4 июня 1944.
1. Снова я вижу назаретский дом. Маленькая комната, где Мария обычно трапезничает. Сейчас Она трудится над белым полотном. Откладывает работу, чтобы зажечь светильник, поскольку опускается вечер, и Она уже не так хорошо видит в зеленоватом свете, идущем из приоткрытой в сад двери. Также закрывает дверь.
Видно, что телом Она уже сильно располнела. Но все же Она очень красива. Шаги Ее по-прежнему легки, и все движения плавны. Нет ничего от той неповоротливости, что заметна в женщине, когда она близка к рождению ребенка. Лишь в лице Она изменилась. Теперь Она «женщина». Раньше, во время Благовещения, Она была юной девушкой с ясным и наивным личиком, как у невинного ребенка. После, в доме Елизаветы, к моменту рождения Крестителя, Ее лицо уже было отмечено каким-то более взрослым изяществом. Сейчас оно ясное, но нежно-величественное, лицо женщины, достигшей в материнстве полноты своего совершенства.
Она больше не напоминает дорогой Вам образ «Благовещения» во Флоренции, отче[1]. Когда Она была девочкой, я узнавала Ее в нем. Теперь же лицо более вытянутое и худое, глаза – больше и задумчивее. В общем, такое же, какое оно теперь у Марии на Небесах. Потому что сейчас Она и по внешности, и по возрасту напоминает Себя в момент рождения Спасителя.
В Ней – вечная юность того, кто не познал не только смертного тления, но даже и увядания старости. Время не коснулось Ее, этой нашей Царицы и Матери Господа, сотворившего время; и если в муках Страстей – муках, который для Нее начались намного, намного раньше, можно сказать, с той поры, когда Иисус начал благовествовать, – Она казалась постаревшей, то это старение было покрывалом, наброшенным скорбью на Ее нетленный образ. Действительно, с того мгновения, когда Она увидела воскресшего Иисуса, Она вновь становится тем цветущим совершенным Созданием, каким была до этих мучений, словно бы, приложившись к Святым Ранам, Она испила эликсир юности, который изглаживает следы времени и, более того, следы скорби.
Вот и восемь дней тому назад, когда я увидела схождение Святого Духа в день Пятидесятницы[2], я видела Марию «прекрасной, прекрасной, прекрасной и мгновенно помолодевшей», как я написала, а перед тем написано: «Она казалась лазурным[3] ангелом». Ангелы не знают старости. Они неизменно прекрасны от той вечной юности, того вечного Божьего присутствия, что отражается в них.
Ангельская юность Марии, лазурного Ангела, завершилась и достигла законченного совершеннолетия, которое Она принесла с Собой на Небеса и которое во веки будет сохранять в Своем святом прославленном Теле, пока Святой Дух не наденет на Свою Невесту обручальное кольцо и не увенчает Ее короной, теперь уже на глазах у всех, а не только в потайной комнатке, неведомой миру при единственном свидетеле в лице архангела.
Я захотела сделать это отступление, поскольку мне показалось это необходимым. Теперь возвращаюсь к описанию.
Итак, Мария теперь стала настоящей «женщиной», исполненной достоинства и изящества. Ее улыбка также обрела мягкость и величественность. Как же Она красива!
2. Приходит Иосиф. Похоже, он прибыл из селения, потому что заходит входной дверью, а не той, что ведет в мастерскую. Мария поднимает голову и улыбается. Иосиф тоже улыбается. Но, кажется, он делает это с трудом, как будто встревоженно. Мария вопросительно за ним наблюдает. Затем встает с тем, чтобы взять плащ, снятый Иосифом, сложить его и положить на скамью.
Иосиф садится за стол. Облокотившись на него и подперев голову одной рукой, другой он в задумчивости попеременно спутывает и распутывает бороду.
«Ты о чем-то беспокоишься?» – спрашивает Мария, – «Могу ли Я тебя утешить?»
«Ты постоянно меня утешаешь, Мария. Но на этот раз я обеспокоен серьезно … За Тебя».
«За Меня, Иосиф? А в чем дело?»
«К воротам синагоги прикрепили указ. Приказано провести перепись всех жителей Палестины. И нужно идти и отмечаться по месту своего рождения. Мы должны отправиться в Вифлеем…»
3. «О!» – перебивает Мария, кладя ладонь себе на живот.
«Ты потрясена, ведь так? Это тяжело. Знаю».
«Нет, Иосиф. Я не об этом. Я думаю… думаю о Священном Писании: Рахиль, мать Вениамина и жена Иакова, от которого произойдет Звезда[4], Спаситель. Рахиль погребена в Вифлееме, о котором сказано: „И ты, Вифлеем-Ефрафа, наименьший во владениях Иуды, но из тебя выйдет Властитель“[5]. Властитель, который был обещан роду Давида. Он родится там…»
«Ты полагаешь… полагаешь, что время уже пришло? О! Что же нам делать?» – Иосиф совершенно растерян. Глядит на Марию горестным взглядом.
Она замечает это и улыбается. Улыбается больше Себе, нежели ему. Улыбкой, которая как будто говорит: «Он человек, праведный, но человек. И видит по-человечески. Думает по-человечески. Пожалей его, душа Моя, и направь его на духовное в и дение». Но доброта побуждает Ее приободрить его. Она не вводит его в заблуждение, но лишь отводит его от беспокойства.
«Не знаю, Иосиф. Время очень близко. Но разве Господь не в состоянии замедлить его, чтобы избавить тебя от этой заботы? Он может все. Не сомневайся».
«Но путешествие!.. Кто знает, сколько там народу? Найдем ли мы подходящее жилище? Успеем ли вовремя, чтобы вернуться? А если… если Тебе придется стать Матерью там, что будем делать? У нас нет дома… Мы там больше никого не знаем…»
«Не сомневайся. Все пройдет хорошо. Бог и животному позволяет найти укрытие, когда оно рожает. По-твоему, Он не сможет найти его для Мессии? Мы доверяем Богу. Не так ли? Всегда Ему доверяем. Чем сильнее испытание, тем больше мы доверяем. Вложим же, словно двое детей, свои ладони в руку Божью, и Он поведет нас. Предадимся Ему полностью. Посмотри, как Он с любовью вел нас до сих пор. Даже самый лучший отец не смог бы сделать это с бóльшей заботой. Мы Его дети и Его слуги. Исполняем Его волю. Никакой беды с нами не случится. И этот указ – тоже Его воля. Кто такой Цезарь? Орудие Божие. С тех пор, как Отец решил простить человека, Он стал располагать события так, чтобы Его Помазанник родился в Вифлееме. Его, этого малейшего города Иуды, еще не было, а его слава уже была предрешена. Чтобы слава эта состоялась, и слово Божие не оказалось опровергнуто – а так получилось бы, родись Мессия где-нибудь еще, – вот, весьма далеко отсюда восстал некий правитель и подчинил нас, а теперь хочет познакомиться с подданными, теперь, пока этот мир в спокойствии… О, что значит наше скромное усилие, если подумать о красоте этого мирного мгновения! Представь, Иосиф. Момент, когда в мире нет ненависти! Может ли быть более благоприятное время для восхода „Звезды“, свет которой божествен, и которая источает избавление? О, не бойся, Иосиф! Пусть дороги небезопасны, пусть толпа затрудняет путь – ангелы устроят нам защиту и ограждение. Не нам: своему Царю! Если не найдем приюта, их крылья будут нам шатром. Ничего плохого с нами не произойдет. С нами не может ничего случиться: с нами Бог».
4. Иосиф глядит на Нее и блаженно внимает. Морщины на его лбу разглаживаются, возвращается улыбка. Он встает, уже без утомления и беспокойства. Улыбается: «Ты благословенна, Солнце моей души! Ты благословенна, что умеешь видеть все в свете Благодати, которой Ты наполнена! Тогда не будем терять времени. Так как необходимо как можно скорее отправиться и… как можно скорее вернуться, поскольку тут все готово для… для…»
«Для нашего Сына, Иосиф. В глазах людей Он должен быть таковым, помни об этом. Отец окутал тайной это Его пришествие, и нам не следует снимать с него покров. Он, Иисус, сделает это, когда придет час…»
Красота лица, взгляда, облика и голоса Марии, когда Она произносит это слово: «Иисус», – не поддаются описанию. Это уже восторг. На этом восторге видение прекращается.
5. Мария говорит:
«Прибавлю не много, потому что Мои слова – это уже наставление.
Привлечем внимание жен к одному обстоятельству. Слишком многие союзы распадаются по вине жен, не имеющих такой любви, которая есть всецелая деликатность, сострадание, моральная поддержка по отношению к мужу. Мужчину не тяготит то физическое страдание, что обременяет женщину. Однако тяготят всевозможные нравственные заботы. Необходимость работать, необходимость принимать решения, ответственность перед поставленными властями и перед собственной семьей… О! что только не тяготеет над мужчиной! И насколько он тоже нуждается в поддержке! Однако таков эгоизм, что на своего уставшего, унывающего, угнетенного, подавленного заботами мужа женщина накладывает еще и груз бесполезных, а подчас, несправедливых жалоб. Все это от ее эгоизма, не от любви.
Любить – не значит удовлетворять свои собственные чувства и интересы. Любить – значит, превосходя чувство и интерес, угождать тому, кого любишь, оказывая его духу помощь, в которой тот нуждается, чтобы он имел возможность расправить крылья в небесах надежды и покоя.
6. Еще одно обстоятельство, на которое обратим внимание. О нем Я уже говорила. Но настойчиво повторяю: доверие Богу.
Именно к доверию сводятся христианские[6] добродетели. Доверие – признак обладания верой. Доверие – признак упования. Доверие – признак любви. Когда любят, надеются, верят в кого-нибудь, то ему доверяют. В противном случае доверия не будет. Бог заслуживает этого нашего доверия. Если мы его испытываем по отношению к некоторым жалким людям, способным на неверность, почему же мы отказываем в нем Богу, который верен всегда?
Доверие также означает смирение. Гордый говорит: „Я сам по себе. Я ни на кого не положусь, потому что тот – бездарь, этот – лжец, а тот – самодур…“. Смирение же говорит: „Я доверяю. Почему бы мне не доверять? Почему я должен думать, что я лучше другого?“. И еще с бóльшим основанием оно говорит о Боге: „Почему я должен не доверять Тому, кто благ? Почему я должен считать, что способен обойтись своими силами?“. Бог дает Себя смиренному. Но удаляется от того, кто горд.
Доверие есть также послушание. А Бог любит послушного. Послушание – это знак того, что мы признаем себя Его чадами, признаем Бога Отцом. А отец – если он истинный отец – может только любить. Бог – наш истинный Отец, и Отец совершенный.
7. Третье обстоятельство, над которым вам хорошо бы поразмышлять. И оно опять-таки основано на доверии.
Всякое событие происходит, только если Бог попускает его. Ты могуществен? Ты таков – потому что Бог допустил это. Ты подчиненный? Ты такой, потому что Бог допустил это. Так что старайся, могущественный, не обратить это свое могущество себе во вред. Все равно это будет „во вред тебе“, даже если вначале покажется, что во вред другим. Поскольку, хотя Бог и попускает, но не попустительствует; и если ты переходишь границы, Он поразит тебя, и ты будешь сокрушен. Ты же, подчиненный, старайся сделать это свое состояние магнитом, чтобы притянуть к себе небесное покровительство. И никогда не проклинай. Предоставь заботу об этом Богу. Это Ему, Господу всех, принадлежит право благословлять и проклинать Свои творения.
Иди с миром».
[1] Обращение к духовнику, отцу Мильорини.
[2] Видение произошло 28.05.1944, в день Пятидесятницы.
[3] Тогда Мария была в темно-голубом одеянии.
[4] (Числ. 24:17)
[5] (Мих. 5:2)
[6] Вера, надежда и любовь.