Жизнь Галины Тиховой много лет протекает под сенью Леушинской иконы
24-25 апреля в Череповецкой епархии отмечают 100-летие памяти игумении Таисии (Солоповой) и 140-летие с момента основания Леушинского Иоанно-Предтеченского женского монастыря. Совместно с мэрией города составлена обширная программа празднования – концерты, выставки, презентация книги. В Череповецком госуниверситете пройдут Таисиевские чтения. Давняя наша читательница сообщает: «На второй день планируется поездка в Мяксу, с мечтой побывать на острове, который остался от монастыря. Но мы, мяксинцы, думаем, что лёд будет ещё наплаву. Хотя надеемся».
Осенью прошлого года наши корреспонденты побывали в тех местах. Уже не в первый раз…
РОМБИК С ТОЧКОЙ
…Прошло почти десять лет, когда мы в последний раз останавливались здесь. Точно так же за деревьями мелькали синие осколки бесконечного Рыбинского водохранилища, как вдруг глазам предстал высоченный Поклонный крест на самом берегу – а далее огороды, аккуратные домики старинного села Мякса. В тот раз мы спешили: сфотографировали свежий сруб будущей церкви в центре села, попытались найти председателя общины. «Их нет дома», – сообщила соседка из-за забора, отложив в сторону грабли. С мужем она убирала палисадник от зимнего мусора. Здесь, на Севере, весна поздняя, и снег только-только сошёл. Женщина представилась полным чином: «Галина Борисовна Тихова, заместитель председателя приходского совета при строящемся храме в честь иконы Божией Матери «Аз есмь с вами и никтоже на вы», именуемой «Спасительница России». Эта икона была главной святыней Леушинской обители, которую затопили при устройстве Рыбинского водохранилища. А ещё я преподаю в обычной школе и веду воскресную школу. Вы-то по какому делу?»
|
|
Так, у забора, мы тогда и поговорили («По пророчеству игуменьи», № 492, июнь 2005 г.), не воспользовавшись приглашением войти в дом. Узнали общую обстановку, посочувствовали горю Тиховых – прямо на этой дороге, где мы стояли, шесть лет назад погиб их сын Валера, разбился на мотоцикле. После этого женщина дала обет, что все силы отдаст, чтобы в Мяксе появился православный храм. «Валеру я успела крестить, – вздохнула женщина, – а вот другого сына никак не получается к вере повернуть».
Как-то теперь она поживает? Проезжаем по центру села, крестимся на новенький пятиглавый храм. По благословению вологодского епископа освятили его не во имя Леушинской иконы, как предполагалось ранее, а в честь Преображения Господня. Многое здесь поменялось… На этот раз к поездке в Мяксу мы лучше подготовились, созвонившись с давней читательницей и другом нашей газеты Идой Александровной Климиной. Она нас и встретила, на ночёвку у себя устроила и в школу проводила – к Галине Борисовне Тиховой.
– Галина уже на пенсии, но без детей жить не может, занимается с ними по программе «Истоки», – поясняет по дороге мяксинская старожилка. – Она позже в школу подойдёт, за пирожками к чаю забежала, а мы пока школьный музей посмотрим.
* * *
В Мяксе два музея – в воскресной и общеобразовательной средней школе. Причём первый не уступает второму. Начало ему положила удивительная находка – сундучок, принадлежавший неизвестной монахине Иоанно-Предтеченского Леушинского монастыря. В нём хранилась книга святого праведного Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе», которую батюшка сам подписал в дар основательнице обители – игумении Таисии. Лежали в нём и несколько книг со штампом Леушинской женской учительской школы, а ещё фотография последней настоятельницы игумении Агнии, расстрелянной в 1937-м. Затем к этим реликвиям добавился камень, лежавший в основании одного из храмов затопленной обители, портрет св. прав. Иоанна Кронштадтского с дарственной надписью жителям села Ильинское, различные предметы леушинских сестёр, живших после закрытия монастыря в деревне Романово.
|
|
Но поначалу мы пошли в музей средней школы. Один из залов его также посвящён Леушинской обители и рукотворному «великому потопу». На стене нарисованы храмы, словно всплывшие из глубин Рыбинского водохранилища, а на полу – камни и земля.
– Если сесть на пол, то потрясающий эффект, словно на берегу водохранилища находишься, – поясняет Ида Александровна. – Детишкам нравится вот так на полу экскурсоводов слушать.
– А камни настоящие?
– Камни с самого Леушина, с острова, который появляется из-под воды время от времени. Так ведь, Дим?
Экскурсовод Дима Марченков, ученик 9-го класса, подтверждает:
– Да, камни оттуда. И землю тоже на острове собирали.
– Ну, ты начинай, гости ждут… У нас, знаете, все экскурсии в музее ведут сами дети.
Дима Марченков проводит экскурсию
Дима не моргнув глазом сразу же громким, профессионально поставленным голосом начал:
– Здравствуйте, мы с вами находимся в музейной комнате, которая посвящена истории создания Рыбинского водохранилища и затопленной территории. Водохранилище было образовано в 1941–1947 годах и по площади примерно равно территории нынешнего Вологодского района. 3 апреля 1941 года был перекрыт последний пролёт плотины, и воды трёх рек – Мологи, Шексны и Волги – стали выходить из берегов и затоплять молого-шекснинское междуречье. Появление рукотворного моря навсегда убрало с географической карты старинный русский город Мологу, подтопило города Калязин, Углич, Весьегонск, Пошехонье, районные центры Мышкин и так далее. Для примера: Весьегонск был затоплен на три четверти. Вместе с Мологой под воду ушло около 700 сёл и деревень, Леушинский монастырь, Югская пустынь, 140 церквей. Под воду ушли луга и леса, более того – ценный уклад жизни и быта наших предков. Основную часть работ по строительству плотин выполняли заключённые, руководил работами инженер и видный начальник НКВД Яков Рапопорт.
|
|
Школьник подводит нас к двум картам-рисункам – какими были окрестности Мяксы до и после затопления
– Вот здесь, – показывает указкой, – была деревня Пестовка, которую прославил великий художник Василий Верещагин. А здесь под водой находится село Логвиново, где в 1836 году в семье сельского священника родился Елпидифор Васильевич Барсов – знаменитый собиратель и исследователь русского фольклора, выпустивший три тома «Причитаний Северного края». Затопило и село Ольхово, родину известного кардиохирурга академика Николая Михайловича Амосова.
А вот план Леушинского монастыря. Два каменных собора, золотошвейные и иконописные мастерские, духовная школа. Игуменья Таисия обладала ещё уникальным поэтическим даром, её труды есть и у нас в музее. С 1999 года ежегодно 6–7 июля в Мяксе проходят молитвенные Леушинские стояния, которые мы видим здесь на фотографиях. А цветные снимки на этой стене принадлежат Прокудину-Горскому, который в начале ХХ века по указу царя Николая II путешествовал по Российской империи и фотографировал красивейшие места. Здесь он сфотографировал игуменью Таисию на веранде сестрического корпуса. Несколько балясин этой веранды есть и у нас в экспозиции, их принесла в музей жительница Мяксы Ида Александровна Климина…
Переглядываемся с Идой Александровной, та кивает головой, мол, было такое дело. А школьный гид продолжает:
– В Мяксе почти уже построен храм, и мы надеемся, что одна из этих балясин будет вставлена в перила лестницы на колокольню. На этом наша экскурсия закончилась, спасибо за внимание.
– Вам спасибо, – говорю девятикласснику. – На экскурсиях вам обычно какие вопросы задают?
– Много спрашивают про крест, откуда он. Вот этот…
Дима показывает на небольшой резной крест, какие обычно венчают храмовый иконостас.
– И откуда он?
– Из Рыбинского водохранилища. Его в музей рыбаки принесли. Возможно, он из Леушино.
– Как думаешь, этот музей обычным людям нужен? Или только он для школьников, которым всё это на уроках показывают?
– Мне кажется, это надо всем показывать обязательно, – ответил парень. – Особенно тем, чьи дедушки и бабушки здесь родились и жили.
Ида Александровна поддержала девятиклассника:
– Знаете, из разных концов страны, даже из зарубежья приезжают потомки тех, кто давно переселился из Мяксы. Берут землю у нашего Поклонного креста, чтобы отвезти на могилы родителей. И сюда заходят… Где ещё они узнают про свою прародину?
Уголок школьного музея
Идём дальше по залам, разглядывая экспонаты, которым позавидовал бы иной «взрослый» краеведческий музей. Женская одежда начала века – приталенные кофточки, юбка из пестряди. Образцы местных узоров на домотканой холстине. Гид поясняет, что вышитый красный конь означает мужское начало. Образ фигуры с поднятыми вверх руками – мать-земля. А ромбики с точками внутри – засеянное поле.
– А тебе самому что здесь интересно? – спрашиваю Диму.
– Если бы пришёл послушать экскурсию? – поразмыслил он. – Очень интересно узнать про Леушинский монастырь, который сейчас под водой. И старинные фотографии разглядывать интересно. Словно смотришь глазами дедушек и бабушек. Ничего этого как бы уже нет, но всё равно осталось, никуда не делось.
ПЕРЕМЕНЫ
На первом этаже школы есть комнатка, которую дети своими руками отремонтировали, обклеили весёлыми обоями – для чаепитий после занятий по программе «Исток». Галина Борисовна Тихова, руководитель этой программы, уже вскипятила чайник, на столе нас ждут пирожки и булочки.
– Помните нас, мы в 2005 году проезжали через Мяксу и с вами разговаривали? – спрашиваю у женщины, которая за десятилетие внешне почти не изменилась.
– Как же не помнить! – смеётся она. – Стали меня фотографировать, а я в рабочей одёжке, с граблями в руках.
Спрашиваем, почему она ушла из воскресной школы, переключившись на «Исток». Оказывается, за прошедшее время произошли кое-какие перемены.
Воскресную школу Тихова, учительница начальных классов, создала в 2002 году, когда вместе с другой преподавательницей, Еленой Григорьевной Борисенко, взялись хлопотать о строительстве храма. На занятия привлекла не только детей, но и взрослых, в том числе свою 80-летнюю маму. Специально закончила катехизаторское отделение Вологодского духовного училища, чтобы рассказывать о Законе Божьем профессионально – иначе педагог с большим стажем и не могла.
– Всё делали одновременно: и в душах храм созидали, и в брёвнах, на земле, – вспоминает она. – У меня дневники с той поры сохранились, сейчас читаю и плачу. А как деньги добывали… Обратились в Череповецкое объединение «Азот», и там первые 80 тысяч рублей выделили. Смогли заложить фундамент. А потом ездили с протянутой рукой. Берём автобус в школе, едем в город, там увидим вывеску какой-нибудь фирмы – заходим, просим. Больше радости было от воскресной школы, ведь прямо на глазах люди преображались. Поначалу-то некоторые вообще тёмные были, думали, что Богородица и Дева Мария – две разные святые. Глядь, через несколько занятий они уже осмысленные вопросы задавать начали, со знанием дела. Для детей летние лагеря организовывали, ходили в пешие походы, в паломничества ездили. Время новых и новых открытий!
А какое было лето 2004 года! Отец Владимир Беляев, который приезжал к нам из Череповца, одновременно крестил в реке 49 человек. Весь берег был усыпан людьми – родственниками и теми, кто просто пришёл приобщиться к духовному празднику. Первые годы была такая любовь, такое ощущение душевного соединения в Боге!
Леушинские стояния тогда объединяли всю Россию. Представьте, в 2005 году на стояние приехало 12 батюшек, один даже с Дальнего Востока. Это не говоря уже о просто мирянах. Я спрашивала некоторых, что их позвало сюда из такого далёка. Оказывается, многие о молитвенном стоянии узнали случайно. Один москвич где-то прочитал, приехал, молился со всеми, а затем ещё на три дня остался, работал трудником на храме.
– Стояния начались, кажется, ещё в 99-м году?
– Да, в последний год ХХ века. Тогда в Мяксу из Петербурга приехало четверо прихожан во главе с протоиереем Геннадием Беловоловым, настоятелем Иоанно-Богословского храма. Этот храм до революции принадлежал Леушинскому подворью, и память об обители там берегут. Они установили Поклонный крест на берегу и совершили первый молебен. Такие же кресты поставлены и в других местах по берегам водохранилища, в Ярославской и Тверской областях – Брейтово и Весьегонске. То есть ничего необычного в этом не было. Но в 2006 году Вологодский владыка Максимилиан не благословил встречать праздник Иоанна Предтечи на берегу водохранилища, только в храме. Наверное, слишком хорошо тогда нам было… Но знаете, никакой экзальтации я не видела. И когда на иконе Божией Матери появилась роса, и когда в 2005-м на небе явилось знамение – никто на колени не падал и руки не воздевал с охами да ахами. А представили, будто у нас особый культ какой-то. Прошло три года, и стала я слышать упрёки, что мой духовный отец «не местный», а питерский. Но так ведь сложилось, что первым моим священником стал отец Геннадий, не буду же я просто так менять духовного отца! И я целиком переключилась на программу «Исток». К тому времени, когда я оставила воскресную школу, в ней было более 70 учеников. Для небольшого села, считаю, это хорошее достижение. И школа, слава Богу, живёт, развивается. С радостью смотрю на это.
ДОБРАЯ ИГРА
– И как дальше у вас сложилось? – спрашиваю заслуженную учительницу.
– Вместе с Еленой Григорьевной Борисенко мы открыли объединение «Исток», стали вести его в школе на общественных началах. До этого я уже пятнадцать лет преподавала «Истоки», написанные замечательным вологодским педагогом и академиком РАЕН Камкиным, с которым сама не раз встречалась. Мы официально представляем курс так: «Изучение лучших традиций нашего народа, основанных на православии, основной государственной религии».
Упор у нас не на теорию, а на практику. Например, в обычной программе «Истоки» есть раздел, посвящённый почитанию родителей. Но мы не просто рассказываем о том, что их надо любить, а касаемся конкретных судеб. И знаете, после наших уроков многие дети иначе на своих мам стали смотреть, когда узнали, какие трудности они в своей жизни преодолели, чтобы вырастить их. Такое ведь вблизи не замечается.
А ещё народную культуру мы передаём через спортивные игры, что бывает доходчивей для детей. Папа мой физруком работал, мастер в двух видах спорта, и я спортом занималась всю жизнь. И с детства была такая идея: со спортом соединить другие уроки. И вот на сегодня мы с детьми разучили сорок три русских народных игры.
– Сорок три? – удивляюсь. – А я, кроме русской лапты, о других и не слышал.
– Лапта и вправду самая известная – лапта упоминается в древнерусских рукописях, археологи находили кожаные мячики и биты при раскопках древнего Новгорода. В разное время игру использовали в армии как средство физической подготовки – так было и при Петре I, и в Красной армии. В конце 50-х и начале 60-х в РСФСР проводились официальные первенства по лапте, затем был перерыв до 1986 года, и с начала 2000-х действует уже и Федерация русской лапты России, которая охватывает 46 регионов.
Что замечательно, эта игра не требует дорогостоящей экипировки и специального поля, достаточно иметь ровную площадку. И она очень интересная – в моей школе ребята сразу увлеклись. Собираемся проехать по нашему району и научить лапте всех ребят. В одной деревне уже организовали местную команду из 12 человек. Цель такая – организовать в будущем районный турнир.
– А чем русская лапта лучше американского бейсбола?
– В одной череповецкой школе я видела, как в бейсбол играют. Лично мне не понравилось. Там нападают, используют силу, один давит другого. Конечно, в лапте тоже ценятся скоростные качества: ударил по мячику, и надо успеть пробежать туда и обратно, при этом видеть площадку, быстро ориентироваться в зависимости от того, к кому попал мяч. Но у нас есть и другое… есть место дружеской поддержке, милосердию и христианскому состраданию.
Бывает, так сильно попадут мячом, что кто-то и заплачет. Ребята подходят к младшим и по голове погладят, и за плечики обнимут, скажут доброе слово. Сам принцип русской лапты таков, что в процессе игры это возможно, а не как в бейсболе, где кровь из носу нужно поразить соперника. Или кто-то упадёт, ушибёт ногу – тоже можно подойти помочь. Одно дело – я читаю им православные книги про сострадание, и другое – сострадать реально. А в лапте всё это инициируется: сострадать и помогать. Также она учит не только выигрывать, но и достойно проигрывать, что наши современные дети вообще не умеют делать.
– Как не умеют?
– Начинают злиться, ругаться, мол, вы выиграли нечестно. Но у нас такого уже нет. Проиграл – значит, соперник сегодня сильнее, и нужно работать, повышать своё мастерство. А если выиграл – не хихикай над побеждённым, ведь завтра ты можешь оказаться на его месте. У меня целые уроки посвящены тому, как выигрывать и проигрывать. И русская лапта помогает, потому что в ней нет бешеной соревновательности, как в иных видах спорта.
Мы в «Истоке» стараемся привить детям лучшие народные традиции, на чём должна стоять Россия. Например, русский принцип «уговор дороже денег». Раньше на этом вся экономика держалась, купеческие сделки на слово заключались. Обманешь – и конец твоему бизнесу, никто с тобой дела иметь не будет. Уважаешь своё слово – и ты уважаем. Ещё чем всегда был силён народ – душевная щедрость. Вроде бы такая мелочь – встретить гостя пирожками, налить ему чаю. А наши гости удивляются, какие ребята у вас обходительные, заботливые. Так ведь это же норма!
Балясины в леушинском уголке музея
Или вот пример. Мы постоянно ездим в детский приют, где мои ребята показывают спектакли, играют с ними. В том числе научили приютских русской настольной игре «Пешки» – там осиновые чурбачки, наполовину расколотые, и нужно щёлкать по ним, определённые правила есть. И вот старшие мои дети организовали турнир на четырёх столах. А я просто наблюдаю со стороны. И ученики-то мои так по-доброму… еле сдержалась, чтобы не разреветься. Гляжу: специально по пешке не попадают, чтобы дать поиграть другим. У одного мальчишки приютского плохо получалось, он расстроился, и Анжела Корешкова к нему подошла, по голове погладила: «Ты научишься, мы же тоже не сразу научились». Господи! Да ради этого и стоит работать.
* * *
После посещения школы пошли в храм. По дороге спрашиваю Галину Борисовну:
– А помните, вы о сыне жалели, который в Вытегре живёт, что он не церковный?
– Слава Богу, крестился. И вся семья его тоже.
– Второй сын у вас ведь был уже крещён?
– Да, я сама тогда крестилась вместе с ним, с Валерой. И погиб он крещёным, вот на этой дороге разбился ночью на мотоцикле. В прошлом и позапрошлом году мы с мужем проводили турнир по русской лапте в память о Валере. Вы бы видели, как дети играли! А потом после награждения, на чаепитии, так сердечно себя держали. Просто сидели вместе как одна большая семья… и, Боже, как же было хорошо!
Крестимся на Преображенский храм. Пока Ида Александровна ходила за ключами, вспомнила один случай:
– Из Череповца к нам в Мяксу приехала экскурсия школьников-второклассников. Ну совсем ещё малыши. Коля Смирнов – бригадир, который на храме работает, – всё им показал. Затем мы повели детей в подвал, где у нас временная звонница. Там колокола подряд висят, от большого к маленькому. Дали им позвонить. И была в группе девочка ростом чуть ли не с дюймовочку. Я стояла недалеко от входа, вижу: один выходит, второй, осталась одна эта маленькая девочка. Она подошла к самому маленькому колоколу, ударила и стоит… Я так почувствовала, что она пьёт этот звон. Потом как бы очнулась, посмотрела на колокол и сказала тихо колоколу: «Спасибо». И пошла, пропитанная этим звоном. Ну разве ради этого не стоит жить и работать?!
Фото Игоря Иванова
(Окончание. Начало в № 729)
Леушино в 1950-ые годы
Дома и люди
– Обычно паломников мы в чайном домике принимаем, но холодно ночью-то, а печка там не исправна, – размышляет озабоченно Ида Александровна. – Положу-ка я вас у себя в доме, на втором этаже, там самая теплынь будет.
В сопровождении старожилки села Мякса мы с Игорем идём по деревенской улочке, возвращаемся из школьного музея и новопостроенного храма. Адрес Иды Александровны Климиной – очень бодрой, жизнерадостной женщины – ещё в Вологде дала нам давний наш автор и друг газеты монахиня Кирилла (Червова): «Она всё в Мяксе знает, предки её помогали Леушинский монастырь строить».
– А почему домик чайный? Для чайных церемоний, что ли? – шутит Игорь.
– Его так в Леушинском монастыре называли. Наверное, для паломников был устроен, – предполагает мяксинская старожилка. – Чайный домик – единственное монастырское строение, сохранившееся после затопления. Но об этом отдельно рассказывать надо…
Дом прадеда И. А. Климиной: фото 1938 года и современный снимок
Хозяйка открывает калитку, входим во двор. Ну, не дом, а домище!
– И вправду двухэтажный, – удивляюсь. – А я думал, вы так мансарду называете.
– Так у нас в Мяксе многие в два этажа строились, семьи-то большие были.
За калиткой к крыльцу ведёт дорожка, выложенная из каменных плит, и хозяйка поясняет:
– Прадед мой, который в 1890-х годах этот дом построил, заранее камень заготовил, чтобы фундамент укрепить, когда строение просядет. А пока перед крыльцом положил, чтобы чисто входить. И вот уж сотню лет чисто ходим, и дом стоит… А камня в Мяксе много: начнёшь колодец копать, так замучаешься. До революции Вонифатий в тетрадке своей записал: «Приходила игуменья, просила возить каменья в Леушино».
– А кто это, Вонифатий?
– Летописец наш сельский. Ну как летописец, кузнецом он был… о нём тоже разговор отдельный. Давайте-ка сначала я вас покормлю.
* * *
Русская печь, лавки по стенам, деревянный стол, иконы в красном углу. Где-то за гранью слуха ощущается, как поскрипывают-дышат бревенчатые стены и стропила. Живой дом. А хозяйка, угощая ужином, рассказывает его историю. Она, конечно, не в брёвнах, а в людях, давших дому душу:
– Прадед мой, Иван Иванович Ионин, плотником был. Видите, как полы настелены? Иголка в щель не упадёт. Он многим дома строил – и Вонифатию-кузнецу, и, возможно, монахиням в Леушино. Детей у него было семеро. Сначала родились три сына, затем четыре дочери – Анна, Евлампия, Федосья, Александра. Первого сына, моего деда Дмитрия, отправили в Сибирь в 1932 году как врага народа, там он и умер с голоду в 60 с чем-то лет. Второго, Михаила, вообще неизвестно за что арестовали, он прямо в тюрьме умер. А третий сын, Александр, был глухонемой, и его не тронули. Так здесь и жил, работал в колхозе. А сёстры – одна была слепая, вторая занималась только домашним хозяйством, третья в колхозе за телятами ухаживала, а четвёртая вышла замуж в соседнюю деревню.
– А почему вашего дедушку, Дмитрия Ивановича, во враги народа записали? Зажиточным был?
– Да обычный крестьянин. Тут как получилось. Когда ему понадобилась лошадь то ли по дрова, то ли ещё что, он написал заявление и пришёл в правление сельсовета, лошадь-то просить. А там ему сказали: ты пьяный, не дадим лошади. Дедушке обидно стало: «Я хоть и выпил, да лучше вас, трезвых коммунистов, проеду». Начался спор, то да сё, шум поднялся, и его сестра увела. Потом говорила: «Всю жизнь жалела, что не заперла его в доме». Потому что он снова пошёл в правление и там уже по-настоящему начал шуметь, правду искать. Ну как ему не дать лошади, если он в колхозе старший конюх, а своих-то лошадей ещё раньше туда, в колхоз, отдал? Ан нет, не дают. И что из этого получилось. Есть у меня вырезка из районной газеты «Вперёд», там сообщается, что Дмитрий Ионин в правлении ругался «пощадными» словами – то есть «площадными», опечатка такая – и что он якобы кого-то ударил и является врагом народа. Был суд, описали его имущество и дом, который стоял через дом отсюда. Всё это выставили на торги, задёшево, но никто из мяксинских покупать не пришёл. Тогда ведь дружно деревенские жили, друг дружке помогали. И какой же он «враг народа», если народ жалел его, что судят ни за что?
Дмитрий Иванович не только с лошадьми хорошо управлялся, но, как и отец его, был знатным плотником. Это он чайный домик в Леушино разбирал и сюда перевёз, всё в точности обратно собрал. А когда другие работники в 1938 году келейный корпус перевозили, то после них собрать было трудно. Об этом написал мне в 2006 году наш земляк Николай Бурцев: «Помню, как собирали леушинский двухэтажный дом. Штабеля и груды старых брёвен, досок, косяков, рам вызывали какое-то непонятное тревожное чувство. Особенно угнетало большое число выломанных переборок… В Леушино их некогда было аккуратно разбирать».
– Чайный домик перевезли перед тем, как монастырь затопили?
– Нет, это ещё в 29-м году было, до затопления. В Мяксе во время сенокоса большой пожар случился, и сгорел дом тестя моего дедушки. А в монастыре детский дом для трудновоспитуемых располагался, у них и купили.
– Построить самому дом дорого было? – интересуюсь.
– В разное время по-разному. Из тетрадки Вонифатия знаю, что он построился за свой месячный заработок. А он как кузнец имел доход в сто рублей.
– Большие деньги, – сомневается Игорь. – До революции корова шесть-семь рублей стоила.
– Так в старину говорили: «Коня продаст – гармошку купит». Дёшев скот был. Да и что там сто рублей. Дети мои играли и в доме 4 тысячи нашли, царскими ассигнациями. Ещё прадедушкины. Тётушка увидела столько денег, заохала: «А тятя всё не хотел нам платья покупать!» Видно, на чёрный день копил.
– А где нашли-то?
– На чердаке. В нашем доме постоянно что-то находится. Перед самым вашим приездом на повети подметала и кусок газеты вымела с постановлением пленума ЦК КПСС об антипартийной группе Маленкова, Кагановича и Молотова. Это, считай, 1957 год. А поветь-то убирала, потому что плотники должны прийти, зимовку поднимать.
– Всё-таки просел прадедушкин дом?
– Так и не просел бы, если б не затапливало.
– То есть и до вас Рыбинское водохранилище добралось? – не понимаю.
– Не, это потоп наш, деревенского масштаба. Много лет назад дорогу надсыпали шлаком и песком, а на перекрёстке улиц забыли положить трубу. При советской власти отвечали, что нет трубы. Пришла новая власть, сказала: нет денег. Затем пришла нынешняя власть, и я сама эту трубу смогла купить, привезла на перекрёсток. Но уже возникла другая проблема, человеческая. Соседи вышли на дорогу: нам этой трубы не надоть, нам и так хорошо. Уклон-то от них идёт, им сухо, а что у нас с ближайшей соседкой каждую весну заводь образуется, уже не волнует. Так вот времена меняются.
– Чайный домик тоже подтапливает?
– Нет, слава Богу, хозяева ирригацию сделали. Одна половина дома принадлежит моим родственникам, а другую половину купила предприниматель из Карелии, которая постоянно приезжает на Леушинские стояния. И купила специально для паломников, чтобы можно было заночевать и просто отдохнуть, чай попить. Так что домику вернулось то предназначение, какое было в монастыре.
Село и город
Ида Александровна Климина
– Матушка Кирилла говорила, что вы стихи пишете, несколько книжек выпустили, – продолжаю расспрашивать мяксинскую старожилку. – По виду вы деревенская, а говор городской.
– Так я в городе и родилась, в Ленинграде, – простодушно отвечает Ида Александровна. – Ведь как получилось. Здесь, в Мяксе, мама закончила начальную школу, а чтобы учиться дальше, надо было жить в Череповце. Как её подруга рассказывала, сговорились они провалить вступительные экзамены, чтобы в Мяксе остаться. Наполучали «неудов», идут из города радостные. А дома отец, Дмитрий Иванович, ждёт. На табурет усадил и машинкой для стрижки по голове прошёл: «Вот тебе беседы». Видно, подумал, что моя мама хотела вместо школы ходить на беседы – вечеринки молодёжные. А она просто в город не хотела. Но так случилось, что отправили её даже не в Череповец, а в Ленинград – в няньки к старшему брату, который там в Смольном по комсомольской линии работал. В Ленинграде мама закончила вечернюю школу, устроилась на работу. Наступил 38-й год. Папа её, Дмитрий Иванович, уж несколько лет как умер в ссылке на Енисее, и тут вышел указ: родственников «врагов народа» выселить из Ленинграда в 24 часа. Мама вернулась на родину, вышла здесь замуж и с мужем снова поехала в Ленинград, купили они дом в Павловске. В 41-м году я родилась. Папу забрали на фронт, а нас 22 августа эвакуировали. Места в машине мало, а у мамы сундук с приданым большой, одних полотенец собственноручно вышитых 32 штуки – чтобы закрыть сундук, приходилось крышку ногой нагнетать. Соседки, две офицерские жены, сказали: «Мы ребёнка забираем, а ты оставайся со своим имуществом». Что ж делать – меня на руки, ключ в карман, и в кузов налегке. Приехали сюда, в Мяксу, к тётушкам.
Война закончилась – отец погиб в 41-м, дом в Павловске, который был под оккупацией, сгорел. Мама съездила туда, ей сказали: выбирай любой дом. Она посмотрела: здесь крыши нет, тут стена обрушена, угол выворочен. Без мужа такой дом не поднять. И снова вернулась в Мяксу, так что выросла я в этом доме. Ещё одна тётушка жива была, я её бабушкой называла, стояла вот тут и повторяла: «Помяни, Господи… помяни, Господи», – и эту душу, и ту. Всех родственников перечисляла. Икон, помню, было три, в том числе «Неопалимая Купина». А когда в 80-е годы моя дочка доросла до 15 лет, то стала чердаки исследовать и нашла две иконы – «Знамение» и «Троеручицу». Тётушка про них, наверное, и не знала. Я ж говорю, наш дом как бездонная шкатулка.
После школы работала я крановщицей и заочно училась в Политехе. Раз крановщица, то и приняли меня на специальность «Подъёмно-транспортные машины». Затем до самой пенсии работала в конструкторском бюро на Череповецком металлургическом комбинате. Других профессий не имею. Был, правда, 10-летний период, в кузнечном цехе трудилась – стала коллегой Вонифатию.
Ида Александровна смеётся. Спрашиваю:
– Вы Вонифатия часто упоминаете. Он мяксинская знаменитость?
– Теперь да. А до 2005 года о нём мало кто знал.
Молоточки на страницах
– Началось всё с одной находки, – рассказывает хозяйка дома. – Житель Петербурга, капитан первого ранга в запасе, пошёл по домашним делам на рынок. Видит: у торговой точки прямо на снегу лежат несколько книг и какая-то тетрадь, не хватило им места на прилавке. Жалко их стало. Ведь продавщица может забыть на снегу, а дворник заметёт метлой. Офицер поднял тетрадь, раскрыл, а там аккуратным почерком с буквой «ять» написано – дореволюционное. Купил, принёс домой, прочитал первую фразу: «28 августа здоблялись в Саниково по вату». Ничего не понял. А Саниково – это пять километров от нас. Видно, за ватой туда ездили. Ну и чего? Сел, говорит, за компьютер и давай расшифровывать дневник по словарям:
здобляться – это собираться, сряжаться по-нашему;
вистить – извещать, оповещать;
водопол – половодье;
вожовата – довольна, благорасположена;
насилуй – с трудом;
приторомко – утомлённо;
щювать – склонять, агитировать. И так далее.
Вот так писатель и офицер запаса Валерий Аркадьевич Колодяжный начал своё исследование. Позже священник Геннадий Беловолов, настоятель исторического Леушинского подворья в Санкт-Петербурге, назвал эту тетрадь современным «Словом о полку Игореве» – потому что она раскрыла неизвестную Россию конца XIX века. Потомственный мяксинский кузнец Вонифатий Иванович Ловков на трёхстах страницах описал жизнь за семь лет, начиная с августа 1885 года. Там есть и про Леушинский монастырь, который официально открылся как раз в 1885 году, и про наших мужиков, и про чиновников, и про Сенат, куда Вонифатий ездил искать правду.
– В Сенат? – переспрашиваю Иду Александровну.
– Ну да. Он к самому царю хотел попасть. Соседский помещик Журавлёв подал в суд на мяксинских мужиков, что они на его земле косят и лес рубят. Видно, путаница произошла из-за того, что у нас граница проходила между Ярославской и Новгородской губерниями – как выйдешь за околицу Мяксы в сторону Череповца, тут и Новгородчина начинается. Сначала Вонифатий со своим другом в качестве доверенного крестьянской общины поехал в Москву, где в Сенате хранился земельный архив, раздобыл там план межевания и писцовые документы. Затем отправился в Гатчину, в официальную резиденцию Императора Александра III, там лично подал Государю прошение от крестьян. Вернулся с другом в Мяксу – и сразу их взяли под стражу. Местные чиновники испугались, что крестьяне бунт собираются учинить. Три месяца понадобилось, чтобы выяснить: Ловков и его друг Овсянников всё делали по законам Российской империи.
Судебная тяжба тянулась четыре года. Вонифатий за духовной поддержкой пошёл к юродивой Евдокии Родионовой, которая жила при Леушинском монастыре. Блаженная была известная провидица. Например, она говорила, что Царя и Царицу убьют, начнётся страшная смута. Через тридцать лет так и случилось. Матушка Таисия, игуменья монастыря, стала записывать её пророчества уже после смерти старицы, со слов других людей. А Вонифатий записал их в свою тетрадку прямо от юродивой, сидя в её келье. Короче говоря, тяжба завершилась в Череповецком суде в 1886 году победой мяксинских крестьян.
– Действительно «Слово о полку Игореве», – удивляюсь. – И все эти перипетии он подробно описал? Почему же о его записках никто не знал?
– Так дневник-то личный. Что мне понравилось: хотя кузнец писал только для себя, на 300 страницах нет ни одного матерного слова. Слова «водка», «папиросы» и прочие подобные он писал латинскими буквами. А как он о своём сыне пишет! «Саша четырёх лет стоял у печки и говорил: «Скоро ли пирожки те уварятся, да, мама, мне каши напеки, да скоро ли будет дождь, да скоро ли будет гром, да скоро ли будет день, да скоро ли будет ночь, да скоро ли будет базар, да скоро ли будет праздник?»». Весь в папу, такой же любознательный.
После победы в суде Вонифатия зауважало волостное начальство и назначило его сельским старостой. Но кузнец тяготился «политикой», в дневнике записал про сельский сход: «В сходе все врозь… И до того мне стал противен сход, что не знаю, как и высказать. И думаю, что если Господь приведёт меня отвертеться от этого неправильного схода, то во всю жизнь не пойду никогда на сходы и закажу сыновьям… Даже в старосты не нужно садиться, и в старшины или в какие другие общественные правители. Не приведи Бог никого…» Особенно его возмутило, что двое односельчан пришли на сход пьяными.
По всему видно, что Вонифатия больше привлекала церковная община. Сам он был очень верующим, строго соблюдал посты, в Страстную пятницу ему доверяли нести Плащаницу. Был дружен с молодым и образованным мяксинским священником Василием. Ходили друг к дружке чай пить, серьёзные разговоры вели.
Валерий Аркадьевич Колодяжный составил алфавитный список всех имён, какие упоминаются в его летописи, и поехал в Череповец с такой мыслью: «А может, и Мяксы-то уже нет? Может, её затопило?» Приехал он в 2006 году вместе с группой кинематографистов Александра Анфёрова. Дал объявление по селу, что будет встреча в Доме культуры, этакий сельский сход, на котором по списку имён будет выясняться прошлое Мяксы. Перед сходом сказал: «Если никто не придёт на встречу, то я один встану перед церковью и зачитаю список этих людей». Церковь-то была тогда разрушена.
– И как, народ пришёл?
– Человек пятнадцать пришло, хотя клуб наш вмещает триста человек. Село большое стало, а старожилов мало, в большинстве приезжие из соседних деревень, поскольку у нас был передовой совхоз с благоустроенным жильём, а теперь передовой колхоз. Колодяжный зачитывал имена и спрашивал, кто-то есть в зале из родственников. Я один раз подняла руку, потом второй. Он: «Вы ведь уже поднимали руку». Я: «Так дедушек же двое!»