Джей Ти Джессинжер
ОБВОРОЖИТЕЛЬНО ЖЕСТОКИЙ
∙ АННОТАЦИЯ ∙
Альфа (существительное):
1) занимающий доминирующее положение в иерархии доминирования;
2) самый влиятельный человек в группе;
3) Лиам Блэк.
Он был для меня незнакомцем, темным и невероятно опасным, который в одну дождливую ночь появился из тени, чтобы спасти меня от жестокого нападения. Я не знала ни его имени, ни откуда он родом. Я знала только, что единственное место, где я чувствовала себя в безопасности — это в его объятиях.
Но безопасность — это иллюзия.
И не каждый спаситель — герой.
И как я вскоре выясню, за спасение жизни альфой нужно заплатить высокую цену.
Лиам Блэк тоже хотел что-то от меня взамен.
∙ ГЛАВА 1 ∙
Тру
— Твой злой и страшный серый волк снова вернулся.
Я отрываю взгляд от кофемашины, когда моя коллега – Карла – останавливается рядом и подталкивает меня локтем в ребра. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, о ком она говорит. Это прозвище и внезапный скачок пульса — достаточное тому доказательство.
Семь недель прошло с тех пор, как мужчина в черном приходил сюда в последний раз. Семь недель с тех пор, как я видела его густые темные волосы, большие грубые руки, дорогие костюмы от Armani, которые никоим образом не облагораживали его образ.
Можно сколько угодно наряжать льва, но он так и останется королем джунглей.
— Он не мой, — тихо ей вторю, наблюдая, как кофе медленно капает в стеклянный графин, и чувствуя сердцебиение во всех частях тела.
Трудно не обернуться и не посмотреть на него.
Трудно, но не удивительно. Я еще не встречала мужчину, на которого мне было бы так приятно смотреть.
— Он уже год сидит за столом в твоей зоне, Тру, — хмыкает Карла.
Одиннадцать месяцев. Но кто считает?
— Если он приходит в твой выходной, то разворачивается и уходит. Он убил взглядом каждую официантку, которая пыталась пофлиртовать с ним, включая меня. А мои сиськи никогда не подводят! Так что я на сто процентов уверена, что он не приходит сюда за едой.
Она скривилась, посмотрев на тарелку в своей руке. Начавший застывать жир, желтый, словно мокрота, сочится из груды солонины. Круглосуточная забегаловка «У Бадди» не славится качеством своих блюд.
— Со мной он тоже не разговаривает, просто заказывает себе кофе.
Карла закатывает глаза.
— Давай без этого. Этот человек очень громко обо всем говорит своими большими и страшными злыми волчьими глазами. В один прекрасный день он сожрет тебя, как бабушку Красной Шапочки.
Я улыбаюсь и качаю головой.
— Ну да. А сейчас просто ждет идеального полнолуния, верно?
Она запрокидывает голову и тихо завывает по-волчьи в потолок.
— Уходи, сумасшедшая женщина. Я пытаюсь работать.
Покачивая бедрами, она направляется к лысому парню за двенадцатым столиком, чтобы поставить перед ним заказанное блюдо. Я на мгновение задерживаю дыхание в попытке успокоиться, затем хватаю чашку с полки над кофеваркой и направляюсь к столу волка.
Он уже ждет.
Наблюдает за мной.
Без улыбки, как и всегда, с горящими темными глазами, сосредоточен и неподвижен (нечто подобное я видела в документальных фильмах о больших кошках, которые лежали в высокой траве, ожидая газель).
Именно так он всегда на меня смотрит: голодно и молчаливо. Но в отличие от африканской кошки, волчий взгляд таит в себе настороженность, словно вынужденно сдерживается.
Его руки лежат на потертой поверхности стола, пока он наблюдает за моим приближением. Похоже, это его способ держать их под контролем.
Стараясь казаться беззаботной, я останавливаюсь около него, ставлю чашку и наливаю кофе. Он любит его так же, как, кажется, любит все остальное черного цвета.
— Здрасьте, — робко приветствую я. — Рада снова вас видеть.
Я молодец — мой голос звучит ровно, несмотря на бабочек в животе и ком в горле. Пусть мы никогда по-настоящему не разговаривали, этот мужчина всегда заставлял меня нервничать.
— Приятно, когда тебе рады, — отвечает он.
Ох уж этот ирландский акцент. Я почти забыла, насколько он восхитителен. Звучный и гортанный, с вибрацией, похожей на мурлыканье. Подавив дрожь, я поднимаю глаза и неуверенно улыбаюсь ему.
Он не возвращает улыбку.
Как обычно, когда он приходит меня навестить, я балую себя изучением его видимых татуировок. Каждый сустав его левой руки украшает разная. Звезда. Корона. Нож в черепе. И черный квадрат, который, похоже, прячет что-то другое. Они завораживают меня, как и кончик татуировки, выглядывающий из-под воротника его накрахмаленной белой рубашки.
Как по мне, все это выглядит интересно и загадочно.
Решив, что сегодня настал день для разговора, я собираю все свое мужество в кулак и делаю глубокий успокаивающий вдох.
— Прекрасный сегодня денек, не правда ли?
Я попыталась наполнить эту фразу сарказмом (что было как нельзя кстати, учитывая отвратительную погоду на улице), но она вышла тяжелой и плоской, как кирпич.
Волк таращится на меня в таинственном молчании. Между его темно-коричневыми бровями появляется маленькая бороздка.
Мои щеки пылают от смущения. В момент, когда я собираюсь развернуться и уйти, он внезапно выдает:
— Я люблю, когда в городе идет дождь. Это напоминает мне о доме.
Судя по выражению его лица, он сам не ожидал, что ответит.
— Вы из Ирландии? — кротко спрашиваю я.
Он колеблется, словно решая, продолжать говорить со мной или нет. Затем просто кивает.
Я представляю себе холмистые пустоши, заросшие пурпурными пучками вереска, серый туман, ползущий по развалинам средневековых замков, очаровательные маленькие домики на берегу утеса.
Большого черного волка, воющего на полную луну.
Изучая выражение моего лица проницательным взглядом, он интересуется:
— Вы бывали в Европе?
— Нет.
— Если нравятся дикие места, то там стоит побывать.
— Вообще мне нравятся дикие места, — выпаливаю я. — И дикие штучки.
— Нравятся, — повторяет задумчиво волк, удерживая мой взгляд. Он произнес это так, словно обдумывал услышанное. Представляя, какие конкретно виды диких штучек могут мне особенно нравиться.
Поэтому, конечно, я начинаю лепетать от волнения:
— Я хотела сказать, что привыкла к диким местам. Сама родом из одного маленького крошечного городка в Техасе посреди пустыни, где небо такое синее, что ослепляет, а равнины простираются в бесконечность. Убить там могут миллион вещей: от торнадо, скорпионов и ядовитых змей до полуслепого и полупьяного кузена, который обожает практиковаться в стрельбе по мишеням на заднем дворе по воскресеньям после церковной службы. По этим дням вся семья собирается на обед, а ты ходишь в поддельном меховом манто, которое бабушка подарила на Рождество и которое имеет неприятное сходство с оленем.
После этой ужасной речи все маленькие шумы в закусочной кажутся болезненно громкими. Дождь стучит по крыше как град пуль.
Волк увлеченно на меня пялится. По ходу, такого провала он еще не видел.
— Ну что ж, — весело тараторю я. — Оставляю вас наедине с вашим кофе. Пока-пока!
С пылающими щеками я спешу обратно на кухню. К сожалению, она открытого формата, поэтому посетители могут видеть через барную стойку гриль и зону приготовления пищи. Мне нужно завернуть за угол, где находится огромный холодильник, чтобы там поплакать в одиночестве.
Диего, повар закусочной, вопросительно на меня смотрит, когда я проплываю мимо.
Через тридцать секунд меня разыскивает Карла, пока я хлюпаю носом со все еще зажатым в руке кофейником.
— Что ты делаешь?
— Молюсь об аневризме головного мозга. Или если это будет не больно, то я согласна на какое-нибудь стихийное бедствие, которое убьет меня быстро, но оставит приличного вида труп.
Карла на мгновение задумывается.
— Я бы предложила наводнение, но тогда ты слишком раздуешься.
— Да и утонуть как-то слишком страшно. Есть что-то попроще?
Она поджимает губы, размышляя.
— Может, зданию рухнуть прямо на тебя?
Я обдумываю это.
— Хм, тогда меня расплющит. Не хотелось бы выглядеть как блин, пока меня вытаскивают из-под обломков.
— Какая разница, как ты будешь выглядеть? Ты будешь мертва.
Я тяжело и с безнадежностью вздыхаю.
— Единственное, что моя мать любит больше, чем Долли Партон, это конкурсы красоты и косметику Mary Kay. Если ее дочь будет напоминать лепешку даже в гробу, она покончит с собой.
— Ты преувеличиваешь.
— Ты совсем не знаешь мою мать.
— Похоже, что мне повезло. Как бы то ни было, парень за двенадцатым столиком хочет снова выпить кофе.
— А почему ты не можешь его налить?
Карла смотрит на графин в моей руке.
— Проклятие. Почему бы Бадди не купить еще одну кофеварку для этой помойки?
— Потому что она стоит денег. И ты это прекрасно знаешь. А теперь иди и налей кофе за двенадцатый столик.
— Я не могу, я прячусь.
— Какого черта ты прячешься?
— Я знаю, тебе трудно это понять, потому что у тебя не получится превратить шестнадцатисекундный разговор в парад унижения, но я не могу снова показаться в зале, пока большой и страшный серый волк не уйдет.
Карла морщит нос. Она уже знает, как это плохо бывает.
— О, нет. Что же ты ему наговорила?
— Действительно готова это услышать? Поехали. Я словно выпустила наружу свою Джули Эндрюс.
— Ты не могла!
Мой смех полон мрачного отчаяния.
— Ну, конечно, могла. Но это было после того, как я поделилась невероятной историей о том, как мой кузен Бубба Джо меня подстрелил.
Карла в ужасе на меня таращится.
— Пожалуйста, скажи, что у тебя на самом деле нет двоюродного брата по имени Бубба Джо.
— Вот те крест. Сама бы я такого не придумала.
— Вау. Мои соболезнования. И он подстрелил тебя?
— Со мной все было в порядке, но этот идиот завалил мой искусственный мех таким количеством мелкой дроби, что казалось, будто до него добралась моль. Кстати, спасибо за то, что тебя больше шокировало его имя, а не то, что он в меня стрелял. Безумно ценю твою поддержку.
— Ты же жива. А теперь вали и заправь кофе парня за двенадцатым. И постарайся не разговаривать. Я не могу допустить, чтобы мы лишились чаевых.
Она поворачивается и уходит. Что за бессердечная девчонка!
Расправив плечи, я клянусь себе больше не заговаривать с волком. Моя парализующая социальная тревога достаточно унизила меня для одного вечера.
Жизнь несправедливо тяжела для интровертов. Что-то настолько обычное, как взаимодействие с другим дышащим человеком, может сбить нас с толку на несколько дней. Да я вообще не уверена, что общение в принципе необходимо. Если бы мне не приходилось зарабатывать на жизнь, я бы никогда не вылезала из своей квартиры.
Увы, меня часто принимают за экстраверта, потому что, когда я нервничаю, то без умолку болтаю. Я не смогу сосчитать, сколько раз мне приходилось бежать в туалетную кабинку и делать глубокие дыхательные упражнения, чтобы успокоиться.
Я возвращаюсь в зал, не смотря в сторону волка. Добравшись до лысого парня за двенадцатым столиком, наливаю ему кофе, за что он бормочет слова благодарности с полным ртом свинины.
И тогда я чувствую странное покалывание на своей коже. Это как электрический ток, обжигающе горячий и жгучий. Я поднимаю взгляд.
Волк смотрит на меня через весь зал так, словно держит на мушке.
Нервно заправляя прядь волос за ухо, я спешу обратно к стойке и возвращаю кофейник в кофемашину, затем начинаю вытирать все подряд и наводить порядок. Сейчас уже поздно. Посетителей всего двое — и один из них не ест — так что мне почти нечего делать, поэтому я принимаюсь гадать, каково настоящее имя волка, женат ли он и не в последний ли раз я его вижу.
Возможно, он сейчас разговаривает по телефону, пытаясь найти новое место, чтобы выпить кофе, и где работают психически здоровые официантки.
Спустя мгновение позади меня раздается глубокий голос:
— Однажды меня подстрелил полуслепой и полупьяный деревенщина.
Вздрогнув, я подпрыгиваю и резко оборачиваюсь.
Он стоит по другую сторону барной стойки, темный, свирепый и великолепный, а смотрит на меня так, будто ничего другого в этой забегаловке не существует. Во всем городе. В мире.
— Только он не был деревенщиной. Или наполовину пьяным. — Он многозначительно замолкает. — Или наполовину слепым.
Его темные глаза передают предупреждение, которое я получаю четко и ясно: «Я опасен. Держись подальше».
Слишком поздно. Его голодные глаза и гипнотический голос уже заманили меня в ловушку. Несмотря на мое обещание самой себе, мне хочется еще подробностей.
— Значит, в нас обоих стреляли.
— Да. Интересная вещь нас объединяет, да?
Как будто я могла соображать в момент, пока его бурлящая мужественность сеяла хаос в моем мозгу. Ну и я почти уверена, что его вопрос был риторическим, поэтому молчу.
Его взгляд падает на мой бейджик.
— Тру, — читает он. — Сокращение от чего-то?
Я колеблюсь, но решаю пойти дальше и рассказать ему и эту историю.
— Сокращение от Труви. Меня назвали в честь героини Долли Партон из фильма «Стальные магнолии». Она содержала салон красоты.
Волк наклоняет голову, ожидая от меня объяснений, которые действительно бы все разложили по полочкам.
Ему придется долго слушать.
— Моя мама — большая поклонница Долли. Все ее дочери названы в честь персонажей одного из фильмов Долли.
Вслух это звучит еще хуже. И снова я начинаю лепетать, распереживавшись.
— Старшую сестру зовут Дорали в честь нахальной секретарши из «Девяти до пяти». А Мона, вторая по старшинству, названа в честь мадам, которая содержала бордель под названием «Куриное ранчо» из «Самый приятный бордель в Техасе». Мне немного обидно за Мону, но, честно говоря, она бывает невыносима своей рассудительностью и самодовольством, так что вполне заслужила быть названной в честь проститутки. Или, может быть, она такая потому, что ее назвали в честь проститутки? Никогда об этом не задумывалась. Но не суть... Есть еще Луиза. Она тоже персонаж из «Стальных магнолий», потому что это самый любимый фильм моей матери. Имя отлично подходит, так как персонаж был ворчливым и вспыльчивым, прям как и она. Ну и наконец-то я. Труви. — Я прочищаю горло. — Еще у меня четыре брата, но им давал имена мой отец. К счастью, он не фанат Долли.
Как будто все, что я только что рассказала, было совершенно нормальным, волк просто кивает.
— Еще одно сходство. Я тоже один из восьми.
Моя застенчивость исчезает, потому что я в шоке.
— Да ты шутишь!
— Мои родители были ирландскими католиками. Старой закалки. Для них контрацептивы были сравнимы смертному греху.
— Увы, у моих родителей нет религиозного оправдания. Думаю, у них просто не было денег, чтобы позволить себе контрацептивы.
Волк смотрит на меня так, словно я пришелец. Уверена, что брякнула что-то не то, пока он не поясняет:
— Это номер четыре.
Номер четыре? Что же это значит?
— Эм…
— Я из бедной семьи. Как и ты. Четвертый общий факт.
Похоже, он встревожен этим фактом. Я его не виню. Самое время пошутить.
— Если ты сейчас скажешь, что обожаешь фисташковое мороженое, то нам, наверное, суждено быть вместе навсегда.
Боже милостивый, эти слова действительно слетели с моих губ.
Когда потрясающе великолепный мужчина, которому я только что сказала эту ужасающую фразу, молча на меня глазеет, я мечтаю, чтобы земля разверзлась и меня поглотила пустота.
Но нет, сейчас не время спасать то, что осталось от моего самоуважения.
— Что ж, было очень приятно поболтать с вами, но мне пора возвращаться к работе.
Он продолжает изучать меня немигающим взглядом. Никто из нас не шевелится. Мы просто смотрим друг на друга.
Жар заливает мои щеки.
На его челюсти напрягаются желваки.
Я на девяносто процентов уверена, что он заметил мои затвердевшие соски.
Наконец он шевелится. Не отрывая взгляда от моего лица, он лезет в карман пальто, достает бумажник, оттуда несколько банкнот и кладет их на стойку. Затем закрывает бумажник и засовывает его обратно в карман пальто.
Мгновение он словно пытается что-то решить: его брови нахмурены, а выражение лица задумчивое. Затем медленно выдыхает.
— Вы работаете завтра вечером?
Я не решаюсь снова открыть рот, поэтому просто киваю.
Волк тоже кивает. По какой-то странной причине мне кажется, что мы договорились о свидании. Когда он разворачивается и начинает уходить, я чуть не соскальзываю на пол от облегчения.
Но потом он оборачивается и впивается в меня одним из своих фирменных голодных взглядов.
— Кстати, — говорит он низким, хриплым голосом. — Мой любимый вкус мороженого — фисташковый.
Он держит мой взгляд ровно столько, чтобы у меня случился сердечный приступ, затем поворачивается и уходит, исчезая в дождливой ночи, как будто та поглотила его.
∙ ГЛАВА 2 ∙
Лиам
Проклятье! Проклятье, мать вашу!
Ведь знал, что не стоило приходить сюда сегодня вечером. Я пообещал себе, что на этот раз буду держаться подальше. Надеялся на это, пока колеса автомобиля не коснулись асфальта этой улицы. Тогда моя решимость исчезла по щелчку пальцев.
— Просто еще раз посмотрю, — успокаивал я себя, приказывая Деклану свернуть с намеченного маршрута. Еще один раз просто заглянуть в эти большие зеленые глаза, и все. Все, что мне было нужно — последний взгляд, прежде чем я оставлю эту нездоровую одержимость позади раз и навсегда.
И я действительно в это верил.
Какой же я, черт возьми, идиот.
Сидя на теплом заднем сиденье «Кадиллак-Эскалейд», я смотрю в окно. На противоположной стороне дороги сквозь дождь и мимо проезжающие машины яркие огни закусочной «У Бадди» сияют в темноте, как маяки. Она там, внутри, разговаривает с грудастой брюнеткой, чьи сиськи делают ее похожей на голубя.
Тру.
Девушка, названная в честь персонажа из фильма.
Застенчивая красавица с мягким южным акцентом, глазами цвета бирюзового стекла и улыбкой, которая почти заставила такого человека, как я, поверить в Бога.
— Мы опаздываем, босс, — тихо докладывает Деклан с водительского сиденья.
— Я это знаю.
Если мой голос и прозвучал раздраженным, то только потому, что я злюсь на себя, а не на него.
Одиннадцать месяцев отказа от желаемого сказались на моем характере.
Я смотрю еще немного, жалея, что не обладаю талантом рисовать. Я бы написал ее лицо тысячью способами. Постарался бы уловить мягкость в ее глазах, когда она смотрела на меня из-под длинных темных ресниц. Румянец, появляющийся на ее щеках, когда ее взгляд скользил по моему рту.
Но мои руки были созданы для гораздо более жестоких вещей, чем написание портретов застенчивой, красивой девушки.
Поступи правильно, Лиам. Держись от нее подальше. Глупое совпадение, что вы оба из больших семей и любите фисташковое мороженое. Неважно, что ей тоже нравятся дикие места, что она тоже выросла в крошечном городке, и что смотрит на тебя так, словно ты самый захватывающий человек, которого она только видела.
Она не для тебя.
Твоя жизнь поглотит ее и не оставит ничего, кроме пепла.
Я отрываю взгляд от окна, провожу рукой по волосам и велю Деклану ехать быстрее.
Чем скорее я уберусь отсюда, тем лучше.
∙ ГЛАВА 3 ∙
Тру
Закончив смену после часа ночи, я возвращаюсь домой. Дождь льет как из ведра. У меня непонятное настроение. Я обдумываю, что будет, когда (или если) волк снова появится в закусочной. Мне нужно выпить бокал вина, чтобы успокоиться.
Прислонившись к кухонному столу и глядя на дождь, я представляю его себе.
Он все, чем я не являюсь. Сложный. Интересный. Самоуверенный.
Старше. Лет на десять, может быть, на пятнадцать.
Полагаю, мне должно показаться странным, что кто-то вроде него проявляет интерес к кому-то вроде меня, но у меня такое чувство, что он из тех людей, что замечают то, чего не замечают другие.
Он не просто смотрит. Он видит.
Может быть то, что он видит, когда смотрит на меня, — это как раз то, что я так стараюсь скрыть от всех остальных. Свою неугомонность и мрачные желания.
А может быть, это просто выдача желаемого за действительное.
Я допиваю дешевое шардоне, когда слышу приглушенный плач.
— Ох, милая, — говорю я пустой кухне, вздыхая. — И что же он натворил на этот раз?
Оставив бокал на стойке, я бреду босиком через всю квартиру и осторожно стучусь в дверь своей соседки.
— Привет, Эллибелли. Тебе что-нибудь нужно?
Раздается шмыганье носом, а потом становится слышно, как Элли шаркает к двери.
Открыв, она растирает кулаками покрасневшие и распухшие глаза. Ее короткие черные волосы торчат во все стороны. В комнате воняет грязными носками и потерянными мечтами.
— Я п-п-в порядке, — заикается она. — Просто смотрела «Собачью жизнь». В трейлере к этому гребанному фильму следовало вставить предупреждение.
— Я его не смотрела. А что там?
— Он о собаке, которая умирая, воскрешает все свои воспоминания о прошлых жизнях, снова и снова пытаясь найти цель жизни, пока, наконец, не воссоединяется со своим первым владельцем. Им был маленький мальчик, а пса тогда усыпили. Но теперь мальчик постарел, а в конце пес рассказывает, что истинный смысл жизни — найти того единственного человека, с которым ты должен быть. Представляешь, насколько это ужасно? — она всхлипывает. — Даже вымышленная собака может найти настоящую любовь!
Элли недавно пережила тяжелый разрыв со своим бывшим. Это был их четвертый... или десятый (не могу уследить). Каждый раз, когда они расстаются, она клянется, что покончила с ним навсегда. Но через несколько недель они снова воссоединяются, и она благополучно забывает всю ту боль, что он ей причинил. Его безразличие, его ложь, его других девушек.
Я никогда такого не пойму.
Когда мой бывший изменил мне через полгода после нашего переезда в Бостон, я выкинула всю его одежду большой кучей посреди тротуара и подожгла.
Может быть, я и интроверт, но у меня есть характер. Обиду я умею держать как никто другой.
Но, будучи подругой Элли, я не могу ее судить.
— Хочешь мороженого? По дороге домой я прихватила ведерко.
— Какая же ты милая, — печально вздыхает она. — Но думаю, что просто посмотрю повтор «Сайнфелда» и помастурбирую.
Я корчу гримасу.
— Спасибо за такие подробности. Ты покалечила мою психику на всю жизнь.
— В общем, спокойной ночи.
Она закрывает за собой дверь. Прежде чем услышу жужжание вибратора, я направляюсь в свою комнату.
* * *
На следующий день снова идет дождь, обрушиваясь на меня, пока я бегу со своей последней лекции к стоянке. Моя голова остается сухой, но на этом все. Я промокла от пояса и ниже.
Бросаю зонтик на заднее сиденье своей потрепанной «Тойоты-Короллы», кладу ноутбук и книги на пассажирское сиденье, достаю из сумочки ключи и завожу машину. Хотя сейчас май, весна в Бостоне непредсказуема. Сейчас сильно похолодало. Я мерзну и дрожу, как сумасшедшая. Кондиционер никогда не работал, но, к счастью, обогреватель — настоящий чемпион — выдувает теплый воздух на мои ледяные щеки всего через несколько минут.
Я быстро забегаю в квартиру чтобы переодеться в форму и перекусить, затем снова выхожу, на этот раз в ботинках и тяжелом зимнем пальто, которое застегнула до самого подбородка.
Стоит мне переступить порог «У Бадди», Карла бросает на меня быстрый взгляд и начинает смеяться.
— Ты выглядишь так, словно отправляешься в экспедицию по Арктике.
Я посылаю ей уничтожающий взгляд.
— Ты просто отсюда родом. Янки обладают несправедливым преимуществом на холоде.
— Ты живешь в Бостоне почти два года, малышка. Твоя южная кровь уже должна была загустеть.
— Да, да, — бормочу я, отмахиваясь от нее и жалея, что у меня не хватило здравого смысла поступить в юридическую школу во Флориде или Калифорнии. У меня мог быть загар и выгоревшие волосы, вместо радости находиться мокрой и обмороженной.
Диего стоит у гриля, где переворачивает котлету для гамбургера. Он кивает в знак приветствия, когда я прохожу мимо. Диего улыбается, сверкая белыми зубами.
— Ты опять почти опоздала, детка.
— Я почти виновата, Диего.
Его улыбка становится еще шире.
— Почти влюблена в меня?
Это наша постоянная шутка. Вообще-то я думаю, что это его постоянная шутка с каждой женщиной моложе семидесяти лет, но ему сходит с рук откровенный флирт, потому что он нежен и мил, а не развратен.
— Пока нет, но я дам тебе знать, если это случится.
— Ах, ты разбиваешь мне сердце! — Он театрально хватается за грудь, потом переворачивает котлету и начинает насвистывать, мгновенно позабыв о своей боли.
Он ошеломительно горячий. На первый взгляд он кажется обычным. Не высокий и не низкорослый, не коренастый и не худой... Самый обычный парень лет двадцати с небольшим, с каштановыми волосами и карими глазами.
А потом однажды ты замечаешь, какая у него замечательная улыбка. Через несколько недель понимаешь, что в его обычных карих глазах есть совершенно неотразимый блеск. Затем в какой-то момент он удивит тебя, подняв что-то тяжелое, и ты замечаешь впечатляющий изгиб мышц под его белой футболкой.
И вот тогда-то картинка становится ясной, и ты думаешь: «Ха, а он милый».
Но потом ты отбрасываешь эту мысль, потому что не в твоих правилах спать с коллегами, и последнее, что тебе нужно — это еще одна связь, отвлекающая тебя от намеченных целей.
Целей вроде окончания юридической школы, которую с трудом себе позволяешь, но убиваешься, чтобы окончить ее, потому что тогда переезд за своим бывшим через полстраны, где он проходил подготовку к медицинскому университету, не было полной тратой времени.
В комнате отдыха для сотрудников я прячу сумочку и пальто в шкафчик, а мокрые ботинки оставляю возле двери. Надеваю удобные сменные туфли, собираю волосы в низкий пучок с «петухами» и затем завязываю свежий белый фартук вокруг талии.
Моя униформа — классическое платье официантки закусочной с подъюбником, накрахмаленным белым воротничком и белыми манжетами на рукавах. Само платье черного цвета, а не типичного розового или синего.
Поэтому я не выгляжу как Фло из старого фильма «Поцелуй меня в зад», а скорее смахиваю на горничную отеля.
Скорее всего, Карла получает вдвое больше чаевых из-за больших сисек и своей готовности наклониться и сунуть их прямо в лицо парню, когда приносит счет. Я так не делаю. Да и владелец, Бадди, лояльно относится к моему учебному расписанию и предоставляет мне столько выходных, сколько мне нужно.
Первые несколько часов моей смены забиты. Во время ужина у нас полно завсегдатаев. Однако к десяти часам вечера толпа редеет. К одиннадцати только один парень сидит в конце стойки, мрачно уставившись в свой кофе. К полуночи исчезает и он.
Остаемся только я, Карла, Диего и моя растущая уверенность, что я никогда больше не увижу волка.
Я отпугнула его своими ужасными рассказами о сельском Техасе. Он, наверное, посчитал, что на досуге я стреляю по дятлам в нижнем белье, участвую в кулачных боях и совершаю поездки в магазин за пивом с моими любимыми козами, которые сидят на заднем сиденье моего пикапа.
Когда я уже потеряла всякую надежду, раздается звон колокольчика над входной дверью, и появляется он.
Высокий, смуглый и красивый незнакомец, который может выбить меня из колеи одним взглядом и который ни разу за одиннадцать месяцев приходов сюда не назвал своего имени.
Он останавливается в футе от двери и смотрит на меня, застывшую за прилавком.
Он не делает ни малейшего движения, чтобы подойти ближе или сесть. В своем обычном черном костюме и галстуке, с зачесанными назад волосами, горящими прекрасными темными глазами он смахивает на убийцу-супермодель.
Меня охватывает безумное желание пробежать через весь ресторан и броситься в его объятия.
Мимо проплывает Карла с кофейником в одной руке и чашкой в другой.
— О-о-о-о-о! — чуть слышно протягивает она.
Мое сердце нуждается в дефибрилляторе, и я, затаив дыхание, смотрю, как Карла приближается к волку. Она что-то говорит ему, указывая на столик в своей секции. Все еще глядя на меня, он качает головой. Карла смотрит на меня через плечо, ухмыляется, потом снова поворачивается к нему и говорит что-то еще, слишком тихо, чтобы я могла расслышать.
Он переводит взгляд с меня на нее и обратно, потом облизывает губы. Такой простой, бессмысленный жест, но настолько сексуальный, что я чуть ли не стону вслух.
Карла тоже замечает его сексуальность. Когда она поворачивается и направляется ко мне, я вижу ее отвисшую челюсть и остекленевшие глаза, как у загипнотизированного человека.
— Я сказала ему, что ты сейчас подойдешь, — хриплым, дрожащим голосом с придыханием бормочет она, проплывая мимо меня. — Мои яичники горят. Божечки, мне нужно прилечь. Этот тип — огонь.
— Карла. — Она останавливается и смотрит на меня. — Дай мне кофейник.
Она изучает его так, словно не помнит, как взяла его в руки.
Мне знакомо это чувство.
Она протягивает его мне вместе с чашкой. Затем направляется в служебное помещение, вероятно, чтобы запереться в туалетной кабинке для энергичного сеанса самоудовлетворения.
Я не могу винить ее за это. Я еще даже словом с ним не обмолвилась, а мои трусики уже дымятся.
Мои щеки начинают гореть, когда я приближаюсь к нему. Я останавливаюсь рядом с ним, отчаянно пытаясь не светиться от смущения.
— Здрасьте.
— Здравствуй.
Голос у него хриплый. Выражение лица — мрачное. Похоже, он не совсем уверен, что обменяться со мной этим простым приветствием — хорошая идея.
Но на мою долю выпало столько пристальных изучающих взглядов мужчин, что я понимала, какова бы ни была причина его неоднозначного поведения, он останется и поговорит со мной.
Я научилась распознавать похоть. Раньше он держал ее в узде, но сейчас явно сорвался с поводка.
Этот волк хочет меня.
Но более неприятно то, что я тоже хочу его, хотя понимаю, что не должна этого делать. Волки выбирают себе пару на всю жизнь, но остаются опасными дикими животными.
Меня могут укусить так же легко, как и поцеловать.
Я безмолвно указываю на кабинку, в которой он обычно сидит. Он колеблется еще мгновение, затем проводит рукой по лацкану своего пиджака и усаживается. Я наливаю кофе в чашку, чувствуя на себе его пристальный взгляд, отчего волнуюсь, нервничаю и немного боюсь.
— Могу я предложить вам что-нибудь еще?
Его глаза вспыхивают. Когда он переводит взгляд на мой рот и впивается зубами в нижнюю губу, я чуть не падаю в обморок.
— Не стоило мне приходить, — хрипло заявляет он.
Я понятия не имею, как на это реагировать.
— Эм... хорошо?
— Сейчас я должен быть на другом конце города и заниматься делами. Неотложными делами. Но вместо этого я здесь. Понимаешь?
Я уже собираюсь сказать «нет», но передумываю. Опасный адреналин начал бежать по моей крови, создавая магию в моих венах, благодаря чему я чувствую вседозволенность.
Становлюсь смелой.
Мое сердце бешено бьется, когда я смотрю ему в глаза и тихо говорю:
— У вас есть важные дела, но вы пришли сюда, чтобы увидеть меня, хотя и не хотите этого, что противоречит вашему здравому смыслу. Кстати, вы мне тоже нравитесь.
Двигая челюстями, он изучает меня в яростном молчании.
Я его удивила. Мне нравится, что я его удивила. Он не похож на человека, которого легко смутить.
— Значит, у тебя нет мужчины.
Ух ты. Как он ухитрился произнести это как «наклонись над столом и задери юбку» мне не понять. Карла была права: этот мужчина — огонь.
Я прочищаю горло, переминаясь с ноги на ногу, и ощущаю, как жар разливается от моих щек к шее.
— Нет. У меня никого нет. — Я перевожу взгляд на его безымянный палец левой руки. — А у вас?
— Я не... отношения не... вписываются в мой образ жизни.
Смелость все бурлит во мне, поэтому я продолжаю:
— Так вы предпочитаете интрижки?
— Нет. Я ни во что не ввязываюсь. То есть, не ввязывался.
Он жадно смотрит на меня. Я слышу невысказанное «до тебя», и волоски на моих руках встают дыбом.
Я ставлю кофейник на стол, проскальзываю в кабинку напротив мужчины, складываю руки на коленях и говорю:
— Думаю, сейчас самое время познакомиться. Не могу же я вечно называть тебя «волком» в своей голове.
Слабая улыбка приподнимает уголки его рта. Я его забавляю.
Но вместо того, чтобы подыграть, он издает поразительную команду:
— Распусти волосы.
Я выгибаю брови.
— Прошу прощения?
— Волосы. Распусти пучок.
Ладно, у нас тут явно история с альфа-самцом. Он, вероятно, привык отдавать приказы и заставлять своих подчиненных бежать, сверкая пятками, чтобы выполнить его приказ. К несчастью для него, я столь же упряма, сколь вспыльчива и злобна.
Единственное, что я безропотно исполняю — это доставку заказанной еды.
— Сначала о главном. Скажи мне свое имя. Тогда, может быть, мы обменяемся телефонными номерами. Потом, может быть, сходим на свидание. Ты совсем не похож на парня, который играет в мини-гольф, так что... ужин? Да. Ужин. Сводишь меня в какое-нибудь милое местечко, я посмеюсь над твоими шутками и мы познакомимся поближе. А потом, возможно, после еще нескольких свиданий, я распущу для тебя волосы. Но это нужно заслужить. Уж не знаю, к каким женщинам ты привык, но моя мама растила не рабочую пчелку. Она воспитывала королеву. — Я смотрю на него без тени улыбки. — И я не раздаю мед бесплатно.
Он так долго молчит, что мне становится не по себе. Но потом наклоняется над столом, сцепляет руки в замок и смотрит мне в глаза. Его взгляд свирепый и жгучий.
— А я-то думал, что ты застенчивая.
— Так и есть, — я соглашаюсь. — Особенно с незнакомыми людьми. Лишаюсь дара речи и становлюсь неуклюжей. Но это вовсе не означает, что я слабая. Я почти всю жизнь прожила в своей голове, но когда необходимо, достаю ножи.
Волк на меня пялится. Никогда еще на меня не смотрели так пристально.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать четыре. Тебе?
— Много старше.
— На сколько же?
— Достаточно, чтобы понимать, что мне не следует этого делать.
— Что делать? Беседовать в дерьмовой забегаловке посреди ночи?
Он снова облизывает губы. Я представляю себе льва, который облизывает отбивные перед тем, как съесть. Его взгляд неторопливо скользит по моему лицу.
— Потакаю себе.
Меня пробирает легкая дрожь. Мое тело признает, что хотя мужчина, напротив которого я сижу, одет в костюм от кутюр и его часы, вероятно, могли бы погасить мои студенческие кредиты, он далеко не цивилизованный.
— Тогда почему ты здесь? — спрашиваю я, и мой пульс учащается.
Мгновение он так сосредоточен на мне, что мне кажется, вот-вот бросится через стол и съест меня целиком. Больше ничего в мире не существует — только я, он и этот электрический треск в воздухе между нами. Мы в странном пузыре желания и похоти.
Он открывает рот, чтобы что-то сказать... но передумывает.
Сжав губы, он смотрит на меня с каменной холодностью. Передо мной словно только что захлопнули дверь.
Он резко встает, бросив на меня пустой и темный взгляд.
— Было очень приятно познакомиться с тобой, Тру. Надеюсь, у тебя будет хорошая жизнь.
Понимая, что это прощание, я откидываюсь на спинку кресла и недоверчиво смотрю на него. Затем тихо хмыкаю:
— И тебе. Это было круто.
Он смотрит на меня напоследок, прежде чем развернуться и уйти.
∙ ГЛАВА 4 ∙
Тру
Я встаю