Приоритет системы безопасности. Код оранжевый. Сбой во внешнем контуре блока моделирования. Потенциальная угроза здоровью операторов.
Запуск протокола прерывания все
Завершить процедуру экзамена отказ отказ отказ
Как воды много. Я море. Я смеюсь.
Во мне много всего.
Водоросли растут, прицепились. Рыбы щекочут.
Вот кит плывет. Большой. Он пока не знает. Горячо тут. Тут вулкан зреет.
Нет, не вулкан.
Звезды морские. Сцепились лучами. Семь звезд. Каждая горит по своему, вода вокруг кипит, мне больно. Над ними хлопочет синяя медуза. В медузе горят искорки. Медуза должна мешать звездам разгораться. Она наоборот, их подгоняет. Глупая медуза. Она заболела. Ее кто-то испортил кто кто кто.
Звёзды я знаю я Зоя, Тоня, Алиса,Сита, Микола, Паскуале.
Подлец.
Паска.
Жарко.
Возле них еще жарче
Там я выгораю. Там в каждой звезде растет свое море.
Скоро взорвется.
Надо, чтобы звезды погасли.
Таково твое желание?
Паска.
Подлец.
Тоня.
То
По высям творенья, как бог, я шагал, И мир подо мною недвижный сиял.
Неустранимая ошибка. Системный сбой. Общая блокировка купола " Эвклид". Угроза нестабильности внешнего контура, угроза целостности купола.
Требуется вмешательство, требуется вмешательство, требуется чело...
Но все грезы насквозь, как волшебника вой, Мне слышался грохот пучины морской
Это значит они из-за меня...И Тоня?
Чего ты желаешь, мой повелитель?
Ванечка доигрался, да?
— хочу чтобы все были все живы все
—
И в тихую область видений и снов
Врывалася пена ревущих валов.
36. Желание
Он опять на уроке читает. Бедный. Дома ему, наверное, не дают.
— Что читаешь?
— Мм-м.
— Опять фантастику?
— Меня здесь нет.
— Не все еще перечитал? Может, когда-нибудь тебе надоест, и ты сам напишешь? Что-нибудь такое, жутко интересное.
— Ты мне мешаешь. Вон — таблица Менделеева, поизучай пока.
— О! Я тебе свою ручку подарю. Пиши заголовок: «Черная дыра». Нет, ну можно и про фиолетовую написать.
Витя убирает свою покетбушку в рюкзак. Вот ведь школьница! Сама на уроке не работает и другим не дает!
— А Михайлова домашку не сделала!
— И не угадал. А вот ты, я уверена, домашку делал по своей фантастике.
— Не лезь в мое личное пространство.
— Вот накатай на досуге фантастический роман. Тогда я очень буду уважать твое личное пространство. И буду гордиться, что сижу с тобой за одной партой.
— Какая же ты вредная!
— А ты — вредный фантаст!
Звонок. Все. Пора домой.
Витя ставит чайник на газ и мурлыкает на популярную мелодию «Я хозяин галактики, хозяин звездолета. Тадамм, тадамм!»
Вроде пустячное событие, это мурлыканье, стоит ли его упоминать здесь, правда?
А вот стоит, потому что именно с этого момента и начинается наша история. Витя взялся писать роман. Точнее, просто стал размышлять, как бы он писал роман. И не то, чтобы с подачи своей соседки по парте — просто так совпало. У него перед мысленным взором раскинулась целая цепь фантастических событий. Он ее аккуратно выложит на бумагу, сделает переплет и предъявит Катерине: «Вот! Это я сегодня ночью написал!» Глупо звучит? Нелепо? — Может быть.
Оставим пока Витю у газовой плиты и посмотрим, что там в космосе.
А в космосе — объект. Пока еще никому не известный. Уже пятое тысячелетие звездолет Крон стоит на приколе за Луной. Запаса энергии хватает, чтобы поддерживать его на невыгодной орбите. Просто нужно было спрятать корабль от любопытных глаз и объективов землян. За Луну никто не додумается заглянуть. На звездолете путешествовал его Хозяин. Он же Хозяин этого сектора Галактики. Его звали Виктуан. Хозяин спустился на Землю прогуляться, с тех пор звездолет ждет его. Терпеливо ждет — все эти тысячелетия. Сегодня наконец час пробил, с Земли был получен сигнал от Виктуана. Этот сигнал невозможно подделать, он соответствует определенной конфигурации нейронных импульсов и может принадлежать только Хозяину.
Но случилось невероятное — если можно так сказать — недоразумение: когда Виктор, стоя у газплиты, пропел ту самую глупость, звездолет отреагировал на нейронную конфигурацию Виктора как на кодовый сигнал и запустил программу переброски Хозяина назад, на борт.
Вот тогда и начались фантастические события нашей истории.
Из всех щелей плиты — и вообще отовсюду на кухне — полез какой-то странный, местами зеленый, местами фиолетовый дым. Виктор, конечно, испугался, стал искать выход, а выхода нигде нет. Он уже готовился к тому, что сейчас нечем будет дышать, и он задохнется. Но нет, этого не произошло. Вокруг него из дыма сформировалась плотная транспортная капсула. А в следующий момент он уже оказался в звездолете. Живой и невредимый.
В первую минуту на борту наш школьник впал в непонятное, мутное состояние сознания. Однако во вторую минуту Витя восстановил самоконтроль. Он быстро сообразил, что к чему, ведь через его руки прошло столько научно-фантастического чтива! Что-то он понял сам, а что-то поручил растолковать бортовому Мозгу. Корабль быстро познакомил нового хозяина со всеми премудростями бортовой жизни, со всем богатейшим набором возможностей, которые теперь были в его распоряжении.
И Витя кое-чем из этих возможностей, недолго думая, воспользовался. Прежде всего, он быстренько слетал к Марсу. Надо сказать, у него было особое отношение к этой планете. Он даже тайно желал попасть в будущем в какую-нибудь космическую программу, чтобы побывать на Марсе. Что ж, хоть сейчас! — если ты Хозяин Крона. Витя посетил планету с трехчасовой экскурсией. Он даже полетал на бреющем полете над поверхностью Марса. Немного, правда, разочаровался — никаких достопримечательностей там не обнаружилось.
На Венеру он уже не полетел, потому что интерес к планетам поостыл.
Но ничего. Он уже разобрался со своими новыми возможностями.
Вите стало известно, что хозяин здесь — полновластная должность, именно полновластная. Потрясающе!!! Это значит, что Крон может выполнить практически любое требование Хозяина.
Если рассмотреть желания, с точки зрения обыденного разума неисполнимые, мы увидим, что в сказках в таких случаях фигурируют волшебные предметы, и все улаживается. На Кроне же просто нужен определенный, в некоторых случаях огромный, запас энергии. А возможности — просто невероятные. Сейчас энергии Крона было бы достаточно на исполнение трех самых непростых желаний Хозяина.
Ну, а потом если что можно пополнить ресурс. Для этого нужно отлететь на пару тысяч световых лет от Солнца, устроить там малую локальную фиолетовую дыру и затянуть туда ресурс ближайших звезд.
Главное, нужно отлететь подальше, чтобы случайно наше Солнце не затянуть в эту дыру. И чтобы наблюдатели с Земли не успели ее засечь, а то пойдут потом всякие сенсационные открытия. Или околонаучные сплетни. Про такие сенсации и сплетни Виктор обычно говорит: «Ага, плоская Земля!»
Такая операция, конечно, потребует много времени — тысячи лет. Но на борту на тот случая есть еще один фантастический прибор — локальный ускоритель времени.
Над первым желанием Виктор задумался. И нам в нашем повествовании тоже нужно сделать остановку.
Думаю, все понимают, что разбираться в своих желаниях не так просто, как может показаться. А в чужих — еще сложней. А если ты о чьих-то желаниях кое-что знаешь — сиди и помалкивай. Потому что выдавать чужие тайны неэтично. В нашем же случае — во-первых, все имена изменены, вы никогда не догадаетесь, кто такой Витя и кто такая Катя. Во-вторых, если мы не разберемся в желаниях, смысла писать дальше нет, рассказ останется незаконченным.
Так вот, о Вите. Витя — теперь он стал Хозяином Крона и Хозяином нашего сектора Галактики — очень хотел дружить с Катей. Это никакой не секрет, потому что весь класс об этом давно знает. Но почему-то дальше обмена перчеными и неперченными шутками на уроках дело не шло. Даже на контрольных они друг другу не помогали — каждый обходился своими силами.
Итак. Желание Хозяина таково: «Доставить на звездолет в гости к Хозяину Екатерину Михайлову, его одноклассницу».
Катя была смущена, удивлена, а потом и возмущена. В самых перченых выражениях она отругала тех, кто осуществлял ее похищение. И кто заказал это похищение. Потом критически высказалась обо всем, что увидела.
— Здесь так скучно! Можно две минуты рассматривать такую огромную Луну, а потом это надоест на всю оставшуюся жизнь.
Витя поспешил разубедить ее. Было чем разубеждать. Он показал ей удивительный ботанический сад — ничего подобного Виктор в свой жизни не видел. Он показал галереи для прогулок, огромную подборку онирофильмов, бассейн с кучей аттракционов и еще много чего — нам пока и не понять, это же фантастика.
— Здорово, весело, интересно, — сказала обо всем Катя. — Это и есть твой новый роман? А когда он будет в бумажном виде?.. Ты знаешь, мне пора домой, мама будет волноваться.
— А ты позвони маме, скажи, что ты на экскурсии. Что такого-то? У меня вот с родителями видеосвязь в среду и пятницу. Я их не бросил, и они обо мне не волнуются. Все нормально.
— Прикольно! На вопрос: «где?» я отвечу: «за той стороной Луны»? Как ты себе это представляешь?
Витя ушел, чтобы переговорить с Мозгом корабля.
Ему трудно было выговорить эти слова, но он их произнес:
— Я хочу, чтобы она была со мной всегда!
— Вы хотите, чтобы вы были сотрудниками? друзьями? супругами?.. — Мозг продолжал перечислять.
Дорогие друзья, вам понятно выражение «лететь в трубу»? Человек перемещается внутри трубы, ветер весело треплет его кудри, а сознание человека делается амебовидным. То есть неопределенным. И из этой самой трубы человек говорит:
— Я хочу, чтобы мы были супругами.
— По любви?
— Конечно! — поторопился сказать он.
— Это очень энергоемкое задание… Потребуется весь ресурс Крона… точный результат не поддается вычислению.
Виктор напряженно думал. Вот сейчас он… получается, он сам себе признался, чего он больше всего хочет. Раньше он размышлял, мечтал, воображал… Он думал, что к реальности это все имеет очень отдаленное отношение. Короче говоря, это все была нереальность. Точка…
Виктор сжался, как пружина, и выпалил:
—Хочу, чтобы мы стали мужем и женой. Навсегда.
—На исполнение вашего желания может уйти весь энергоресурс Крона.
—Пусть.
Витя зашел в комнату. Катя улыбнулась ему: «Посмотри, какие я выбрала занавески к иллюминатору. Тебе нравятся?»
Он посмотрел. «Ну что это за змейки! Хоть и карикатурные, но все равно мерзкие. Гадость!»
Вам, возможно, представляется, что легко быть хозяином, принимать решения. Нажал на кнопку — и стало так, как ты хотел. Главное, выбрать желание, остальное сделает машина.
Да, Виктор дал команду Крону. Он, всемогущий, ухватил птицу счастья за хвост. Да ему и хватать не надо. Просто птица счастья ему принадлежит, потому что он — Хозяин!
Но он — четырнадцатилетний юноша. Хоть и Хозяин. И нервная система у него — четырнадцатилетнего юноши! После разговора с Мозгом Виктор возвращался на крайне низком ресурсе. Просто сообщаю вам это, как факт, который хоть как-то мог бы объяснить его грубость.
— …все равно мерзкие. Гадость!
Он, наверное, и не заметил, что сказал это вслух. А если бы он еще мог увидеть в зеркале гримасу на своем лице…
Она отвернулась. Как-то тихо склонила голову.
Он стоял растерянный. Еще, наверное, не вошел как следует в роль Хозяина…
Она стала медленно отходить к занавескам.
Он вспомнил, как в мечтах обнимал ее, чтобы защитить. Обнимал, чтобы отогнать от нее печаль. Теперь нужно что-то сделать такое?.. Он еще только примеряет плащ Хозяина. А она еще — как в его мечтах.
Он подошел ее обнять…
Он, Хозяин, держит ее за плечи…
В следующий момент он побежал. Или, может быть, пошел быстрым шагом. В голове — ничего. И он не знал, куда следует…
— Подожди! Хозяин, подожди!
……………….
Мозг сказал Виктору, что ресурс Крона полностью истощен. Есть два варианта экстренного выхода из ситуации. Первый: позвонить по мегаквазифону Хозяину соседнего сектора Галактики. Но в связи с текущей политической ситуацией, это грозит гибелью, а может быть, и хуже. Второй вариант: вернуться на исходную позицию, а Крону самоуничтожиться. Или теперь уже жить той жизнью, которую он себе выбрал. А энергетика Крона частично восстановится лет через пятьдесят с помощью нейтринных парусов.
………..
Вода в чайнике уже выкипела. Мама зашла на кухню.
— Ты что, еще чай не пил? Посмотри на часы. У вас же сегодня контрольная на контрольной, ты сам говорил!
Виктор схватил рюкзак и полетел в школу.
В школе в этот день было какое-то безумие: на первых четырех уроках — контрольные, причем последние в этой четверти. С оставшихся уроков класс сбежал — в буквальном смысле. Этого бы не произошло, не появись в самый подходящий момент Доминик — блестящий знаток государственных законов и подзаконных актов. Он открыл всем глаза на правду жизни.
— Вы Конституцию читали? Вы знаете, что незаконно детям давать больше трех трудных контрольных в день?
Все, конечно, понеслись в раздевалку. Вите «понестись» не захотелось. Вовсе не потому что он штрейкбрехер. Просто у него голова целый день чугунная. На уроках он даже этот чугунок ни разу не повернул в сторону Кати. А она все время была занята своими контрольными и ни разу даже на него не взглянула.
Витя побрел к раздевалке. Вокруг него неслись одноклассники, и кто-то нечаянно его толкнул. С плеча сорвался рюкзак, да прямо угодил на ногу Кати. Витя повернулся к ней: «Прости!»
Она никогда не слышала от него такого слова, да, наверное, и никто не слышал. Он мог сказать: «Извиняюсь!» И то это редкость.
Катя как будто в первый раз увидела его глаза. Вокруг что-то происходило. Или не происходило…
37. К нулевому
1.
По понедельникам, вторникам и средам ходили вместе. Без пятнадцати восемь встречались на углу Настиного дома, рядом с военным ателье, лет двадцать уже как закрытым. Настя каждый раз опаздывала, но не сильно, минут на пять, так что к половине девятого успевали даже с запасом. Юра не опаздывал никогда. Это было его любимое время суток — если совсем точно, именно те минуты, когда стоишь, ждешь ее на морозе, в кромешной вологодской темноте. Кто-то выходит из подъездов, кто-то — с собаками — ныряет почти сразу обратно, и вот наконец Настя — в черном пальто, совсем взрослом, как будто мамином. Юра так и предположил, но нет, обиделась даже — осенью специально для Насти покупали. Всегда без шапки, со светлой вафельной сумкой через плечо, набитой учебниками явно сверх заложенной вместимости, иногда и расстегнутой. Кудрявая сероглазая Настя, Настя ненаглядная.
— Я опять тормозок.
— Тормозок… Настя, слово-то какое. Из детства. Бабушка моя так называла рюкзачок с перекусом.
— Что?
— Идем с ней бор, она хлеба всегда нарезала, сладкий чай заваривала в термосе. Знаешь, как вкусно с черникой. Дома ведь совсем не то, даже в деревне. Ну, здесь — понятно.
— В лирике автора прослеживаются пасторальные мотивы. Кто бы вообще догадался есть хлеб с черникой?
— А с маслом и сахаром любишь?
— Хлеб? С сахаром?!
— Так и думал. Привереда-тормозок.
— Я, между прочим, ни разу не привередливая! Ты бы с моей сестрой пообщался, она даже йогурт красный не ест, только белый. Но персик-маракуйя или манго какой-нибудь — это у нее тоже белый.
Да. Пообщался бы с сестрой, познакомился бы с родителями, запомнил бы каждую чашку на полке и каждый книжный корешок, запах всех комнатных цветов и угол наклона настольной лампы.
Проходили через гаражи, сворачивали на Энгельса. Не считая Настиного двора, это был самый оживленный участок пути — то есть иногда можно было встретить хоть кого-нибудь, но чаще все же нет. Вологда. Зато собаки лаяли за каждым забором. Из всего лицея только они с Настей жили в Заречье, а по утрам казалось, что из целого города. И слава богу.
Река замерзла к ноябрю. Это сокращало время в пути минут на десять, и это же было необходимым условием всей истории. Здесь в первый раз заговорили, хотя учились в параллельных классах — она в восьмом «А», гуманитарном, он в восьмом «Л», естественно-математическом. С этого года уроки были в старшем здании, и Юра заметил Настю еще в сентябре, когда нужно было ходить через центр по Октябрьскому мосту. Сначала она была девочкой в джинсовке, потом три дня даже девочкой в белой блузке, потом снова в джинсовке, потом уже Настей в красной курточке с капюшоном, а дальше — Настей в черном пальто. Настей ненаглядной.
Полтора месяца назад одновременно возвращались с уроков, после восьмого, кажется — в первый и последний раз. Настя шла чуть впереди, у дома с луковичным балкончиком оглянулась, заметила Юру и остановилась рядом с табличкой «Выход на лед запрещен».
— Привет. Ты Юра же? Я Настя.
— Да. Знаю. Тоже в Заречье живешь?
— Ну и вопрос, конечно.
— Я утром уже шла по реке, десять минут экономии. Думаешь, нормальный лед? Не провалимся?
— Если ты про табличку, она здесь круглый год, сколько помню.
Перебрались благополучно, вскарабкались по горке на берег, дальше прошли немного вдоль реки, свернули на Энгельса. У военного ателье Настя кивнула на желтенькую пятиэтажку:
— Вот мой дом. Ну, пока.
— Во сколько ты утром обычно выходишь?
— Без пятнадцати восемь.
И началась совсем другая жизнь. По крайней мере, до весны. Что будет, когда лед растает? Настя не хочет заходить в лицей вместе, прощаются каждый раз за синим забором — это уже метрах в тридцати от крыльца, но видит их разве что дворник из соседней церквушки. В первый раз Настя остановилась и сказала: «Давай с двухминутным интервалом», а дальше Юра уже сам замедлял шаг и говорил «лети-лети-лепесток», она закатывала глаза и летела, а он говорил ей в спину еще что-нибудь. Например, «Настя».
Может, к весне она передумает насчет интервала. Может, это уже так, по инерции.
2.
По понедельникам, вторникам и средам обоим было к первому, а в четверг у Насти нулевая математика — выходить нужно в семь утра, лучше даже раньше. Настя говорила, что идет «к Пи на ноль» — и каждый раз улыбалась, когда говорила. Пи — это их учительница, вообще-то Пи Пополам — в честь маленького роста. Сто пятьдесят семь должно быть сантиметров и сколько там знаков после запятой. Это выдумали еще древние старшеклассники, Юра только рассказал Насте, как же она смеялась.
С радостью ходил бы по четвергам к нулевому — но это уже, наверное, слишком. То есть ей покажется слишком, замерзшей нерасчесанной Насте. В пятницу она ко второму, суббота у Юры выходной — и получается, что среда — последний день, дальше только ждать следующего понедельника, оставляя на снегу дурацкие послания. Юра писал по-гречески, αγαπώ, и по-грузински, მიყვარხარ. Это все специально нашел, мог бы еще на четырех языках без подглядывания — но это совсем уж глупо, а когда сам не понимаешь — вроде получше. Да какая разница, Настя не обращает внимания на снег. Принес ей книжку про Смиллу — неделю не открывала даже, а потом прочитала до третьей страницы и давай ругаться, что опять «сплошная чернуха».
Каждый четверг Юра шел как будто по Настиным следам. Срезала здесь угол или не стала? По правой стороне или по левой? А к речке спускалась по тропинке или бегом с горы? Опаздывающая, без рукавиц Настя.
В домах за рекой горел свет — и в том, с луковичным балкончиком, тоже. Хорошо бы вернуться после универа если не в бабушкин дом, так хотя бы в Вологду — чудом купить вот этот или построить себе похожий. Балкончик пускай будет Настин, и вся чердачная комната Настина. Развесит там свои гирлянды с крупными цветными лампочками, расставит книги. В том числе про Смиллу. На выходных будет печь пирог, каждый раз новый, по сезону. Или Юрина мама будет печь, Юра сходит и заберет, а когда будет возвращаться вот так же, в темноте, глядя на огни в крохотном верхнем окошке — она выскочит вдруг на балкон — растрепанная, в мягком белом платье Настя. И он бы крикнул: «Ну куда, плед хоть накинь!», но не крикнет, конечно. Будет нести пирог новогодний с мандаринами, будет идти самый на свете счастливый.
Юра мог бы легко не заметить буквы на снегу. А все-таки заметил. «Р», «А». Так, это не начало. Вернулся на пару шагов. «Т», «В». Вот. Что? «ЗАВТРАК»? От последней буквы шла цепочка глубоких следов — Настиных? Не Настиных? По крайней мере, не сорок пятого размера. И почти незаметная полосочка. Следы тянулись от тропинки метров на десять, там полоска заканчивалась стрелкой, а еще чуть дальше Юра увидел такое:
Нет, точно не она. Или все-таки? Скинул рюкзак, достал ручку и какую-то тетрадку, аккуратно переписал всё на последнюю страницу. Дважды проверил. Ничего не понял. «Завтрак»? Пища для ума? Скорее уж зарядка для хвоста, Настя.
Юра учился в «Л»-классе, но специализировался на биологии. Такое самому не решить — ничего, есть профессионалы. Он уже забыл про луковичный балкончик, сначала еще разглядывал снег на всякий случай, а потом просто шел, сунув задубевшие руки в карманы.
3.
Первые два урока — большая контрольная по органике. Сначала легкие задания, одно удовольствие, а потом Юра сам не заметил, как втянулся и забыл про ребусы на снегу. Химия, химия, география. К обеду Юра уже сомневался, не сам ли насочинял ерунды с недосыпа, но подошел все-таки с тетрадкой к Никите Денисову.
— Есть идеи, как решать?
— Откуда взял?
— Долгая история.
— Юрик, выглядит как хрень.
— В смысле?
— Ну, вот это функция. А это что?
— Ни на что не похоже?
— Неа. Точно нормально переписал?
— Да вроде.
— Ну спроси, конечно, у старших. А что сделать-то надо?
— Решить.
— Понятно, а что именно найти? Какая формулировка задания?
— Да черт его знает. Ладно, давай, спасибо.
— Было бы за что. Решишь — покажи хоть.
Может, здесь вообще не математика? По крайней мере, не только математика. Шарада какая-нибудь, заменить буквы на числа — порядковый номер в алфавите? Ну, Настя! Или не Настя? Завтрак, чтоб его.
А перемена была как раз обеденная. Юра поднялся в столовую — половина восьмого «А» уже на месте, Насти с подругами, конечно, нет. У них окно пятым уроком, могут не торопиться. Сидят где-нибудь под лестницей, или в закутке у медкабинета. Или проверочную дописывают. В любом случае Юра не ждал никакого знака, в лицее они ведь даже не здоровались, максимум — полуулыбка. С другой стороны, до сегодняшнего дня Настя и шифров на снегу не оставляла. Макароны были безвкусные, бесцветные и непоправимо слипшиеся. Котлета ничего. А если наоборот, цифры заменить на буквы? Но почему тогда латиница, «завтрак” то по-русски написано. Беспощадная Настя. Или все-таки нет?
Отсидел еще русский, потом информатику. С седьмого урока и до победного допы по биологии — две девочки из девятого класса, одна из одиннадцатого, Юра, ну и Димсаныч. Сидели обычно в кабинете девятнадцать-штрих. Там нет отдельного входа из коридора, пройти можно через девятнадцатый или двадцатый. Зато есть черепаха Байрон, живет в аквариуме с незапамятных времен. Вернее, полуживет, потому что все время сидит на камне. Справа от аквариума есть еще шкафчик с чашками и коробками конфет, которые открываются только на большое безрыбье. Обычно у Димсаныча бывает что повкуснее, иногда девочки приносят шоколад, а теперь и Юра уже освоился: таскал из дома то пряники, то пастилу, а однажды мама передала банку варенья из смородины.
Пришел вроде рано, без перемены, но в девятнадцатом-штрих уже кто-то смеялся. Стукнул два раза в приоткрытую дверь. Напротив, за учительским столом, почему-то обнаружилась Пи.
— О, Юрик, привет, — Димсаныч сидел спиной к террариуму. — Знаешь, как по-немецки “лошадь”?
— Знаю. Der Pferd.
Димсаныч захохотал раскатистым басом, а Пи заливалась, как трехлетка, которой показали палец. Здесь смеются всегда, в любом составе.
“Der Pferd!”, — повторил Димсаныч, избыточно фыркая, как будто был как раз лошадью и дождался случая представиться. Вообще Юра знал слова посмешнее, но было, кажется, не нужно.
— А можно встречный вопрос? Только, скорее, не к Вам, а…
Господи, как ее зовут-то?
— Ко мне?
— Да. Наверное.
Поставил рюкзак на заднюю парту, достал тетрадь и подошел к учительскому столу.
— Посмотрите, пожалуйста. Это имеет математический смысл?
— Ой. Юра, это интеграл?
— Интеграл?
— Знаете как бывает на контрольных, двоечник у отличника не списывает, а срисовывает. Могу здесь поправить? Вот эта Ваша буква S на самом деле никакая не буква. Нужен ответ?
— Да. Но раз уж мы опознали интеграл, спрошу у кого-нибудь из старших.
— Вы уже спросили у меня. Ответ — ноль. Если верхний предел равен нижнему, определенный интеграл равен нулю. На функцию можете даже не смотреть.
— Спасибо.
Ноль? Завтрак — ноль? Без завтрака? Завтрак — о. Завтрак-круг? Тарелка?
Господи. Завтра к 0. Завтра к нулевому.
— Спасибо! Большое-большое спасибо…
— Ирина Владимировна.
— Ирина Владимировна!
4.
Стояла в своем черном пальто на крылечке ателье.
За полтора месяца Настя ни разу не пришла первой. Это была настолько невероятная, невозможная картина, что Юра даже не пытался себе представить, где она могла бы стоять, если бы вдруг пришла. Оказывается, на крылечке.
— Ты все-таки понял!
— Не буду говорить тебе, кто помог. Настя! Шуточки с интегралами?
— Настя…Знаешь, Настя — это как будто никакого имени. Настройка по умолчанию. Мне нравится Вера, Надя, ну или хотя бы Нина. Это...такой правильный вес, понимаешь? Тяжелое, но в хорошем смысле.
— Понимаю. Мне тоже такие имена нравятся, но твое все же больше. Настя. А что у тебя нулевым?
— Что угодно. Снег. Декабрь. Шуточки с интегралами. Обожаю просыпаться затемно.
— Правда?
— Почему нет?
— Ты говорила, что нет. Кто тебя укусил? Может, и холода полюбила?
— «Холод меня воспитал, и вложил перо
В пальцы, чтоб их согреть в горсти»?
Всегда любила на самом деле.
— Варежки мои хочешь?
— Давай одну, а остальные руки по карманам.
Надела — серую, шерстяную, сантиметра на три длиннее, чем нужно. И взяла — сама — за руку.
Конечно же, на Энгельса ни души. Даже собаки молчат сегодня.
— Помнишь, ты говорила, что собираешься жить в Москве?
— Разве что учиться. Всю жизнь — точно нет. Я хочу маленький домик со своим садом. Яблони, вишни, смородина. Летом сушить платья на веревочке, свои и детские. Зимой выбегать на минутку не одеваясь. Наряжать во дворе живую елку. Хотя внутри тоже хочется елку, что делать?
— Можно несколько веточек поставить в воду, пахнуть будет не меньше. Или брать в горшочке, а потом на улицу пересаживать.
— И лет за двадцать получим хвойный лес во дворе.
— Не обязательно же во двор.
— Так это как раз хорошо! Все эти елки будем украшать. Представляешь, целый лес нарядных елок! На каждой гирлянда из флажков.
— И звезда сверху.
— Обязательно. У вас много елочных игрушек?
— Немало. Но все новые, старые в бабушкином доме остались. Заберу потом, если доживут. Там Дед Мороз со Снегуркой, внутри ватные. Сам их в газеты заворачивал, но все равно, наверное, отсырели. А стеклу-то ничего не сделается.
— Расскажи про бабушку?
Настя никогда не просила рассказывать про бабушку, да вообще ничего не просила рассказывать. И слушала вполуха. И не цитировала поэтов, и уж точно не задумывалась о том, где будет сушить детские платья. Настя не оставляла шифров на снегу, и ей еще три года до такой математики. Может, сегодня она захочет отменить двухминутный интервал?
Дошли до конца забора, Настя остановилась и улыбнулась.
— Ты первый. Если хочешь, в понедельник тоже давай к нулевому. Во вторник тоже. И вообще каждый день.
Странно. У ателье встретились в шесть пятьдесят пять. Нигде не останавливались. Даже если шли медленнее, чем обычно — минут пять можно прибавить, в крайнем случае десять. Но часы над раздевалкой показывали почти половину девятого! Юра закинул куртку, быстро переобулся и влетел в кабинет за несколько секунд до звонка.
5.
В понедельник было так холодно, что младшим классам отменили уроки. Обычно в такую погоду замерзают трубы, встает транспорт и вообще город ведет себя так, будто грянули первые морозы за всю его почти тысячелетнюю историю. И так каждый год. Для Юры это любимое время, особенно если не ближе к весне, а вот так, до праздников. Мама вчера испекла какой-то новый рождественский пирог, запах чувствовался с первого этажа. Как же здорово, когда заходишь в подъезд, а там вкусно пахнет именно из твоей квартиры. Какая же радость — живая елка, хоть и с шарами из пластмассы. Какое чудо — три новых книги, какое счастье — биология.
Пирог был аккуратно завернут в бумагу, заботливо уложен в пакет и передан на чаепитие в девятнадцатый-штрих.
— Прочитала за выходные твою Смиллу. Ладно, так и быть, не чернуха. Но какая же нудятина, Юрик.
Левая рука мерзла даже в кармане.
Без десяти восемь. К первому.
38. Земляничные поляны Марса
— Смотри, Таньча, смотри! почти получилось! — кричит Костик и ловко подбрасывает несколько яблок как настоящий жонглер. Таня смотрит на него, золотистого и стремительного, улыбается, опять закрывает глаза. Дразнящие запахи сосновой смолы, просторной воды, нагретой солнцем травы. Муравей, ползущий по ноге, щекочет разгоряченную кожу. Жарко так, что ей лень пошевелиться — скинуть щелчком муравьишку.
Однако девочка тянется к холщовому мешку и нащупывает кругленький гладкий предмет. Впивается острыми зубками в плотную, хрусткую яблочную спелость: как же вкусно! Сглатывает обильный сок, жует медленно, причмокивая, с наслаждением. Таня обожает эти яблоки: они растут только в Костином саду. Крупные, зелено-красные, сладкие с небольшой кислинкой — именно такие Таня любит, а не те рыхлые безвкусные недоразумения, что обильно созревают в сентябре у бабушки.
Похоже Костик так и не научится жонглировать этим летом. Стоит ему уронить парочку плодов в песок, замены уже не найдется: Таня уплела все, что он принес с собой на берег реки. Но Костя не будет предъявлять ей претензии: что ему — яблок что ли жалко для Таньчи? Он просто пожмет плечами и придумает что-нибудь новенькое, не менее интересное и захватывающее. Пойдет нырять у черного камня, где течение быстрее, или плавать с Таней наперегонки. Может раскачаться на ветках ивы и полететь в самую холодную речную быстрину, хохоча и задыхаясь. Или засесть на весь день с удочкой у заводи, где водится всякая невразумительная рыбья мелочь — плотвичка да окуньки. Таня знала, что заветная мечта Костика — хоть раз выловить щуку или даже судака! Старший братец недавно хвастался, что в прошлом году тут он выловил — вот такенного! — судака (правда, Таня не была уверена, что его похвальбам можно верить).
Удочка у Костика была завидная — самодельная. Удилище помог сделать отец, крючок привез дядька из столицы: здесь в округе снасти было не купить. Леску тоже было не достать, спасибо старшим товарищам: надоумили вместо нее использовать конский волос. Для того, чтобы его раздобыть, использовали проверенный алгоритм. Надо пойти на конюшню и раздразнить старого облезлого жеребца: тот в ярости разбегался и бил задними ногами в ворота. В этот момент нужно умудриться выдрать волосы из вздыбленного хвоста (что, разумеется, совсем не способствовало улучшению нрава и густоте хвоста лошади). Эти волоски связывали и использовали вместо лески. Брат Костика утверждал, что волосяная веревка принесет удачу, если ночью отправиться на заброшенное кладбище, прочесть 3 раза заговор, вырыть ямку в самой старой могиле, положить туда веревку, накрыть ее могильным камнем и сжечь на нем колоду игральных карт. Костя не исключал возможность того, что удачу можно было добыть столь затейливым способом, но проверять не собирался. Он не верил во всю эту мистику.
А Тане напротив нравилось все мистическое и таинственное. Она очень любила сказки. Ей так хотелось поиграть с Костиком в приключения муми-троллей в доме с диковинными растениями, выросшими из волшебной шляпы, или на необитаемом острове с хаттифнатами! Себя она видела фрекен Снорк, а Костик был бы, конечно же, Снусмумриком. Но Костя поднимал на смех Таню с ее детскими играми: что он маленький что ли! Наотрез отказывался разыгрывать банальные истории про индейцев, ковбоев или Шерлока Холмса.
Костю интересовали только инопланетные приключения: ежедневно они с Таней организовывали грандиозные шоу, где он был полновластным сценаристом, режиссером, еще и играл главную роль. Зрители им были не нужны: они сами себе были лучшими зрителями. «Открывается люк! Джон и Мэри покидают шлюзовую камеру!» — командовал Костик. Перед ними простиралась чужеродная земля, изрытая рытвинами и ямами («совсем как у нас дороги в Ижевске», — подумала Таня). Вдали виднелось обширное море, пересохшее в незапамятные времена. Накрапывал редкий дождик: Таня открывала специальный зонт, чтобы защититься от серной кислоты. На горизонте быстрыми, скользящими прыжками передвигались маленькие существа, похожие на земных тушканчиков.
Миссия была неизменно трудна и очень опасна, но выполнима. Спасение редкого марсианского вида подскакивающих шустриков: нужно было срочно вывезти их яйцекладку из зоны планируемой постройки земной базы, и Джон с Мэри успешно с этим справились, хотя им старательно мешали летающие уруки, которые, как известно, питаются подскакивающими шустриками. Правда, заняло у спасателей это практически целый земной день и весь боекомплект, состоявший из ядерных гранат (в виде земляных комьев) и ионных бомб (диких груш), был исчерпан подчистую. Ко всему прочему дома Таню ожидал грандиозный скандал: дед Валера был очень недоволен тем, что она утащила из гаража пол-ведра красной маслянистой краски, чтобы сделать из берега Камы марсианскую пустыню! Дед планировал использовать краску немного не так, о чем Танюшка смутно догадывалась, потому и уволокла ее рано утром, пока он спал (а ведро было тяжелющее! и больно било ее по худеньким ногам, когда она перехватывала его из одной руки в другую). Правда, Марс у ребят не очень получился: краски было слишком мало, чтобы залить песчаный берег, к тому же она перепачкала всю их одежду и обувь (из-за чего им попало еще и от родителей — краска с белой Таниной футболки так и не отстиралась).
Отныне при создании декораций, реквизита и костюмов приходилось обходиться исключительно силой ребяческого воображения. Как только Костик издавал специальный свист, они переносились в другой мир. Перед ними простирались разноцветные венерианские поля, голубые нептуновые моря или серые лунные пустыни. Тонкие руки облегала серебристая ткань скафандров, в неуклюжих варежках появлялся опасный блеск космического бластера. Бутерброды превращались в тюбики с космической едой. Космические исследователи штурмовали инопланетные холмы, вдыхая чужеродный воздух через шлемы. Таня уже привыкла двигаться в лесу настороженно, плавно и медленно: а вдруг за ближайшим поворотом ее ожидает жуткая инопланетная тварь или лазерная ловушка?
Сложность была в том, что про все эти захватывающие приключения нельзя было никому рассказывать. Татьяна была вынуждена скрывать все, чем они занимались днями напролет. И особенно тщательно надо было молчать про Костика — он настоятельно просил ее об этом. Таня никогда не спрашивала его, почему их отношения нужно было скрывать; казалось, что это часть приключений. Так волнительно, таинственно, необычно, словно они агенты иностранной разведки. Скрывать было непросто, но <