Вторая его тема, не менее поразительная, — про ликование. Это слово мне часто встречалось в его текстах, но набирало глубину постепенно. Думаю, если прогнать через компьютерные программы все его проповеди и выступления, окажется, что именно это слово употреблено рекордное количество раз. Одно из самых для него важных.
Ликование — не как преувеличенная, а как особая и глубокая радость — заключает в себе всю православную антропологию. Прежде всего надо обратить внимание на корень: «лик». У него два значения. Во-первых — настоящего, подлинного человеческого лица. Отец Павел Флоренский приучил нас думать, что главный смысл нашей жизни — открыть свой подлинный лик и явить его. Прожить таким образом, чтобы твой лик был явлен. В этом смысле ликование как разновидность радости как раз и есть процесс проступания лика.
Во-вторых, лик означает «компанию людей и церковный хор, собрание людей вместе». Казалось бы, значения такие разные, выглядят как омонимы. Если бы не митрополит Антоний, у которого все они соединялись вместе. Он говорил, что опыт настоящей, подлинной встречи — это когда я переживаю радость, и в момент радости другой человек, глядя на меня, видит, как моё лицо преображается, и проступает лик. Никаким другим образом мой лик в мире не может быть явлен. Я сам никогда не вижу своего подлинного лица. Даже в зеркале.
Получается, то, что я должен явить миру, мне самому недоступно. Мой лик виден только присутствующему при встрече, моему другу. Мы друзья постольку, поскольку, встречаясь, радуемся и видим лики друг друга. И так образуется компания ликующих людей. Которые, разделяя радость, открывают лики друг друга, тем самым реализуя своё призвание.
Владыка Антоний считал, что христианство никаким, кроме как ликующим, не бывает. Эта способность принести радость и пропеть победную песнь, думаю, и есть суть свидетельства митрополита Антония. Все, кто с ним встречался, ровно это и видели. И это был не только его дар, но, конечно, и его школа. Школа встречи, благодаря которой появились и община, и Сурожская епархия, и целое поколение советских людей, слушавших на волнах ВВС его голос.
Для него здесь заключался, в том числе, момент педагогический: как эту радость передать? Как сделать так, чтобы каждый человек, которого ты встречаешь, мог каким-то образом почувствовать эту радость, уходящую корнями глубоко в небо? Что она — не просто эмоция хорошего человека, положительно смотрящего на жизнь, но свидетельство настоящего огня, огня Божьего.
Пиши свою жизнь красиво
Отвечая на вопрос, какой основной урок мы должны усвоить, чтобы христианская радость передавалась другим людям, владыка начинал говорить о человеческой немощи, в которой сила Божия совершается (См. 2 Кор. 12, 9).
В каком-то смысле это третья его тема, после уязвимости и ликования. Он считал, если мы не поймём, что только из нашей немощи проистекает жизнь, то очень многие вещи, даже благие, никогда не получатся.
Для него было важно объяснить, чем немощь отличается от лени, и он развил целую образную систему, чтобы передать это всеми доступными способами.
Есть три сильных примера. Мой любимый — из области педагогики. Когда маленький ребёнок учится писать, мама, чтобы помочь ему, берёт его руку в свою и начинает вместе с ним выводить буквы. В тот момент, когда ребёнок любуется буквами, и ему нравится, как всё получается, он переживает первый этап обучения. На втором этапе он тратит все свои силы, чтобы освободиться от гнёта маминой руки. Потому что мама мешает ему писать — держит, подавляет и так далее. Когда мама его оставляет, он начинает выводить буквы сам и понимает, что он пишет, но некрасиво.
Так рождается нормальное человеческое желание снова найти руку мамы, которая держала бы тебя с любовью и нежностью. Эта нужда в руке, которая помогает тебе, сохраняя твою свободу, писать свою жизнь красиво, — и есть наша немощь.
Второй пример — для мореходов. Владыка говорил, что с точки зрения постороннего наблюдателя, парус на корабле можно было бы сделать из крепкого металла. Но на деле такой парус приведёт к тому, что корабль во время шторма перевернётся. Тогда как нужен не прочный стальной парус, а гибкий, эластичный. Именно он поведёт корабль по ветру.
Третья метафора — из хирургии. Поскольку владыка Антоний до священства был врачом, то часто использовал образы из медицины. Например, он говорил, что каждый хирург оперирует в перчатках, и хирургическая перчатка не может быть толстой, как у пожарного — она должна быть максимально тонкой. Но при этом не должна рваться. Так вот мы призваны быть такой перчаткой на руке Бога. Чем тоньше, тем лучше.
Везде: от беседы с конкретным человеком о его судьбе до разговора о церковной политике — на всех уровнях у него звучала тема немощи.
Гореть не своим огнём
И последнее. Митрополит Антоний всегда повторял фразу, которую я очень люблю: «У христиан простое призвание — светить не своим светом и гореть не своим огнём».
В этом смысле наша задача — быть дровами. Но возникает проблема: дрова мокрые и дымят. Наша греховность приводит к тому, что мы становимся мокрыми дровами, и дальше всякий человек, встречая пламенных христиан, понимает, что огонь там, конечно, есть, но и дыма многовато. Одна из самых обидных для нас вещей заключается в том, что мы так здóрово свидетельствуем, а люди при этом почему-то разбегаются.
Владыка говорил, что это нормально. Ничего страшного, просто нам надо научиться гореть не своим огнём.
Вся история митрополита Антония — про это. Его дружба была огненной. Его школа учила уязвимости, ликованию и благодарности. Благодарность, — считал он, — плод нашей жизни, но она и сама должна принести плод. Ключевая его фраза: «Благодарность — и только она — может побудить нас к предельному подвигу любви по отношению к Богу, по отношению к людям. Чувство долга, обязательств, может, не найдёт в себе силы, чтобы совершить последний подвиг жизни, жертвы и любви. Но благодарность — найдёт».
В своё время меня это потрясло. Раньше я видел в христианстве только морализм, когда тебе постоянно твердят: ты должен, должен, должен… Проблема в том, что долг тобою не движет. Ты можешь ужасаться тому, до какой степени ты неадекватный: столько всего должен, а ничего не делаешь. Но непонятно тогда, откуда браться вдохновению, огню? Где источник жизни? Если не долг, не обязательства, не правила, то — что?
Владыка говорил, что только благодарность движет нами. Благодарность за дары, которыми мы наделены. Поэтому главное искусство христианина — видеть, насколько щедро Господь нас одаривает. И если мы не развиваем в себе способность это всё замечать, в конце концов не сможем выполнить то, к чему призваны.
На мой взгляд, это ключевой момент для нашего времени. Мы многие вещи принимаем и признаём, но не знаем, как воплотить на практике. А митрополит Антоний не просто призывал к высокому идеалу, но открывал дверь и показывал, откуда начинается счастливая возможность быть человеком, свидетельствующим об избыточности жизни.
«Я поскакал»
Для меня по-человечески ценна, дорогá и трогательна сцена нашего расставания. Я не знал, что это навсегда. В 2002 году в Лондоне мы с Ириной Арсеньевной Кирилловой, профессором Кембриджского университета и старинной подругой митрополита Антония, условились встретиться для интервью. Она сказала: «Будет служба в Вестминстерском аббатстве, подбегай и увидимся». Я «подбежал»; оказалось, вся площадь заполнена людьми и оцеплена охраной. Происходит одно из самых великих богослужений, на котором присутствует королева.
Когда площадь опустела, мы прогуливались по ней с Ириной Арсеньевной, и вдруг я увидел митрополита Антония, который в буквальном смысле слова сбегал с королевского приёма. Он торопился и при этом оглядывался — нет ли «погони». Было видно, что он очень устал. Увидев нас, обрадовался, а затем говорит: «Ну всё, я должен бежать домой». Я его спрашиваю: «Владыка, как вы собираетесь бежать? Ведь машины нет. На чём вы поедете?». Он отвечает: «Я ещё не подумал. Наверное, на метро».
Представьте себе православного митрополита — в рясе, с посохом, в белом клобуке — собирающегося идти в метро. Я улыбнулся и сказал: «Ну, подождите! Надо поймать такси». Он спросил: «Вы умеете?». Я говорю: «Нет, но давайте попробуем». Это был первый случай, когда я в Лондоне поймал такси.
Александр Филоненко
Митрополит Антоний Сурожский и я, ловящий такси в Вестминстерском аббатстве (pravlife.org)