ПЕСНЬ ТРЕТИЯ
Сверкающи кристаллом чистым,
Увеселяя слух и взор,
По камням пеняся кремнистым,
С высот Саянских медных гор,
Стоящих стражею Байкалу,
Бегут ветвистые струи,
Сливают быстрины свои,
Скопляясь, множатся помалу;
И Лена, славная из рек,
Еще младенец безызвестный,
Источник сребряный, прелестный,
Отважный восприемлет бег.
Несется влагой всей согласно,
Кропит поля, бразды, луга,
Растет, быстреет ежечасно
И разгоняет берега;
Течет — следы ее щедроты —
И новы дани вод пиет,
Шумит, волнует свой хребет,
Валит, стирает все оплоты,
Природы твердые труды;
Возрастши в силу совершенну,
Вбегает в бездну устрашенну,
Далече гонит вечны льды.
Так сонм россиян бранноносный
Дерзает в строгий путь побед;
Гнушаясь жизнию поносной,
Идет, сражая зло и вред,
Боря растущие преграды.
Текут в него со всех градов,
Преславных жаждущи трудов,
Отечества нелестны чады;
Среди напастей не скользя,
Стремятся храбры, сильны, скоры;
Стремнины, блата, реки, горы
Для россов гладкая стезя.
Гремит паряща в поднебесной
Деяний вестница, молва:
В боях Пожарский бессовместный
Идет — возрадуйся, Москва!
Скорбят убийцы безотрадно,
Свою провидя слезну часть.
Над россом зная веры власть,
Спешит в узилище злосмрадно,
Жилище слез и мрачных дум,
Толпа, злодейством наважденна,
Сломить правдивость Гермогена,
Сразить в измену твердый ум,
Вели! — да скопище мятежно
Идущих в буйстве к сим стенам,
Вотще на дерзкого надежно,
Главы свои поклонит нам.
«Кляни! — рыкают гордым гласом,—
Рабов, дерзающих на нас.
Кляни! — или текущий час
Твоим последним будет часом».
— «Благословен господь вовек,
На брань россиян научивый,
Их дух и руки ополчивый! —
В весельи сердца старец рек. —
Расти, расти, святейший пламень
Любви к отеческой стране!
Как ветры, веющи на камень,
Сарматы! грозы ваши мне.
Я веру блюл, блюду не лживу,
И как на воды в знойный день
Желает жаждущий елень,
Мой дух так жаждет к богу живу;
Терзайте, рвите плоть мою —
Не ощущу свирепость вашу,
И горькую страданий чашу,
Как жизни сладость, испию.
Отверзлись очи мне душевны,
Я вижу таинства времен...
Забудь, Россия, дни плачевны;
Царица ты земных племен.
Врагов бесчестья полны лицы,
Потухли бранные зари,
Почиют царствы и цари
Под сению твоей десницы,
Сармация твоя раба...».
— «Умри! умри, злодей завистный!
Судьбу России ненавистной
Твоя прообразит судьба».
Рекли, сокрылися мгновенно.
И пастырь добрый, нищ и сир,
Стрегущий овцы неизменно,
За них готов оставить мир;
И в узах варварам ужасный,
Ничем, никак не устрашен,
Питания вконец лишен,
Как агнец, под ножом безгласный,
Терпеньем, кротостью велик,
Спокоен тает, тает гладом;
И торжествующий над адом
В небесный воспаряет лик.
Приспел лютейший всех тиранов,
Наперсник Смерти, бледный глад
На пир скликает хищных вранов,
Томимый обтекает град,
Питает едкие болезни
И дышит на живущих мор
(Увы, плачевнейший позор!
Сокройся, истребись, исчезни!).
Преторглися узлы родства,
Мертвеет дружба, нет приязни,
И под бичом свирепой казни
Пустеет царство естества.
Страдальцы шлют ужасны крики,
Жестокость мук бессильны снесть;
Вращают окрест взоры дики,
Взыскуют жалости — и несть.
Дрожащи протягают длани
И тщетно просят живота —
На всех простерлась нищета;
Уже измолкли их гортани,
Иссяк источник горьких слез;
От щедрого дарами неба
Напрасно ждут крупицы хлеба,
Падут — и мир для них исчез.
Враги, плодящи нам напасти,
Напасти видят над собой;
Разжегши в персях тлевши страсти,
Исходят снова на разбой;
Толпами реются в жилищи,
Последню восхищают снедь;
Мечом, желая жизни впредь,
Не сущей истязуют пищи
(Смерть в сердце росса, смерть совне!)
И, все исчерпав злобы средства,
Еще избыть не могут бедства;
Тогда... Но ах! вещать ли мне?
Вещать ли лютость смертных рода
И зло, невместное уму?
Внемли — и восстени, Природа,
И солнце, преложись во тьму!
Кто, кто главе моей даст воду,
Потоки слез моим очам?
Да я, по дням и по ночам,
Тоске своей дая свободу,
Рыдаю оны страшны дни,
Студом словесных вечно черны,
В веках претекших беспримерны,
В грядущих временах одни.
Драконы, аспиды, гиены,
Рожденны с жаждой кровопийств,
Горячей кровью воздоенны,
Которых жизнь есть цепь убийств,
И те щадят себе подобных;
А смысл имущи существа,
Почтенны искрой божества,
Лютейшие чудовищ злобных,
Далече превзошли зверей!
Дерзнули, обуяв алчбою,
Питать себя, увы! собою
И люди пожирать людей.
Сарматы, да умалят муки,
Дыханье всяко погубя,
Подъемлют на россиян руки,
Беснуясь, жрут самих себя.
Простерли хищный глад свой в гробы
(Коль долготерпелив господь!),
И мертвых устрашенных плоть
Питает жадны их утробы.
Природы вопиющий глас
Страданий заглушают чувством
И, адским умудрясь искусством,
Творят неслыханный запас.
Порвите все свои заклепы,
Развейте ужас, что я рек,
О ветры, волн цари свирепы!
Пожарский с россами притек,
И россы с ним непобедимы!
Уже там сильною рукой
Готовит помощь Трубецкой;
Отвсюду смертью обстоимы,
Враги еще возносят рог,
Надежны на свою твердыню;
Вещают их уста гордыню,
И сердце буйное: несть бог.
Но се — как пруги ненасытны,
Скопившись тучею густой,
Летят на нивы беззащитны,
Пленяясь жатвою златой,
Пожрать надежду земледельцев —
Бегут сарматы без числа,
Из челюстей исхитить зла
Москвы погибельных владельцев,
Прибавить россам годы бед.
Примчались — разлились в долине,
О нашей хвалятся кончине
И строят знаменья побед.
Мечтающи полсвета вскоре
Послышать в узах под собой,
Столпившись, восшумев как море,
Идут начать с Пожарским бой.
Но россы изливают души
Пред вышним с воздеяньем рук:
«На свой не уповаем лук;
Ты дерзость дерзостных разруши,
Ты в помощь нашу днесь восстань!»
Безмолвны, верой воскриленны,
Вождя примером укрепленны,
Текут — сошлись — сразились — брань.
Взревели страшно громы яры,
Земля колеблется вокруг;
Летают смертные удары,
И строи упадают вдруг.
Пространно властвующим страхом,
Несытой гибелью войны
Окрестны движутся страны,
И дымом жупельным и прахом
Затмился воссиявший день;
Поверьх двух воинств раздраженных
От тысящ пламеней возжженных
Простерлась огненная сень.
Кипят кровавые потоки,
Шумит дремучий, грозный лес,
Подземны пропасти глубоки,
Куда не падал свет небес,
Из тощего стенают чрева;
Завывши, звери ищут нор,
Трясется твердость гордых гор
От бурного жерл медных рева;
Тучнеют кровию луга,
Мутятся и краснеют реки...
Престаньте, буйны человеки!
Ужели смертных жизнь долга?
Не выше ли земного круга
Взнеслись воюющи полки,
Что молнией разят друг друга,
Перуны мещут из руки?
Умолкли нестерпимы звуки,
Огни престали воздух жечь;
И воин всяк, иссунув меч,
Горит, презрев грозящи муки,
Отверсть себе опасный путь
В среду врагов, стеной сгущенных,
Железной смертью ополченных, —
Горит пронзить враждебну грудь.
Смесились ратники противны,
Во тьме лишь зрится острий блеск,
Лишь вопли слышатся прерывны,
Оружий сокрушенных треск;
Пылая мужеством обильным,
Алкая славы и хвалы,
Среди курения и мглы,
Спешит сразиться сильный с сильным,
Победой увенчать чело,
Врага низвергнув в мрачность гроба.
Стеклись, сразились, пали оба,
И солнце жизни их зашло.
Бесстрашен росс средь ядр ревущих,
Бесстрашен росс среди мечей;
Зрит тьмы смертей к нему грядущих
И вспять не отвратит очей;
Мольбы возносит сердцем к богу,
Рукою борет сопостат.
Уже сарматы много крат,
Кляня его отважность многу,
В постыдный покушались бег,
Но вновь разят, отмщеньем полны.
Так яры океана волны
То бьют, то покидают брег.
Пожарский в ужасах покоен,
В веленьях внятен, мудр и скор,
И в мыслях бранью не расстроен,
Повсюду мещет острый взор
И движет ратные громады,
Как телом действует душа.
Спасти отечество спеша,
Не слышит огненные грады,
Шумящи бурей вкруг его;
Из строя в строй летит стрелою,
Живит подвластных похвалою,
Крепит дух воинства всего.
Рядами жнет врагов сварливых,
Ему предходят страх и смерть;
Сломилась гордость горделивых;
Куда возмнит свой меч простерть,
Бегут, сарматы целым строем.
Как вихрь, крутится конь под ним,
Гордится всадником своим,
Зовет, беды и дышит боем,
Высоко прядает чрез рвы,
Бодрится грозным звуком ратным,
Смеется остриям булатным,
Играющим поверх главы.
Еще колеблется победа,
Кому отдать цветущий лавр;
Никто не воспящает следа.
Сколь тверд крутый, недвижный Тавр,
Чело кремнисто, вечно-снежно
Подъемлющ выше облаков,
Пренебрегающ ветров ков
И бурь стремление мятежно, —
Столь в брани росский тверд борец.
Но множество врагов несчетно,
Усилие россиян тщетно,
И близок славный им конец.
Но что? где вой дерзновенны,
Тебе послушны, Трубецкой?
Враждой завистной вдохновенны,
Хранят постыднейший покой!
Стоят со спящими мечами,
Хулений изрыгают яд;
Падение России чад,
Увы! сухими зрят очами.
Пожарский с храбрыми вотще
На смерть стремится непревратно;
Падет Россия безвозвратно,
Кто, кто спасет ее еще?
Никак, Отечество любезно!
Сынов довольно у тебя,
Пресечь готовых время слезно.
Се муж, отвергшийся себя,
Святейших алтарей служитель,
Грядущий в трудный след Христа,
Носитель своего креста,
Оставя тихую обитель,
Где богу посвящал свой век,
Богат духовной нищетою,
Подвигшись верою святою,
От бед спасать тебя притек.
Как каплет в дол с горы стремнистой
Перлова утрення роса,
Или от сота мед душистый, —
Благие мира словеса
Лиются из его гортани,
Текут — и услаждают слух,
Текут — и побеждают дух;
Провидя россов жребий в брани,
Сей новый, верный Авраам,
Добыча горестей безмерных,
Спешит уверить маловерных,
Косненья их открыть им срам.
«Россия близ златой свободы,
И вами ли попрется вновь?
Или вы изверги природы?
Иль тигров вам влиянна кровь?
Ужели заклялись вы твердо
К Отечеству насытить месть,
Своих злодеев превознесть,
Подвигнуть небо милосердо
Пролить нерастворенный гнев
На вас, преступных, полной чашей?
Воздастся казнь измене вашей,
И ад сведет о вас свой зев.
Отдайте жизнь, сыны России!
Полмертвой матери своей;
Обрушьте на враждебны выи
Ярем, носящийся над ней.
Творец и совесть вам награда,
Спасенных души и сердца,
Щедроты россов без конца,
И плач и тщетный скрежет ада...
Я зрю, уже кипите вы
Стяжать хвалу потомков позных:
Пойдем, врагов потопчем грозных,
Сотрем завистников главы!»
Срамясь правдивой укоризны,
Гнушаясь подлой быть виной
Падению своей отчизны,
Сомкнувшись, дышущи войной,
Текут отмщать своих собратий:
Сражают их убийц мечем,
Как быстрым молнии лучем,
Не терпят мужеству препятий;
Повсюду от ударов их
Холмятся трупы сопостатов,
Их стыд омыла кровь сарматов,
Пронзенных средь надежд своих.
Приемлют новый дух и крепость,
Пожарский! сильные твои.
Смирилась хищников свирепость;
Забыв кичения свои,
Трясутся от российской силы,
От пожирающих смертей,
Взыскуют к бегствию путей,
Сердцами робки и унылы.
Но кто еще с страны другой
Разит, мятет полки строптивых?
Се Минин, трепет нечестивых,
Се ты, России сын драгой!
Военным преисполнен жаром,
С дружиной храброю настиг,
Напал — и новым сим ударом
Решил победу в краткий миг.
Сарматы, бодрым духом скудны,
Гнетомые со всех сторон,
Бесчислен видя свой урон,
Дают хребет на язвы студны,
Бегут — и вслед им страх и меч;
Бегут — разят друг друга сами,
Не чая мест под небесами,
Куда от росса бы утечь.
Тираны пали сокрушенны —
Их срам гремит по всей земли;
Их кровью россы орошенны
Москву избавить потекли.
Летят на огненны стрельницы,
Летят — и что прервет их путь?
Враги, мечтая их препнуть,
Возносят слабые десницы,
Но сами падают стремглав,
И злоба бездны побежденна.
Москва, Россия — свобожденна:
Свершился вышнего устав.
Пустеют полные темницы,
Падут оковы с росских рук.
Исшедших рубища и лицы
Следы являют долгих мук;
Томимые во мгле, во смраде,
Во страхе смертного часа,
Вперяя взоры в небеса,
Пиют восторг. — Пожарский в граде,
И воинство героев с ним;
Сердца сограждан восхищенных,
Востоком свыше посещенных,
Летят во сретение им.
Спасители — разрушив брани,
Спасенные — оживши вновь,
Друг к другу простирая длани,
Безмолвием гласят любовь;
Сплетаются, как лозы юны,
Спрягают души и уста,
Кропят слезами все места;
И яры, пагубны перуны,
Хоть грозный рев их изнемог,
Еще внимая умным слухом,
Взывают, возрастая духом:
Велик, велик, велик наш бог!
Стремятся россы изумленны
К виновникам своих отрад;
На них, блаженством упоенны,
Несытый утверждают взгляд,
И радость ликовствует всюду.
Несется глас во все концы:
Пожарский, Минин нам отцы!
Чудясь нечаянному чуду,
Всяк росс, в весельи торжества,
С главой, цветами увязенной,
Сей первый день Москвы спасенной
Святит на вечны празднества.
Вкусив от сладости спокойства,
В восторгах тает весь народ;
Представя свары и нестройства,
Горчайший безначальства плод,
Минувших бед позор ужасный,
Стократно ублажает мир;
И в сердце устрояя пир,
Влечется волею согласной
Царя поставить над собой,
Дабы за твердой сей стеною
Пожить с любезной тишиною
И век не ратовать с судьбой.
Царя, который бы в законе
К правленью почерпал совет;
Благословлялся бы и в стоне,
Хромым был жезл, слепым был свет,
Преступным судия безмездный
И сотворил бы свой престол,
Другим — прибежище от зол,
Себе — ступень в чертог небесный.
Но что? Се возникает глас,
Подобный шуму волн спокойных:
Пожарский первый из достойных!
Да будет царь, кто царство спас!
Изящный правотой сердечной,
Нет в россах равного ему:
Да будет царь! — его превечный
Обрел по сердцу своему,
И крепость дал в его десницу
Отмстить обиды естества
Врагам людей и божества,
В добыче их создать гробницу,
Навек пленить России плен,
Расторгнуть нерастерзны путы,
Пресечь злодеев ковы люты
И жалы притупить измен!
Достоинств блеском облеченны,
Всеобщий утоляя жар
И чувством сердца увлеченны,
Духовный лик и сонм бояр,
Несущи утвари державных,
Величество богов земных,
Грядут — и вся Россия в них —
К свершителю деяний славных,
Которым дышит днесь Москва
По немощи своей плачевной;
Ему из глубины душевной
Износят ревностны слова:
«Внемли — гласит тебе Россия:
Ты в гибельной моей судьбе
Мои болезни, муки злые,
Как сын, восчувствовав в себе,
Стремился от битвы на битву,
На громы высился челом,
И зло преоборал за злом,
Не дал мучителям в ловитву,
Не дал свободы моея;
Меня, изнеможенну, сиру,
Воздвиг, явил во славе миру,
И се — тебе награда я!
Дерзай — приемли скиптр десницей,
Которой жизнь мне отдана,
Покрой блестящей багряницей
Мой труд понесши рамена;
На верьх главы богоугодной,
В которой бедствие мое,
Спасенье, паки бытие
Носились мыслью неисходной,
Взложи сияющий венец;
Одеян красотою царской,
На праздный трон воссядь, Пожарский!
Воссядь — и будь царем сердец!»
Рекли — гремят повсюду клики
И движут радостию тварь;
Несчетны восклицают лики:
«Да здравствует Пожарский царь!»
Герой, душою умиленный,
Смущен великостью наград,
Гром, плеск, колеблющие град,
Внимал, собой не ослепленный.
Народ провозглашал вотще;
Он пребыл тверд — и рек народу:
«Я зрю отечества свободу,
И можно ли желать еще?
Погибни тот со срамом вечным,
Кто бед отеческой страны
Быть может зрителем беспечным,
Дремать на лоне тишины,
Когда Отечество в неволе,
Лишенно силы и красы,
Счисляет язвами часы!
Но росс ли создан к рабской доле,
Ярем иноплеменных несть,
Влечь жизнь в бесчестии глубоком,
Тиранов видеть тихим оком
И не подвигнуться на месть?
Я долг свершал, дерзая в бои,
И что пред долгом все беды?
Не я — сии, сии герои,
Трудами одолев труды,
По бедствах, коим нет подобных,
Поправ сарматскую змию,
Исторгли братию свою
Из челюстей ее всезлобных,
Чрез них возник земный Эдем
Для россов из земного ада;
И я — о, из наград награда! —
Сподобился быть их вождем.
Господь возводит на престолы,
Владеть оправдывает он;
Вотще чрез пагубы, крамолы
Теснятся хищники на трон.
Пусть высоты достигнут звездной,
На землю наведут боязнь, —
Приспеет медленная казнь,
Восторгнет их рукой железной
И свергнет в тартар от небес.
И я — дерзнув ступить на царство,
В себе вместил бы их коварство,
Их студ достойно бы понес.
Умерим радости чрезмерны,
Возвысим святость древних прав,
Явимся, россы, клятве верны;
И богу божие воздав,
Который рассудил правдиво
С языком лютым нашу прю,
Царево воздадим царю;
Карая нас чадолюбиво,
Всевышний ветвь царей укрыл
От алчной злобы Годунова:
Под сению его покрова
Цветет Романов Михаил.
Да воцарится сей над нами!
И мы пожнем блаженства плод.
Богат Отечества сынами
Романовых преславный род.
И ныне Филарет священный,
Исполнен дел благих и дней,
К губителю страны своей
Потек боязнью не смущенный;
России дав святый обет
Умреть за чад ее и веру,
Предстал бесстрашен изуверу,
Бесстрашен страждет девять лет.
Ни зрак мучителя претящий,
Ни ярость вкруг него врагов,
Ни глад, всю внутренность палящий,
Ни лесть, ни теснота оков,
Ни злейший мук позор святыне
Не превратили сердца в нем, —
Разимый нощию и днем,
Он тверд, как адамант, поныне,
И злость злодеев утомил.
Почтим во старце верность строгу,
Пойдем — воскликнем славу богу:
Да воцарится Михаил!»
Плененный чувств сих высотою,
Еще безмолвствует народ,
Приятной связан немотою;
Но вдруг воззвал — и горний свод
Исполнился взываний гласных:
Да воцарится Михаил!
Воззвал — и путь свой устремил,
Ликуя от сердец согласных,
Пред алтари царей царя.
Так, движимы с высот луною,
Подвигшись всею глубиною,
Текут шумящие моря.
Герой! Средь тех в России звуков,
Которых гул, в твою хвалу,
Катясь от праотцев до внуков,
Гремя сквозь шум времен и мглу,
Раздастся в вечности безмерной, —
Един ли я пребуду нем?
Никак! — Но пусть погибнет в нем
И мой ничтожный глас усердный;
И я спасен тобой от бед,
И я воскликну дерзновенно:
Велик, велик ты незабвенно
Кровавых множеством побед!
Но сей победою бескровной
Ты всех героев победил;
Смирясь пред властию верховной,
Превыше оной воспарил,
Проникнул славой в сонмы звездны.
Уставить зыблющийся трон,
Избавить веру и закон,
Извлечь Отечество из бездны —
Само собой есть верьх утех.
Пред сим ничто венец, порфира,
Ничто весь блеск, вся слава мира,
Ничто подданство смертных всех!
Вещайте, славные народы!
Сыны всех лет, всех стран, всех вер:
Блеснул ли где в претекши годы
Толикой доблести пример?
И дух, толь истинно небесный,
Витал ли некогда средь вас?
Воздвигните хвалений глас,
Гремите россу плеск безлестный,
Ему совместника в вас нет:
Един Пожарский во вселенной!
Но что? — вотще стремлюсь я, бренный,
Умножить искрой солнца свет.
Пространны не вмещают храмы
Грядущих богу дать хвалу,
Дымятся чисты фимиамы
И сладкую наводят мглу;
Избегшие смертей и плена
Благодарят всех благ творца
И, сокрушив свои сердца,
Смиренно преклонив колена,
Блажат несведомы судьбы;
И все, в веселии великом,
Единым духом и языком
Возносят пламенны мольбы.
Тебя мы хвалим, боже вечный,
Телес и душ безмездный врач!
Ты утишил наш стон сердечный,
Утешил неутешный плач,
Смиряя, ты смирил порочных;
Но вняв раскаяния глас,
От смертной тли воззвал и спас;
Развеял тьмы злодеев мочных,
Как листвие осенних древ;
И мышцей сотворил державу,
Вселил в России мир и славу,
На благость преложил свой гнев.
Послал отраду безотрадным,
Явился в немощных бог сил;
Как злато пламенем нещадным,
Ты нас бедами искусил,
Исчислил слезы неисчетны
И с наших осушил ланит;
Над нами утвердил свой щит,
Да мы пребудем безнаветны.
Заря взбудила дня молву,
Терзался град бичом от терний;
Ты рек, — и солнца луч вечерний
Златит ликующу Москву.
Тебя, живущий на высоких!
Прославим, россы, в род и род.
Взыграй, земля, из недр глубоких!
Склонись, склонись, сафирный свод,
И, горы, возопийте радость!
Природа, воскури алтарь!
Воспой с Россиею, вся тварь,
И с нами песней ваших сладость
Слияйте, жители небес!
Снедайся, в кознях ад обильный,
Россию воскресил всесильный,
На камень крепости вознес.
Так вы, о россы пресловуты,
Пожарский, Минин, Гермоген,
Скончали годы наши люты!
Так скипетр росский сохранен!
Спасенна от цепей Россия,
Растуща в силе каждый час,
Хваляся, хвалится о вас;
Седит, вкушая дни благие,
Полмира осенив рукой,
На высшей счастия степени.
Простите мне, священны тени!
Что я нарушил ваш покой;
Дерзнул, певец безвестный в мире,
Приявший скудный дар в удел,
На слабой и нестройной лире
Бряцать великость ваших дел.
Почто парящий Ломоносов,
Парнаса росского творец,
Не сплел достойный вам венец?
Пленяясь доблестию россов,
Горжусь, что россом создан я;
И если бы возмог искусством
С сердечным состязаться чувством,
Жила бы с вами песнь моя.
Вы, презря варваров безбожных,
Умреть готовые всегда,
По подвигах, лишь вам возможных,
Успели положить тогда
Величию России семя.
Оно теперь ливанский кедр,
Который, мирной тенью щедр,
Летяще презирая время,
Главою разделив лазурь,
Смеясь громам и вихрям тщетным,
Гонимым, беззащитным смертным
Дает убежище от бурь.
Оттоле росс, злодеям страшен,
Покоит сушу и моря;
Изрядством всяким преукрашен,
Чтит сердцем бога и царя;
На глас царя, на глас России,
Пойдет один противу царств;
Пред ним — ничто навет коварств,
Ничто воюющи стихии,
Ничто зияющий хаос,
Ничто и тартар возбешенный;
Хоть мир падется сокрушенный,
Бесстрашен разразится росс.
О росс, народ благословенный!
Геройством, благостью души
Единственный во всей вселенной!
Мои моления внуши:
Пробавь любить честные нравы
И веру праотцев своих!
Будь в истине ревнитель их!
Отвергни чуждых стран отравы,
Почти богатый свой язык,
Пылай к царю, Христу господню:
Будь росс! — преможешь преисподню
И вечно будешь ты велик.
<1807>
НОЧЬ НА ГРОБАХЪ
Подражанiѣ Юнгу
Князя Сергiя Шихматова,
члена Императорской Росiйской Академiи, и Бесѣды
любителей рускаго слóва.
СТ-ПЕТЕРБУРГЪ. ВЪ ТИПОГРАФIИ Ѳ. ДРЕХСЛЕРА, 1812
"Im Werden Verlag". Некоммерческое электронное издание. 2007.
Текст подготовлен Кириллом Корчагиным.
https://imwerden.de
Благослови, Душа моя! Господа,
избавляющаго отъ истлѣнiя животъ твой.
Псаломъ 102.
Блаженъ, кто въ мiрѣ семъ воюя съ суетами,
Скучая пышными ничтожества мечтами,
Для отдыха души, охотно каждый день,
Спѣшитъ подъ смертную, безмолвну, мрачну тѣнь,
Къ усопшей братiи, подъ вѣтвiя унылы!
Кто любитъ посѣщать пустынныя могилы,
Между гробами жить, и взвѣшивать свой прахъ,
И вѣрой исторгать изъ сердца смертный страхъ,
И въ смерти почерпать безсмертiя доводы!
Уже скончался день, и вечеръ канулъ въ воды,
И перлы по лугамъ разсыпались въ росѣ;
Нисходитъ свыше Ночь, во всей своей красѣ;
Вмѣщающа въ себѣ величество съ прiятствомъ,
Явилась въ небесахъ со всѣмъ ея богатствомъ,
Со всѣми строями безчисленныхъ мiровъ:
Волнисты облака, истканны изъ паровъ
Художествомъ драгимъ всесильныя десницы,
Порфира у нея, достойная царицы,
Воскрилiемъ своимъ касается землѣ;
Въ подобiя вѣнца, сверкаютъ на челѣ,
Какъ камни честные слiянные рядами,
Славнѣйшiя изъ звѣздъ, изъ славныхъ межъ звѣздами,
И блескомъ трепетнымъ какъ искры свѣтятъ въ долъ
Возсѣла съ тишиной на черный свой престолъ,
И скипетръ отъ свинца простерла надъ вселенной.
Живитель сладостный природы утомленной,
На легкихъ крылiяхъ летитъ врачебный Сонъ,
Плѣняетъ смертныхъ всѣхъ подъ кроткiй свой законъ,
И подвергаетъ мiръ своей отрадной власти;
Уснули суеты, и воздремали страсти,
Забылись горести, отъ слезъ едва преставъ;
И крѣпость немощнымъ вливается въ составъ.
Безмолвствуютъ земля и воздухъ и пучина,
Какъ будто общая приближилась кончина;
Природа кажется движенья лишена,
И все творенiе покоитъ тишина.
Затмились призраки блестѣвшiе при свѣтѣ,
И смертнаго душа, сама съ собой въ совѣтѣ,
Избавясь, разрѣшась, отъ видимаго зла,
Предъ строгой совѣстью цѣнить свои дѣла,
Въ доброты собственны вперяетъ мысль прилѣжну,
И къ вѣчности летитъ чрезъ временность мятежну,
Чрезъ море бурное въ незыблемый покой;
Ликуетъ разумомъ средь родины драгой,
И сими пользуясь небесными часами,
Вкушаетъ на землѣ общенье съ небесами.
И я ли потерплю вращаться на одрѣ,
Когда мой бодрый духъ возносятся горѣ,
Къ лучамъ премудрости, свѣтить ему готовымъ?
О Сонъ! не возбраняй моимъ восторгамъ новымъ;
Собравъ вокругъ себя всѣ радостны мечты,
Спустись подъ низкiй кровъ стенящей Нищеты,
Плачъ въ сердце усыпи, сомкни слезящи вѣжды,
Отчаянной являй отрадныя надежды,
И силы обнови къ томительнымъ трудамъ;
А я, ни внѣшнихъ чувствъ нечувствiю не вдамъ,
Объемля сердцемъ мiръ, объятый тишиною,
Возвыситься потщусь надъ бренностью земною,
Учиться разуму, отвергнувъ буйство прочь.
Подруга Мудрости, способствуй мнѣ, о Ночь!
И направляй мои стремленiя отважны;
Ты Юнгу на гробахъ вдыхала мысли важны,
Когда, паря умомъ, сей Мудрости пѣвецъ,
Безсмертiю души безсмертный плелъ вѣнецъ:
Въ ученiи его горитъ небесный пламень,
И силою своей растаяваетъ камень,
Безбожныхъ хладныя, жестокiя сердца;
И нудитъ ихъ познать, хвалить, любить Творца.
Ученiемъ его согрѣтый, вдохновенный,
Я въ слѣдъ ему стремлюсь, не въ мѣру дерзновенный,
И ежели, о Ночь! преткнуся на пути,
Ты мрачный свой покровъ на стыдъ мой опусти.
Се нива Божiя, насѣянна тѣлами!
Виситъ надъ нею тма, - и черными крилами,
Надъ спящимъ множествомъ наводитъ страшну тѣнь,
И ждетъ когда придетъ ужасный, вѣчный день,
Который осiявъ пещеры мертвыхъ темны,
Затмитъ сiяющи величiя наземны.
Здѣсь взоръ недремлющiй лишь слышитъ тишину;
Чуть мраморы, сквозь мглу, мелькаютъ часты, блѣдны,
Престолы Смерти злой и знаменья побѣдны,
И всѣ безмолвствуя вѣщаютъ мнѣ мой рокъ.
По дремлющимъ древамъ летаетъ вѣтерокъ,
И шорохомъ листовъ и вѣяньемъ шумливымъ,
Задумчивость зовешь къ мечтанiямъ страшливымъ;
Здѣсь время съ вѣчностью сошлися на земли,
И мiръ вещественный съ духовнымъ сопрягли;
И здѣсь изъ нѣдръ земныхъ, сквозь каменные своды,
Я слышу съ трепетомъ священный гласъ природы:
"Живущiй, ты умрешь! Будь въ мысляхъ бодръ и строгъ
"И гордости своей сломи высокiй рогъ."
О тлѣнiя удѣлъ! рушенiя жилище!
Уму надменному приличное гульбище!
Не весь ли шаръ земный подобится тебѣ?
Народы безъ числа вмѣщаетъ онъ въ себѣ,
Вмѣщаетъ вновь и вновь, и дмится непрестанно;
И все его лице, обширно и пространно,
Корою облеклось изъ труповъ и костей;
Моря его текутъ по черепамъ людей,
И грады зиждутся отъ каменiй надгробныхъ;
Мы жнемъ насущный хлѣбъ отъ персти намъ подобныхъ,
И сею перстiю земля пресыщена:
И мѣста нѣтъ на ней не бывшаго могилой.
Трепещетъ цѣлый мiръ предъ страшной Смерти силой,
Предъ ужасомъ ея подъ солнцемъ торжества.
И солнце въ небесахъ, сей образъ Божества,
Всесильнымъ предано ея державной волѣ,
И солнце нѣкогда сорветъ она оттолѣ.
И вы, о свѣтлые, небесные Огни!
Сверкающи сребромъ въ полунощной тѣни,
Отъ хищности ея и всѣ вы не изъяты;
Но лютая, имѣвъ добычи толь богаты,
До времени судьбы оставя горнiй сводъ,
Ревнуетъ поражать словесныхъ слабый родъ,
Надъ нами истощать свой тулъ неистощимый,
Падутъ - и властелинъ, вселенною служимый,
И самый низкiй рабъ - всѣ бренiе одно. -
Средь хлябiй водъ морскихъ теряются равно,
Безвѣстные ручьи и громки въ мiрѣ рѣки;
Такъ въ смерти равными творятся человѣки.
Очами разума во гробы я проникъ:
Кто нищъ, и кто богатъ; кто малъ, и кто великъ?
Гдѣ гордое чело, гдѣ образъ величавой,
На коихъ златъ венецъ покоился со славой,
На коихъ съ трепетом, страны и племена,
Читали жребiй свой на многи времена?
Гдѣ прелесть красоты, соборъ очарованiй,
Къ которой каждый мигъ, на крылiяхъ желанiй,
На крылiяхъ любви, съ восторгомъ безъ конца,
Парили юныя, пылающи сердца?
Гдѣ сильная рука, которая громами,
Сражала смертныхъ въ персть, и тысящми и тмами,
И землю облила потоками кровей?
Все тлѣнiя корысть! Все смрадъ и снѣдь червей!
О горестный конецъ! Видъ срамной, достослезной,
И жизни временной, и славы намъ любезной!
Для смертныхъ смертiю ровъ пагубы изрытъ;
До ада углубленъ, какъ самый адъ несытъ,
Глотаетъ каждый мигъ бесчисленныя жертвы.
Мы зримъ - но буйные не мнимъ быть сами мертвы,
Какъ бы со смертiю поставили завѣтъ:
Но смерть вступаетъ въ нас, лишь мы вступаемъ въ светъ,
И дѣлитъ съ жизнiю всѣ наши дни и годы;
И нужны ли для насъ сей истиннѣ доводы? -
Гдѣ время прежнее, гдѣ каждый прошлый часъ?
Увы! едва мелькнувъ, промчались мимо насъ
Въ пространство вѣчности, для мыслей необъятно;
Въ бездонной пропасти погрязли невозвратно!
Всѣ прочiе летятъ - еще единый мигъ,
И я до смертныхъ вратъ, до вечности достигъ,
И мiръ исчезнетъ мнѣ со всею красотою,
И солнце будетъ мракъ, и звѣзды темнотою.
Какъ гибнетъ слѣдъ орла парящего къ звѣздамъ,
Громады корабля текуща по водамъ,
Змiи по камени вiющейся волнами,
Такъ жизнь претекшая теряется за нами,
И развѣ въ памяти витаетъ въ видѣ сна.
Межъ мертвыхъ и живыхъ коль слабая стѣна!
Коль слабый щитъ живымъ отъ смертного навѣта!
Быть можетъ мигъ одинъ - быть можетъ многи лѣта,
Быть можетъ цѣлый вѣкъ - и все то мигъ одинъ.
Отринуть смерть свою не льстися, Исполинъ!
Вспять море устреми, сдержи стремленье бури,
И солнцу воспяти катиться по лазури,
Но смерть остановить на день, на часъ, на мигъ,
Отчайся, Суетный! Коль рокъ тебя постигъ.
Со свистомъ окрестъ насъ летаютъ смерти стрѣлы,
Валятся всѣ и всѣ - и мы ли будемъ цѣлы?
Доколѣ, Смертные! забвенiе какъ тма,
Сокроетъ страшный часъ отъ вашего ума?
Доколѣ малостямъ стѣснять вашъ умъ обширный?
Премудрость здѣсь живетъ - отсель, какъ пастырь мирный,
Который пѣснiю духъ скорбный веселя,
Изъ хижины своей взираетъ на поля,
Изъ нѣдра тишины взираю я на битву,
И вижу жаркую тщеславiя ловитву,
Какъ суетныхъ людей волнуются толпы,
И рушатъ истинны оплоты и столпы.
Одни другимъ корысть, гонящи и гонимы,
Какъ лисы хитростны, какъ львы неукротимы,
Доколѣ всѣхъ ихъ Смерть, могущiй сей ловецъ,
Въ желѣзну сѣть свою загонитъ наконецъ.
Предѣлъ сей положенъ Судьбою вѣчной, правой:
Въ богатствѣ ли плывемъ, паримъ ли къ небу славой,
Почiемъ ли склонясь подъ свѣтлый щастья щитъ,
Вся слава кончится симъ словомъ: - Здѣсь лежитъ!
И все величiе: - Земля отходитъ въ землю!
Глаголы истинны со трепетомъ я внемлю -
Но что? Съ умертвiемъ сей плоти моея,
Ужели я въ конецъ лишуся бытiя?
Ужели тлѣнiю душа прикосновенна,
И съ храминой своей равно исчезновенна?
На то ли я Творцемъ воззванъ изъ ничего,
Да вдругъ ничтожество истнитъ меня всего?
Или свершится рѣчь глумителей развратныхъ?
Блуждая по стезямъ пороковъ имъ прiятныхъ,
Ослабивъ всѣ брозды бунтующимъ страстямъ,
Упрекамъ совѣсти ругаясь какъ мечтамъ,
Они, и въ сердцѣ зломъ хулу вѣщаютъ тайно,
И явно вопiютъ: - "Родимся мы случайно,
Мелькнемъ и скроемся подобно снамъ пустым;
Какъ искра наша жизнь, дыханiе какъ дымъ;
Едва лишь искры сей угаснетъ блескъ ничтожный,
Престанетъ двигаться нашъ оставъ многосложный,
Падетъ, разсыплется и будетъ прахъ и пеплъ;
И духъ нашъ излетитъ какъ воздухъ вешнiй теплъ,
Какъ паръ разсѣется по дольнему эѳиру,
И весь приложится къ вещественному мiру."
Прейти въ небытiе! - При мысли сей одной,
Отчаянье, какъ адъ зiяетъ предо мной,
По жиламъ и костямъ стремится трепетъ хладной,
И сердце рушится отъ скорби безотрадной,
Но бурны помыслы, о Разумъ! утиши;
Перстъ Божiй начерталъ безсмертiе души,
Во всемъ созданiи и дольнем, и небесном,
Въ душевныхъ качествах, въ сложенiи тѣлесномъ.
Пусть вникнетъ человѣкъ въ себя своимъ умомъ,
Достоинство свое прочтетъ въ себѣ самомъ:
Отъ всѣхъ земныхъ существъ колико онъ отличенъ!
Какъ небо надъ землей, надъ всѣми возвеличенъ!
Межъ тѣмъ какъ прочiе, несмѣтные въ числѣ,
И тѣломъ, и главой поникшiе къ землѣ,
Блуждаютъ взорами по смертной сей юдолѣ,
Да зрится разуму что въ небѣ нѣтъ имъ долѣ;
Одинъ лишь человѣкъ, прямой имѣя станъ,
Возносится челомъ ко свѣту горнихъ странъ,
Да презритъ суетность творенiя земнаго,
И взыщетъ въ небесахъ свое верховно благо,
Да зритъ превыше звѣздъ отечество свое,
И вѣчнаго, Отца и вѣчно житiе.
Коль въ чувствахъ онъ богатъ! Онѣ къ изрядствамъ средства,
Земля и небеса имъ преданы въ наслѣдство.
Онѣ къ Зиждителю въ душѣ питаютъ жаръ,
Природы щедрыя вкушаютъ всякiй даръ,
И всякiй даръ творятъ, могуществомъ велики:
Плодамъ даруютъ вкусъ, дубравамъ стройны лики,
И солнцу свѣтъ златый, и злату блескъ лучей;
Одно малѣйшее отверстiе очей
Объемлетъ твердь сiю, и всѣ ея свѣтилы.
Безъ сихъ чудесныхъ чувствъ, безъ ихъ волшебной силы,
Хаосомъ и по днесь казалась бы земля.
Онѣ рисуютъ намъ и пестрыя поля,
И холмы злачные, и сребренныя воды,
Небесную лазурь и всѣ красы природы;
И каждое гласитъ, и всѣ вѣщаютъ вдругъ,
Что человѣкъ душа всего, что зритъ вокругъ.
Толико внѣшнiя блестятъ его богатства!
Но славой выше сихъ сокрыты въ немъ изрядства,
Какъ ночи темныя блистательнѣе день.
Въ немъ Вображенiе, всемощной власти тѣнь:
Оно чрезъ цѣлый мiръ преносится мгновенно,
И силой творческой отъ Неба вдохновенно,
Ревнуетъ подражать въ дѣлахъ своихъ ему,
Составить зрѣлища любезныя уму,
Природу превзойти своимъ искуствомъ чуднымъ.
Въ немъ Память хвалится богатствомъ неоскуднымъ:
Она, хотя бы палъ, погибъ бы цѣлый свѣтъ,
Сильна его воззвать изъ мрачной бездны лѣтъ,
И видъ его блюсти для мысли любопытной
Во блескѣ красоты и славы первобытной.
В ъ немъ Разумъ свѣтится, единый изъ лучей
Отъ Солнца мудрости, начала всѣхъ вещей.
Онъ требуетъ на судъ воображенье, чувства;
Изъ дани ихъ творитъ науки и искуства,
Правленiе, законъ, гражданской жизни честь...
Но разум