Дмитрий Андреевич Шепелев
Жанна
https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=22073006&lfrom=30440123
ISBN 978‑5‑699‑92882‑8
Аннотация
Светлую жизнь певицы Жанны Фриске, наполненную любовью и умиротворением, в одно мгновение перечеркнул диагноз – рак, превратив любимицу миллионов из символа красоты в пациента, за здоровьем которого следит весь мир. Болеть тяжело. Болеть под пристальным вниманием – невыносимо. Эта книга о первом в России публичном, хоть и невольном, опыте противостояния болезни, о достоинстве и силе, с которой хрупкая Жанна приняла смертельный бой. Я очень надеюсь, что эта книга будет полезна тем, кто борется сам или помогает близкому. Сможет поддержать тех, кто отчаялся, и, быть может, вдохновит на веру в чудо спасения. Эта книга об испытании болезнью, о том, как она меняет радужный и привычный мир. О сопротивлении. И разумеется, еще это история любви, без которой любое сражение вряд ли имело бы смысл.
Дмитрий Шепелев
Жанна
© Шепелев Д., 2017
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
* * *
Памяти женщины, которую я люблю
Всем, кто переживает подобное
Тем, кто поддерживал нас
Предисловие
Решившись на эту книгу, я долго думал, к кому обратиться с просьбой о предисловии. Мне говорили, что написать его должен кто‑то знаменитый, чье мнение всех заинтересует. Я не возражал, но интуитивно понимал, что эта история не требует никаких громких имен для привлечения внимания. Я пишу всё это не для пустого шума.
Рассказывая нашу с Жанной историю, я отчетливо представляю себе, для чего это делаю: мне хочется протянуть руку помощи тем, кто прямо сейчас, в данный момент, проходит через испытание тяжелой болезнью.
Я знаю, каких сил стоит не отчаиваться, держать себя в руках и – самое главное – верить в чудо спасения. Именно эта вера и поддержка, от кого бы она ни исходила, наравне с лекарствами помогает выстоять, не сдаться, выцарапать у болезни еще хотя бы один день, одну неделю, месяц и даже годы.
Поддержка, которую мы с Жанной получили за почти два года ее болезни, ошеломила нас. Миллионы писем, тысячи сообщений, добрые слова от незнакомых, но глубоко переживающих за нас людей.
Помню, как после акции Первого канала, когда впервые было публично рассказано о болезни Жанны, я увидел фотографию одного провинциального православного прихода. Перед входом в храм висела растяжка: «Помолитесь за Жанну». Меня это потрясло. Тогда мы много говорили с Жанной о том, как постараемся быть благодарными людям за их молитвы и участие, за деньги, которые они посылали на ее лечение, за слова и добрые мысли. И сейчас пришло время сказать спасибо. Эта книга – благодарность всем неравнодушным людям.
История, которую я расскажу, – это история болезни и история любви одновременно. Это книга о нашем опыте сопротивления и – я верю – победе над обстоятельствами. Надеюсь, она может быть весьма полезна тем, кто борется сам или помогает сражаться близкому.
Еще это история о добрых и отзывчивых людях, которых мы вряд ли встретили, если бы не рак. О тех, кто был рядом, когда казалось, что мир отвернулся от нас, оставив один на один с бедой, и рассчитывать на помощь неоткуда. Эти люди стали нашим спасением, нашими ангелами.
Так сложилось, что Жанна стала первым в России публичным человеком, который, пусть и не по собственной воле, проживал свою болезнь на глазах миллионов. В стране, где тема рака, в сущности, табуирована. Где это заболевание язычески называют «дурной болезнью», считая даже не болезнью, а скорее проклятием, наделяя его мистической силой. И этим уникальным публичным опытом я чувствую обязанность поделиться. Потому что убежден: о раке говорить необходимо. Только так мы сможем не только поддержать тех, кто столкнулся с ним, но, главное, – сможем победить страх.
Это история, которая, надеюсь, поможет оказавшимся в схожей ситуации выстоять. Ведь бороться легче, зная, что ты не один. И победить. Потому что иначе зачем бороться.
Именно поэтому одно из писем, полученных мной, – лучшее предисловие к книге, которую, надеюсь, вы сможете дочитать до конца. Публикую его с разрешения автора.
Дмитрий, здравствуйте. Долго не решалась вам написать, потому что, предполагаю, вам сейчас не до всех. Но для меня это слишком важно, поэтому я всё же пишу. Меня зовут Галя, и я звонила вам зимой, у моего мужа глиобластома, понимаю, что этого вы не помните, скорее всего, но не это важно. Просто знайте, что вы нам очень помогли. Мы лечились в американском центре, контакты которого нам дали вы. И, возможно, это были счастливейшие месяцы в моей жизни. Результаты после лечения, которое мы смогли оплатить, были прекрасные. И за это я вам благодарна. Не знаю и представлять не хочу, как вы всё, что с вами случилось, пережили. Мне нечего сказать вам. Потому что любые слова будут неуместны, так мне кажется. У меня самой двое малышей и муж не в самом лучшем состоянии. И я ужасно боюсь будущего, хоть и готова бороться до последнего.
Не буду писать про то, какой вы молодец, потому что я вас не знаю, просто, мне кажется, вы такой же настоящий, как и Жанна. Наверняка вы понимаете, как важен каждый день, пока любовь твоей жизни может говорить и быть рядом. Хоть это и невероятно тяжелые дни. Мой муж умер бы еще весной, если бы не ваше письмо. Мои мальчики уже знают своего папу на несколько месяцев больше, чем должны были. И за это я вам благодарна.
Мне самой пишут сотни человек, а вам, наверное, тысячи, я знаю, как это утомляет. Но мне будет приятно, если вы найдете пару минут и прочитаете мое письмо. Спасибо, что вы такой есть. У вас и у Платона всё обязательно сложится хорошо. Потому что кошмар не может длиться вечно.
Галина
О диагнозе мужа Галины я узнал от общих знакомых под Новый, 2015 год. В тот самый момент, когда состояние Жанны резко ухудшилось. Мы разговаривали с Галиной по телефону несколько раз. Я поделился с ней всеми медицинскими контактами, которые имел, полагая, что информация – главное, чего, как правило, не хватает тем, кто только что столкнулся с раком. Позже в письме я прислал Галине историю нашей борьбы, описывая возможные подводные камни лечения. Больше мы не списывались, не созванивались. И никогда не виделись.
Жанна стремительно таяла. 15 июня 2015 года ее не стало. Это послание пришло в тот момент, когда в моей жизни наступила самая страшная и пустая полоса.
Я верю, что для кого‑то эта книга станет таким же источником силы, света и надежды, каким черным летом 2015 года стало для меня это письмо.
Глава 0
Мне часто снится этот сон: крупные снежные хлопья врезаются в высокое – от пола до потолка – окно на 20‑м этаже гостиницы на Манхэттене. Внизу рождественскими огнями горит Нью‑Йорк, самый живой город на Земле. Мы только что вошли в номер. И, кажется, всё по‑прежнему, как в прошлой счастливой жизни: мы вдвоем, мы в отеле, сейчас начнется путешествие, которое станет еще одной страницей истории нашей любви. Я стою у окна и смотрю на город. За моей спиной – огромная гостиничная кровать, заправленная свежими хрустящими простынями. В ней только что утонула Жанна, прошептав: «Господи, как хорошо! Как раньше…» Спиной чувствую, как она улыбается. Оборачиваюсь. В моих руках телефон и СМС: «Данна умерла». Данна? Это же Жанна. С ошибкой! Опять! Как той страшной ночью, когда пришло это дикое, с ошибкой, СМС от ее сестры, делающее всё необратимым, подводящее подо всем неумолимую черту. Просыпаюсь. Сердце колотится. Холодно. Ничего не соображаю. Этот сон мне снится и снится, мешаясь с реальностью, возвращая к воспоминаниям.
Между той, последней счастливой ночью в Нью‑Йорке и роковым СМС с ошибкой – полтора года. Восемнадцать месяцев болезни и любви, которые мы провели вместе. Рука в руке. Мы не собирались сдаваться и не сдались. До самого конца. Кто и что бы ни говорил.
Помню, как тогда, на Манхэттене, я спросил Жанну: «А ты сама веришь?» И она, как всегда с улыбкой, тихо ответила: «Если ты веришь, то верю и я».
Там, в зимнем Нью‑Йорке, нам предстояло принять, возможно, самое сложное и серьезное решение в нашей совместной жизни: как лечить Жанну, как сказать о том, что она заболела, друзьям и знакомым, миллионам ее поклонников, вот уже больше полугода забрасывающих нас вопросами, журналистам, снующим повсюду и фотографирующим исподтишка, всем‑всем‑всем. Как перестать скрываться, разделить нашу тайну со всеми, но остаться друг с другом наедине?
Через час, обессилевший и опустошенный, я выйду из соседней комнаты и покажу Жанне видеообращение, которое записал и которое спустя несколько часов увидит весь мир: «Нашей семье выпало непростое испытание. Жанна больна раком. Сейчас мы обращаемся с одной просьбой: пожалуйста, поддержите нас добрым словом и поддержите нас молитвой».
Мы еще не знаем о том, что вскоре откажемся от лечения, ради которого оказались на Манхэттене, но совершенно неожиданно возникнет другой, спасительный план, и спустя несколько дней мы примем его; мы еще не знаем, что через неделю познакомимся с доктором Блэком, который – единственный из всех встреченных нами ранее врачей – скажет: «Я беру ее. Давайте не будем сдаваться»; мы еще не знаем, что новая, экспериментальная терапия будет стоить около полумиллиона долларов, а значит, средства, собранные «Русфондом» при поддержке Первого канала – наш единственный шанс; мы еще не знаем, что это новое лечение подарит Жанне полтора года жизни, вернет ее сыну, друзьям и, наконец, – нас друг другу. На несколько месяцев. Чтобы потом болезнь разлучила навсегда.
Судьба отмерила нам четыре года, что для истории – не срок, но, как оказалось, очень много для человеческой жизни. И каждый из этих дней был наполнен ею – моей любимой, воспоминаниями о которой я дорожу бесконечно. Моя девочка… Как удобно лежала ее рука в моей, как удобно было обнимать ее, превращаясь в единое целое, будто этот человек создан именно для меня. Ее взгляд, прикосновение губ, мягкие рыжеватые волосы, ее запах, такой теплый и сладкий, не похожий ни на один другой, который я так бережно храню в памяти – только бы не забыть.
Вот только память – причудливая вещь. Она ускользает, меняется, иногда обманывает, а иногда дает ответы на безответные прежде вопросы. Я пишу эту книгу для того, чтобы сохранить память о Жанне. Такой, какую люблю, такой, какой хотел, чтобы она осталась навсегда: смеющейся, солнечной, с игривым и проникновенным голосом, с обезоруживающей улыбкой. Сильной и слабой, безропотно принявшей смертельный бой.
Это книга о моей Жанне, какой ее знал я, об очень короткой любви и страшной болезни. О самых счастливых и одновременно трудных годах в моей жизни.
Я верю, что эта книга нужна не только мне, но, возможно, потом и нашему сыну Платону как память о маме.
Глава 1
Ее всегда окружало очень много людей – семья, друзья, подруги, продюсеры, – и у каждого из них была своя личная Жанна, на внимание которой он претендовал и расположением которой дорожил.
Жанна всегда была человеком необычайно комфортным в общении. Бесконфликтным, приветливым и светлым. Вместе с известностью и красотой эти качества притягивали неимоверно.
Я появился в ее жизни, пожалуй, самым последним, не считая нашего сына Платона. И, не буду скрывать, часто ощущал ревность окружающих. Разумеется, меня оценивали, присматривались, обсуждали и часто не любили: ведь я претендовал на их Жанну. Я же никогда не стремился занять особое место в ее жизни. Просто встретил и полюбил ее. Не поп‑звезду, не секс‑символ, не «черненькую» из «Блестящих», а просто девочку, которая навсегда изменила мою жизнь.
2009 год. Мне 26. Я свободен, беззаботен и удачлив. Я в Москве по приглашению Первого канала. У меня всё получается. Еще я сноб и циник, колючий, язвительный и желчный. Я агрессивен и саркастичен и думаю, что знаю вкус жизни. Планов на будущее нет: только наслаждаться успехом, Москвой и свободой, что в моем понимании и есть успех.
Ночной клуб. Большая и веселая компания. Танцы, смех, шампанское, поцелуи, словом, всё как обычно – dolce vita… Неожиданно от одного к другому по клубу бежит шепот: «Жанна, Жанна…» Оборачиваюсь. Под присмотром охраны вдоль стены к диджейскому пульту идет невысокая, с прыгающим хвостиком рыжеватых волос девушка. Уже потом я узнаю: в ту ночь она просто проезжала мимо и зашла поздороваться со старым приятелем, что играл в этом клубе. Скоро про Жанну все забыли. Один я застыл и не мог оторвать от нее глаз. Казалось, что нет ни музыки, ни шумной компании, ни этого клуба, ни этого города, ни меня – ничего. Я стоял и смотрел на нее, замерев, с дурацким бокалом в руке. И не понимал сам себя: что происходит? Это вообще я?
Жанна помахала мне рукой. Я в полусне ответил. Она широко улыбнулась. «Если не знаешь, как себя вести, просто улыбайся», – любила повторять она.
Я помню ее слова: «Слушай свое сердце и делай, как оно подсказывает, не бойся. Ждешь – отпусти. Если суждено – вернется и сбудется». Но кто и когда умел почувствовать свою судьбу наперед?
Конечно, я всегда знал, кто такая Жанна Фриске. Но никогда не был ее поклонником, не следил ни за ней, ни за ее творчеством. Да, милая девушка, не больше.
…Это был один из моих первых дней в Москве. Я остановился у друзей на Красной Пресне. Показывая мне район, кто‑то из них, широко взмахнув рукой, словно гид на экскурсии, сказал, указывая на дом: «Здесь живет Жанна Фриске». Возле дома была припаркована яркая спортивная машина. «Наверное, и это ее?» – безразлично бросил я. Какое, в общем‑то, имеет значение, где она живет. Впрочем, вскоре и я поселился именно на Красной Пресне, поближе к друзьям и, как выяснилось, к Жанне.
Уже в бытность мою телеведущим в Москве несколько раз мне приходилось объявлять ее выступления. Делал я это, как все и ждали от меня, с ироничным придыханием и восторгом. Но знакомы мы не были. И – никаких знаков судьбы, хотя она медленно и аккуратно подводила нас друг к другу.
Еще раз мы мельком увиделись на одном из светских мероприятий, мне вручали статуэтку, она была гостем. Нас опять не представили. Скользнули взглядом, разошлись… Позже она рассказывала, что отчего‑то запомнила именно ту мимолетную встречу.
В следующий раз мы пересеклись на съемках шоу Первого канала «Достояние республики». Жанна с другими готовилась выйти на сцену. Я же стоял за кулисами, перечитывал сценарий и не обращал на нее никакого внимания. «Здравствуйте, мы вас весь вечер обсуждаем, вы такой харизматичный мужчина», – вдруг, обратившись ко мне, выстрелила в упор Жанна. Конечно, не серьезно, с иронией, очень кокетливо, но глядя прямо в глаза. Она вообще была большой кокеткой… Я не из робких. Но от этих слов, взгляда глаза в глаза растерялся. Конечно, уже потом, посмеиваясь над собой, я представлял, как легко и непринужденно выхожу победителем из этого эпизода, как шутливо отвечаю цитатой из фильма с ее участием: «Держите себя, пожалуйста, в руках». Но тогда, в ту секунду, совершенно опешил и так и не нашел, что сказать, улыбнулся и пошел на сцену.
Но забыть и эту встречу, отмахнуться от нее уже не сумел. Впрочем, новых встреч с Жанной не искал и даже не мог подумать, что пройдет совсем немного времени и я приглашу ее на свидание…
Много позже, когда Жанна станет для меня не только женщиной, но моим близким другом, станет, если угодно, учителем простых жизненных истин, ценностей и взглядов, она поделится со мной одним из своих секретов: никогда не спешить, не прикладывать чрезмерно много усилий. Достаточно только желания и воли, и тогда всё сойдется, совпадет, сбудется… Мы часто и подолгу говорили об этом с ней. Потом. А пока я интуитивно поступил ровно так, как она всегда делала, – отпустил.
Но – не далеко. Живя рядом, мы – не судьба ли? – оказались клиентами одного спортивного клуба и вскоре вновь встретились. Должно быть, со стороны мы выглядели довольно забавно, наш интерес друг к другу был хорошо заметен окружающим, однако, не признаваясь самим себе, мы все еще сохраняли дистанцию.
Жанна только пришла, а моя тренировка уже закончилась. Но вдруг мой тренер проявляет неожиданную инициативу: «Задержись. Забыли еще кое‑что». И тащит меня в тот самый угол зала, где другой тренер занимается с Жанной. «Поработай над прессом», – объявляет мой наставник. И придумывает какое‑то небывалое, но очень эффектное упражнение, на которое просто невозможно не обратить внимания. В общем, даже в собственных глазах я выгляжу эдаким силачом‑суперменом. Жанна поглядывает, кокетливо отворачивается. В конце концов мы не выдержали и рассмеялись.
Но вот тренировка окончена. Прощаюсь. Ухожу.
«Идиот! – думаю про себя в раздевалке. – Какой же ты все‑таки идиот!.. Вернись!» Так мы обменялись телефонами, и спустя, быть может, месяц я пригласил Жанну на наше первое свидание.
Была ранняя весна. Время, когда с первым теплом в город возвращается элегантность и жизнь, а воздух наполнен азартом. Пожалуй, впервые, заказывая столик в моем тогда любимом ресторане на набережной, прошу укромный в углу, подальше от любопытных глаз. Усаживаюсь. И жду.
Кажется, проходит уже больше часа, а я всё сижу, спокойно жду за пустым столом, никуда не спешу и ни капли не сомневаюсь в том, что Жанна придет. Останавливается автомобиль, мелькает знакомый хвостик рыжеватых волос, мгновение, поднимаюсь навстречу – вот и она. Элегантна, легка и выглядит так, будто это вовсе и не свидание, как будто просто проезжала мимо и решила заглянуть. Только горят глаза и широкая улыбка.
– Привет…
– Привет.
Тут‑то и стало понятно, что всё не просто так. И что это головокружение, от которого мир останавливается и всё прочее становится неважным, – оно надолго. И если быть смелым и позволить себе мечтать, то можно сказать – навсегда.
Глава 2
Почему‑то это совсем не было похоже на первое свидание, когда со скрипом ищешь внутри себя какие‑то ничего не значащие слова, мучительно перебираешь общие темы, стараешься понравиться или приглядываешься – стоит ли вообще тратить время?
– Давай сразу договоримся, не нужно вопросов, как на интервью, ладно?
– Я и сам хотел предложить…
Это была легкая река, по которой мы плыли вместе так, будто знакомы уже много лет. Просто очень давно не виделись и стольким хотелось поделиться. Мы как будто бы начали с какой‑то точки, на которой прервались недавно. И совсем скоро я впервые поймал себя на мысли: мне хочется, чтобы эта встреча не заканчивалась. Чтобы она смеялась моим остротам и смотрела мне прямо в глаза, чтобы я рассказывал ей (совершенно для себя неожиданно) о том, о чем никогда ни с кем не говорил, а она слушала. Мне внезапно захотелось, чтобы мы были вместе и никогда не расставались, как в сказках или голливудских фильмах.
Вдруг она сказала:
– У меня через час выступление.
– Я хочу поехать с тобой.
Представить, что мы сейчас расстанемся хоть на минуту, было невозможно…
Убегая в гримерку, Жанна бросила, улыбаясь:
– Ты же знаешь все мои песни, будешь подпевать.
– Не хочу тебя расстраивать, но я не знаю ни одной…
Она вышла на сцену, сияющая, в коротком облегающем платье в пайетках и в туфлях со знаменитой красной подошвой, с тонким вкусом подобранных к наряду, с убранными в хвост волосами и хищным взглядом. А я стоял в отдалении, с любопытством наблюдал и был поражен, насколько она переменилась, оказавшись в лучах прожекторов, на сцене перед публикой. Жанна Фриске. Звезда. Конечно, это была роль. Но в ней она была безупречна. И, надо сказать, Жанна очень любила эту роль. Работа приносила ей невероятное удовольствие. Я еще не раз удивлюсь тому, какая пропасть между этой сверкающей, купающейся в любви поклонников, фотографиях и автографах Дивой на сцене и моей Жанной.
И, глядя на нее тогда, я впервые задумался: какие же мы разные. У меня амбиции и нервы, я агрессивен и нетерпим. А она – спокойна и светла, улыбчива и дружелюбна с каждым, кто встречается ей на пути, будь то гример, продюсер, телохранитель или продавец в магазине. Знакомство с Жанной стало для меня хорошим уроком не только в ощущении себя, но и в отношении к окружающим. И сейчас, оставшись без нее, я очень ясно чувствую, что ее любовь к жизни, к людям, терпение и внимание даже к самым случайным встречным теперь живут во мне. Это еще один урок от моей Жанны. Она круто изменила меня. Благодаря ей я стал другим и, несомненно, стал лучше.
Но мог ли я знать наперед, каким быстрым будет этот урок? Какой короткой встреча? Какой стремительной, острой и неутоленной любовь? А пока, уезжая с концерта, мы спускаемся в лифте. Возле меня невысокая девушка, еще несколько минут назад на сцене казавшаяся такой недосягаемой. А сейчас об этом напоминает только блеск сценического макияжа. Я прикасаюсь к ее щеке, смахивая ресницу, беру ее за руку, и – нам ведь еще столько нужно обсудить – мы скрываемся в ночном городе продолжать праздновать нашу встречу.
Примерно через неделю, набравшись смелости, я пригласил ее присоединиться ко мне на концерте Jamiroquai в Берлине. И был готов, что откажет, с ее‑то графиком выступлений. Но совершенно неожиданно и восхитительно легко она согласилась.
Мы договорились встретиться за день до концерта прямо в Берлине, потому как летели из разных городов. И, конечно, Жанна не была бы собой, если бы не пропустила свой рейс. Она почти всегда и всюду опаздывала. Меня всегда восхищало, с каким олимпийским спокойствием она могла только выезжать в аэропорт, когда любой другой на ее месте был бы там уже несколько часов. А чемодан она вообще складывала минут за пятнадцать – гастрольная привычка.
Потом, долгими больничными ночами я думал: «Девочка моя, почему ты изменила этой своей привычке опаздывать? Почему не опоздала на встречу с болезнью? Зачем вообще нужна была эта встреча? Неужели нельзя было просто пройти мимо, не успеть на этот роковой рейс? Так же просто, естественно и без каких‑либо сожалений или угрызений совести. Как тогда, в Берлине…»
В общем, Жанна, как умела легко, пропустила свой рейс и присоединилась ко мне только через день, за несколько минут до начала концерта.
Мы танцевали и смеялись. А потом, прыгнув в такси, колесили всю ночь по Берлину, рука в руке. От бара к бару, из клуба в клуб – и безостановочно болтали. Нам хотелось, чтобы это путешествие не кончалось, и уже представляли, какой следующий город будет нам обоим по душе.
Это было так легко, непринужденно и весело, как прежде не было со мной. В какой‑то момент я понял, что никогда не смогу утолить свою страсть к этой женщине. Хочу узнать ее до мельчайших подробностей, раствориться в ней, обнять узкие плечи, прижать к себе, стать с ней тем самым двуспинным существом из любимых стихов.
Смущало меня все еще только одно: она – Жанна Фриске. Я совсем не хотел встречаться со знаменитостью. Признаться, это казалось мне чуть ли не дурным тоном. Подобные «служебные» романы всегда вызывали у меня скепсис. Казались неискренними, притворными. Мне даже это не льстило. Под утро я набрался храбрости и сообщил ей об этом. Как было бы здорово, говорю, разделить, провести границу между той, ненастоящей сценической жизнью и повседневной. Отделить поп‑звезду от обычного человека. Жанну Фриске от Жанны. Она рассмеялась. Не от моих слов. Почему‑то ей показалось, что я, говоря с ней, настолько увлекся, что слишком манерно пью кофе, будто по‑прежнему пытаюсь произвести впечатление. Я смутился и улыбнулся в ответ. И всё сразу будто встало на свои места. Стало просто.
– В крещении я Анна.
– Вот и отлично, значит, я буду называть тебя Аня.
Несколько недель мы упорно старались привыкнуть: я – называть ее Анной, а она – откликаться на это имя. Признаться, это было мукой, и скоро мы бросили эту затею. Но мое острое желание встречаться с женщиной, в которую я влюблен, а не с поп‑звездой, никуда не исчезло.
И, кажется, у нас получилось. Каждый раз, когда она возвращалась с концерта домой, я просил поскорее снять макияж, чтобы возле меня оказалась не Дива, от которой не могут оторвать взгляд поклонники, а моя Жанна.
Глава 3
Сейчас я часто ловлю себя на том, как мысленно путешествую по тому времени, когда мы были вместе. Пытаюсь поймать волну того удаляющегося от меня счастья, пытаюсь научить себя разговаривать с Жанной, которой больше нет, вернуть звук ее голоса, ее смех… Пока, если честно, не получается.
– Я совсем тебя не слышу, поговори со мной… – иногда бросаю я в сердцах. И не слышу ответа.
Мысленно расставляю на карте флажки: места, где мы были, когда были счастливы. Места, где мы были счастливы. Наши места.
Первый флажок – разумеется, Берлин и несколько волшебных дней в исторической усадьбе «Шлосс‑отель», отеле с историей, в зеленом и тихом районе Шарлоттенбург. Незабываемые выходные, при воспоминании о которых мне становится тепло: губы сами собой расплываются в счастливой улыбке, а внутри томится трепет и возбуждение той первой встречи, антураж и содержание которой превратили ее в самое красивое свидание в моей жизни. 7 апреля 2011 года.
Если бы кто‑то тогда шепнул нам многозначительно, каким важным окажется этот день, 7 апреля. Всего через два года родится наш сын Платон. Но ничего такого, конечно, нам никто не шепнул. А даже если и так, не думаю, что мы захотели бы прожить это время иначе. Да мы бы и не поверили. В ту секунду мы не думали о будущем и не загадывали. Мы были счастливы и беззаботны – такими бывают только дети и влюбленные.
Не прошло и двух недель, как мы снова – рука в руке – отправились по миру расставлять свои флажки. Я могу вспомнить каждый из них.
22 апреля – Стамбул. Весь день и ночь до рассвета мы гуляем, взявшись за руки: мост через Босфор, людные площади, изрезанные трамвайными рельсами, лабиринты кварталов старого города, знаменитый рынок. Пытаемся затеряться в неприметном кафе, где турецкие мужчины курят кальян и смотрят футбол, подкрепляем силы апельсиновым и гранатовым соком, от свежести которых кружится голова и учащается сердцебиение.
9 мая – Стокгольм. Непрекращающаяся вечеринка, шампанское, танцы до рассвета и долгожданный концерт Шаде, любимой певицы Жанны.
14 мая – Санкт‑Петербург. Погода стояла отменная. Но, кажется, мы едва ли выходили из отеля.
28 мая – Париж. «Доброе утро, месье. Завтрак для вас и мадам».
Быть может, эти путешествия и состояли отчасти из туристических клише. Но нам хотелось одного – представлять себя местными в каждом из этих городов, примерять их на себя, с тем чтобы понять, какой из них подходит не каждому в отдельности, а нам двоим. Увлекательное, бесконечное и совершенно счастливое путешествие.
Мы ненадолго прерывались, чтобы вернуться в реальный мир: у Жанны – концерты, у меня – съемки. Наши отметки на карте снова стали появляться уже в июле, в удивительной Мексике. Никогда прежде я не видел такого сочетания ярчайших цветов природы; пожалуй, Мексика – самая колоритная страна на планете. Прекрасное и ужасное – богатство традиций и нищета, радушие жителей и опасность, бесконечно красивый и неистово бушующий океан, дикие первозданные леса, аллигаторы – всё рядом. Незабываемое время.
И дальше, октябрь – на озере Комо, потрясшем своей красотой, но напугавшем нас старостью постояльцев. Мы договорились вернуться туда лет через пятьдесят.
Ноябрь – на Сейшельских островах, январь – в Аспене: я обожаю сноуборд, а Жанна… Жанна ничего не сказала, но самоотверженно отправилась вместе со мной.
Что изменилось в моей обыденной жизни с появлением Жанны? Не могу вспомнить. Не было всех этих «притираний, противостояний и обточки характеров», о которых многозначительно пишут в журналах о популярной психологии. Да, появились:
• вторая зубная щетка,
• бесчисленные баночки с косметикой,
• новые запахи,
• не моя одежда на прикроватном кресле.
А также:
• в шкафу неожиданно не стало свободных полок,
• комнаты украсились цветами и свечами,
• в отеле я прошу два ключа, хотя всегда был нужен один…
И я был счастлив от этого! Мне казалось, что всё это было здесь всегда. Мне ни секунды не пришлось привыкать к новому человеку. Мы не ссорились и не ругались ни единого дня и не старались подстроиться друг под друга.
В мою жизнь вошел мой человек, моя Жанна, которая раскрасила мои монохромные будни, сделала их солнечными и не однообразными, как будто мы всегда были вместе, просто не были знакомы до поры. Благодаря ей я наконец стал собой. Она открыла меня настоящего под тысячами слоев наносного. И это тоже произошло как‑то невзначай и само собой.
Эти два беззаботных года, которые отвела нам судьба, мы провели вдвоем. Рядом или даже на горизонте не было никого: ни родителей, ни подруг, только мы. Да, я знал, что у нее есть мама и папа, только до болезни мы и знакомы‑то не были. Конечно, знал о существовании друзей, приятелей Жанны, но только по обрывкам ее фраз. С кем‑то мы даже встречались время от времени. Я знакомил ее и со своими друзьями. Но все же мы были одни, не впуская никого в нашу тихую и счастливую жизнь и никак ее не афишируя.
Если нам и было суждено так недолго быть вместе, мы воспользовались этим временем сполна. Нам удалось уместить в эти два счастливых года столько впечатлений, сколько у иных не накапливается за десятилетия. И все равно это ничтожно мало. Но думал ли я об этом, летя на доске по знаменитой снежной пудре Аспена? Конечно нет.
Ежедневно обещая выйти на склон, Жанна так и не приблизилась к подъемнику. Зима была ей не по душе. Потерпев несколько дней холод и необъятные горные дали, которые так восхищают чокнутых горнолыжников и меня вместе с ними, Жанна улетела в Майами:
– Я буду ждать тебя. Прилетай ко мне в лето поскорее, пожалуйста, – сказала она в холодном аэропорту.
И уже совсем скоро по другую сторону континента мы снова встретились. Из укутанной в одежду, ссутулившейся и замерзшей Жанна превратилась в загорелую и сияющую, с цветком в волосах. Лето шло ей необычайно.
Тот летний вечер в Майами запомнился мне особенно. Открытый верх автомобиля, пряные южные сумерки, огромные самолеты, плывущие прямо над головой, черный соул по радио… Мы едем не спеша, держась за руки, а в лицо – теплый влажный ветер с океана. Это было как в кино, и не было никого счастливее, беззаботнее и спокойнее нас. И никогда и нигде, ни до ни после, я не испытывал такого блаженства, как тем вечером на подъезде к ее любимому Майами. Когда спустя год мы узнаем, что у нас будет ребенок, то единодушно решим: он должен появиться на свет именно здесь, вот в этой точке на земле, где Жанна – самая красивая, а я – держу ее за руку и любуюсь.
Так выйдет, что именно Майами окажется не только местом самого пронзительного и щемящего счастья в нашей жизни, но и точкой, в которой начнется обратный отсчет. Впрочем, я постараюсь рассказывать всё по порядку.
Глава 4
Жанна хотела детей. Это всегда было ее личное, очень интимное переживание. Немудрено: красивая, состоявшаяся женщина должна и может стать мамой. Об этом желании знали только самые близкие люди. И этой мечтой (не истерикой, а именно спокойной уверенностью, что однажды всё так и случится) лучились ее глаза, и поэтому тоже она была так притягательна.
Жанна любила детей. Особенно она гордилась тем, что озвучила персонаж мультфильма «Тачки» – фиолетовую машинку по имени Холли Делюкс, о чем непременно собиралась рассказать Платону. С готовностью откликаясь на просьбы благотворительных фондов помощи детям, Жанна участвовала в концертах, навещала пациентов и просто тех, кто нуждался в тепле и поддержке. Она искренне обнимала каждого, дети же просто обожали ее. После выступления за фотографией и автографом у сцены выстраивалась очередь ребятни. Со стороны это всегда выглядело очень забавно: дети и растерянные, обомлевшие, восторженные мужчины. И никто не уходил без заветного снимка или ее специальной подписи для детей: вместо строгой замысловатой закорючки Жанна рисовала девочку в сарафане и бантами в косичках.
Помню, когда мы только начали встречаться, музыкальный телеканал записал видеопоздравление ко дню ее рождения, где один из друзей, среди прочего, пожелал ей ребеночка. Не могу сказать, что эти слова меня встревожили. Но что‑то екнуло: что касается меня, я не планировал никаких детей. Впрочем, и встречу с Жанной я не планировал.
Я всегда считал, что ребенок должен появиться в свое время, когда два человека этого хотят, безо всяких условий и оговорок: хотят, и точка. Собственно, я и сейчас так считаю. Но размышления эти носили тогда исключительно теоретический характер. Иногда я произносил подобные речи в компаниях. Дети – тем более теоретические – очень светская тема.
В общем, если откровенно, то до встречи с Жанной я не хотел и даже не помышлял о детях. Дом, семья – всё это казалось мне чем‑то из другой, чужой, не моей жизни. Но, встретив ее и узнав, спустя довольно короткое время, неожиданно для себя осознал: я не боюсь, а, наоборот, буду рад, если с этой, именно с этой женщиной у нас родится ребенок. Но вслух не признался.
Однако вся наша жизнь с Жанной с первого дня знакомства была пропитана пониманием – с полуслова и полувзгляда, нам никогда не было скучно, нам было хорошо даже просто молчать вдвоем. Это чувство покоя и благости в наших отношениях было даровано нам свыше. И к нам обоим пришло неявное, несформулированное и невысказанное понимание, что у этой любви должно, просто обязано появиться продолжение. Сейчас я вижу и в этом подарок судьбы: Жанна не могла не оставить светлое напоминание о себе в этом мире.
Ясным и теплым воскресным утром, таким похожим на саму Жанну, таким, какое бывает только в самом начале сентября, она разбудила меня и игриво, испытующе посмотрела в глаза.
– Что случилось?
Молчит и улыбается.
– Да?
– Да! – прошептала она. – Да‑да‑да! – И рассмеялась.
– Очень хорошо, – пробормотал я и, притворившись сонным, перевернулся на другой бок, чтобы посмешить ее.
Мы смеялись, как дети, узнавшие, что скоро будут аттракционы и мороженое, принялись делать смешные селфи, дурачиться на камеру, чтобы запомнить и сохранить этот счастливый для нас обоих момент: раннее сентябрьское утро, когда солнце за окном плавит первый осенний туман, а мы узнали, что нас теперь больше, чем двое.
С того дня мы не расставались с первой в жизни черно‑белой фотографией Платона, на которой уже отчетливо виден курносый носик и крайне сосредоточенное, как нам казалось, выражение лица. Несколько недель этот секрет был только нашим с Жанной. Большинство узнали о грядущих переменах в нашей жизни не раньше третьего месяца. А некоторым и вовсе не говорили до последнего, чтобы до поры не растревожить вездесущую прессу, так досаждавшую нам уже тогда.
Жанна продолжала выступать. Беременность протекала практически идеально и удивительно шла ей. Мы были счастливы и спокойны. Кстати, мы оба хотели именно мальчика. Не помню, почему хотела Жанна, а я просто потому, что совершенно не понимал, что делать с девочкой. Оставаясь наедине, мы перебирали все возможные мужские имена. Иван, Данила, был даже Алан… Конечно, смеялись до колик и договорились, что остановимся только на том имени, которое устроит обоих. Так появился Платон. Мы начали обращаться к нему по имени, даже когда еще не было уверенности в том, что он может нас слышать. Более того, только ожидая рождения первенца, мы уже обсуждали второго ребенка – девочку. Но лучше еще одного мальчика. Но если все же девочка, то всенепременно Варя.
Только узнав о том, что станем родителями, мы принялись искать дом – нам хотелось своего уголка, для ребенка, для нас. Удивительно, как материнство на первых же неделях начало менять Жанну, – она просто бросилась на поиски. Никогда прежде не замечал за ней такой прыти. Спустя, наверное, год нам удалось най