Посвящается Юрию Беляеву, человеку,
за пару часов общения с которым в душе автора
остался неизгладимый и дорогой для него след.
Любое совпадение
с реально существующими людьми,
кроме главных героев, случайны
и не призвано для проведения
каких-либо параллелей.
Ключ к Северу лежит
Там, где никто не ищет.
Ключ к Северу ждет
Между биеньями сердца.
Я знаю, отчего ты не можешь
Заснуть ночью:
Мы с тобой одной крови…
Б. Гребенщиков
Наступила еще одна осень: кроткая и тихая, словно девочка-сирота. Красивая, но словно стоящая у выхода в никуда и просящая: не привыкай ко мне, меня скоро не станет.
Также, словно у выхода в никуда, стоял и Юрий, глядя в окно. Курил. Чувствовал, как серебрится внутри свет – свет его собственной души. Юрий был благодарен ему за то, что он никогда не менялся и не покидал его. Он всегда позволял согреться, он единственный освещал этот мрачный и серый мир и с ним можно было жить внутренне свободно и независимо.
Юрий пришел после суток работы. Станция скорой помощи, в составе одной из линейных бригад которой он состоял, находилась в получасе езды от его дома. Пальто он скинул прямо на кухне, и оно лежало в кресле черной горой. Юрий быстро погасил окурок и спешно отнес одежду в прихожую: нехорошо, если она впитает запах. Он старался не допускать этого, чтобы не афишировать своей вредной, но такой необходимой иногда для него привычки. В их с Натальей детско-юношеской театральной студии нехорошо подавать такой пример детям, тем более что они очень привязаны к нему.
Безрадостный все-таки нам достался мир, думал Юрий, снова вернувшись к окну. Столько, казалось бы, света в нем, любви и прочих благ, а все ж какой-то он убогий. Вроде бы красиво устроен, мудро, логично и можно жить… Такая хорошая задумка – и так исковеркана… Все надо доставать – не только пишу, Бог с ней, с пищей, с ней все ясно, но и ведь и радость, и любовь тоже приходится добывать. Все нужно выгрызать зубами. До кровавого мяса… И не факт, что выгрызешь. Что-то здесь не так. Какой-то подвох таится. Где его корень?
|
|
"Люди, - про себя вздохнул он, смотря на прохожих. - Люди, их губительные страсти. Сейчас они самоуверенны и вышагивают горделиво, но вот прижмет болезнь или еще что-то, над чем они не властны, – и вместо хозяев жизни появятся трясущиеся, беспомощные существа, желающие лишь одного: поскорее обрести власть над собой, своим здоровьем и вернуться к прежним занятиям.
Но это все нормально, это все понятно. Только ведь появилась и другая категория, которую врачи тоже обязаны лечить: категория «самоубивцев» - так про себя называл Юрий наркоманов и алкоголиков. Это люди, которые не хотят для себя ничего хорошего, в том числе и здоровья, а желают лишь удовлетворения своей главенствующей страсти. Эти люди самые опасные для скоропомощников: когда их приводишь в чувство, они начинают буйствовать, словно то, что лишило их самосознания и жаждало смерти, с ненавистью мстило спасателям, осмелившимся вытащить свежую добычу с того света.
Юрий медленно оторвался от окна и, чиркнув пару раз спичкой, зажег газ, поставил чайник. Снова вернулся к созерцанию пешеходов.
Вот они – корень всех зол. Так за смену насмотришься на этих, с позволения сказать, людей, – тошно становится. И хочется подчас уйти в свою берлогу и рычать оттуда на каждого – валите отсюда все, и чтобы до весны духу вашего здесь не было!.
|
|
Но вот в чем подвох: если вытащишь кого-нибудь с того света, почему-то на душе становится всегда светло. Приезжаешь со смены, итожишь день, и каждая спасенная жизнь, неважно чья, будто золотой монеткой падает в сердце, и понимаешь: не зря на свете живешь. И почему душе все равно, бездомный это дурнопахнущий индивид, наркоша или дитя? – непонятно.
Юрий пожал плечами и отошел от окна. Заварил чаю, наляпал бутербродов. Часа три он еще пободрствует, а потом сон сморит его сам. Пока можно немного посидеть и позаниматься своими делами. Юрий быстро позавтракал и сел за гитару: вечером у ребят была репетиция. Наталья занимается непосредственно постановкой, а на нем – музыкальное оформление спектакля и аккомпанемент.
После репетиции позвонил один чудик с работы, попросил его завтра подменить. Юрий не был против. До следующей встречи с ребятами было еще далеко, можно и поработать. Коллега обещал в долгу не остаться, ну да это ладно. Бескорыстно помогать даже приятнее. Хотя вот скоро намечается поездка, и лишний свободный день будет кстати. Если отпуск не дадут. Начальство может.
Утро следующего дня было солнечным и тихим, теплым. В коротких рукавах было не прохладно. Идя до остановки, Юрий слушал фоном проплывающие мысли. Почему-то ранняя осень трогала его больше остальных времен года. На севере ее тихая печаль, вся эта некричащая красота, нежность красок и столь близкий уход придавали ей особенную ценность. Осенняя тишь похожа на кротость тяжело больного ребенка, знающего о своей скорой кончине и потому такого щемяще-смиренного. Это самое что ни на есть чистое существо – маленький страдающий ангел, в котором нет места ничему гордому и грязному. И потому так хочется приходить к нему снова и снова, видеть его свет, всем сердцем надеяться на его выздоровление и прилагать все усилия, чтобы хоть как-то помочь ему. Осень – это тот же больной, плачущий ребенок…
|
|
Осенью сердце Юрия становилось более чутким к добру и красоте.
Иногда он брал с собой небольшой плеер. Там была всего одна запись. В наушниках сначала раздавались звуки разгорающегося костра и голосов, смеха. Потом начинала звучать гитара. Эту запись он сделал на прошедшем три месяца назад слете поющих авторов. Ребята из его делегации случайно встретились со автором песен Светой Холодовой, недавней знакомой, и позвали к костру. Она напела несколько песен. Некоторые Юрию понравились и по пути на работу он их иногда слушал. Не всегда они были тем, что надо. Они настраивали на несколько возвышенный лад, но на работе жизнь роняла в такие человеческие анналы, что эти песни были чем-то совершенно чуждым, словно пришедшими из несовместимого с этим мира. Уместнее их было слушать после работы. Но сегодня ему просто захотелось…
Из первой реанимационной его коллега Эдик, с которым они неплохо общались в рабочие часы, привез на станцию скорой помощи разбившуюся в автокатастрофе семью: родителей и дочь. Краем уха Юрий услышал имя «Яна Рочева». Сердце его дрогнуло. Но тут его самого вызвали, и он не успел выяснить подробности. У него в студии занималась одна Яна Рочева. В дороге он позвонил Наталье, спросил, какое у Яны отчество. По приезду с вызова он сразу же направился выяснять, его ли это знакомая. Оказалось, это именно она. «Скверно, - подумал Юрий, быстро ступая по коридору, чтобы узнать подробности, - для девушки авария – это очень скверно. Подобные вещи так просто не проходят: они накладывают на человеке свое клеймо. Можно только надеяться, что Рочевы сделают правильные выводы и все обойдется без побочных эффектов. Да что я говорю! Были бы живы, Господи….».
Все трое были в реанимации. Даже Юрия туда не пустили бы. Но его успокоили, что все будут жить. Насчет «здоровы» уверенно говорили только о девушке: она сидела на заднем сидении и пострадала меньше всех. Он выяснил, в какую палату предполагают отправить девушку, и его снова вызвали на происшествие.
Следующим утром, сдав смену, Юрий отправился к Яне. Девушка лежала под одеялом: бледная, с большой гематомой на лбу, с повязкой на голове. Вены на согнутой руке исколоты. Но Яна была в сознании, только спала. Юрий присел рядом, вгляделся в бледное, малоузнаваемое лицо. Черты те же, но выражение нетипично – уголки губ опущены вниз, между бровями – интуитивно заметная печать скорби. Юрий зачем-то взял воспитанницу за руку, но потом, будто в оправдание для себя, нащупал пульс, потрогал прохладный лоб… Убрал руку. Вздохнул, снял очки, потер напряженные глаза.
- Мама… - услышал он шепот. Юрий одел очки. На него смотрела Яна, и в глазах ее был ужас. – Где мама?
- Все живы, не волнуйся, - сказал главное Юрий. Девушка облегченно вздохнула и закрыла глаза. – Пока неясно, когда вы поправитесь – пара недель, месяц… Но ясно, что вам нужны спокойствие, витамины и уход врачей. Поэтому я пошел.
Он веско положил на тумбочку заранее заготовленное яблоко, коротко простился и вышел, кивнув на тихое «спасибо».
У выхода со станции он столкнулся с Женей Ильенко – еще одним воспитанником. Тот бросился к нему с перепуганными глазами:
- Юрь-Борисыч! А Яна…
- Жива, все живы. Все будет хорошо.
Женька привалился к кирпичной стене здания и длинно выдохнул. Его била дрожь. Юрий посмотрел на юношу и мысленно одобрил все, что увидел: и беспокойство, и столь ранний приход. Он не думал, что Жене так дорога Яна. Парень скрывал свои чувства просто на все сто.
- Хочешь доброе дело сделать? – спросил Юрий.
- Еще бы, - сказал Женька, напряженно глядя вглубь помещений.
- Дня два не ходи к ней, лучше неделю. Ей нужен покой. Но ты можешь передавать ей витаминные продукты: яблоки, бананы, бананов можно побольше. Куриный горячий отвар. Посоли только.
Женька жадно слушал руководителя и кивал, запоминая.
- А можно заодно письма передавать? - вдруг спросил он, смущаясь.
- Можно, - сказал Юрий, непроизвольно оглядывая паренька. – Только… постарайся ее ими не очень волновать.
- Я буду аккуратен и сдержан, - пообещал юноша, и Юрий ему кивнул. – Вечером репетиция будет?
- Будет.
Женя нервно запахнул куртку и съежился.
- Юрь-Борисыч, боюсь, я сегодня…
- Можешь не приходить, - успокоил его врач. – Обойдемся без тебя.
Юрий ободряюще хлопнул по плечу пареньку и, получив кислую улыбку, отправился обратно, нервно теребя в кармане неначатую пачку сигарет.
Щелчок переключателя, и темная прихожая насыщается светом. Он вешает пальто на вешалку и чувствует, всем сердцем чувствует, как из комнаты идет Она. Она уже ждала его здесь, она уже услышала, что он пришел. Невесомо ступает, движется, как волна, и настигает его сзади. Обнимает его почти всего и трется нежным носиком между лопаток. Он разворачивается и подхватывает ее – легкую и светящуюся от радости, кружит и, наконец, прижимает к сердцу. Теперь он дома. Можно пройти и продолжить счастливый вечер.
Ужин при свечах. Ее лицо в трепещущем свете становится еще более прекрасным. Он не сводит с нее глаз. Они не произносят ни слова. Слова не нужны, когда беседуют души.
Потом он берет гитару и начинает петь. Так он говорит о любви. Но «люблю» – разве это то опошленное слово, которое он хочет ей сказать… «Не живу, не горю без тебя» – да. Это то, что есть. «Люблю» нужно для того, чтобы просто поставить отношения на иной уровень, это сигнал, который дается другому человеку, чтобы показать, что от него желают большего. А он от нее ничего не желал, кроме того, чтобы она была рядом и не покидала.
Ее присутствие - это чудо, словно подарок свыше, утешение за незаслуженную, непережитую боль. Он и вообразить не мог, что может так относиться к женщине. Кто она для него? - спустившийся с небес ангел, питающий его душу, сошедшее неведомое светило, освещающее его жизнь. Каждый вечер домой он несется, словно на крыльях, ведь там его ждет она. «Ты - продолжение луча. Светает...», пел он о ней и чувствовал, как внутри все переворачивается, будто его душу размешивают маленькой, серебряной ложечкой, за которой послушно бегают веселые чаинки.
Она была его тайной. Его сокровищем. О ней не знал никто-никто. Невозможно было рассказать о ней. Он знал - расскажешь о ней, и все рухнет, в тот же час. Он сделает все, чтобы защитить ее от всех, чтобы она навсегда осталась с ним и была тем, кем является сейчас.
Ночью лежали обнявшись. Ее голова на его согнутой руке. Умопомрачительный запах свежих, рассыпавшихся волос. Светлые вьющиеся локоны… Замерзшие ступни тихонько подобрались к его, теплым. Он укутал ее всю в одеяло и прижал к себе. Как и всегда рядом с ней, он заснул счастливым.
Энергично позвонили в дверь.
- Юра, я договорилась! – Наталья влетела в коридор, решительно вынимая из файла бумаги.- Так, это распоряжение, это квитанция, это – список тех, кто едет, на, посмотри.
Юрий взял только список. Поправил очки, сосредоточенно прочел.
- Почему нет Жени?
- Ой, и не спрашивай, - махнула рукой Наталья. – Не пускают его. Разберемся на месте, что-нибудь придумаем, попросим заменить из других делегаций – дадим в руки текст, и пусть читают, - не суть. Я даже думать об этом сейчас не хочу, иначе у меня просто уедет крыша, насовсем… Погоди… Вот, смотри, нам оплачивают только поезда, туда и обратно. Все остальное уже мы сами. Я посчитала, с каждого человека требуется…
Юрий уже не слушал. Женька не едет. Для студии это серьезное потрясение, на нем главная роль. Но не это важно. А вот для парня это катастрофа. Он никому не скажет и среди сверстников даже виду не подаст, но это просто ка-та-стро-фа. Выезд на конкурс – это шанс для паренька, другого просто не будет…
- Смотри, - шумела дальше Наталья, - вот список поездов, я в обед съездила на вокзал, списала. Надо выбрать подходящее время…
Юрий только головой покачал, улыбаясь. В этом вся Наталья. На вокзал съездить мог и он, но она всегда все берет на себя. Ради этого она жертвует своим обедом в то время, когда у Юрия выходной, и она об этом прекрасно знает. Кажется, что ей это зачем-то особенно нужно. Отними у нее это право – делать все за всех, жертвовать собой и своим обедом, и она потухнет или будет болеть.
- Скажи мне, Рочевы скоро поправятся?
- Яну и маму уже выписывают. Завтра она придет на репетицию.
- Отлично!
Юрий закатал рукава рубашки и спросил больше для порядка:
- Наташ, суп будешь?
- О, да, - выдохнула Наталья и сразу же понеслась в ванную мыть руки.
- Ты стал лучше готовить, - сказала Наталья, хлебая разогретый суп и глядя на Юрия снизу вверх. Того немедленно бросило в жар, и он отвернулся. Ему вдруг стало страшно, что сейчас она его раскусит. Стоя у плиты, он решил не поворачиваться к ней лицом, прекрасно помня, какие предательские у него глаза.
- Почитал рецепты, - коротко ответил Юрий.
- Да? – Наталья почуяла неладное и оттого стала откровенной и придирчивой. – И с чего это вдруг? Давай и мне. А то муж жалуется, что моя стряпня пресная и без изюминки.
- Книжка осталась у мамы, - ответил он, стараясь зажечь газ. Спички ломались в его напряженных руках. Наталья перестала просить рецепты. Видимо, сочла, что раз книжка не дома под рукой, то опасность миновала.
Наталья была другом. И всегда была только им. Кроме того, она была замужем, у них с Николаем были дети... Студия для нее была третьим ребенком, как она не раз говорила. Возможно, потому Наталья так ревностно заботилась обо всем сама.
Она была старше Юрия. Иные отношения между ними были невозможны, и оба об этом знали. Но если Юрий был далек от темы иных отношений, кроме дружеских, то Наталья вела себя подчас подозрительно. Так или иначе, она всегда давала понять, что нахождение рядом с ним какой-либо женщины ей неприятно. Но, тем не менее, явно или открыто женщина не говорила ничего.
Они продолжали дружить и делать общее дело: вести культурно-просветительскую деятельность среди молодежи города. Вот уже более 10 лет они занимались студией и более 10 лет Наталья так или иначе ревновала его к женскому составу. Честно говоря, Юрий привык и относился к всплескам подруги совершенно спокойно. Они даже невольно помогали ему: в клуб приходило много молодых девушек, нежелающих пропускать Юрия мимо. Но Наталья немедля давала понять, что здесь все будут работать и окультуриваться, а не соблазнять руководительский состав. Юрий за это был Наталье молчаливо благодарен. Такая политика подруги заодно выступала своеобразным фильтром, благодаря которому в студии оставались лишь серьезные люди. Словом, он никогда не беспокоился о специфике отношений с Натальей.
Но сегодня все было иначе. У Юрия холодели руки, когда представлял, что Наталья догадается, что в его сердце кто-то появился. Он знал, что заинтересованная женщина всегда, так или иначе, поймет, что у предмета ее интереса кто-то появился. И потому следовало быть во всеоружии.
- Надо поговорить с родителями Жени, - сменил тему Юрий. - У нас хватит выделенных средств, чтобы заплатить за него полностью?
- Это бесполезно, – отмахнулась Наталья. – Там совсем клиника с мамой. Я разговаривала. В Москве теракты, и все тут.
- Понятно, - спокойно сказал Юрий. – Можно еще раз квитанцию?
Наталья пожала плечами и достала из сумки бумаги.
- Имей в виду, - погрозила она ложкой, - если ты испортишь отношения с его родителями, Женьку мы потеряем навсегда. И останется у нас только один аккомпаниатор – ты. А ты по возрастному цензу не проходишь ни на один молодежный конкурс, и это значит…
- Я не испорчу, - сказал Юрий.
Когда Наталья ушла, он сел перед телефоном. Задумался. Юрий понимал Жениных родителей. Действительно, слишком неудачное время для конкурса. В Москве – теракты один за другим, но культурная жизнь там идет своим чередом, и мероприятия проходят в заявленные сроки. Как раз тот конкурс, к которому так долго готовился их клуб, пройдет всего через неделю. Женя – один из главных фигур, его будет сложно заменить… Другого шанса выехать на один из первых конкурсов России возможности могло больше не представиться. Чудом департамент по делам молодежи выделил крупную сумму, способную покрыть главные затраты поездки. Второй раз они это повторят, только если воспитанники вернутся с победой. А без Жени они с ней не вернутся. Юрий выдохнул, сосредоточился и снял трубку.
- Женя, здравствуй! Это Юрий. Ну, как дела?
- Здравствуйте, Юрь-Борисыч… Спасибо, фигово, - вздохнули на том конце. – Я не еду.
- Знаю. Я могу поговорить с твоей мамой?
В трубке помолчали.
- Да какой смысл? Меня все равно не пустят. А своих денег у меня нет.
- И все же?
- Да что вы мучаете меня! – вдруг надрывно сказал Женя. – Все равно моих родителей вам не убедить! Наталья Львовна уже пыталась. Это всегда, всю жизнь без толку, понимаете? Мои желания, мои стремления никогда и никого в семье не волновали! Меня до сих пор считают безмозглым младенцем, который сам не знает, что ему нужно сдавать экзамены, готовиться к поступлению в ВУЗ! Никого не трогает, куда я сам хочу поступить! ГИТИС – это, видите ли, несерьезно!.. Вы знаете, кем меня хотят сделать? Знаете?
- Нет, - спокойно ответил Юрий.
- О, Боже… Экономистом! – в это слово, казалось, юноша вложил все свое отвращение. – ГИТИС в Москве – это несерьезно, а экономический факультет в Богом забытом севере – это, видите ли, серьезно. А я – не хочу! Мне отвратительно это все: эти деньги, эти грязные расчеты, цифры, которые я не понимаю и не люблю, и за это гадкое дело я еще буду нести ответственность! И немалую! Вы это понимаете?
- Понимаю.
- Тогда зачем вы мне сейчас звоните?.. Юрь-Борисыч, - тоном ниже сказал Женя. – Не подумайте, что мне неприятен ваш звонок. Наоборот! Наверное, вы – единственный из взрослых, кто считается с тем, что я живой человек… Но с моими родителями бесполезно иметь дело. Они вас прожуют и выплюнут! Вы их не знаете.
- Если ты не против, я попытаюсь.
Женя помолчал.
- Ну, ладно. Пробуйте. Так я хотя бы буду знать, что мы сделали все возможное.
- Именно, - сказал Юрий. – Напомни имя мамы.
Женя напомнил.
- Хорошо. Давай.
- Ма! – крикнул в комнату Женя. – Тебя!
Разговор был тяжелым и долгим. Юрию еще не приходилось проводить таких бесед. После словесной борьбы, в которой одержал победу, он несколько минут сидел в кресле и приходил в себя. Состояние его было очень похоже на то, в котором он пребывал после истории с Верой. Юрий крепко зажмурил глаза, силясь прогнать дурные воспоминания. На этот раз у него получилось. За Женю он обещал свою полную личную ответственность. Негоже было бы брать ее за других, если с собой справиться не получилось бы…
Вечером к нему примчался Женька с коробкой конфет и бутылкой шампанского.
- Юрь-Борисыч! Это фантастика! – заорал он с порога. – Это просто чудо – что вы сделали! Родители согласились! Я поверить не могу… Как это у вас получилось?! Мне очень нужен ваш опыт!
- Да я и сам не знаю, как-то само получилось, - улыбнулся Юрий. – Спасибо за шампанское и конфеты. Только я не пью.
- Я тоже, - сообщил Женька. – Но, может, по чуть-чуть?
- Не стоит. Ты знаешь, что алкоголь делает с человеческим организмом?
Юрий практически ежедневно наблюдал все тонкости необратимых человеческих изменений под воздействием алкоголя.
- Да ладно вам! Мы по глоточку. И я все равно от вас ночевать иду к сестре. Все останется между нами!
- У меня есть отличный чай, - улыбнулся Юрий, приглашая гостя на кухню. - Ты такой точно не пробовал. И конфеты твои будут кстати.
- Юрь-Борисыч, спасибо вам, - в середине вечера сказал Женька. – Я так хотел съездить с вами, с ребятами… Хотел пообщаться с артистами… В последний раз.
- Откуда такой пессимизм? – усмехнулся Юрий и вдруг почувствовал, что немного покривил душой.
- Оттуда, - вздохнул Женька. – Я прекрасно знаю, что будет дальше. Моя жизнь расписана на ближайшую пятилетку по дням, и я здесь ничего не смогу исправить.
- Почему же? Ты можешь поступить в ГИТИС, как и хотел.
Женька горько улыбнулся и с признательностью посмотрел на наставника.
- Вы всегда так в меня верили. Я ничем этого не заслуживал, но вы почему-то все равно верили. Только сейчас это – правда! - неуместно. Я приеду с конкурса и начну изо всех сил готовиться к экзаменам. Отец поможет мне с экономикой…
Юрий опустил голову. Ему хотелось убедить Женю бороться за то, что считал правильным и нужным для своей жизни. Может быть, когда сам станет родителем, он и осудит себя сегодняшнего. Но не сейчас.
- Жень, почему ты выбираешь экономику?
- «Выбираешь»? – Женя удивленно посмотрел на Юрия. Горестно выдохнул. - Я не хочу ссориться с родителями, иначе это будет обида на всю жизнь. Это не выбор. Это бессилие.
- Женя, ты талантливый артист. Если дарования не направить в нужное русло, то что-то случится с тобой. В тебе такая энергия… Просто игнорировать ее будет слишком сложно.
- Да я и сам это знаю. Но не представляю, как быть.
В голосе Жени послышалось отчаяние.
- Вижу выход, - сказал Юрий. - Ты получаешь диплом экономиста, а потом едешь поступать в ГИТИС. Другого варианта практически нет.
- Практически?
- Практически.
- Что это значит?
Юрий почувствовал, что дальше говорить не стоит. К счастью, Женя не выдержал паузы и продолжил разговор сам.
- Вы не знаете моих родителей. Им не нужны мой диплом и послушание перед их волей. Им нужно устроить мою жизнь так, как хотят они, а не я! Ни больше, ни меньше! Они хотят повторить свою жизнь, потому что сами счастливы. И думают, что и я буду счастлив так же, получив то же, что и они.
Юрий задумчиво покачал головой. Ему самому повезло с родителями. Они дали ему столько, сколько остальным вряд ли дают. Они никогда не вмешивались в вопросы его выбора, никогда не препятствовали его увлечениям. Юрию политику Жениных родителей было сложно понять. Для него очевидно было, что так ошибочно относиться к детям и их жизни. Жене он очень соболезновал в этой нелегкой ситуации. Самое грустное, что его воспитанник обречен на подобные обстоятельства и в дальнейшем. Если только он сам что-то не изменит.
Юрий внимательно поглядел на Женю, пытаясь проникнуть в его внутренний мир и понять, что он думает и как размышляет, как дальше намерен действовать и что ждет в будущем.
- Я пытался им объяснить, но это без толку… Вы так смотрите на меня. Вы, наверное, думаете, почему я не борюсь.
Юрий откинулся в кресле, взял со стола чашку и открыто взглянул на воспитанника.
- Именно об этом я и думаю.
Женя сидел, опустив плечи и вцепившись руками в сиденье табуретки. Длинные волосы касались его щек.
- Я очень привязан к родителям. Я не хочу терять их расположение. Они очень много для меня значат, и я до слез люблю их. Это не все могут понять…
Юрий опустил глаза. Медленно покивал. Он вдруг вспомнил, что первоклассником Женя, как недавно и Яна, едва не остался круглой сиротой, когда его родители чуть не погибли из-за утечки в доме газа. Маленький Женя был в гостях у бабушки.
Чудом выжили оба. Они попали в реанимацию благодаря своевременному звонку одного из соседей. Реанимацией руководил Юрин бывший университетский преподаватель. Он и вытащил обоих пострадавших с того света. О том, что руководитель случайно посвящен в эти подробности, Женя не знал. Возможно, он даже не догадывался о природе своей самоотверженной привязанности к родителям. Но Юрию стало понятно Женино поведение. Тогда выход действительно оставался один.
- Хорошо, Женя. Тогда ты прав. Значит, мы просто едем на конкурс, и все.
Они еще долго болтали о всякой всячине: студии, предстоящей поездке, взаимоотношениях с родителями. Сам того не замечая, Юрий увлекся разговором настолько, что совершенно забыл, что перед ним – шестнадцатилетний паренек. Он говорил с ним как с равным себе мужчиной о работе, о социуме, о больнице, о тамошних проблемах. Юрий вовремя остановился, когда речь пошла о противоположном поле. Женька, краснея, признался, что ему очень нравится Яна, но у него не хватает ни смелости, ни опыта что-либо предпринять, тем более, что она встречается с каким-то парнем. Юрий мысленно замкнулся. Он также внимательно слушал, кивал, но это было просто внешней реакцией. Ничем помочь Жене он не мог.
Для него вопрос межполовых отношений всегда был болезненным, тяжелым и абсолютно непонятным. Даже сейчас, когда в его жизни появилась Она… И даже тем более сейчас. Честное слово, вытаскивать людей с того света гораздо проще, чем пытаться понять противоположный пол.
Вдруг острой молнией в его сердце ворвалась боль: такая неожиданная и нежданная, что он даже едва заметно отклонился назад. Женя ничего не заметил, но с этого момента Юрий уже не помнил практически ничего из остатка вечера. Перед его глазами вдруг встали картины из прошлого.
Они часто засиживались допоздна с Володей – его лучшим другом и наставником. Только ему Юрий мог рассказать больше, чем кому-либо еще. И только Володя мог показать ему выход, дать почувствовать свет. Он был своего рода кристаллом, который преломлял окружающую действительность так, что даже из безнадежной ситуации вдруг появлялся выход; он словно отражал альтернативную реальность, открывая иные, невидимые грани действительности. Такой это был необыкновенный человек… Наталья однажды назвала его Лобачевским жизни, потому что благодаря ему пересекались неперескаемые параллели. Юрий словно в тумане проводил Женю, закрыл дверь и понял, что сейчас он останется один на один со своим прошлым. На грудь навалилась тяжесть…
Но тут пришла она: стояла, прижавшись спиной к стене, – нежная и беззащитная, с огромными глазами, в которых, казалось, поместилось все небо, без остатка. Когда он очнулся от мыслей и взглянул на нее, она оттолкнулась лопатками от стены и сделала к нему два осторожных шага. Юрий немедленно встал, протянул к ней руки и усадил на колени. Она обняла его за шею.
- «Ты грустный».
- «Да».
- «Что случилось?».
- «Да так… Вспомнил прошлое».
- «Болит?».
- «Болит… Очень».
- «А мне кажется, на земле очень мало того, ради чего можно по-настоящему скорбеть».
- «Это одно из тех».
- «Разлука?»
- «Смерть».
Она опустила глаза, покивала.
- «Да. Это очень понятно. Но даже и это не всегда действительно скорбно».
Юрий посмотрел в любимые глаза. Ее взгляд говорил о том, что она отвечает за свои слова.
- «Поясни».
- «Я думаю, - ответила она своим бубенчиковым голосом, - что истинно скорбеть можно лишь о потери любви. Смерть уносит с собой любовь близких, разлука уносит с собой любовь или обещание любви… Любовь – это то, что питает нашу душу. Когда тело долго не получает пищи – оно болит от голода и умирает. Когда душа долго не получает любви, она тоже умирает, но умирает бесконечно».
- «О чем же скорбят не по-настоящему?» - спросил Юрий.
- «Много о чем. От гордости или жадности. Или неудовлетворенности в чем-то, кроме любви».
- «Вместе с Володей ушла одна из лучших частей меня. Он открыл мне о себе многое, указал на то, что я даже и не видел внутри себя или не придавал значения… и… вдруг… его не стало. Не стало Володи, и не стало той дороги, к которой мы вместе шли. И того солнца».
. На похоронах он не пролил ни слезинки. Тогда боль была такой, что ее невозможно было выразить ничем. Она стояла безнадежным айсбергом где-то в середине груди, и основание ее скрывалась от внутреннего взгляда. Видимо, к сегодняшнему моменту, спустя несколько лет, внутри произошла какая-то работа, или просто прошло достаточно времени для освобождения.
Она молчала и только прижималась чуть плотнее. Он чувствовал, что любимая соболезнует ему: как всегда тихо и очень искренне.
- «Твой путь тоже начат. И там, впереди, тоже светло. Тебе очень многое еще предстоит совершить. Если и ты, и Владимир шли к солнцу, то там вы и встретитесь. Это не настоящая скорбь, а просто боль человека, который не видит всей картины. Но если ты поразмыслишь – то поймешь и улыбнешься».
Она нежно поцеловала его в щеку, и он вдруг ощутил облегчение и даже какую-то радость, которая была неподвластна объяснению его ума.
«Ты – ангел мой», - прошептал он возлюбленной, зарывшись лицом в ее густые, золотистые волосы.
«Радость моя», - услышал он тихий ответ.
Предстояла очередная репетиция. Юрий, вооруженный гитарой, основательно ступая, шел к назначенному времени, не глядя по сторонам, и потому голос Яны, прозвучавший за спиной совсем рядом, оказался для него неожиданным.
- Здравствуйте…
Она непривычно замкнуто шла рядом. Руки в карманах, локти плотно прижаты, плечи напряжены. Голова опущена вниз, и взгляд исподлобья. На спутника девушка почти не смотрела.
– Здравствуй, Яна. Как ты?
- Можно меня снять с конкурса? – без предисловий спросила она. Юрий остановился, разглядывая девушку.
- Почему? – спросил он больше для приличия. Он подозревал, что это случится. Яна тоже встала, угрюмо глядя в землю.
- Я не смогу сыграть Аглаю. Я не понимаю ее больше…
Юрий помолчал. Он ожидал этого. Но не так скоро…
- Ты не хочешь ехать? Или ты не хочешь участвовать в конкурсе?
- Я не хочу… жить.
Яна закрыла глаза. Сквозь ресницы выступили тяжелые капли и тут же упали на щеки.
- Ну-ну, - успокаивающе проговорил он, отводя девушку в сторону. Он догадывался, с чем имеет дело.
- Посттравматический синдром – слышала о таком?
Яна молча помотала головой и мучительно посмотрела куда-то в сторону.
- Нежелание жить, постоянная готовность к опасности, даже если ее нет, кошмары ночью, постоянные картины из аварии перед глазами…
Яна кивнула почти на все. Юрий легко взял ее за локоть, приглашая идти дальше. Яна нехотя повиновалась. «Совершенно на себя не похожа», - остро колыхнулось в голове у Юрия.
- Синдром налицо, - сказал он. – И с ним можно работать.
Яна искоса глянула на спутника.
- Я не смогу сама…
- Врачи потому и существуют, что люди не всегда могут себе помочь.
- Вы – сможете?
- Я – нет. Но у меня есть хороший знакомый…
- У нас нет времени, - делая ударение на каждом слове, перебила Яна. Она напряженно глядела перед собой. - Выступление через неделю. А я не просто не в форме - меня… нет. Я не знаю того человека, который выжил… Я почти не сплю, я боюсь любого транспорта, я постоянно жду страшного удара и это далеко не все! А мне нужно показывать беззаботную девушку, которая вообще не страдала! Нисколько!
Они несколько минут шли молча.
- Давай так, - сказал, наконец, Юрий. – Сегодня мы репетируем. Ты знакомишься с новой собой. Потом ты идешь домой и думаешь вот над чем: остаешься ли ты в той катастрофе или идешь дальше. Если ты решишь, что остаешься – то мы снимаем тебя с конкурса и за неделю срочно готовим замену. Время есть. Если ты идешь дальше – то, если нужно, мы меняем характер героини. Будет у нас Аглая-страдающая. Согласна?
Яна покивала.
- С кем ты играешь в основном, напомни?
- С Женей и Леной, - шмыгнув носом, сказала Яна.
- Обсудим с ними возможные перемены в твоей героине. Пусть обыгрывают их вместе с тобой. Не дрейфь, - добавил он, ободряюще кивая, - прорвемся.
Яна слабо улыбнулась.
- Спасибо вам.
- Живи давай, - велел ей Юрий, и они прибавили шагу…
Был выходной. Юрий решил прогуляться, посмотреть на город. Раньше бы он выбрал другой способ отдохнуть, но сейчас рядом была Она. Он шел по набережной, вложив руки в карманы пальто. Одна рука сжимала ее, маленькую, также спрятанную в его карман. Она почти не поднимала головы, но лицо ее было светло. Это значило, что сейчас спутница внимает его шагам, его дыханию, настроению. Юрий был ей очень благодарен за такое искреннее, сердечное внимание. Юрий, обычно невнимательный к себе, благодаря ей начинал лучше понимать свою внутреннюю жизнь. Его спутница словно собирала воедино всего его, оставлявшего части своей души в студии, на станции, с некоторыми пациентами… Но стоило появиться ей, как все оставленные кусочки оказывались на своих местах и Юрий снова видел себя целой картиной.
Они сегодня не разговаривали, но были полны друг другом настолько, что большего и не было нужно.
Мимо пробежали две девушки. «Какой симпатичный!» - донеслось до него словно из другого мира. Юрий был далеко от него. Его внимание было приковано к спутнице.
Она остановилась, чуть склонила голову, прислушиваясь.
- «Журчит… как будто разговаривает»
- «Говорливая река, - улыбнулся Юрий. – О чем она говорит?»
- «Об умиротворении, о жизни, о тишине и истине…»
- «А в чем истина?»
Она оглянулась кругом, поняла голову вверх и перевела взгляд на Юрия.
- «Истина во всем. Во всей природе».
Она показала свободной рукой на деревья.
- «Взгляни, какие он?…»
- «Красивые», - улыбнулся Юрий.
- «А еще?»
- «Еще? Мне они помогают расслабиться, забыть о суете».
- «Странно, правда? Почему-то деревья помогают, а дома, здания – нет».
- «Да, странно… Возможно это потому, что деревья – живые».
- «Да, но не в этом главное. Они – кроткие и не гордятся,не выставляются.. При всех достоинствах они -только то, что есть, и нет в них никакой неправды. Добавь в их красоту гордости или высокомерия, как все их достоинства обратятся в повод для осуждения. Вот она – истина: ценно то, что созидательно действенно, созидательно действенно то, что подлинно, а подлинно то, что не содержит даже капли лжи».
- «Как ты», - шепчет Юрий.
- «Нет, - мотает головой она. – Как – ты».
- Юра! – раздался оклик. – Юра, стой! Подожди!
Он обернулся. Его скорым шагом настигала Наталья. Издали ему, приветливо махал Николай, ее муж. Юрий ответил ему улыбкой и взмахом руки.
- Стой! – повторила она немного запыхавшись. – Привет!
- Привет. Гуляете?
- Да, отличный денек… Юрка, есть потрясающие новости! – Наталья выглядела возбужденной. - Сегодня мне звонили из комитета и сказали, что, если мы сократим количество пассажиров, нам оплатят проезд самолетом. Это очень кстати и легко воплотимо в жизнь. Мы просто обойдемся без группы поддержки и декораторов. Сами все сделаем или попросим кого-нибудь помочь...
Юрий, не дослушав, молча помотал головой.
- Послушай, - Наталья прижала руки к груди, - я все понимаю. Ребята могут обидеться. Но самолет сэкономит нам целые сутки! Мы прилетим раньше, хорошенько отдохнем перед смотрами. подготовимся и будем в наилучшей форме. Так мы повысим свои шансы на победу. Мы же ради нее едем!
Юрий опять помотал головой, но Наталья не дала ему начать:
- Юра, сейчас не тот случай! Я и не надеялась, что ты быстро согласишься. Но эта победа даст нам больше перспектив и возможности. продвинемся – будем брать всех в следующие поездки! А без этой победы следующих поездок попросту не будет.