ИДРИС БИДЛИСИ
ВОСЕМЬ [КРУГОВ] РАЯ
ХАШТ БИХИШТ
... из Введения
5. «Хашт бихишт» («Восемь [кругов] рая») 1 Идриса Бидлиси — одно из наиболее авторитетных и подробных исторических сочинений османской историографии, составленное в XVI в. Автор — Хаким ал-Дин Идрис б. Хусам ал-Дин ʻАли ал-Бидлиси (род.? — ум. 1520 г.), курд по происхождению, сначала служил при дворе султана Ак-Куйунлу Йакуба (1478-1490), с 1501 г., в связи с разгромом султаната Ак-Куйунлу Сефе-видами, он бежал к турецкому царевичу Селиму в Трапезунд. Всю жизнь Идрис Бидлиси оставался последовательным противником государей Ирана. В диване султана Байазида II (1481-1512) Идрис Бидлиси занимал должность мунши. В 1515 г. он был наместником от имени османов в Курдистане. Он был связан дружескими узами с османским царевичем, а позже султаном Селимом I (1512-1520). Идрис Бидлиси принимал активное участие в утверждении османской власти в Курдистане, используя свой авторитет в среде курдской знати. Многое он сделал для организации управления курдскими землями. Могила Идриса Бидлиси находится в Стамбуле в Эййубе, рядом с Идрис-Кёшкю, в мечети, построенной его женой Зайнаб-хатун 2.
Свой труд Идрис начал по поручению Байазида II в 1502 г. При дворе этому труду, вероятно, придавалось большое значение: в 1511 г., в момент охлаждения отношений между Идрисом и стамбульским двором, историк пригрозил ославить турецких султанов в предисловии и заключении своего сочинения. Султан Селим I после своего восшествия на престол в 1512 г. вновь приблизил писателя ко двору 3. Сочинение [35] посвящено роду Османа и доведено до 1506/07 г. Сочинение разделено на восемь книг (катиба или дафтар) по числу описанных правлений (кн. 1 о предках Османов до эмира Османа включительно; кн. 2 об Орхане; кн. 3 о Мураде I; кн. 4 о Байазиде I; кн. 5 о Мехмеде I; кн. 6 о Мураде II; кн. 7 о Мехмеде II; кн. 8 о Байазиде II). Внутри книги подразделяются на разное количество дастанов и других более мелких подразделений (джанах, калб). В подборе фактического материала и интерпретации османской истории Бидлиси следовал традиции Рухи. Наряду с предшествующей османской историографией Идрис Бидлиси широко использовал документальный материал османской канцелярии. По наблюдению В. Менажа, в его сочинение был включен и ряд не дошедших до нас османских хроник 4.
Для истории Трапезундской империи наиболее важно повествование Идриса о походах в Понтийскую область Мехмеда I (1402-1421), Мурада II (1421-1451) и, особенно, Мехмеда II. Издание и перевод разделов о взятии Мехмедом II Синопа и Трапезунда в 1461 г. включены в Приложение к книге. Сообщение Идриса Бидлиси о падении Трапезунда является одним из самых полных в османской историографии. В этой части своего сочинения он, по всей видимости, использовал труд Турсун-бека [...], наиболее авторитетного османского информатора о походе 5. Идрис Бидлиси подробно пишет о противостоянии между Мехмедом II и Узун-Хасаном в преддверии похода на Трапезунд, упоминает о сопротивлении османам других крепостей на территории Трапезундской империи помимо самого Трапезунда, свидетельствует о сохранении части недвижимости за прежними владельцами.
Следует подчеркнуть, что сочинение Идриса Бидлиси, огромное по объему и насыщенное достоверной и часто уникальной информацией, еще ждет своего исследователя. По нашим сведениям, изданий сколько-нибудь пространных отрывков из него в науке еще не предпринималось. Одной из причин этого, по всей видимости, является огромное количество тисков «Хашт бихишт», дошедших до нас в европейских и азиатских рукописных собраниях. Причем, из более чем семи десятков списков три стамбульских и один индийский из Банкипура квалифицируются как автографы или частичные автографы 6. Наличие такого большого числа [36] списков, несомненно, указывает на широкую распространенность и ценность труда. Однако, вместе с тем, многочисленность рукописей чрезвычайно усложняет задачу для тех, кто попытался бы создать критический научный текст сочинения.
Другой причиной, вероятно, является явно избыточная языковая усложненность повествования, которая немало препятствует исследованию памятника. Хотя и считается, что Идрис Бидлиси возвысил своим сочинением османское историописание до уровня иранских историографических школ (подразумеваются тимуридские и сефевидские историки в первую очередь), я, однако, осмелюсь оспорить это широко распространенное убеждение. Если доброкачественность сообщаемой Идрисом Бидлиси информации, его феноменальная историческая эрудиция не вызывают сомнений, то его стиль представляется достаточно искусственным. Так же, как и Аксарайи [...], Идрис Бидлиси подменяет красоту настоящей персидской риторики нагромождениями неудобоваримых арабизмов. Начав с одной грамматической конструкции, он временами завершает предложение другой, конфронтирующей с первой. Языку его не достает идеоматичности, если избавиться от «трудных» слов и пышных эпитетов, то способы выражения мысли нередко предстают слишком прямолинейными и однообразными. Однако следует еще раз подчеркнуть, беспрецедентная информированность и трудолюбие автора сделали его сочинение уникальным по ценности источником.
Комментарии
1. Другое название сочинения, встречающееся в предисловии к нему, — «Kitab al-şifat al-thamaniyya fī akhbar al-qayaşara al-ʻuthmaniyya» («Книга восьми качеств в известиях об Османских императорах»).
2. Биографические данные см.: Стори Ч. А. Персидская литература. Ч. 2. С. 1255-1256; Minorsky V. Bidlisi // The Encyclopaedia of Islam. New edition; Babinger Fr. Die Geschichtsschreiber der Osmanen und ihre Werke. Leipzig, 1927. S. 45-49.
3. Стори Ч. А. Персидская литература. Ч. 2. С. 1256
4. О сочинении «Хашт бихишт» см.: Sukru M. Das Hest Bihist des Idris Bidlisi. I Teil: von den Anfängen bis zum Tode Orhans // Der Islam. 1931. Bd. XIX. S. 131-157; Inalcik И. The Rise o[ the Ottoman Historiography // Historians of the Middle East / Ed. B. Lewis and P. M. Holt. Oxford, 1962. P. 162-167; Ménage V. 1 lit. Beginnings of Ottoman Historiography // Historians of the Middle East. P. 176.
5. Inalcik H. The Rise of the Ottoman Historiography. P. 162
6. Sukru M, Das Hest Bihist des Idris Bidlisi. S. 132-133 (рукописи из стамбульских собраний Асʻада, Нур-и Османие и Айя София); Catalogue of the Arabic and Persian manuscripts in the Oriental Public Library at Bankipore / Ed. Sir E. D., Ross J. A. Chapman and others. Calcutta, 1918. Vol. 6. № 532-534; см. также: Стори Ч. А. Персидская литература. Ч. 2. С. 1257-1258.
Текст воспроизведен по изданию: Великие Комнины и Восток (1204-1461). М. Алетейя. 2001
ИДРИС БИДЛИСИ
ВОСЕМЬ [КРУГОВ] РАЯ
ХАШТ БИХИШТ
«ХАШТ БИХИШТ» ИДРИСА БИДЛИСИ
Ниже приводятся два раздела из сочинения Идриса Бидлиси, посвященные анатолийскому походу османов в 1461 г. Базовые сведения об Идрисе Бидлиси и его сочинении содержатся во Введении к настоящей книге (раздел «Обзор источников»). Транскрипция и перевод извлечений дается по списку, хранящемуся в Петербургском филиале Института востоковедения РАН под шифром С 387 1. Рукопись была переписана в XVII в. в Турции. Переплет восточный, картонный, покрыт кожей. Бумага европейская. Текст написан восточной тушью, почерком наста ʻ лик, заголовки — красными чернилами. Текст переписан аккуратно, каллиграфическим почерком достаточно опытного мастера. Помарок практически нет, однако описки встречаются, что вполне объяснимо чрезвычайной сложностью текста и наличием множества малоупотребительных слов. Единственный большой недостаток переписчика заключается в том, что он, вероятно, не был знатоком арабского языка, поэтому большая часть арабских слов, выражений и цитат, которыми изобилует повествование Идриса, содержат ошибки и прочитываются лишь предположительно.
Я осознаю заведомую неполноту представленных ниже как издания, так и перевода извлечений из «Хашт бихишт», сделанных лишь по одной [341] (и, по всей видимости, далеко не самой лучшей) рукописи из многих десятков, среди которых есть и автографы (см. «Введение»). По существу, это лишь первый, рабочий опыт издания и перевода достаточно пространного отрывка из сочинения Идриса Бидлиси. Автор надеется, что сама эта попытка подвигнет, наконец, исследователей трудов Идриса Бидлиси к тому, чтобы ускорить работу над изданием полного критического текста этого ценнейшего сочинения...
ХАШТ БИХИШТ
/ 299б / Сказ второй о победах мусульманской страны, [ осуществленных ] счастливым и победоносным правым флангом султанским, рассказывающий о случившемся отторжении городов Кастамон и Синоп, и медных рудников у Исма ʻ ил-бека сына Исфандийар-бека 2, и о гневе Султана на него по поводу уклонения от службы и содействия в газавате Трапезунда, [ что ] в области Великая Армения, и земель, [ населенных ] неверными.
Поскольку причины божественного благоволения и основания достаточности [милостей со стороны] бесконечной сущности при творении явлений и изъявлении [таких] повелений, [как] «Ты даруешь власть, кому пожелаешь, и отнимаешь власть, у кого пожелаешь» 3, касающихся [обретения] счастья, проистекают из воплощения [максимы]: «и возвеличиваешь, кого желаешь, и унижаешь, кого желаешь» 4, а причины помощи от [Всевышней] Тайны и предпосылки Божественных милостей для просящего об открытии [для него] церемонии [наделения] безграничной милостью проистекают из источника «Поистине, милость — в руке Бога: Он дарует ее тем, кому пожелает!» 5, то желанная цель без подготовки обычных предпосылок и предуготовления начал, внезапно, как нежданное счастье, осуществится и свершится, ибо помощи внешних средств и содействию человеческой предусмотрительности на тот путь нет доступа, и духовную связь и предопределенные взаимоотношения в этом [ān] не может постичь прозорливейший мудрец, ведь жалкая [349] предусмотрительность и ущербное понимание человеческое в тайном мире как птица со сломанными крыльями, и между ристалищем мысли человеческой и священным пространством миров божественных лежат тысячи тысяч шагов, сомнение же в этом — грех. Двустишье: <...>.
Одним из всех тех чудес султанских успехов в случившихся событиях и среди всех диковинных [случаев] содействия ему без предварительной подготовки условий является свершившийся захват области и земель Исфандийара, которые являются лучшими землями (bihtarīn-i ān diyār ast) в области Великая Армения и Малая Романия (rūmiyya). Итак, у Султана муджахидов 6 всегда присутствовало в глубоком [его] уме намерение и сильное желание, воодушевлявшие [его] на то, чтобы отправиться на газават крепости и государства Трапезунд. И изошло покоряющее мир повеление всем царям и правителям, чтобы каждый со своим войском направился в царский лагерь. Исмаʻил-бек, правитель Кастамона из рода Исфандийара, выставлял себя покорным и искренним [по отношению к] тому дворцу — оси мира. Поскольку его государство лежало на пути к Трапезунду, Султан обратил взор ожидания на то, что он встретит и станет путеводителем в том благом пути. В связи с этим [султан] неоднократно отправлял к Исмаʻил-беку высочайшие письма, состоявшие в побуждении проявить верность и в призыве проявить необходимое согласие. Этот властелин слова в той переписке писал:
«Поскольку газават Трапезунда стал намерением царственного ума, и для подготовки средств завоевания той земли со стороны моря корабли муджахидов (т. е. османов. — Р. Ш.) проследуют через Синоп, который является его (т. е. Исмаʻил-бека. — Р. Ш.) владением, а знамена с победными знамениями будут двигаться по суше поблизости от его страны, то от его любезности и искренности ожидается, что он поможет судам муджахидов на тех морских дорогах, а сам, по установленному закону, с добрыми намерениями в этом путешествии присоединится вместе со снаряженным войском к высокому собранию и лагерю газиев».
В это время Кызыл Ахмад-бек, брат Исмаʻил-бека, вступил в свиту Султана, а между ним и братом была глубокая вражда из-за спора о наследовании царства (mulk-i mawrūthī). По этой причине Исмаʻил-бек тянул и медлил со своей отправкой к султанскому порогу. Кызыл Ахмад-бек, возбуждая гнев Султана, привел этому уклонению его от поднесения подобающего служения множество доказательств и свидетельств.
Волей-неволей, в соответствии с / 300 / абсолютно истинной максимой: «А когда Мы желали погубить селение, Мы отдавали приказ одаренным благами в нем, и они творили нечестие там; тогда оправдывалось над ним слово, и уничтожали Мы его совершенно» 7, Султан [350] муджахидов, когда дошел до окрестностей Кастамона и не узрел от Исмаʻил-бека совершенно никаких признаков подобающего одобрения высочайших приказов, то повелел, чтобы медные рудники (ma ʻ dan-i mīs) 8, которые во времена счастливого правления его отца султана Мурада 9 (возвратившегося в Рай), будучи в числе источников доходов Султана, были пожалованы роду Кётюрюма Байазида, деда Исмаʻил-бека 10, как дар за службу и самоотверженность, — вместе со всей областью Кастамона были отняты из рук Йсмаʻил-бека; в наказание за плохую службу отобрали у него царство. Хасана Челеби, сына Исмаʻил-бека 11, который был на наместнической службе, [султан] приказал подвергнуть аресту и заключению.
[Итак,] Исмаʻил-бек, несмотря на прибытие такого [великого] султана в гости в его страну, совершенно не проявил гостеприимства и не исполнил [своего] долга по устройству почетного пира. Дело же в том, что (двустишье):
дом, куда приходит такой гость —
это то гнездо, куда спускается по пути Хумай 12,
и поэтому мнения вельмож султанского государства сошлись на том, чтобы перед выступлением в газават Трапезунда [Султан] очистил стези тех дорог и избавил границы той земли от лицемерия осадков разлада, а также [на том], что следует на [этом] истинном и несомненном пути действовать в соответствии с противодействием Исмаʻил-бека, ибо нельзя допустить (mabādā), чтобы в момент отправки на трапезундское дело на переправе его противодействия неожиданно был причинен вред кораблям муджахидов, а снаряжение, проходящее через его землю, лежащую [351] на пути, оказалось бы под угрозой, вне спокойствия и безопасности. По тому, что дошло от Ардашира в этой юдоли прозорливости, и в соответствии с опытом прежних бойцов ратного поля, [этим событиям] подходят следующие слова: «Не хозяин дней своих тот, кто не размышляет о последствиях», стихотворение: <...>.
Исходя из этой мысли, [Султан] некоторых из великих эмиров и победоносных ратников вместе с великим визиром Махмуд-пашой и с Кызыл Ахмадом (в качестве сопроводителя и проводника) отправил на осаду Синопа и разрешение дела Исмаʻил-бека, а той части воинов, которая по морю направлялась в сторону Трапезунда, приказал вначале осадить Синоп со стороны моря. Прозорливый визир, осадив Исмаʻил-бека в крепости Синопа и приступив к покорению ее в соответствии с его способом завоевания царств, сначала в качестве совета и предостережения пригрозил Исмаʻил-беку осадой и войсками:
«Вопреки былой преданности и союзу, прочности строения искренности и единодушия их рода по отношению к слугам высокого дворца Султана и [его] отца и дедов, обитающих в Раю, зачинать и вести распрю и вражду по собственной воле и из необоснованных подозрений — неразумно, а оказание такого противодействия приведет, в конце концов, к неизбежному раскаянию и ущербу. Хотя крепость Синопа лучшая по укрепленности и мощи в этой стране, однако что стоит покорение подобных крепостей для бытия могучего султанского государства и этих средств завоевания земель!? Двустишье:
От ударов подков коней Рустама Дастана
до сих пор замок Исфандийара 13 в руинах».
Исмаʻил-бек ответил Махмуд-паше в примирительных выражениях, испрашивал прощение от страха и ужаса перед султанским гневом и нарушением доброго и дружественного отношения. Однако, Махмуд-паша обещал заключение договора и соглашения и дарование милостивого извинения и прощения великодушным Султаном. Султан так же отправил к Исмаʻил-беку послание, содержащее в подобающих и ясных выражениях обещание возродить былую дружбу, а также сетования по поводу его проступка. Хотя письмо было написано на тюркском, но все же, поскольку оно показалось лишенным сладости красноречия, то представилось уместным пересказать его на фарси без изменений и перемен, стихотворение: <...>.
«От сияющего разума, который осведомлен о тайнах промысла и предопределения, да не будет сокрытым, что этот друг (т. е. автор. — Р. Ш.) [352] питает такую любовь и дружественную привязанность к тому благородному господину (т. е. адресату. — Р. Ш.), что никак нельзя, чтобы по этой причине отказ от встречи вызвал [нежелательные] мысли или подозрения. В хадисе кудси 14 говорится: «Я царь царей, и сердца ста тысяч в моей власти, поворачиваю их как пожелаю». В связи с эти возникло следующее меткое высказывание, двустишье:
Не жалуюсь я на судьбу,
ибо узнал, что и она под принуждением.
В любом случае, в соответствии с максимой: «Ислам — это наставление», плод дружбы и ее итог / 300b / заключается в том, что бы ни исходило от нас [по отношению] к Вам — есть наставление. [Слова] «Ведь напоминание помогает верующим» 15 относится к Вам, ибо со стороны суши и моря Вы окружены воинством, которому сопутствует победа, возможность спастись не представима, видится целесообразным, чтобы Вы сохранили честь свою и Вашу семью, а [что касается] жителей государства, которые в действительности дети Божий и которые до сих пор не испытали ударов копыт конницы [султанского] войска, то проявите милосердие к их положению, и, [сохраняя] величие и достоинство свое, выходите и сдайте крепость и страну, чтобы в ответ, по царской благосклонности, взамен страны Вашей была назначена [Вам] другая страна, и чтобы в тени державности [Вы] обрели спокойствие и благополучие, двустишье:
Войско мое, вторгнувшись, сотню замков опрокинет,
если будет сотня гор на его пути — обратит их в черепки эта рать.
Этому несметному войску крепость не может быть препятствием. «Ищем убежище у Бога от злополучия», стихотворение: <...>. Это наставление поймите как «знак нашей дружбы», ибо «Когда постигнет [ тебя ] то, что тебе [ предопределено ], если не противиться [ этому ], нет на тебе никакого [ греха ] » — одно из наставлений мудрости эмира мудрецов. Явив милость, «прежде, чем откроется завеса и навлечете на себя от нас удар», пришлите добрый ответ. Мир [Вам]» 16.
Когда это письмо достигло Исмаʻил-бека и он воочию узрел смысл этих слов, не медля он вышел из крепости и начал переговоры и советы с Махмуд-пашой, и были [ему] даны обещания и клятвы относительно всего того, что было необходимо для успокоения и умиротворения его души, а султанское могущество, подобно шатру сияющей луны, распространилось и засверкало на пространствах Синопа. Исмаʻил-бек [353] направился на поклон ко двору [султана] 17, чтобы [испросить] прощение за свою вину и извинение за преступные действия. Сначала все эмиры и столпы державы исполнили обязанности гостеприимства и приветливости, затем его преступление было представлено с полным почтением и уважением на царском собрании. Благородный нравом Султан, преданный договору и клятве, чтобы утешить Исмаʻил-бека, вышел на несколько шагов из [своего] чертога, прибежища ангелов. Во исполнение церемонии встречи введя его во дворец счастья, в момент целования [Исмаʻил-беком] ног [султана] Султан простер руку милосердия на голову его воодушевления, объятием и рукопожатием вселил в него надежду, учтивыми речами, которые сладостнее упреков любящих к возлюбленным в момент соединения, обласкав его, обещанное совершил и исполнил долг уважения к нему. [Султан] пожаловал ему взамен его государства 18 Йени-шехир с некоторыми областями, и отправил его с семьей и домочадцами, слугами и рабами в его новую страну, ради успокоения и отдохновения [его] направил в его [новую] землю. По благословенной заботливости наимилосерднейшего Султана все дети его сейчас же были назначены на подобающие должности и каждый получил в наместничество область в стране, двустишье: <...>.
Когда все земли Кастамона, медных рудников, Самсуна и Синопа и остальных крепостей и земель Исфандийара 19 были покорены султанскими наместниками, в каждой из них [султан] поставил правителя (ḥākim) и командующего гарнизоном (ḍābiṭ) и поспешил к своей основной цели. Стихотворение <...>. [354]
Сказ одиннадцатый о победах султанского левого фланга, приносящего добрые вести, в упоминание об обращении Султана к газавату Трапезунда, и о встрече в этом пути с Хасан-беком Байандури 20 и поражении его в столкновении с победным войском, и рассказ об обстоятельствах [ султанского ] успеха в завоевании городских стен и цитадели Трапезунда и его окрестностей одновременно с покорением крепости и страны Коюль-Хисар 21 в самом начале захвата той земли.
Поскольку по согласным воззрениям ученых мужей и удостоверению мужей удачливых, всегда перемены в состоянии мира и восхождение низших частей круга к славе Неба происходят по воле Всевышнего, а прочие побочные обстоятельства этих событий находятся в соответствии с определенными движениями в духовных Небесах, однако [при этом] сущность уникального сердца Совершенного Человека пребывает неподвижным, как на стоянке центра тех кругов, [описываемых] движениями метафизических (ān jahānī) Небес, и два ока прозорливости счастливцев обретают зрение подобно двум полюсам небесного меридиана от тех полных света Небес 22. Двустишье: <...>.
Султаны Веры, которые подобны Солнцу земли, [именно] потому именуются и описываются как Тень Бога 23 и известны как Божественная Тень на царском троне, что, подобно тени от хождения солнца Господних миров, всегда знамениты [своим] хождением по миру / 301 /, а в [своих] [355] передвижениях и остановках 24 подчиняются и следуют заходу и восходу тех лучезарных звезд. Как бы то ни было, поскольку главная цель и основное намерение их при захвате стран мира заключено в обретении одобрения Божества, то при каждом пожелании отправиться в походы и при каждом отправлении в какую-либо страну взойдут без всякой предварительной подготовки, благодаря предвечной поддержке Неба, счастливые звезды победы и завоеваний на лике их счастья, а невольники и цари, и строптивые в числе их рабов им подчинятся. Двустишье: <...>.
Поскольку все намерения и помыслы, все газаваты и сечи [проистекали] из полноты веры и избытка усердия в деле джихада, тому Султану Мухаммадовой религии выпадали победы и помощь сверх обыкновенной меры в соответствии с [максимой]: «которые добро деяли, — доброе и придача » 25. В числе тех волеизъявлений, ознаменованных победой, был один поход, на который он решился с искренним намерением очистить царство Трапезунда от злодеяния идолопоклонников 26. В приготовлении средств и орудий [для достижения] той цели он проявил великое усердие и совершенное старание. Двустишье: <...>.
Хотя то [царство] было страной чрезвычайно сильной, и многие годы оно находилось под властью родственников кесарей Стамбула, [которые пребывали] в продолжительном покое и надеялись на труднодоступность гибельных дорог, и веровали в ложные фантазии, полные зла; никогда [они] не подчинялись и не покорялись царям из народа Единобожия и Веры. Иранские султаны из мусульманских земель не собирались покорять эту землю, поскольку окрестности той земли и, в особенности, места, укрепленные крепостями и замками, окружены труднодоступными горами и бурными и полноводными речками, и нахождение многочисленных войск в той теснине невозможно. Стихотворение: <...>.
Поскольку Султан религии от избытка мудрости и благодетельности характеризовался обязывающим ко многому высказыванием: «он тот, кто подчинит вам все, что есть на земле», (стихотворение: <...>), то волей-неволей в начале обращения к газавату государства Трапезунд, в соответствии с божественным побуждением, сначала завоевал [он] земли морского порта и остальную страну Исфандийара, и, в силу близкого соседства того царства к границам страны преступных неверных, оказались запретными [те] действия, [которые] препятствуют осуществлению газавата в том крае, по причине богоугодности (sawāb) его. После захвата и пересечения царства Исфандийара, когда границы области и крепости Коюль-Хисар превратились в лагерь шатров величия Властителя эпохи, прежний правитель (wālī) того царства, из-за давних отношений с соседними туркменами Дийарбакра, обратился за помощью к царю [356] Ак-Куйунлу Хасан-беку и, умоляя охранить его царство от ударов копыт покоряющей мир султанской рати, отдался под его покровительство 27. Хасан-бек, поскольку состоял в свойстве с правителем (ḥakim) и такуром 28 Трапезунда и был [его] зятем 29, хранил в своей сумеречной душе приверженность тому проклятому неверному, будто никогда от народа Истины и достоверности не слышал ухом своей души и слухом доверия неоспоримой и полной предостережения вести: «не объединить и двух самых близких неверных без верующих» (?). По этим причинам [он] со всем войском Ак-Куйунлу в окрестностях Эрзинджана засел в замках на некоторых горах и, подобно разбойникам, время от времени совершал кровавые налеты на некоторых торговцев из войска муджахидов, и на слабых и отставших от их рати. Однако, тем не менее, у таких, как те тюрки 30, не было сил противостоять и противодействовать Джамшедовой 31 мощи и солярной 32 силе Султана, нигде себя не проявили уверенно в противоборстве, ибо разве можно сравнить сход селя горных рек с бушующим морем, а скорость бурлящих вод потока с бездной безбрежного и бескрайнего океана? Двустишье: <...>.
[Так продолжалось] до тех пор, пока однажды Хасан-бек с горы Мандиз 33, находящейся близ Эрзинджана, Хуршед-бека, сына своего дяди по отцу, с отборными ратниками Ак-Куйунлу и особым отрядом посадил, по обыкновению разбойников, в засаду, чтобы подстерегать проходящих мимо 34. Ахмад-паша Кадук, полководец-гази и богатырь эпохи газавата, не [357] зная об этом сборище, проходил там. Поскольку они лучше знали местность и были осведомлены о выгоде и неудобстве собственной земли, то настигли Ахмад-пашу в теснине и самое узкое место в ущелье укрепили прочной стеной острых мечей. После того как противники столкнулись и встретились ряды, началась такая битва и сеча, что небесный Марс 35 во всех устроенных [им] войнах / 301b / никогда не встречался на земле со столь страшным сражением, а очи солнца Востока за время скитаний по миру и властвования над Вселенной не наблюдали внимающим взором подобной кровавой зари над горизонтами мира 36, [как] над этим полем битвы. Двустишье: <...>.
Поскольку воинство муджахидов и тот отважный полководец пребывали в незыблемом и твердом спокойствии в соответствии со [словами]: «Он тот, который помог тебе своей помощью и [ помощью ] верующих», Ахмад-паша с боем обратил в бегство тот отряд бунтовщиков и врагов и гнался за теми побежденными несчастливцами, пока не загнал их в лагерь Хасан-бека. Когда случилась со стороны Хасан-бека эта вероломная и наглая выходка, то, в соответствии с нравом Султана и тех избранников рода людского, которые провозглашают: «Я — ревностен, но Бог — более ревностен», норовистый скакун гнева и храбрости Султана узду воли направил в сторону отмщения на ристалище битвы, бразды буланого коня расплаты за коварство [Султан] повернул по направлению к местонахождению 37 вероломного войска Хасан-бека 38. Когда Хасан-бек услышал об этом мстительном движении Султана, и увидел, что исход [дела] приведет в наказание за содеянное им к гибели царства, отвращению счастья и утрате надежды, то понял, что сопротивление тому отряда [султанского] войска сопоставимо с противостоянием множества слабых мошек разрушительному ветру и сравнимо с борьбой между охотящимся соколом-балабаном и голубем. Двустишье: <...>.
Исходя из этих соображений, Хасан-бек ухватился за подол просьбы о прощении и мольбы об извинении за дурные дела и отвратительные поступки свои, и свою мать 39 в сопровождении некоторого числа [358] почтенных и уважаемых людей отправил для подношения приличествующей просьбы о прощении в распоряжение великодушных слуг [Султана], и заложил основание столпов для достижения искренности и очищения ткани доверия. Посланные им прибегли к покровительству величайшего визира Махмуда-паши, его мать свои дела поручила его попечению, а упомянутый так же, ради уважения и почтения к гостю и оказания почета, устроил наилучшим образом скопище [ wishb?] их просьб, и тем способом, который бы привел к примирению обеих сторон, вывел Государя (khudāwandigār) из состояния гнева и жажды мщения, и нрав Султана, который был полон рыцарства и милосердия, склонил к прощению и милости. Для достижения прощения, благорасположения и дружбы, и укрепления соглашения о чистоте помыслов и доверии, Султан так же одного из доверенных слуг отправил с посольством к Хасан-беку. После приветствия и пожелания добра направил ему послание следующего вида:
«Разумение (manẓar-i naẓar) искренности и праведности было таковым, что тот отважный (shujā ʻ at intisāb) господин вместе со всем войском в этом походе газавата окажется в числе муджахидов и в плеяде остальных высших лиц государства изволит для обретения благости джихада поднести дар [собственного] усилия охотно и искренне. Поскольку некоторые несущественные препятствия помешали ему в осознании этой возвышенной цели, то мать и люди его, в этом походе (tawajjuh) оставшись в сопутствии и единомыслии с муджахидами религии, будут отпущены [ murakhkhas-u mujāz ] для возвращения в ту благую землю после победы воинства Ислама».
Когда узда желания Султана обратилась в сторону Трапезунда, а область и крепость Коюль-Хисар оказались покорены [благодаря] завоевательным усилиям счастливых наместников Султана, оттуда победоносный Султан мусульманской религии с соломоновыми войском и пышностью отправился к городу и замку Трапезунд. Хотя труднопроходимость дорог и путей той области была известна людям знания и знаменитым в осведомленности, однако Проводник Удачи многочисленному как звезды конному войску указал стезю истинного пути и наставления [на путь истинный]. Стихотворение: <...>.
Когда Султан муджахидов достиг границы страны (wilāyat) Трапезунд, то поднял до небес величественные (gardūn maqām) шатры 40, палатки и знамена победы на горных вершинах упомянутой (?) страны, а Махмуд-пашу вместе с частью победоносного воинства из левого фланга, приносящего добрые вести, направил к победе и торжеству.
Ведь перед этим [Султан], на морском пути снарядив суда и корабли, начертал план 41 захвата и завоевания той страны со стороны суши и [359] моря, и каждый корабль приказал снабдить пушками и бомбардами (tūb-и tufang), подобно телам больших и малых звезд в ладье неба. Случилось так, что войско на кораблях, при содействии попутного ветра, подошло и прибыло раньше победных знамен 42. Это отборное войско со стороны моря напало на крепость, и непрерывно вело против защитников крепости (ahl-i qal ʻ a) сечу и брань, / 302 / и давало великие сражения защитникам крепости и замка.
Однако, правитель (ḥākim) Трапезунда в силу спесивости 43 и гордыни пренебрегал победоносным войском 44 и весьма радовался и хвастал труднодоступностью подходов и путей со стороны суши, он полагал, что прибытие столь могущественного султана с таким войском, многочисленным как звезды, через те теснины является неосуществимой фантазией и иллюзией, а его царство и господство, как и встарь, защищены от вторжения и убережены от причинения разлада, [вызванного] тяготами, позабыв ту (īп) истину, что, согласно [максиме], «всему предписан конец», всякие благоденствие и государство, в конце концов, разрушатся, и всякий устойчивый порядок и объединение, непременно, однажды испытают унижение и рассеяние. Двустишье: <...>.
До тех пор [было так], когда утром, — как только на вершинах гор на востоке от взмахов меча царя планет начали сверкать лучи миропокорения, и от восточного горизонта земли глаза счастья и очи радости обрели свет от лучезарного войска небесных лучей, — справа и слева, со стороны равнины и [со стороны] гор в долине (ʻ arsa) Трапезунда не появились ряды отрядов султанского воинства 45. У злополучного Такура от [360] сияния, [исходившего от] наконечников знамен султанского войска, очи благополучия ослепли, а глаза надежды померкли. После созерцания знамений гибели царства и владений (māl) из-за прибытия счастливых знамен того Султана, вершащего джихад, он нашел неосуществимым, [что ему предоставится] удобный случай и возможность (furṣat-u majāl) выйти вон из той осажденного крепости, чтобы сберечься в некоторых отдаленных крепостях 46, и от победы [в нем] боязни и страха и нападения войска ужаса и печали он поспешил по пути смирения и покорности ко дворцу повиновения и подчинения. У служителей султанского порога просил [он] прощения и пощады для своей головы и души, дома и семьи, а титульный лист послания к слугам Султана украсил всякими [выражениями] покорности и смирения 47.
Султан так же удовлетворил просьбу и принял извинения и, явив милость, успокоил упомянутого Такура обещанием и посулом. Такур точно так же сдачей крепости и государства склонил голову повиновения к земле зависимости и подчинения и, по достижении согласия и доверия, будучи возвышен целованием порога Султана Ислама 48, смирился с судьбой. Султан также отличил и наградил Такура падишахскими милостями и царскими дарами, участливой благожелательностью успокоил его во всех отношениях, отправил его со всеми пожитками и имуществом, слугами и рабами, домочадцами и семьей в столицу халифата Истанбул и назначил ему средства существования, приличествующие его положению, и в количестве, достаточном для содержания родственников и семьи 49.
Что же касается имущества и владений населения и жителей той страны, то ради сохранения процветания царства они остались в руках хозяев; всему покровительствуемому населению 50 той земли дав пощаду [361] [назначением] шариатской джизьи и хараджа 51, [Султан] запретил воинам разорять и грабить. Только в тех окрестностях и округе, которые пребывали в неповиновении, имущества и владения были конфискованы (mushahhab) 52, а пленники и другое захваченное имущество, которое было у газиев и то, что поступило в качестве султанского хумса 53, было отправлено [в столицу] на истанбульских кораблях.
Султан муджахидов, удовлетворенный и довольный, после завоевания крепости и страны и назначения судей и наместников, и возвышения столпов и провозглашения девизов Ислама 54, повернул назад через область Джаник к местности Токат. Однако трудность путей и дорог, ядовитость и вредоносность некоторых растений тех земель многий ущерб принесли верховым животным воинов 55. Тем не менее, поскольку в том царском вояже и походе три значительных государства и множество крепостей и райских городов было покорено, та мер