Повседневное бытие самости и das Man (люди)

Das alltägliche Selbstsein und das Man

Онтологически релевантный результат предыдущего анализа события (Mitsein) лежит в понимании, что «субъектный характер» Dasein-a (вот-бытия, здесь-бытия, вот-тут-бытия, присутствия =И.Ф) своего и других определяется экзистенциально, т. е. из известных способов быть. В мироокружно озаботившем другие встречают как то, что они суть; они суть то, чем заняты.

В озабочении тем, за что человек взялся вместе с другими, за и против них, постоянно покоится забота об отличии от других, будь то лишь чтобы отличие от них сгладить, будь то потому что свое Dasein — отставая от других — хочет относительно них подтянуться, будь то потому что Dasein в превосходстве над другими замахнулось их подавить. Бытие друг с другом — втайне от себя самого — обеспокоено заботой об этой дистанции. Выражаясь экзистенциально, оно имеет характер хранения дистанции. Чем незаметнее этот способ быть самому повседневному Dasein-у, тем упрямее и исходнее его действенность.

В этой принадлежащей к событию дистанции однако заложено: Dasein как повседневное бытие с другими оказывается на посылках у других. Не оно само есть (вот ответ почему Хайдеггер заковычил «есть» в предыдущем параграфе-И.Ф.), другие отняли у него бытие. Прихоть других распоряжается повседневными бытийными возможностями Dasein-a. Эти другие притом не определенные другие. Напротив, любой другой может их представлять. Единственно решает незаметное, Dasein-ом как событием невзначай уже принятое господство других. Человек сам принадлежит к другим и упрочивает их власть. «Другие», которых называют так, чтобы скрыть свою сущностную принадлежность к ним, суть те, кто в повседневном бытии с другими ближайше и чаще всего «присутствуют» («da sind» – в немецком, “are there” в английском переводе). Их кто не этот и не тот, не сам человек и не некоторые и не сумма всех. «Кто» тут неизвестного рода, das Man (люди).

Альтернативный перевод: "Кто" есть средний род, das Man (Das »Wer«ist das Neutrum, das Man).

Раньше было показано, как всегда уже в ближайшем мироокружении подручно и тоже озаботило публичное «мироокружение». В использовании публичных транспортных средств, в применении публичной информационной системы (газета) всякий другой подобен другому. Это бытие-с-другими полностью растворяет свое Dasein всякий раз в способе бытия «других», а именно так, что другие в их различительности и выраженности еще больше исчезают. В этой незаметности и неустановимости das Man (люди) развертывают свою собственную диктатуру. Мы наслаждаемся и веселимся, как das Man (люди) веселятся; мы читаем, смотрим и судим о литературе и искусстве, как das Man(люди) смотрят и судят; но мы и отшатываемся от «толпы», как das Man (люди) отшатываются; мы находим «возмутительным», что das Man (люди) находят возмутительным. Das Man (люди), которые не суть нечто определенное и которые суть все, хотя не как сумма, предписывают повседневности способ быть.

Das Man (люди) сами имеют свои манеры быть. Упоминавшаяся тенденция бытия, именуемая у нас дистанцией, основана на том, что бытие с другими как таковое озаботилось серединой. Она экзистенциальная черта Man (людей). Для das Man (людей) речь в их бытии идет по сути о ней. Потому они держатся фактично в усредненности того, что подобает, что считается значимым и что нет, за чем признается успех, чему в нем отказывают. Эта серединность, намечая то, что можно и должно сметь, следит за всяким выбивающимся исключением. Всякое превосходство без шума подавляется. Все оригинальное тут же сглаживается как издавна известное. Все отвоеванное становится ручным. Всякая тайна теряет свою силу. Забота серединности обнажает опять же сущностную тенденцию Dasein, которую мы именуем уравнением всех бытийных возможностей.

Das Man само имеет собственный способ быть. Вышеназванная тенденция бытия-с, которую мы назвали отстоянностью, основана на том, что бытие-с-другим как таковое озаботилось заурядностью-усредненностью (die Durchschnittlichkeit). Она-то и есть экзистенциальный характер Man».

Дистанция, середина, уравнение как образы бытия das Man (людей) конституируют то, что мы знаем как «публичность». Она ближайшим образом правит всем толкованием мира и Dasein и оказывается во всем права. И это не на основании какого-то исключительного и первичного бытийного отношения к «вещам», не потому что она имеет в своем распоряжении отчетливо адекватную прозрачность Dasein, но на основании невхождения «в существо дела», потому что она нечувствительна ко всем различиям уровня и подлинности. Публичность замутняет все и выдает так скрытое за известное и каждому доступное.

Das Man (люди) всегда на подхвате, но так, что они же всегда и ускользнули там, где Dasein пробивается к решению. Поскольку однако das Man(люди) преподносят всякое суждение и решение, они снимают с всегдашнего Dasein ответственность. Das Man (люди) могут как бы себе обеспечить, что «человек» к ним постоянно апеллирует. Они с крайней легкостью могут за все отвечать, потому что никто не тот, кто должен за что-то постоять. Das Man (люди) всегда «были» должны так поступить, и тем не менее можно сказать, что «ни один» не был. В повседневности Dasein почти все делается через тех, о ком мы вынуждены сказать, что никто ими не был.

Das Man (люди) облегчают так всякое Dasein в его повседневности. И не только это; с таким облегчением бытия das Man (люди) идут Dasein-y навстречу, поскольку в нем заложена тенденция к упрощению и послаблению. И пока das Man (люди) облегчением бытия постоянно делают шаг навстречу всегдашнему Dasein-y, они удерживают и упрочивают свое жестоковыйное господство.

Каждый оказывается другой и никто не он сам. Человек, отвечающий на вопрос о кто обыденного Dasein-a, есть тот никто, кому всякое Dasein в его бытии-друг-среди-друга себя уже выдало.

В выявленных бытийных чертах повседневного друг-среди-друга-бытия, дистанция, середина, уравнение, публичность, облегчение и шаг навстречу, лежит ближайшее «постоянство» Dasein-a. Это постоянство касается не длящегося наличия чего-то, но бытийного способа Dasein-a как события. Существуя в названных модусах, самость своего Dasein-a и самость Dasein-a других себя еще не нашла, соотв. потеряла. Das Man (люди) существуют способом несамостояния и несобственности. Этот способ быть не означает никакого умаления фактичности Dasein, и человек как никто вовсе не ничто. Наоборот, в этом способе быть Daseinе есть ens realissimum, если понимать «реальность» как Daseinеразмерное бытие.

Конечно, das Man (люди) так же мало наличны как Daseinе вообще. Чем демонстративнее жесты das Man (людей), тем они неуловимей и запрятанней, тем менее они однако и ничто. Непредвзятому онтически- онтологическому «видению» они приоткрываются как «реальнейший субъект» повседневности. И если они не так доступны как наличный камень, то это ни в малейшей мере не решает об их способе быть. Нельзя ни поспешно декретировать, что эти das Man (люди) суть «собственно» никто, ни впадать в мнение, будто феномен онтологически интерпретирован, если его «объясняют» скажем как суммированный задним числом результат совместного наличия многих субъектов. Скорее наоборот, выработка бытийных понятий должна ориентироваться на эти неопровержимые феномены.

Человек das Man (людей) не есть также и нечто наподобие «всеобщего субъекта», парящего над множеством. До этой концепции дело может дойти только если бытие «субъектов» понято не Daseinеразмерно и они вводятся как эмпирически наличные случаи некоего случающегося рода. При такой установке онтологически остается только возможность понимать все, что не случай, в смысле вида и рода. Человек das Man (людей) не род конкретного Dasein-a и он не поддается обнаружению так же как стойкое свойство при этом сущем. Что традиционная логика тоже отказывает перед лицом этих феноменов, не должно удивлять, если обратить внимание, что она имеет свой фундамент в онтологии наличного, сверх того еще и грубой. Оттого ее не сделаешь в принципе гибче никаким количеством улучшений и расширений. Эти ориентированные на «науки о духе» реформы логики лишь увеличивают онтологическое замешательство.

Das Man (люди) есть экзистенциал и принадлежат как исходный феномен к позитивному устройству Dasein-a. Они имеют сами опять же разные возможности своей Daseinе-размерной конкретизации. Настойчивость и выраженность их господства могут исторически меняться.

Самость повседневного Dasein-a есть человеко-самость, которую мы отличаем от собственной, т. е. собственно взятой на себя самости. Как человеко-самость Dasein всегда рассеяно в людях (das Man) и должно себя сперва найти. Этим рассеянием характеризуется «субъект» способа бытия, известного нам как озаботившееся погружение в ближайше встречный мир. Если Dasein освоилось с самим собой как человеко-самостью, то этим одновременно сказано, что das Man (люди) предразмечают ближайшее толкование мира и бытия-в-мире. Человеко-самость, ради которой Dasein повседневно существует, формирует взаимосвязь отсыланий значимости. Мир Dasein-a отпускает встречное сущее в целость имения-дела, с какой человек освоился, и в границах, установленных усредненностью das Man (людей). Ближайшим образом фактичное Dasein существует в усредненнно открытом общем мире. Ближайшим образом не «я» в смысле своей самости «есть», но другие по способу das Man(людей). От них и как они я ближайше «дан» себе «самому». Ближайшим образом Dasein это человек das Man (людей) и большей частью таким остается. Если Dasein собственно открывает и приближает к себе мир, если оно размыкает себе самому свое собственное бытие, то это открытие «мира» и размыкание Dasein-a совершается всегда как расчистка сокрытий и затемнений, как взлом искажений, какими Dasein запирается от самого себя.

С интерпретацией события и бытия самости в людях на вопрос о кто повседневности бытия-друг-с- другом ответ дан. В этих рассмотрениях вместе с тем добыто конкретное понимание основоустройства Dasein. Бытие-в-мире стало видно в его повседневности и усредненности.

Повседневное Dasein черпает доонтологическое толкование своего бытия из ближайшего образа бытия das Man (людей). Онтологическая интерпретация следует сначала этой тенденции толкования, она понимает Dasein из мира и находит его как внутримирное сущее. Не только это; смысл бытия, в виду которого понимаются эти сущие «субъекты», «ближайшая» онтология Daseinа позволяет задавать себе из «мира». Поскольку однако в этом поглощении миром через сам феномен мира перескочили, на его место выступает внутримирно, подручное, вещи. Бытие со-присутствующего сущего понимается как наличие. Так выявление позитивного феномена ближайше-повседневного бытия- в-мире позволяет заглянуть в корни промаха онтологической интерпретации этого бытийного устройства. Это оно само в своем повседневном способе бытия прежде всего упускает и скрывает себя.

Если уж бытие повседневного бытия-друг-с-другом, по видимости онтологически приближающегося к чистой наличности, от нее в принципе отлично, то бытие собственной самости тем менее может быть понято как наличность. Собственное бытие самости покоится не на отделившемся от das Man (людей) исключительном статусе субъекта, но есть экзистентная модификация das Man (людей) как сущностного экзистенциала.

Самостность собственно экзистирующей самости однако отделена тогда пропастью от идентичности продерживающегося в многосложности переживаний Я.

27. Everyday Being-one's-Self and the "They" j ₂g

The ontologically relevant result of our analysis of Being-with is the insight that the 'subject character' of one's own Dasein and that of Others is to be defined existentially—that is, in terms of certain ways in which one may be. In that with which we concern ourselves environmentally the Others are encountered as what they are; they are what they do [sie sind das, was sie betreiben].

In one's concern with what one has taken hold of, whether with, for, or against, the Others, there is constant care as to the way one differs from them, whether that difference is merely one that is to be evened out, whether one's own Dasein has lagged behind the Others and wants to catch up in relationship to them, or whether one's Dasein already has some priority over them and sets out to keep them suppressed. The care about this distance between them is disturbing to Being-with-one-another, though this disturbance is one that is hidden from it. If we may express this existentially, such Being-with-one-another has the character of distantiality [Abständigkeit ]. The more inconspicuous this kind of Being is to everyday Dasein itself, all the more stubbornly and primordially does it work itself out.

But this distantiality which belongs to Being-with, is such that Dasein, as everyday Being-with-one-another, stands in subjection [Botmdssigkeit] to Others. It itself is not;¹ its Being has been taken away by the Others. Dasein's everyday possibilities of Being are for the Others to dispose of as they please. These Others, moreover, are not definite Others. On the contrary, any Other can represent them. What is decisive is just that inconspicuous domination by Others which has already been taken over unawares from Dasein as Being-with. One belongs to the Others oneselfand enhances their power. 'The Others' whom one thus designates in order to cover up the fact of one's belonging to them essentially oneself, are those who proximally and for the most part 'are there' in everyday Being-with- one-another. The "who" is not this one, not that one, not oneself [man selbst], not some people [einige], and not the sum of them all. The 'who' is the neuter, the "they" [das Man].

We have shown earlier how in the environment which lies closest to us, the public 'environment' already is ready-to-hand and is also a matter of concern [mitbesorgt]. In utilizing public means of transport and in making use of information services such as the every Other

is like the next. This Being-with-one-another dissolves one's own Dasein completely into the kind of Being of 'the Others', in such a way, indeed, thatthe Others, as distinguishable andexplicit, vanish moreand more. In this inconspicuousness and unascertainability, the real dictatorship of the "they" is unfolded. We take pleasure and enjoy ourselves as they [man] take 127 pleasure; we read, see, and judge about literature and art as they see and judge; likewise we shrink back from the 'great mass' as they shrink back; we find 'shocking' what they find shocking. The "they", which is nothing definite, and which all are, though not as the sum, prescribes the kind of Being of everydayness.

The "they" has its own ways in which to be. That tendency of Being- with which we have called "distantiality" is grounded in the fact that Being-with-one-another concerns itself as such with averageness, which is an existential characteristic of the "they". The "they", in its Being,

1 'Nicht es selbst ist;

essentially makes an issue of this. Thus the "they" maintains itself factic- ally in the averageness of that which belongs to it, of that which it regards as valid and that which it does not, and of that to which it grants success and that to which it denies it. In this averageness with which it prescribes what can and may be ventured, it keeps watch over everything exceptional that thrusts itself to the fore. Every kind of priority gets noiselessly sup­pressed. Overnight, everything that is primordial gets glossed over as something that has long been well known. Everything gained by a struggle becomes just something to be manipulated. Every secret loses its force. This care of averageness reveals in turn an essential tendency of Dasein which we call the "levelling down" [Einebnung] ofall possibilities ofBeing.

Distantiality, averageness, and levelling down, as ways of Being for the "they", constitute what we know as 'publicness' ["die Offentlichkeit"]. Publicness proximally controls every way in which the world and Dasein get interpreted, and it is always right—not because there is some distinc­tive and primary relationship-of-Being in which it is related to 'Things', or because it avails itself of some transparency on the part of Dasein which it has explicitly appropriated, but because it is insensitive to every differ­ence of level and of genuineness and thus never gets to the 'heart of the matter' ["auf die Sachen"]. By publicness everything gets obscured, and what has thus been covered up gets passed off as something familiar and accessible to everyone.

The "they" is there alongside everywhere [ist überall dabei], but in such a manner that it has always stolen away whenever Dasein presses for a decision. Yet because the "they" presents every judgment and deci­sion as its own, it deprives the particular Dasein of its answerability. The "they" can, as it were, manage to have 'them' constantly invoking it.¹ It can be answerable for everything most easily, because it is not someone who needs to vouch for anything. It 'was' always the "they" who did it, and yet it can be said that it has been 'no one'. In Dasein's everydayness the agency through which most things come about is one of which we must say that "it was no one".

Thus the particular Dasein in its everydayness is disburdened by the "they". Not only that; by thus disburdening it of its Being, the "they" accommodates Dasein [kommt... dem Dasein entgegen] if Dasein 128 has any tendency to take things easily and make them easy. And be­cause the "they" constantly accommodates the particular Dasein by dis­burdening it of its Being, the "they" retains and enhances its stubborn dominion.

Everyone is the other, and no one is himself. The "they", which supplies

¹ 'Das Man es sich gleichsam leisten, dass sich ständig auf es Ье^Л.'

the answer to the question of the "who" of everyday Dasein, is the "nobody" to whom every Dasein has already surrendered itself in Being- among-one-other [Untereinandersein].

In these characters of Being which we have exhibited—everyday Being- among-one-another, distantiality, averageness, levelling down, public­ness, the disburdening of one's Being, and accommodation—lies that 'constancy' of Dasein which is closest ' to us. This "constancy" pertains not to the enduring Being-present-at-handofsomething, but rather to Dasein's kind of Being as Being-with. Neither the Self of one's own Dasein nor the Self of the Other has as yet found itself or lost itself as long as it is [seiend] in the modes we have mentioned. In these modes one's way of Being is that of inauthenticity and failure to stand by one's Self.¹ To be in this way signifies no lessening of Dasein's facticity, just as the "they", as the "nobody", is by no means nothing at all. On the contrary, in this kind of Being, Dasein is an ens realis^^m, if by 'Reality' we understand a Being with the character ofDasein.

Of course, the "they" is as little present-at-hand as Dasein itself. The more openly the "they" behaves, the harder it is to grasp, and the slier it is, but the less is it nothing at al. If we 'see' it ontico-ontologically with an unprejudiced eye, it reveals itself as the 'Realest subject' of everyday­ness. And even if it is not accessible like a stone that is present-at-hand, this is not in the least decisive as to its kind of Being. One may neither decree prematurely that this "they" is 'really' nothing, nor profess the opinion that one can Interpret this phenomenon ontologically by some­how 'explaining' it as what results from taking the Being-present-at-hand- together of several subjects and then fitting them together. On the contrary, in working out concepts of Being one must direct one's course by these phenomena, which cannot be pushed aside.

Furthermore, the "they" is not something like a 'universal subject' which a plurality of subjects have hovering above them. One can come to take it this way only if the Being of such 'subjects' is understood as having a character other than that of Dasein, and if these are regarded as cases of a genus of occurrents—cases which are factually present-at-hand. With this approach, the only possibility ontologically is that everything which is not a case of this sort is to be understood in the sense of genus and species.

I 29 The "they" is not the genus to which the individual Dasein belongs, nor can we come across it in such entities as an abiding characteristic. That even the traditional logic fails us when confronted with these phenomena, is not surprising if we bear in mind that it has its foundation in an

¹ 'Man ist in der Weise der Unselbständigkeit und Uneigentlichkeit.' On 'Ständigkeit¹ and 'Unselbständigkeit' see our note 1, p. 153, H. 117 above.

ontology of the present-at-hand—an ontology which, moreover, is still a rough one. So no matter in how many ways this logic may be improved and expanded, it cannot in principle be made any more flexible. Such reforms of logic, oriented towards the 'humane sciences', only increase the ontological confusion.

The "they" is an existentiale; and as a primordial phenomenon, it belongs to Dasein's positive constitution. It itself has, in turn, various possibilities of becoming concrete as something characteristic of Dasein [seiner daseins- mässigen Konkretion]. The extent to which its dominion becomes com­pelling and explicit may change in the course of history.

The Self of everyday Dasein is the they-self ¹ which we distinguish from the authentic Self—that is, from the Self which has been taken hold of in its own way [eigens ergriffenen]. As they-self, the particular Dasein has been. dispersed into the "they", and must first find itself. This dispersal characterizes the 'subject' of that kind of Being which we know as con- cernful absorption in the world we encounter as closest to us. If Dasein is familiar with itself as they-self, this means at the same time that the "they" itself prescribes that way of interpreting the world and Being-in- the-world which lies closest. Dasein is for the sake of the "they" in an everyday manner, and the "they" itself Articulates the referential context ofsignificance. ² When entities are encountered, Dasein's world frees them for a totality ofinvolvements with which the "they" is familiar, and within the limits which have been established with the "they's" averageness. P r oxi­mally, factical Dasein is in the with-world, which is discovered in an average way. Proximally, it is not 'I', in the sense of my own Self, that 'am', but rather the Others, whosewayis that ofthe "they".³ In terms ofthe "they", and as the "they", I am 'given' proximally to 'myself' [mir "selbst"]. Proximally Dasein is "they", and for the most part it remains so. If Dasein discovers the world in its own way [eigens] and brings it close, if it discloses to itself its own authentic Being, then this discovery of the 'world' and this disclosure of Dasein are always accomplished as a clearing- away of concealments and obscurities, as a breaking up of the disguises with which Dasein bars its own way.

With this Interpretation of Being-with and Being-one's-Self in the

¹ ' · ·. das Man-selbst...' This expression is also to be distinguished from 'das Man selbst' ('the "they" itself'), which appears elsewhere in this paragraph. In the first of these expressions 'selbst' appears as a substantive, in the second as a mere intensive.

® 'Das Man selbst, worum-willen das Dasein alltäglich ist, artikuliert den Verweisungs­zusammenhang der Bedeutsamkeit.' It is also possible to construe 'alltäglich' as a pre­dicate adjective after 'ist'; in that case we should read: 'Dasein is everyday for the sake of the "they".'

3 ',Zuniichst "bin" nicht "ich" im Sinne des eigenen Selbst, sondern die Anderen in der Weise des Man.' In the earlier editions there are commas after ' "ich" ' and 'Anderen', which would suggest a somewhat different interpretation.

"they", the question ofthe "who" ofthe everydayness of Being-with-one- another is answered. These considerations have at the same time brought us a concrete understanding of the basic constitution of Dasein: Being-in- the-world, in its everydayness and its averageness, has become visible.

130 From the kind of Being which belongs to the "they"—the kind which is closest—everyday Dasein draws its pre-ontological way of interpreting its Being. In the first instance ontological Interpretation follows the tendency to interpret it this way: it understands Dasein in terms of the world and comes across it as an entity within-the-world. But that is not all: even that meaning of Being on the basis of which these 'subject' entities [diese seienden "Subjekte"] get understood, is one which that ontology of Dasein which is 'closest' to us lets itself present in terms of the 'world'. But because the phenomenon of the world itself gets passed over in this absorption in the world, its place gets taken [tritt an seine Stelle] by what is present-at-hand within-the-world, namely, Things. The Being of those entities which are there with us, gets conceived as presence-at-hand. Thus by exhibiting the positive phenomenon of the closest everyday Being-in- the-world, we have made it possible to get an insight into the reason why an ontological Interpretation of this state of Beh,1g has been missing. This.- very state of Being, ¹ in its eceryday kind of Being, is what proximally misses itself and covers itself up.

If the Being of everyday Being-with-one-another is already different in principle from pure presence-at-hand—in spite of the fact that it is seemingly close to it ontologically—still less can the Being of the authentic Self be conceived as presence-11t-hand. Authentic Being-one's-Self does not rest upon an exceptional condition of the subject, a condition that has been detached from the "they"; it is rather an existentiell modification of the "they"— of the "they" as an essential existentiale.

But in that case there is ontologically a gap separating the selfsamene& of the authentically existing Self from the identity of that "I" which maintains itself throughout its manifold Experiences.

¹ We interpret Heidegger's pronoun 'Sie' as referring to 'Seinsverfassung' ('state of Being'); but there are other words in the previous sentence to which it might refer with just as much grammatical plausibility, particularly 'Interpretation'.