В 1986 году на месте гибели командира 19 береговой батареи капитана Драпушко Марка Семеновича сегодня располагается памятник, который был установлен в 1986 году. До этого, по рассказам местных жителей, находился деревянный знак захоронения. Казематированные помещения орудийной позиции батареи в послевоенное время, пока их не завалили, жители использовали для хранений соления и других запасов на зиму.
После гибели командира батареи Гладилиным С.А. (о нем опубликован очерк 14 декабря 2019 года в газете “Севастопольские известия”) было направлено донесение о безвозвратных потерях.
В этом документе, который хранится в Центральном Военно-морском музее среди погибших: под 9 номером числится Драпушко, 10 — Казаков, 11 - Петренко, 12 - Марченко. В этом списке под номером 13, числится Пустовалов, ст. краснофлотец, телефонист, БО 30. В этом списке под номером 7 числится он же - по данным мл. с-та Беркутова П.И.
Из воспоминаний командира береговой батареи № 705 старшего лейтенанта Павла Ивановича Меньшикова:
"В середине июня с дивизиона по радио поступило распоряжение выслать на батарею Драпушко в помощь одного офицера и матросов. Я выслал командира огневого взвода лейтенанта Зиму и с ним троих матросов. Через 4-5 часов они возвратились, и лейтенант Зима доложил, что в КП батареи попала авиационная бомба, которая завалила выход с КП, и часть землянки. От проникающих в землянку газов все находящиеся на КП погибли. Когда их отрыли, то Драпушко и Казаков находились в противогазах, но уже без признаков жизни. Числа 20 июня на КП моей батареи также была сброшена большая авиационная бомба. Находившиеся на КП я, командир и радист почувствовали сильное содрогание почвы и запах взрывных газов. Когда мы вышли наружу, то в расстоянии 5 метров от нашего входа начинался край воронки диаметром свыше 10 метров и глубиной до 6 метров, где свободно могли разместиться две таких землянки как наша".
(Воспоминания приводятся Неменко А. В. В книге: Севастополь. Хронология 2-й обороны часть 1. Предыстория).
Сергей Лелеко в статье “Герои Севастополя продолжают говорить…” приводит воспоминания Ивана Васильевича Шквири, одного из защитников Севастополя - военного врача тогда санитарной службы:
“Передовая линия обороны была совсем близко от наших войск, фашисты уже били прямой наводкой по городу и всем объектам. Наши отвечали уже очень редко. В июне 1942 года фашисты решились ещё на один штурм. 2 и 3 числа бомбили наши подразделения массированно – и с земли, и с воздуха, и от частых разрывов день превратился в вечер, кругом один дым и грохот.
3 июня в 12 часов (Дата названа ошибочно) мне позвонил с командного пункта командир части и сказал, что с батареей, которая была расположена на 8-й остановке Балаклавского шоссе, потеряна связь. (Речь идёт о той самой 19-й батарее-примечание автора). На эту батарею было сброшено несколько бомб с самолётов. Он сказал мне, что не приказывает мне выезжать туда, но если я поеду, то по пути надо захватить с собой дублёра командира батареи, взять его с другой батареи.
Я решил ехать, во что бы то ни стало. Надел каску, взял врачебную сумку и одного санитара, машину, и выехал на батарею, захватив с другой батареи лейтенанта Латвинова. (После смерти Драпушко М.С. на должности командира батареи его сменил старший лейтенант Волчан Антон Николаевич). Подъехав к батарее, увидели груды развалин совхозных зданий и услышали над нами гул самолётов. Немецкие стервятники из пулемётов продолжали обстреливать землянки, где находился личный состав батареи. Короткими перебежками, припадая к земле, я и санитар добрались до землянок батареи. Завидя нас матросы начали кричать, чтобы мы быстрее бежали к землянке командного пункта.
Подбежали к КП батареи, увидели заваленный землёй от взрыва вход.
Оказалось, что более часа личный состав не мог приступить к спасательным работам и отрыть завал из-за непрерывной бомбардировки и обстрела с самолётов противника. Вызвав фельдшера батареи Тарасова Ф., который никак не мог прийти в себя с перепугу, привёл его в порядок. Приказал личному составу отрыть землянку КП, и, открыв вход, начали вытаскивать пострадавших – их было семь человек.
Командир батареи капитан Драпушко М. С., комиссар батареи ст. политрук Казаков Н., старшина связи т. Петренко, два телефониста, один радист и писарь были без признаков жизни, часть из них была в противогазах.
Быстро погрузив в машину пострадавших, мы выехали с территории батареи. Отъехав немного в относительно безопасном месте осмотрел пострадавших воинов и попытался оказать им помощь, но безуспешно. Через 15 минут мы домчались до госпиталя, располагавшегося в бывшем Георгиевском монастыре на мысе Фиолент. Быстро подняли всех в операционную, но, не смотря на все усилия медицинского персонала во главе с профессором бригадным врачом т. Громаном, оживить никого не удалось. Смерть наступила от отравления пороховыми газами.
По приезду в часть я доложил о случившемся командованию; через два дня, забрав погибших товарищей, похоронили их в воронке от разорвавшейся авиабомбы в районе 19-й батареи на мысе Фиолент. (Здесь или ошибка, т.к. похоронить в районе 19 батареи не представлялась возможность или назван царский номер батареи, находящейся на Фиоленте). Хоронили, обернув в простыни, т.к. в такой обстановке не могли сделать гробы…”.
Хочу добавить от себя. Есть информация, что после освобождения Севастополя Драпушко со своими товарищами был перезахоронен на братском кладбище в Дергачах. Но она проверяется инициативной группой Севастопольского промышленно-технологического колледжа имени Маршала инженерных войск А. В. Геловани по поиску родственников героев батареи Драпушко. Беру под сомнение и высказывание Шквири о растерянности батарейцев, фельдшера батареи, так его записи скорее всего представляли отчет, в которых их писавший всегда несколько преувеличивает свою роль. Пробраться на батарею и организовать устранения завала можно было только после того как самолеты улетели.
Александр Меркушев.