Пропасть.
Этот сборник вобрал в себя по сути всё то, что я должен был молча высказать сам себе, но по определённым причинам не мог этого сделать.
Определённо, результат стоил того, чтобы вырезать по сути 70% материала, 4 раза переделать концепт, чтобы он только в последний момент был мной утверждён. А так, я доволен. Встретимся в Бездне и там сделаем фото на память?
И соблюдая традицию: если вы это прочитаете, то спасибо за потраченное время. Приятного чтения.
“Кого ты будешь крепко обнимать, когда будет заканчиваться жизнь?” - Lodoss
Заточка.
Я трогаю своё лицо руками назло медикам и всему миру.
На самом деле я просто не могу доверить трогать его никому другому и жду,
Когда заточенная сталь в твоей нежной и тёплой ладони
Закончит быть приспособлением доставления боли и станет полезным предметом в быту.
Когда-то и я верил в тёмную магию всех зеркал,
А теперь понимаю, что это зависит от личной степени восприятия мира,
Но не думай, что это важно, что я тебе сказал,
А то мои слова могут навесить злых метаморфоз, как будто гиря.
Из слов легко слепить големов мысли,
Но они слепы и беспомощны, если дело дойдёт до ножей.
Они не смогут оставаться чистыми,
А умирая, с лёгкостью запустят новый день.
Костёр.
Не все способны лицезреть тебя вблизи и наяву,
Да в целом поначалу это просто невозможно.
Но хватит лет семнадцати прожить в этом миру
И может быть увидишь всю мирскую Пустоту.
Но кто сможет представить и понять,
Как много разных сил уходит
Лишь от простого действия, что нужно предпринять,
Чтобы не обозлиться, будучи в разводе
С самим собой, и, правда же, с другими,
Кого хотел ты братьями своими называть.
И сёстрами, чтоб впредь, отныне,
Вы вместе все могли свободу воспевать.
И этот многоликий гимн надежды,
Свернув аскезу всех людей соединит.
Но этого не будет. Я – невежда,
Что первым этот гимн испепелит.
Переправа.
“Мне это надо!”- я думаю, не
Необходимостью обоснованно,
А недоступностью, что вполне
Явно оправданна через голос, но
Это ведь разные вещи, ведь так?
Крики и спазмы голодной боли
Не откликаются в тех, кто мудак,
То ли по выбору, то ль поневоле.
Яркий и страшный, голодный скот
С рёвом кусает свой собственный хвост.
Всё потому, как ни зол был урод,
Место его, как изгоя – Биврёст.
Хребты безумия.
Покажи, что умеешь разрушать ментальные границы своего понимания мира.
Ломай и выплевывай милые кости из своего языка.
Это мало кто сможет по настоящему оценить, ведь почти у всех внимание крайне криво,
Но если ты это сделаешь, то точно порадуешь меня, идущего на работу в понедельник на отходах.
Сквозь заполняющиеся чем-то красным щели между стиснутых зубов пробивается смех.
Он всего-то хочет увидеть мутное пятно солнца через серое небо и свободно гулять по трещинам на асфальте,
Но для этого ему приходится быть сильным, чтобы расширять злосчастные щели между зубов разрывая тяжёлые сети помех,
Которые генерирует его тюремщик, когда кружит его в хаотично меняющемся, но всё-таки очень медленном и тягучем вальсе.
А здесь грань безумия,
В облаках спрятались острые хребты.
Я на пике в ожидании последних сумерек
жалею сильно, что рядом не ты.
Дорога добра разрушается под стопами идущих по ней сущностей
И хоть у них нет ни правдоподобной формы и какого-либо размера,
Они всё равно находят дверь и выходят в свет, предвкушая грядущее,
Которого, если подумать чуть дольше и глубже, ни у кого из нас никогда не было, а главное, и нет.
Франков.
На работе искренне наслаждаюсь вкусом сухариков марки "Каждый День",
Но по сути, тут можно вставить абсолютно любую другую марку.
Я довольствуюсь малым, а точнее стараюсь себе такое привить,
Но это работает, будто при крутом переломе припарка.
Можно ли это назвать эскапизмом? Думаю да,
Ведь это не лучше лихих проявлений воли.
Не думаю, что очень важно какого бренда вода.
В любом случае она не излечит тебя от боли.
Меня не волнует национальность потребляемого мной сахара,
Однако его название считает важным мне сообщить про неё.
Я смеясь стараюсь не замечать этого забавного фактора,
Но скажи, как долго смогу я не замечать гнильё?
Жизнь насекомых.
Я сижу и пью свой паучий чай.
Тараканий бог мною смотрит вдаль.
Муравьиный мозг видит пустой рай,
А король мышей наполняет Грааль.
Диалог идёт, но я тут один.
Жук не назовёт темы середин.
Осы плачут, услышав песни цикад.
Пчёлы звонко стреляют по ним наугад.
Многоножка хотела обнять сверчка,
Но от страха он умер. Звеня,
Про это событие на весь свет
Загуляла молва и был дан обет.
Превращение.
На коленях сижу, бьюсь башкой об пол.
Подойди, успокой, на себя я зол.
Тебе не зря по ночам сняться небеса.
Скоро будем там все: и ты и я.
Почему от тебя пахнет кроваво красным?
Давай, скажи, что это не заразно.
Просто подойди, погладь по спине,
Это нужно сейчас, честно, вдвойне.
Ну а если наскучит меня тут гладить,
Доставай клинок из своего платья.
Доставай клинок, молча меня режь,
Мне не будет больно, честно, конечно.
Нанеси удар, нанеси ещё.
И из ран на спине кровь потечёт.
И из ран моих покажутся крылья
Перепончатые, вперемешку с гнилью.
Слышишь звук в углу? Шелест или хруст?
Ну скажи кому дело есть до чувств?
А я с радостью всю впитаю боль,
Пустота- ничто, как просел контроль.
Ты была гонима, знала спуск собак,
Крик отчаяния резал ночной мрак,
А теперь мы здесь, всё нам по плечу.
Без тебя, Аглая, мир мне сер и чужд.
Песни Древлян.
Как мы тут оказались?
Душно. Темно.
Кто-то спросит плаксиво:
Я вообще кто?
Мы же слушали вместе
Песни Древлян,
Было так интересно,
Кто из нас пьян.
Нужно выйти отсюда,
Открыть окно.
Овертон же, паскуда,
Знал, где тут дно.
Норма будет свободна,
Или же нет?
Заболела? Подохла.
Чей дан обет?
Поневоле зачахнем,
В тень голоса,
Чернокнижников ковен
Подорвёт небеса.
Принц Безумия.
Один обманутый миром сумасшедший
По итогу окажется прав,
Когда все разумисты подумают: "похуй",
Он выживет, несмотря на животный страх.
Когда бесспорно умные люди думают, что их пронесёт
И гуляют по отравленному лезвию ножа с ржавыми от старости заусенцами,
Сумасшедший запрётся на все доступные ему засовы и запоёт,
О том, что не зря раньше титаны делили живущих на секции.
Он же думает, что он избран. Что герой и пора бы и в путь!
Хоть его и не любит отчизна, он готов победить эту жуть.
Что тут жуткого?- Спросит прохожий,- Все проблемы в твоей голове!
Но не слушает тело без кожи, ведь без кожи он зло втройне.
Оказия.
Забавно, но новелла лапана напополам,
А ламы мыслят ляпами и мир у них из ран.
И рано номер мёртвому на руку пришивать,
Ведь Шива Разрушитель идёт сейчас кромсать.
Сатира рок – оказия в зиянии небес.
И не без осознания низвергнутый процесс.
Целительная нагота толпится в том саду,
В дурманяще щемящем и щелочном аду.
Здесь справа быдло, слева тоже…
Справедливо? Что ты можешь?
Жизнь прожить говоря полушепотом,
Или пропасть в пасти пропасти пропадом?
Аскет-стоик.
Если утро вечера- мудреней,
То мы живём в время глупых людей.
Все мудрецы: старые, молодые,
Виснут в петле и давно уже сгнили.
Где тот дурак, загрузивший эфир
Слишком мудрыми, злыми цитатами?
Тоже висит? Может он, конвоир,
И заслужил сего злого фатума?
А я и не знаю, что вызовет крах?
Форсить странные мемы? Но кто хоть
Их тут все выкупит, монахи в горах?
А я аскет-стоик, мне похуй.
Ягода.
Стая безумных от голода крыс
Всё-равно боится огня
А я обречённый и злой футурист.
Почему так боишься меня?
Я откинусь на стуле, прикрою глаза,
А ты спой мне пока что негромко.
Спой мне красиво, ведь только тогда
Не узнаешь, как тверда кромка.
Пой и не нервничай, ты же всерьёз
Хочешь, чтобы твою шейку
Не натирало от всей смены поз,
Хоть я знаю, что ты не злодейка.
Хоть я и знаю, что ты не больна,
Но ведь, родная, а я то болен
Мне без тебя вся жизнь скверна,
Но вот с тобою легко. Доколе?
А смысл?
Искусство, говорят, должно лечить людские души,
Но оно рана, нож, умение кромсать.
Я- мазохист, стараясь влезть под кожу,
Себя изрезал глубже, чем мог предсказать.
Моя терапия закончится когда-нибудь наверно,
Возможно в тот момент, когда большой червяк
Вгрызётся в мою плоть под стволом вербы,
Когда я буду телом ощущать лишь мрак.
Ну а пока, прости поэта- моралфага,
Ведь он по сути тоже социальный червь.
Ублюдок, что для собственного блага
Стремиться выжить, сохранив души резерв.
О чём я должен, да и мог мечтать?
Ответа нет на надоевшие вопросы.
На них не даст ответ истлевшая тетрадь,
Но лучше жить хоть так вот, косо.
Психопаспорт.
Цунэмори Аканэ говорила о долге и защите закона.
Взаправду, закон того стоит, чтоб его защищать.
Не только от тех, кто его рушит в стенах загона,
Но и от тех, кто стремится абсурдом его опошлять.
Ведь если закон отравить чумой диктатуры,
Он станет убог, очень шаток, предательски сер.
Если его завалить слоем выгодной рыночной конъюнктуры,
Он сломается, треснув, попутно порвав всего общества нерв.
И что делать при этом никто толком не знает.
Разве что выходить и крушить к чертям все дома.
Но в такой ситуации растерянная толпа незнаек
Не поймёт, где им жить, когда утихнет чума.
Ну а я, всерьёз озадаченный этим вопросом,
Из прогнивших давно уже крыш довоенных домов,
Жду, когда уже всех нас к чертям перекосят
И страдаю в извечном поиске симметрии слов.
Вендетта.
Хотелось бы в рассудке встретить момент,
Когда цепь позвонков оголиться наружу
И из них вдруг полезут кривые шипы,
Предзнаменующие злую, великую стужу.
Я правда за застать эту метаморфозу,
После которой вместо двух людских клыков во рту
Их станет двести и поддавшись симбиозу,
Я стану правдой, что резвится на ветру
Когда перерожденье до конца произойдёт,
Пойду сжирать всех бывших кандидаток мне в невесты.
Кто знает, кто ведёт им страшный счёт
Быть может их действительно совсем за двести.
Это не важно, важным будет то,
Что в тот момент не будет слышно счастья.
Но в тот момент, когда я всё же выйду на плато
Все остальные будут к делу безучастны.
Ночной сон.
Я вспомнил ночной сон, пока шел на работу.
В нём ты была жива и справедливо злилась.
Ты знала, что нельзя мне было верить, скоту.
И твоя ненависть внутри тебя искрила.
И пока ты кричала, а я слушал, молчал,
Наши тени сплетались сильнее.
Они отрицали одинокость людей,
Срастаясь в единое целое.
А я ведь без фото не помню цвет глаз,
За что мне, убогому, стыдно.
Мне грустно, почти позабыл твой анфас,
Без фото его не видно.
И страшно, поверь, я к тебе обращусь:
Я помню тебя живую!
Я помню объятья и помню твой пульс,
Но буду просить: даруй мне
Здоровую память, не дай истереть
Твой образ внутри меня в клочья.
Ты в прошлом живая, сейчас ты – тень,
И в этом триумф оболочки.
Добрый стих.
Я стою в метро, молча жду свой поезд
И под бит во мне закипает злость:
Я бы с трепетом раздавил твой череп,
Стал бы зверем, который объест твою кость.
Раздавил бы тебя просто пальцами, дико
Сжимал твоё горло и нервно шептал,
О том, что не хватит теперь сил на крики,
О том, что дышать тебе поздно сказал.
Я знаю, Аглая, что это больно.
Я знаю и очень хочу пожалеть.
Может тебя, а может того, кто тонко
Ревел от злости, вместо того, чтобы петь.
Грязь.
В зеркале мелькает оскал Брюса Робертсона,
А искренне хочется видеть счастливую улыбку.
Но жить ради себя не очень хочется,
А для кого – неясно. На побывку
Придёт весна и сон весь растревожит,
Успеет пристыдить за то, что радует меня.
И мне придётся создавать хоть что-то,
Ведь время разрушать всего лишь мания.
Всё это – как глухому насмешка.
И поддержит немые глаза,
Злого рыцаря алая брешь, но
Ведь простить всех совсем нельзя.
Революция.
"У нас ничего не получится"
На плече повисла винтовка.
Мы зря здесь страдаем и мучаем!
Рука держит нож легко так
Родина-мама, зови скорее!
Отчим-время зол и сердит.
Не позволяй ему сделать тебя вдовою,
Или мачехой. Действуй, пока он спит.
Ты твои беспросветные дети.
Мы устроим террор опять.
Не боясь ни смерти, ни клетки,
Мы пойдём все отца убивать.
Распад.
Твой взор не видит созданного мной.
Я брал все эти краски в Бездне.
А ты – слепой. Завидую, ведь твой покой,
Дозволено мне слышать только в песне.
И социума зубы держат крепче стали.
Любой запрет будет нарушен людям вопреки.
Я не собрался вечно жить на пьедестале,
А потому продолжу собирать идей клочки.
Но глупо отрицать свою злую природу
Ведь больше человечности равно дорога в ад.
А у природы нет плохой погоды,
Поэтому нас всех найдёт распад.
Левша.
Я был бы рад не быть левшой во многих смыслах,
Но признавать действительность легко, а вот её менять
Совсем не просто, потому что тризна
Моей отчизне не мила, ведь нечего терять.
Тем временем, вся мира красота пестрит вокруг,
И безвозмездно отражается в моих глазах.
А я симптом, больного мира шут,
Уж точно заболею в этих чудесах.
Нарушение отсутствия первым нарушит моё спокойствие,
Злободневно рождая в моей голове мыслей личинки,
А том, что последняя шлюха с сомнительными свойствами,
Может меня спасти на этом милом лиц рынке.
Если это случится, то я воспарю над бытом,
Героизмом панельных домой пропитаюсь.
Полюблю всех людей всем своим разумом скрытым,
И по-честному сделаю вид, что каюсь.
Завод.
Узкое горлышко выданной футболки -
Рабочей формы обязательный атрибут.
Их бы воля – в воротник бы вшили иголки.
А моя – жить, пока все они не умрут.
Подуставшая лента конвейера шевелит весь завод
И без устали штампует пластмассовые пакетики с ЗИП-локами
Было бы здорово пойти на завод в поход,
С крестами да вилами, да в разнос его блоками!
Авторитарный капитализм с насмешкой придушит очередного выродка.
Всем рассказав, мол просто почистил общество от очередного говна,
Спровоцирует всю горечь осознания и злобу на каждую единицу из выводка,
Которая думает, что выглядеть можно как угодно, но думать как хочешь – нельзя.
Любители одноразовой посуды по сути сами сделаны из пластмассы и натуральности заменителя.
Единственное, ради чего они стараются и “растут”, так это желание поглощая всё больше жить,
Чтобы вместо старой ванны в их уборной стояла простенькая, но новая душевая кабинка убогого потребителя
И такая же новая стиральная машинка среднего класса с отличным режимом "автомат" и “сушить”.
Они сожгут в работе все имеющиеся в распоряжении лампы,
Ведь счёт за электричество входит в стоимость аренды помещения.
Никто из них в детстве подумать не мог, что он стал бы,
За такие цели просить всеобщей похвалы и прощения.
Чучело.
Конвульсии и судороги тряпичной куколки на верёвках
Нужны лишь для очередной попытки быть замеченной
Весь день она танцует и прыгает ловко,
Чтобы совсем без сил остаться к вечеру.
А ведь руки в прямой кишке и правда не важно чьи.
Как будто важна личность, а не сам факт проникновения.
Дети своего времени не понимают, кому это время принадлежит,
А за смешные догадки их будут больно бить по их темени.
“А разница как, ведь не знаешь зачем?” –
Такой вот боевой и вечный лозунг.
Можешь не требовать, только давать,
Вставать в любую удобную позу.
Вечность погаснет, но ты не увидишь
Всей прелести кварков в вакууме.
Каждый из нас лишь немой подкидыш,
У всех нас судьба уж пагубная.
Солярис.
Там под городом свой Солярис с пяти утра до часу ночи,
Состоящий преимущественно из уставших от злобы других людей,
В котором хочешь- не хочешь, но будешь дышать мертвой кожей
Своих побратимов по виду, от злобы становясь всё наглей.
Голос, что раньше не выходило различить
Сейчас приказывает, на краю перрона метро
Приказывает прыгнуть в близкие лучи
Я не верю, что это мой голос, но тогда говорит-то кто?
Может это волнительный голос чужого бессознательного разума,
Который хочет всем и каждому причинять и наносить добро.
А может это призраки родом из прошлогоднего весеннего паводка
Лезут в головы странным людям, потому что у них там тепло.
Мы не знаем, когда вся эта ситуация внезапно закончится,
Но надеемся на точный, счастливый для нас финал.
Но не зря у любого из нас есть нам данное отчество,
Не важно, даровал его нам гений или маргинал.
Вой. (София Курбатова - Саманта Смит Freestyle)
Не интересно, что там в кривом и неправильном базисе.
Мы сильно зависимы от интересов мещан.
Крохи всех планов сдохнут в забвении, мы трижды “Пэ” поколение
Слишком ленивые, чтобы играть тут в решал.
Никто не пощадит, ты зря кричишь про это,
Тут бога больше нету, тут слёзы, цианид.
Никто не похвалит, убей в себе эстета,
А то неровно где-то, в снегах Сильвана спит.
Видишь, как бесится плебс? Обыватель ударился в секты
И больше боли, чем было он будет терпеть.
Вместо души диаграммы компьютеров,
Радость твоя вся обвязана путами,
Кончились те, кто не знает слова “болеть”.
Никто не держит нить, не проследить по карте,
Как умирали ранги, как весел был их быт.
Никто не стал тут жить, убился на потребу,
Как будто бы иного, не может в мире быть…
Послесловие:
Да, в целом, мне впервые нечего сказать в послесловии.
Не знаю.
Люблю этот мир. Пойдёт?
Устал, буду отдыхать. Ещё раз спасибо за прочтение.
Лимб.
14.06.2020.
P.S. Мне сегодня стукнуло 25 лет, охренеть можно!