко. Подчеркнем, этот диалог – не теория: и задающий вопросы журналист, и отвечающий психолог имеют личный опыт переживания такой ситуации.
– Александр Борисович, вот, я начала писать первый вопрос: «Когда один из членов семьи заболевает, а другой или другие вынуждены ухаживать за ним, жертвуя собственными интересами и планами…», – и тут же споткнулась. Мне подумалось, что это изначально неверная постановка вопроса, эгоистичная и ослабляющая: она делает главным страдающим лицом не больного, а того, кто «вынужден жертвовать». Таким образом, я сразу включаю на полную мощность тот самый мотив жалости к себе…
– Ставя вопрос таким образом – «я вынужден жертвовать», – человек сразу же делает себя жертвой. Ему вдруг становится очень жаль себя, а жалость вообще страшное чувство: она ставит жалеемого в положение жертвы, то есть беспомощного, зависимого, безрадостного существа. И, конечно, превратив себя в жертву, в того, кто ничего не может, ничего не решает, кто исключительно «вынужден» – мы не найдем в себе ресурса, необходимого для поддержки другого человека, в данном случае – нашего заболевшего близкого. Нас самих кто бы поддержал!
Потому такая постановка вопроса – как мне быть, если я стал жертвой болезни близкого человека – изначально контрпродуктивна. Нужны какие-то другие мотивы. И тут важно разобраться с самим понятием – жертва, жертвовать. В русской культуре мотив жертвы и жертвенности очень силен, что неслучайно – ведь это культура, укорененная в христианстве, в Евангелии. Крестная жертва Христа – высшее проявление любви. Но тут необходимо понимать одно важное обстоятельство: Христос жертвует не вынужденно. Он жертвует свободно: «Потому любит Меня Отец, что Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять её. Никто не отнимает её у Меня, но Я Сам отдаю её. Имею власть отдать её и власть имею опять принять её. Сию заповедь получил Я от Отца Моего» (Ин. 10, 17–18). И в Церкви страдания Иисуса Христа именуются вольной страстью – это акт Его свободного волеизъявления, Он в любую минуту мог отказаться страдать: «или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?» – говорит он ученику, попытавшемуся защитить его мечом (Мф. 26, 53).
Вспомните, как связанный, обреченный на мучительную казнь Иисус разговаривает с Понтием Пилатом, с игемоном – как старший, как господин. Как настоящий Царь. Пилат теряется перед Этим избитым и связанным Туземцем. Он мечется: то к народу выйдет, то назад к Иисусу, в преторию: «Так ты Царь или нет?»… Меня оторопь берет каждый раз, когда я читаю это место: «ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал Меня тебе» (Ин. 19, 11). Это слова снисхождения. Иисус накануне собственной казни выносит смягчающий приговор одному из Своих убийц.
И как Он потом говорит разбойнику – «истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23, 43). Умирая на кресте, говорит – как имеющий абсолютную власть. Иисус Христос ни секунды не был жертвой – в том смысле этого слова, в котором мы здесь его уже использовали: беспомощным, несчастным, ничего не решающим существом, с которым другие люди что-то делают. Крестная Жертва Христа – это жертва в другом смысле, это не вынужденность, это дар.
– Но как же нам, обычным людям, попадающим в трудные ситуации, соотнести это с собою? Может ли наша жертва быть – хотя бы малым, но даром любви? Совершенно справедливо, что у Христа каждую минуту Его земной жизни был выбор – а есть ли он у нас, если мы целый год не можем от кровати близкого человека отойти?
– У нас всегда есть внутренний выбор. Когда человек совершает жертвенное служение, принимая на себя тяготу другого человека, и когда он сам, по собственному решению, ставит себя в позицию жертвы – это две принципиально разные ситуации. Позиция «я жертва» не имеет ничего общего с той христианской жертвенностью, которая стала идеалом нашей культуры, и высший пример которой – жертва Христа. Слово звучит одинаково, а смысловые векторы противоположны. Жертвенное служение предполагает в человеке духовную силу. И свободу. Он сам принимает такое решение, никто и ничто не вынуждает его на это.
– Вы говорите это, исходя из своего личного опыта?
– Мой опыт для меня очень важен, хотя он, скорее, негативный: мама 9 месяцев была прикована к постели. И только после ее смерти я понял, как не надо переживать подобные ситуации. А тогда я еще не был готов к такому испытанию. Я это воспринимал именно как некое внешнее обстоятельство, которое меня очень сильно ограничило, связало, которое меня тяготит. Я был измучен этим, мне было очень тяжело. Однако негативный опыт – тоже опыт; понять, как не надо – это тоже важно. И то, что я вам сейчас говорю про жертву, в значительной степени является плодом этого опыта. Я понимаю сейчас, что причина моей несостоятельности в той ситуации, когда мама слегла, была именно в этом: я оказался в позиции жертвы обстоятельств. Как такое могло случиться, что у меня в соседней комнате вдруг беспомощный больной человек, за что мне это… «За что?..» – это главный вопрос жертвы, человека, который чувствует себя игрушкой в руках судьбы. А если он все же человек верующий, то он начинает на Бога роптать: за что Ты мне это послал.
– Меняем вопрос «За что мне это?» на вопрос «Для чего мне это дано?»
– Важно, чтобы это не было простой механической заменой формулировок. Да, можно так спросить – для чего мне это Бог дал? – но, понимаете, помогать другому человеку можно только от избытка. Да, от избытка, а не от недостатка («Что же теперь поделаешь, ничего другого мне не остается…»). От избытка – означает, что у тебя есть чем помогать. Не может бессильный человек взять на себя ношу другого, не получится у него это.
Поэтому главный вопрос человека, попавшего в трудную ситуацию, должен, мне кажется, звучать так: что мне Господь через это посылает? Какой ресурс для меня открывается по Его воле? Даже если мы не находим ответа, не видим в себе никаких ресурсов, важно помнить: Господь никогда и ничего не делает с нами просто так. Если Он нас ограничивает, то лишь для того, чтобы перед нами раскрылось нечто важное. Это важное мы, может быть, никогда для себя не открыли бы в своей обычной, без трагических ситуаций, жизни. Вот это и нужно искать – в любой ситуации, ограничившей наши возможности. Что я получил? Какая духовная возможность у меня сейчас появилась? В чем эта ситуация помогает мне? Чем она меня наполняет? Таким образом, мы находим позитивные смыслы там, где человек, воспринимающий себя как жертву, найдет лишь негативные. Мы обретаем источник энергии, необходимый нам для того, чтобы мы и сами жили, и близкому человеку помогли.
– Я не раз слышала и читала: люди, оказавшиеся в обсуждаемой нами ситуации, каются в эгоизме. Или даже не каются, а просто холодно констатируют: ох, эгоистка я. О себе думаю всё больше, а не о больной бабушке или папе; себя жалею, а не его… Но, с другой стороны, как не думать о себе? Человеку ведь и самому надо как-то жить. И жаль себя порой, от этого тоже никуда не денешься…
– Когда много раз произносишь: «Я эгоистка», что-то меняется? Если меняется, то только в худшую сторону. Потому что это – аутоагрессия. Это самобичевание, а оно всегда отнимает у человека силы. Человек тратит энергию на наказание самого себя, а потом – еще и на то, чтобы вынести боль от этого наказания. И, естественно, сил на уход за больным человеком остается совсем мало.
А что такое саможаление? Это – «Ах ты, бедная, вот же на тебя свалилось, а сил-то у тебя нет никаких, как же ты это все выдержишь…». Подумайте, прибавляется у вас энергии от этого? Конечно, нет, откуда она тут возьмется. А вот вам другой вариант: слушай, у тебя сейчас трудный период, поэтому тебе важно заботиться и о себе тоже; иначе у тебя, действительно, сил не хватит. Эгоизм и саможаление необходимо претворить в самоподдержку, в разумную заботу о себе. Это как в самолете: в случае аварии кислород – сначала себе, и только потом – ребенку. Если вы сразу не наденете кислородную маску на себя, вы ее и на ребенка потом уже не сможете надеть. Так и при уходе за больным важно организовать свой день таким образом, чтобы было время для прогулки, для хотя бы минимального отдыха; необходимо позаботиться о своем питании, потому что нагрузка на вас сейчас двойная. Необходимо общаться с друзьями, с какими-то другими людьми, потому что если ты будешь общаться только с больным человеком, то и сам довольно быстро почувствуешь себя больным. А потом и станешь им.
– У нас есть не только потребность в пище и отдыхе, нам необходима еще, например, реализация наших творческих способностей, профессиональный рост, расширение кругозора… Человек не хочет ставить крест на себе как ученом, журналисте, педагоге, архитекторе и т.д. И при этом – даже от ближайших родственников подчас слышит: «Ты с ума сошла, какая тебе теперь работа, какие творческие планы, когда твой родитель в таком состоянии! Ты обязана забыть о себе!» Как на это реагировать?
– Вы понимаете, помочь человеку может только другой человек. Это два разных человека – тот, кто помогает, и тот, кто нуждается в помощи, – это две личности, каждая – со своим характером, со своими особенностями, потребностями, желаниями. Один из этих людей по доброй воле поддерживает другого. А если человеку предлагают покончить неким прижизненным духовным самоубийством, или, как вы выразились, поставить на себе крест – кто же будет оказывать поддержку нуждающемуся?
Кроме того, когда на человека вот так давят: «Забудь о себе!» – ему предлагают, по сути, вариант эмоционального слияния с больным. То есть вариант, когда его личные границы размываются, и он становится как бы одним целым со страждущим. Когда происходит такое слияние, болеть начинают оба. Вы чувствуете себя таким же беспомощным человеком, как ваш подопечный. И на этом ваша реальная поддержка заканчивается. Морально вы просто ложитесь рядом с больным и начинаете вместе с ним беспомоществовать. Отсюда и нервные срывы, и уныние, и прочие безрадостные вещи. Поэтому не сливаться с больным человеком – очень важно. Кстати, это вообще в человеческих отношениях важно – держать свои границы под защитой, не сливаться с кем-то другим. Когда человек чувствует себя частью, продолжением другого человека, это крайне нездоровые отношения. Этот ложный идеал – «Ты должна перестать существовать для себя, поставить на своей жизни крест», – он очень силен. Но на самом деле ставить крест на своей жизни нельзя – иначе кто ее будет жить, твою жизнь? Да, Господь призывает нас к жертвенному служению ближним. Но служить может лишь тот, кто жив, в ком жизни достаточно для такого служения. И чтобы Христос действовал через нас, чтобы Он жил в нас, тоже необходимо быть живыми людьми. А не поставившими на своей жизни крест духовными самоубийцами.
– Наверное, мы вообще не должны использовать слово «крест» в таком значении…
– Господь говорит: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой и следуй за Мною» (Мф. 15, 24) – это не о том, что ты должен себя уничтожить, это о добровольном принятии креста, о жертвенном служении и о доверии к Тому, Кто всегда Сам о тебе позаботится. И, заметьте, Он не говорит: «Вы все должны», Он говорит: «Если кто хочет» – это как раз о свободном выборе личности.
– И все же о жалости, верней, о печали… Грустно осознавать, что ты лишен свободы передвижения, что ты не поедешь этим летом ни в любимый Крым, ни в Оптину пустынь, что ты даже на концерт сегодня не пойдешь… И что просто отдыха у тебя не будет невесть сколько времени. Усталость, нервное истощение, невозможность подзарядки… Как с этим быть?
– Да, это непросто. Но и тут есть различные варианты. Можно, например, постоянно возвращаться в мыслях к несостоявшейся поездке на море, к непосещенному концерту и проч. Понятно, что, кроме грусти и уныния, такое переживание ни к чему привести не может. Но можно настроить себя иначе и попытаться увидеть новые возможности в мире, который стремительно сузился из-за болезни близкого человека. И тогда Господь сотворит чудо: вдруг окажется, что этот мир наполнен маленькими, но самыми настоящими радостями, способными дать силы для дальнейшей жизни.
– Да, это правда: я научилась радоваться каждому дикому цветку у дороги… Но чем должна – или чем может – стать болезнь в истории отношений двух близких людей? Бывает ведь так, что отношения этих людей в прошлом не были идеальными, были, возможно, сложными, сухими, прохладными… если не сказать хуже. Может ли болезнь одного из этих людей послужить исправлению отношений, восполнению того, что они недодали друг другу в прошлом? Реально ли это – чтобы в скорбные дни и месяцы родственно близкие люди заново открыли и полюбили друг друга?
– Болезнь – это кризис. Кризис – это, как известно, суд. В данном случае – суд над отношениями людей. Это подведение итогов того периода, который предшествовал кризису; пересмотр того багажа, с которым люди подошли к моменту болезни одного из них. Исходя из того, что выяснилось, и нужно строить отношения на период болезни. Она, действительно, делает возможной перезагрузку отношений. Потому что это не та жизнь, которой мы жили до болезни, это совершенно новая жизнь и площадка для строительства новых отношений. Но – надо четко себе представлять, что именно, какие отношения с близким человеком, оказавшимся в беде, ты хотел бы на этой площадке построить.
– И это не позиция жертвы, это позиция свободного человека, делающего нравственный выбор…
– Находясь в позиции жертвы, человек не думает о том, что и как он будет строить. Он просто таскает свои камни. Помните притчу о двух каменщиках? «Что ты делаешь?» – «Камни таскаю!» – «А ты что делаешь?» – «Храм строю!» Чтобы строить храм, нужно видеть проект. А для этого нужна осознанность, осмысление – и тех отношений, которые сложились меж вами ранее, и той ситуации, в которой вы оказались.
Тут есть еще один важный момент, о котором люди часто забывают. Чтобы прекратить воевать с другим человеком, нужно для начала прекратить войну с собой. Больной человек очень остро воспринимает свою немощность, ограниченность своих возможностей, зависимость от другого человека. Спокойное и мудрое восприятие собственной немощи – к сожалению, редкость. Большинство людей воспринимают это как унижение, многие злятся на себя, нередко проецируют эту злость на тех, кто за ними ухаживает. А ухаживающий не всегда в силах спокойно принять эту перемену в близком человеке. Он злится, как ему кажется, на больного, а на самом деле на свое собственное бессилие – бессилие вытащить близкого человека из беспомощного состояния. Люди вроде бы ссорятся друг с другом… а на самом деле – каждый воюет с самим собой, с собственной слабостью, которую не может в себе принять. И вот, в этих новых условиях нужно как-то учиться жить и строить отношения заново. Каждому из участников нужно понять причину своих негативных переживаний; ответить на вопрос: «На что я на самом деле злюсь?»
Осознание – условие выстраивания нормальных отношений. В результате и ухаживающий, и больной видят: их задача – принять новое положение дел. Каждый из них говорит себе: я не беспомощен, я не жертва обстоятельств, просто у меня появились новые ограничения. Это значит, что мне нужно научиться эффективно использовать те возможности, которые у меня остались. И вот тогда у этих двух людей действительно появится шанс друг друга понять и в дальнейшем выстроить отношения на любви.
– Но люди ведь подчас не просто ссорятся… Болезнь как нравственное испытание выдерживает не каждый. Часто больные люди впадают в крайний эгоизм, становятся мучителями своих близких. Одной моей знакомой тяжелобольной муж месяцами не давал спать, требуя, чтобы она все ночи напролет сидела у его постели, – и категорически отвергал при этом вариант с дежурствами наемной сиделки: «Мне нужна только ты!» Как защитить себя, как определить предел, за которым нужно сказать страждущему: «Нет, прости, мы так не можем»?
– Пример, который вы привели, – то самое эмоциональное слияние ухаживающего с больным, созависимость. Ухаживающий должен понимать, что ментальный и нравственный регресс у больного во многих случаях неизбежен, и нельзя идти у него на поводу, выполняя все его капризы. От своей беспомощности человек убегает в детство, в крайне инфантильное состояние – я маленький, обслуживайте меня, – а ребенок ведь не может сам определять границы своих требований, эти границы за него должен определить взрослый. Ухаживающий должен ответить больному: я тебя люблю, я понимаю твои чувства, понимаю, что тебе будет дискомфортно с чужим, незнакомым человеком, но делать все только так, как ты просишь, у нас не получится – потому что я нуждаюсь в отдыхе, потому что мне нужно работать и т.д.
«Я тебя понимаю» – это очень важно. И ребенку, и взрослому больному человеку, и просто старику – важно, что его слышат, что его чувства не игнорируют. Но отдавать человеку, впавшему в детское состояние, власть над вами вы не должны – он не может этой властью распорядиться. Конечно, он может быть недоволен вашим решением. Но здесь уже нужно просто понимать, с чем ты имеешь дело. И не впадать в ложное чувство вины: «Я плохая дочь, плохая жена» и т.д.
– Как помочь страждущему в его нравственных переживаниях? Очень многие из них, оказывается, испытывают комплекс ненужности: «Кому я такой нужен, я только обуза для семьи». Страдают, даже если они любимы, даже если за ними с великой любовью ухаживают. Что бы вы сказали такому вот «ненужному» человеку?
– Я постоянно сталкиваюсь с таким отношением людей к себе. Такое ощущение иногда бывает, будто все мы просто пропитаны этим: мы считаем, что любить можно только того, кто приносит пользу, кто делает что-то хорошее и правильное; что не сам человек значим, а некая его работа, «вклад в общее дело». А если человек ничего делать не может, то он бесполезен и недостоин любви. Это закладывается еще в детстве, когда ребенка хвалят за успех и всячески ругают, унижают, наказывают, если успеха нет; когда с ребенком не разговаривают, потому что он не такой, как надо (помню, меня заголовок резанул в одной статье на подобную тему – «Мама об меня молчала»). Ребенок делает вывод: его будут любить только при условии успешной деятельности. И когда приходит час последней, может быть, болезни, у человека это актуализируется со страшной силой. И человек проваливается вот в это детское отчаяние: я такой больше никому не нужен.
– Как же его оттуда вытащить, из этого отчаяния?
– Нельзя прерывать его с раздражением: ну что ты заладил, «не нужен», разве ты не видишь, сколько мы для тебя делаем! Необходимо объяснить человеку то, что должны были, но не смогли объяснить еще родители в детстве. Что любят его – не за что-то, а просто за то, что он существует, что Господь привел его в этот мир. Даже если этого человека не любили в его прежней, до болезни, жизни – сейчас, когда он беспомощен, до него именно это нужно донести в первую очередь. Чтобы он, хотя бы на смертном одре, осознал, наконец, свою ценность. Человек достоин любви потому лишь, что он просто живет на этой земле. И даже за то, что живет не вечно, – помните, как сказала Цветаева: «Послушайте, еще меня любите за то, что я умру».
– Бывают ведь и более острые состояния у больных: человек просто плачет от чувства вины перед близкими, которым он доставил столько хлопот, проблем и неприятностей; он принимается просить у них прощения… Как его успокоить, как донести до него то, что в происходящем нет его вины? Заметим, теоретически он это знает, но это его не успокаивает.
– Я бы развернул этот вопрос таким образом: а что чувствуете вы, слыша это от близкого человека?
– Конечно, жалость к нему.
– А не надо его жалеть. Как я уже говорил, жалость – страшное, разрушающее чувство.
Человека, который мучается чувством своей невольной вины, надо не жалеть, а поддерживать. Этот человек в течение жизни наработал определенный способ отношения к себе: он вечно кому-то что-то должен и перед кем-то виноват. И вот, он бессознательно проецирует это свое отношение к себе на окружающих: ему кажется, что и они будут относиться к нему, как к должному и виноватому. И тут важно – делом показать, что ваше отношение к нему совсем иное. Не утешать, а именно показать делом. Начнешь утешать – всё, оба туда уйдете, в эту жалость, как в яму. Потому что у человека много разных страхов накопилось, если утешишь в одном, тут же вылезет следующий, и начнется такая нескончаемая игра – «Утешь меня». Эта жалость, она разрушит и утешающего, и того, кого утешают. А поддержка – это просто находиться рядом, делать все, что нужно, и при этом не разрушать себя.
И вот что еще очень важно. Больному, крайне ограниченному в своих возможностях человеку необходима какая-то деятельность. Пусть даже в беспомощном состоянии, он должен иметь возможность как-то себя проявить. Что это за деятельность будет? – да пусть самая простая и совершенно бесполезная, но человеку она необходима, чтобы он не проваливался в состояние жертвы, чтобы он вышел из пространства собственной беспомощности. Например, у меня мама кроссворды так решала. Пока могла ходить, прибредала ко мне в комнату: «Ты не знаешь, что это такое, посмотри в своем Интернете». И я смотрел в Интернете, говорил ей найденное слово, и это так радостно для нас обоих было. Это же совместная деятельность, она сближала нас, каждый по-своему в ней участвовал.
У меня есть пример совсем из другой сферы, но, как мне кажется, близкий по смыслу. Когда мой сын служил в армии, ему там очень было тяжело в определенный период. Он звонит мне и спрашивает: папа, где силы брать? Я ему говорю: тебе нужно найти какой-то выход из казармы. «Какой выход? Нас никуда не пускают». «У вас там есть библиотека? Возьми ‟Евгения Онегина” и учи наизусть каждый день по строфе – чтобы твоя психика занималась чем-то другим, не связанным с казарменной жизнью. Это и будет выход». И он, действительно, так сделал. И это помогло ему выйти из беспомощного состояния. Думаю, и для больного человека такое, на первый взгляд, бесполезное занятие может оказаться серьезным подспорьем.
– С вашей точки зрения – может ли тяжелая болезнь одного из членов семьи привести к общей радости?
– К общей радости может привести даже совместно очищенная и съеденная пополам мандаринка. К радости приводит любая совместная деятельность, сближающая, говорящая о взаимопонимании и любви. А еще огромная радость – общая молитва. Не так: я молюсь за нее, она – за меня, а именно – мы вместе молимся за нас обоих: «где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них» (Мф. 18, 20)
С Александром Ткаченко
беседовала Марина Бирюкова
1 июля 2020 г.