Присуждение Нобелевской премии стало для Мари и Пьера важным событием из-за того престижа, которым пользовался основанный в 1901-м году Нобелевский комитет. С денежной стороны половина премии представляла значительную сумму.
Один из ее биографов написал об этом так: «… открытия четы Кюри стали сенсацией не только среди ученых, но и среди широкой общественности. Радий был редким, радий был дорогим, радий был панацеей!»
Всю свою жизнь Мария Склодовская-Кюри мечтала спокойно работать в лаборатории, однако ее популярность была сравнима с популярностью сегодняшних суперзвезд.
«…Возможно, нам удастся добыть большее количество нашего незадачливого вещества, - писала Мари Кюки.- Для этого нужны минеральное сырье и деньги. Деньги у нас теперь имеются, но до сего времени нельзя было достать сырье. В настоящее время нас обнадеживают, и, вероятно, мы сможем закупить нужный нам запас руды, в чем нам отказывали. Итак, наше производство разовьется. Если бы ты знал, сколько надо времени, терпения и денег, чтобы выделить малюсенькое количество радия из нескольких тон материала!»
Вот что занимало Мари спустя тринадцать дней после присуждения Нобелевской премии. В течение этих тринадцати дней университет тоже сделал открытие: он открыл Кюри - «Великую чету»!
Присуждение Нобелевской премии сосредоточило на супругах внимание миллионов мужчин и женщин, философов, рабочих, мещан и людей светских.
Кюри напрасно старались отказывать репортерам, не пускать их к себе в дом, запираться в своей жалкой лаборатории, ставшей исторической: ни их работа, ни они сами не принадлежат уже им одним.
Их быт, вызывавший своею скромностью удивление и уважение самых прожженных газетчиков, приобрел известность, стал общественным достоянием, превосходной темой газетной статьи… Газеты объявляли, например, что Кюри нечаянно потеряли частицу из их запаса радия. И тотчас Монмартрский театр ставил скетч, где изображалось, как оба Кюри, запершись в своем сарае, не впускают никого, сами готовят себе пищу и комически обыскивают каждый уголок, чтобы найти пропавшую частицу вещества…
К супругам в большом количестве стали обращаться за деньгами разные люди, бесчисленные коллекционеры просили автографы. Все это не оставляло ни минуты покоя в лаборатории, а вечерами приходилось еще поддерживать обширную корреспонденцию. Пьер чувствовал, что начинает тупеть от такого режима и переживал, что его жене придется каждый год читать новый курс, а это очень трудно.
Популярность радия породила своего рода манию. Предприниматели бросились выпускать всевозможные продукты с радием (его вредные свойства на тот момент еще не были известны): косметику, зубную пасту, браслеты, напитки, лекарства и даже корм для скота! Радий стал волшебным средством, о котором писали книги, например, роман Поля д’Ивуа «Король радия».
Мари жаловалась в письме к сестре Генриэте весной 1904 года: «Наша мирная трудовая жизнь совершенно расстроена: не знаю, достигнет ли она когда-нибудь прежней уравновешенности».
В январе 1905 года Пьер тоже писал в одном из писем:
«…я вынужден был отказаться от поездки в Швецию… Говоря правду, я держусь только тем, что избегаю всякого физического напряжения. Моя жена в таком же положении и о работе по целым дням, как прежде, не приходится и думать. Что касается работы, я ничего в настоящее время не делаю. Лекции, ученики, установка приборов, бесконечная вереница лиц, которые приходят нам мешать без всяких серьезных к тому оснований, вот в чем проходит жизнь, и не остается времени заняться чем-нибудь полезным».
Раздражение, пессимизм, пожалуй, горечь в этих письмах не обманчивы. Оба физика утратили внутренний покой. Усталость, как результат перенапряжения сил, вызванного малоудовлетворительными материальными условиями их работы, увеличилась вторжением общественности.
«Нарушение нашего добровольного отчуждения стало для нас причиной действительного страдания и носило характер бедствия», - напишет Мари позже
Мария черпала силы в признании ее научных достижений, любимой работе, любви и поддержке Пьера. Как она сама признавалась: «Я обрела в браке все, о чем могла мечтать в момент заключения нашего союза, и даже больше того. Имею наилучшего мужа, о котором только можно мечтать, и даже не думала, чтобы могла найти подобного, это истинная судьба, выигранная в лотерею, и чем дольше мы живем вместе, тем нам друг с другом лучше»».
В связи с большим успехом Пьера Кюри за границей, наконец, пришло, хотя и запоздалое, но полное признание его заслуг и во Франции. В сорок пять лет он был одним из первых ученых своей страны, и тем не менее, он как преподаватель занимал подчиненную должность. Это ненормальное положение вещей волновало общественное мнение.
Под влиянием общественности ректор Парижской академии Лиар предложил парламенту учредить профессорскую кафедру в Сорбонне. В начале учебного 1904/05 года Пьер Кюри был назначен профессором факультета естествознания Парижского университета; год спустя он окончательно покинул институт, где его заменил Поль Ланжевен.
«У него были все достоинства»
В 1906 году, больной и усталый, Пьер провел пасхальные дни в долине Шеврез с женой и маленькими дочками - Ирен и Евой, беседовал с Мари об их настоящем и будущем. Потом вернулся в Париж, чтобы принять участие в собрании и обеде в Физическом обществе. Сидя рядом с Анри Пуанкаре, он вел с ним долгую беседу о методах преподавания.
На следующий день, 19 апреля 1906 года, переходя улицу Дофины, Пьер попал под колесо телеги. Полученная им рана в голову оказалась смертельной.
Не было ни официальной церемонии, ни речей, и лишь друзья провожали его в последний путь. На похоронах Жак, брат Пьера, сказал мари: «У него были все достоинства, не было подобного ему человека».
Лишившись ближайшего друга и товарища по работе, Мария ушла в себя. Однако она нашла в себе силы продолжать работу. В своих воспоминаниях она написала:
«Разбитая судьбой, я не была в состоянии планировать свое будущее, однако не могла и забыть и том, что мой муж обычно говорил, что даже если его не станет, я обязана продолжать свою работу».
Через семь месяцев, после того как Мария отказалась от пенсии, назначенной министерством общественного образования, она вместо своего мужа принимает его должность в Отделе точных наук Сорбонны, чтобы вести там курс физики. И тем самым становится первой женщиной, которая преподает в этом университете. Наивысшая любовь Марии - наука - постепенно позволяет ей справляться с жизненной трагедией.
Чтоб почтить память Пьера Кюри, Французское физическое общество решило напечатать полное собрание его трудов. Это собрание, изданное благодаря стараниям П. Ланжевена, состоит из одного тома (около 600 страниц). Книга появилась в 1908 году, Мари написала к ней предисловие.
«Женщинам не место в Академии!»
К двум Нобелевским премиям, которыми награждена Мария Кюри, единственная женщина и единственный дважды лауреат, прибавились дипломы на степень доктора наук, звания члена-корреспондента зарубежных академий.
В 1910 году Марию Кюри представили за выдающиеся заслуги в науке к ордену Почетного легиона, но она отказалась от него, как когда-то отказался ее муж. Несколько месяцев спустя ей предложили выдвинуть свою кандидатуру в Академию наук, и она согласилась. Но у нее сильный соперник - Эдуард Бранли, известный физик, чьи изобретения помогли Маркони создать беспроволочный телеграф, и убежденный католик.
Борьба среди ученых, чиновников, обывателей разгорелась нешуточная. Марию Кюри обвиняли во всех смертных грехах в том, что она «чужестранка, полька, еврейка, немка»… В 1911 году желтая пресса на все лады обсуждала подробности романтической связи между Марией Склодовской-Кюри и знаменитым ученым Полем Ланжевеном. Ее обвиняли в том, что она разрушает чужую семью. Ей приписывали адюльтер с подчиненным, отцом четверых детей, человеком, моложе ее на пять лет. Жена Ланжевена грозила покончить жизнь самоубийством или же убить разлучницу, подстерегала ее у дома, требовала, чтобы она немедленно уехала из Франции... В прессе появились письма Марии к Полю. До сих пор неизвестно подлинные ли то письма.
Формально Ланжевен был женат, но жил отдельно от жены, что отнюдь не спасло Марию от порочащих ее сплетен и обвинений. Мари всегда считала это испытание одним из тяжелейших ударов судьбы, выпавших на ее долю.
Кандидатуру Марии поддерживали ученые с мировым именем Анри Пуанкаре, доктор Ру, Эмиль Пикар, Липман, Бути, Дарбу. Альберт Эйнштейн ей написал: «Так разгневал меня способ, которым всякий сброд тужится вас атаковать, что безоглядно должен дать выход своему чувству… Хотел бы вам сообщить, что невероятно восхищен вашими упорством, энергией и порядочностью. Это великолепно, что среди нас находятся такие люди, как вы, как Ланжевен, истинная соль человечества, среди которых можно по-товарищески ощутить радость. Если сброд будет еще атаковать вас, попрошу вас попросту перестать читать этот вздор».
В это время академик Амага, тот самый, который за восемь лет до этого скандала победил на выборах в Академию Пьера Кюри, декларирует от лица противников мадам Кюри: «Женщинам не место в Академии!» Перед открытием заседания президент Арман Готье приказал охранникам: «Женщин в зал не пропускать!».
Марии Кюри не хватило двух голосов, чтобы стать академиком. Такая позиция большинства членов Академии принесла академии так же мало славы, как и тогда, когда было отказано в избрании Пьеру Кюри. И как десять лет спустя, когда тридцать членов Академии в слепой ненависти к немцам заявили, что они покинут зал, если туда войдет Альберт Эйнштейн, который был приглашен принять участие в заседании
Мари осталась верна себе. Результаты голосования она не восприняла как личное поражение. Ей слишком хорошо была понятна подоплека происходящего. Она никогда не отказывалась от своей родины, всегда, вне зависимости от обстоятельств, считала себя полькой. Никогда не открещивалась от своих друзей. Почему она должна была доказывать, что они с Полем Ланжевеном соратники, друзья, что она не собирается разрушать чужую семью?! И уж тем более, почему она должна оправдываться, что родилась женщиной?!
«В жизни нет ничего, чего следовало бы бояться. Есть только то, что нужно понимать», - говорила Мария Кюри.
К слову сказать, Ланжевен и Склодовская продолжали общаться и регулярно разговаривали, однако только о научных делах. Поль вернулся к своей жене. Однако на этом проблемы супругов Ланжевен не закончилась. Прошло немного времени, и мужчина нашел себе новую возлюбленную - студентку из Севра Элиан Монтель. Плодом этого союза стал пятый ребенок Ланжевена, сын Поля - Жильбер. Мария уже больше никогда не имела романов. Остаток своей жизни она посвятила Институту Радиологии, который считала памятником Пьеру Кюри.
Хотя Мария Склодовская-Кюри и Ланжевен уже никогда друг к другу не вернулись, история замкнула круг. Внучка Марии, Элен Жолио, воспылала чувствами к внуку Поля - Мишелю. Оба стали физиками, а свою любовь подтвердили бракосочетанием.
Решение Академии нанесло удар по лаборатории Марии Кюри, а авторитет ее сотрудников, успех их общих задач для нее всегда были главным в жизни. Мари слегла, закрылась у себя в кабинете. Дочь, родные и близкие друзья ни на секунду не оставляли ее своей заботой, но она погрузилась в глубочайшую депрессию: больше года Кюри была на грани смерти. Марию госпитализировали: физические и душевные силы покинули ее, ей предстояла тяжелая операция на почках. После нескольких месяцев послеоперационного лечения Мария переезжает к одной из своих верных подруг - миссис Айртон, в Англию, в ее уединенную виллу на морском побережье.
Польское предложение
В мае 1912 года к Марии приехали ее польские соотечественники, среди них был Генрик Сенкевич, который сказал ей слова, вдохнувшие в больную волю к жизни:
«Глубокоуважаемая пани, соблаговоли перенести твою блестящую деятельность в нашу страну и в нашу столицу. Тебе известны причины, в силу которых наша наука пришла за последнее время в упадок. Мы теряем веру в наши умственные способности, мы падаем во мнении врагов, и мы теряем надежду на наше будущее... Наш народ восхищается тобой, но он хотел бы видеть, что ты работаешь у себя в родной стране. Это пламенное желание всего народа. Если ты будешь в Варшаве, мы почувствуем себя сильнее, мы вновь поднимем свои головы, склоненные под гнетом стольких бедствий. Да будет услышана наша просьба! Не отталкивай рук, протянутых к тебе».
В Варшаве решено создать лабораторию для изучения радиоактивности, Марию просили занять место руководителя. Перед ней встала дилемма: уехать на родину, где ее ждут и возлагают на нее большие надежды, или покинуть Францию, нанесшую ей столько оскорблений, не признававшую ее статус великой ученой? Или, не обращая внимания на унижения и преследования, продолжить дело, начатое ею с Пьером, возглавить Институт радия, на который французское правительство, наконец, выделило финансирование?
Мария принимает мужественное, но честное решение- она остается в Париже, а руководить исследованиями в варшавской лаборатории поручает своим ученикам Яну Данишу и Людовику Вертенштейну.
В 1913 году Мария, еще слабая и не восстановившаяся после затяжной болезни, едет в Варшаву на открытие лаборатории. В переполненном зале она впервые делает научный доклад на родном польском языке. Эта поездка вновь живо пробуждает в ней патриотические чувства:
«Эта несчастная страна, изуродованная варварской, нелепой властью, делает очень много для того, чтобы отстоять свою собственную национальную культуру. Возможно, что настанет день, когда угнетению придет конец, а до этих пор надо продержаться. Но что это за жизнь! В каких условиях! Я снова повидала те места, с которыми связаны у меня воспоминания моего детства и юности. Я повидала Вислу, побывала и на кладбище, на родных могилах. Эти поездки и сладостны, и печальны, а воздерживаться от них невозможно».