Залогина Ю.М.
Рассказ «Живые мощи» был написан и опубликован в 1874 г., когда Тургенев уже проявлял интерес к неизведанному. В 1870-х гг. он создает «Таинственные повести», где активно использует мотив сна («Клара Милич»), но в рассказе «Живые мощи», включенном писателем в «Записки охотника», он реализован иначе.
В построении рассказа «живые мощи» нет черт агиографического жанра и признаков житийности, но в образе Лукерьи встречаются общие места, характерные для этого жанра.
С первых строк нашего знакомства с образом Лукерьи, мы наблюдаем в описании внешности черты иконописного облика.
Некоторые черты характера Лукерьи являются традиционными для святого. Она лишена одного из главного и обличаемого греха – гордыни. Лукерья приводит примеры святых, которые, по ее мнению, страдали по-настоящему. В них она видит примеры для подражания. В этой черте ее личности отражается и универсальная христианская модель поведения, ориентированная на авторитетные модели поведения и агиотипы, и книжная агиографическая традиция.
Автор наделил Лукерью одним из важнейших качеств православного верующего человека – смирением. Лукерья не решается назвать свои сны видениями, она удивлена их появлением, как и все визионеры в агиографических текстах, и сомневается в том, что с ней было. И в день своей кончины она не до конца признает свое видение – колокольный звон, идущий сверху. Лукерья так и не решилась сказать «с неба».
Еще одна черта, сближающая Лукерью со святыми, это отсутствие уныния. Болезнь защитила ее от большинства грехов, но остается грех мысленный. Но и от него Лукерья смогла себя уберечь: «Я так себя приучила: не думать, а пуще того – не вспоминать. Время скорей проходит» [Тургенев, 1979: 331]. Время она проводит в молитвах, размышлениях, часто впадает в отрешение без мыслей, напоминающее «тонкий сон», пограничное состояние между сном и бодрствованием. В такие моменты Лукерья чувствует сходящую на нее благодать и осознает, что одиночество ей необходимо для того, чтобы не чувствовать свое несчастье и сохранить внутреннюю чистоту. Жизнь Лукерьи после обретения заболевания вписывается в традиционную схему поведения святой отшельницы.
По своему социальному статусу Лукерья – крестьянка, она не относится к духовенству, поэтому священнослужитель не поверил в ее дар визионера.
Лукерья знает время своей смерти, что является общим местом для агиографических сочинений. Кончина героини сопровождается чудесным знамением – колокольным звоном, слышимым только ей.
Принимая во внимание вышеперечисленное, мы можем сделать вывод о том, что И.С. Тургенев наделяет Лукерью определенными чертами, характерными для житийного героя. Об этом говорит и название рассказа, отсылая нас к агиографическому контексту. Основным показателем святости героя в агиографии является наличие чудес: видений, знамений, знание даты своей кончины. В чудесных снах Лукерьи реализуется еще одно качество святого – его провидческий дар или визионерство.
Проблема топики видений была достаточно полно рассмотрена Б.И. Ярхо применительно к западно-европейской средневековой литературе и Н.И. Прокофьевым на древнерусском материале [Ярхо, 1989: 38-40; Прокофьев, 1967: 36-53; Прокофьев, 1966: 31-39]. Исследователи подчеркивают, что обязательным признаком видения является наличие визионера – персонажа, который воспринимает увиденное «чисто духовно» [Соболева, 2016: 154]. Визионер находится в некоем пограничном состоянии – «тонкого сна», молитвенного экстаза, болезненного бреда или агонии, но в любом случае – это состояние, которое предполагает приближение к грани реального и ирреального, действительного и мистического.
Н.Л. Шилова в статье, посвященной традиции жанра видений в произведениях Пелевина [Шилова], попыталась с опорой на труды Б.И. Ярхо и А.В. Пигина обобщить формально-содержательные признаки, определяющие жанровую природу видения:
«— присутствие образа визионера;
— указание на психофизическую основу видения (в средневековых видениях это сон, галлюцинации, летаргия/ “обмирания”);
— указание на духовную, “мысленную” природу совершающегося (этот момент отграничивал визионерские “путешествия в иной мир” от близкого жанра хождений);
— религиозно-мистическая проблематика (часто эсхатологического характера);
— вопросно-ответная форма;
— выраженное дидактическое начало» [Шилова].
С нашей точки зрения, последние два признака факультативны, но к основным следует добавить обязательное присутствие персонажа из другого мира и/или наличие чудесного явления, на что указывал еще Н.И. Прокофьев. В христианской литературе в этом качестве выступают Бог, Богородица, ангелы, святые. Они могут быть видимыми или нет, но, в любом случае, визионер воспринимает их на уровне чувств.
Применяя классификацию, А.Б. Соболевой, мы можем отметить, что первое видение, с которого начинается болезнь Лукерьи, явление родителей и последнее – колокольный звон во время кончины – могут быть отнесены ко второму типу, когда сакральный персонаж входит в реальный мир. Автор четко обозначает границы видений в тексте, отмечает «особое» состояния визионера: увлеченность пением соловья, сон или предсмертное состояние.
В первом видении в предрассветный час Лукерья услышала голос, который она воспринимает как голос своего жениха, зовущий ее по имени. Возможно, пение соловья погрузило женщину в состояние «тонкого сна», так как героиня считает, что упала «спросонья», хотя до этого не спала. Это видение является призывом к новой, благочестивой жизни. После него (или после трагического падения с крыльца) у девушки развивается неизвестная болезнь, которая превращает ее в «живые мощи». На основании содержания второго сна можно утверждать, что в рассказе «наличествует мотив “христовой невесты”, так что болезнь – это знак избранничества, а не наказания за грехи.
В эпизоде чудесного видения родителей Лукерьи (второй сон) также иной мир соединяется с реальным. Предки предстают перед героиней в пространстве той клетушки, где она пребывает. Лукерья не может объяснить своего состояния, не случайно она говорит: «почудилось мне…» [Тургенев, 1979: 335]. Она вступает в диалог с матушкой и батюшкой, которые благодарят ее за искупление их грехов. Надо сказать, что данный эпизод довольно точно соответствует традиционной топике жанра видения: тонкий сон – явление чудесных персонажей – «откровение» – испуг (в данном случае – недоумение) сновидца. Однако Лукерья не дает никаких толкований видению и услышанным от родителей ре чам, да и повествователь воздерживается от комментариев по поводу содержания ее рассказа. Естественно, отсутствуют и дидактические мотивы.
В предсмертном чуде колокольного звона видение имеет чувственный звуковой образ, что также вполне возможно и достаточно частотно для житийной литературы.
Еще два видения Лукерьи, предстающих в виде снов, относятся к первому типу по классификации А.Б. Соболевой. Описание «бездумного», «безмысленного» состояния Лукерьи, которая находится в гармонии с природным миром и стремится к молитвенному умиротворению, предопределяет возможность пребывания героини в состоянии «тонкого сна», когда ее душа «восхищается» в иной мир, наполненный чудесными персонажами, к которым относятся и Христос, и болезнь в образе собачки, и сама смерть.
В первом сне Лукерьи сознание героини перемещается в потусторонний мир, представляющий собой поле с рожью, которую необходимо сжать. Возможно, представление о рае для Лукерьи связано с получением возможности работать, как и все здоровые люди. Атрибутами райского пространства становятся золотая рожь, серп в виде месяца, необыкновенного размера васильки. Болезнь – маленькая, но злая собака, которая не хочет отпускать женщину. Лукерья ожидала появление Васи, но «по самым верхушкам колосьев катит ко мне скорехонько – только не Вася, а сам Христос! И почему я узнала, что это Христос, сказать не могу, – таким его не пишут, – а только он!» [Тургенев, 1979: 335]. Героиня плетет венок из «райских» васильков, но ей предопределено другое: она надевает вместо венка месяц-серп. Несомненно, этот образ отсылает нас к нимбам святых. Сияние, охватившее героиню, опредмечивает традиционное выражение «воссиять в сонме святых», что лишний раз подтверждает наличие у героини качеств святой подвижницы. Речь Христа, выступающего в виде молодого красивого мужчины, называющего Лукерью своей «невестой», обещает ей освобождение от страданий в жизни вечной. В царство небесное, куда она улетает вместе со своим «Женихом», нет пути злой собачке – болезни.
Если соотнести первый сон Лукерьи с топосами видения, которые были выделены Н.И. Прокофьевым, то мы увидим отсутствие мотива страха и призыва к проповеди. В то же время, в этом эпизоде рассказа «Живые мощи» можно обнаружить частичное объяснение смысла «откровения», которое Лукерья дает сама: «Тут только я поняла, что эта собачка — болезнь моя и что в царстве небесном ей уже места не будет» [Тургенев, 1979: 335].
Третий сон – предзнаменование скорого конца жизни женщины. Лукерья предстает в нем в образе странницы, идущей на богомолье среди других путников. Смеем предположить, что это аллегория жизненного пути, по которому следуют души людей «тихо, словно нехотя, всё в одну сторону» [Тургенев, 1979: 336], такие унылые и такие похожие друг на друга. Лукерья видит странную женщину: высокую, в странном, не русском платье, с постным лицом, желтыми и большими глазами, «как у сокола» [Тургенев, 1979: 336]. Известие о том, что это ее смерть, ничуть не пугает Лукерью, что несколько противоречит топике видений, требующих от визионера проявления испуга, но согласуется с агиографической традицией и логикой характера героини. Она радуется встрече со своей смертью и молит забрать ее с собой, но получает отказ. Смерть может лишь сообщить ей время кончины: «Понимаю я, что назначает она мне мой час, да непонятно так, неявственно... После, мол, петровок...» [Тургенев, 1979: 336]. Знание времени смерти, как известно, является устойчивым компонентом агиографической схемы. Кроме того, заметим, что сознание героини вновь перемещается в иное пространство, где она встречается с необыкновенными персонажами и вступает в диалог с одним из них. Как и следует ожидать, и в этом сне объяснение увиденного присутствует имплицитно, а ясно выраженные дидактические мотивы отсутствуют.
Можем сделать вывод, что в целом все видения / сновидения в рассказе И.С. Тургенева «Живые мощи» соответствуют практически всем формально-содержательным признакам, определяющим жанровую природу видения. В произведении присутствует образ визионера, обладающего качествами святого, имеются указания на психофизическую основу видения (сон, состояние полусна, которым предшествуют молитвы, углубленное внутреннее созерцание). В каждом сновидении фиксируются образы представителей иного мира (Христос, умершие родители, смерть, персонифицированная болезнь). Несомненно, сновидения / видения Лукерьи имеют духовную, религиозно-мистическую природу. Героиня воспринимает «откровения», как и визионеры в агиографической традиции, «чисто духовно», не пытаясь понять их природу. Отличительной особенностью видений, включенных в художественную ткань рассказа «Живые мощи» как произведения литературы Нового времени, является отсутствие дидактического начала или призыва к проповеди.