Дж. Р. Уорд
Наследие Братства Черного Кинжала, книга 4
«Кровавая правда»
Перевод: РыжаяАня
Редактура: Андрованда
Перевод осуществлен для группы vk.com/jrward
ПРОЛОГ
Рэксбун, кровный сын Элтэмэра, с закрытыми глазами мог завязать виндзорский узел на шелковом галстуке.
Этот навык он оттачивал не целенаправленно, скорее причина в обстоятельствах его жизни. Аналогично он хорошо разбирался в винах Domaine Coche-Dury[1], пьесах Шекспира и часах от «Одемар Пиге»[2]. Не знал, как и где он выучился этому, но он мог отличить картину Джона Фредерика Кенсетта[3] от Фредерика Эдвина Черча[4]. Знал, когда «Ролл-Ройс» приобрел «Бентли» (ноябрь 1931 года). Когда произошло их расщепление (31 декабря 2002 года). Как вести даму в вальсе. Где купить лучший костюм на Сэвил Роу[5].
В «Henry Poole & Co» – ответ на последний вопрос.
– Черт.
Он развязал узел у поднятого воротника своей рубашки, украшенной монограммами, и попытался снова завязать его. Наверное, с повязкой на глазах вышло бы лучше. Его глаза, очевидно, не справляются с задачей.
И на этой ноте, он опустил веки.
Проблема в том, что руки вспотели, а дыхание застревало в горле. Поэтому от удавки на шее, пусть и из лучшего шелка от «Эрмес», голова кружилась еще сильнее.
Дело в эмоциях. И это не удивительно.
Для членов Глимеры, аристократической верхушки вампирской расы, существовало всего две допустимых эмоции. Ты либо проявляешь умеренное одобрение, либо снисходительное, с-приподнятой-бровью презрение.
Не охренеть бы от вариантов. Словно выбираешь между восковой фигуркой и пластмассовым манекеном.
И ладно, когда на самом деле расстраиваешься из-за кого-нибудь или чего-нибудь… например, когда газонокосильщик неаккуратно подстриг твой плющ или на твою гребаную ногу уронили пианино («Стейнвэй»[6], разумеется)… тогда позволительно холодным тоном отпустить комментарий в сторону вышеупомянутого садовника или владельца концертного рояля, настолько категоричный, что им сразу захочется совершить самоубийство и отдать тем самым долг обществу.
Ни один из вариантов не применим к нему сейчас. Да и никогда не был.
Бун рывком подтянул узел к шее, а потом плавно дернул вниз два хвоста и открыл глаза.
Недурно. Вот неожиданность. Он справился.
Опустив воротник, он снял пошитый на заказ пиджак с напольной вешалки из красного дерева, накинул на плечи добротную ткань и закончил свой портновский ритуал, затолкав кораллово-голубой платок в нагрудный карман.
– Пора идти, – сказал он своему отражению.
Но он не отошел от зеркала. Смотря в зеркальное полотно в полный рост, он не узнавал темноволосого мужчину, что смотрел на него. Ни классические черты лица, столь характерные для аристократов. Ни широкую грудь, им не свойственную. Длинные ноги, увитые венами руки.
Предполагается, что ты должен четко видеть себя. Особенно когда стоишь в гардеробной своей спальни в собственном доме, с включенным светом и без каких-либо отвлекающих факторов.
Что тревожило сильнее: если окинуть взглядом каждую деталь его образа, он мог вспомнить до мельчайших подробностей все обстоятельства приобретения. Кто пошил рубашку, брюки и пиджак, как он выбрал их, когда их ушили по размеру. То же было верно и для вещей позади него, длинные ряды костюмов на медных плечиках, упорядоченные по цвету и сезону, цветные рубашки, сгруппированные как косяк рыбешек, марширующий строй начищенных до блеска, выполненных на заказ строгих туфель… каждый предмет гардероба он выбирал собственноручно.
И где он среди этого завидного гардероба?
Зная, что он не получит ответ на этот вопрос, Бун вышел из гардероба и пересек спальню и гостиную. Оказавшись в коридоре, он миновал цветы в вазах, стоявшие на полукруглых столах, ряды картин маслом и дальше – закрытую дверь в бывшие покои своей мамэн. Насколько ему было известно, в комнаты никто не заходил с момента ее смерти, замок на ее двери закрыли навечно.
Но дело не в безутешной скорби его отца.
Просто вопрос закрыли и отправили на полку. Спустя какие-то полгода в дом привели новую шеллан, словно купленную картину, со всеми правами и причитающимися привилегиями. И в том числе правом называться его мамэн.
Тот факт, что женщина не выполняла эту роль, даже роль мачехи, никогда не принимался в расчет, как и страдания Буна от потери своей матери. С другой стороны, Элтэмэр совсем не допускал проявления добрых чувств, в том числе по отношению к своей новой супруге. После свадебной церемонии Бун видел их вместе только на общественных мероприятиях.
Женщину подобная холодность нисколько не расстраивала. На самом деле, она испытывала по отношению к своему супругу столько же восторга, сколько Элтэмэр к ней, но, судя по постоянным доставкам от «Шанель», «Диор» и «Эрмес», сделка наполняла ее гардероб.
Ее покои располагались следом за комнатами его мамэн. А если и она отправится в Забвение? Бун мог поспорить, что одну из этих двух комнат вычистят, редекорируют и передадут во владение очередной женщины. Так же выбрасываешь дохлые батарейки, заменяя их на новые, словно какой-то части этого дома и жизни отца требуется компонент под названием «шеллан»… слава Богу, его легко заказать на «Амазон», когда старый придет в негодность.
Подумав о том, кто ждал его на первом этаже, Бун решил, что не стоит так поспешно судить других.
В этот момент он достиг покоев отца.
Буна никогда не пускали туда, поэтому дать оценку декору он не мог. Но он готов был поставить две третьих своей печени и одну почку, что там царил строгий порядок, и все было в темно-синем цвете.
Элтэмэр, наверное, появился на свет в темно-синем спортивном пиджаке и серой фланелевой рубашке с галстуком.
Когда Бун дошел до изогнутой лестницы, раздался тихий скрип под красной ковровой дорожкой из плюша, до боли знакомый, он не мог представить, что можно жить где-то не здесь. Его дом… дом его отца… не был радостным местом, но, как и с постоянным контролем за тем, чтобы все соответствовало хорошему вкусу, и навязчивой нуждой поступать правильно, он не знал иной жизни, подобные ограничители въелись ему в подкорку.
Нежеланные, но неотвратимые.
Как и брак по договоренности, к которому его склоняют.
Спустившись на первый этаж, он направился к гостиной, расположенной справа. Где за закрытыми дверьми его ждала женщина.
– Я могу вам чем-то помочь.
Бун остановился. Эти слова, если он верно расслышал, предполагали вопрос. Тон и отношение звучали как оскорбление.
Он развернулся. Дворецкий Марквист был не додженом, а вампиром-гражданским. Не считая его не типичного происхождения, в остальном он полностью соответствовал стандарту управляющего большим поместьем: одетый в униформу как из Букингемского дворца, с седыми волосами, зализанными гелем, подозрительным прищуром глаз и верхней губой настолько жесткой, что она наверняка резала тебя с каждым словом, вылетающим из этого рта.
Парень также отличался сверхъестественной способностью появляться не в том месте и не в то время.
Бун поправил узел на галстуке.
– Ко мне пришли гости.
– Да. Именно я впустил ее и сообщил вам об этом.
Бун уверенно встретил направленный в его сторону взгляд.
– И?
– Ваш отец отсутствует.
– Я в курсе.
– Вы будете с ней наедине.
– Мы будем в комнате для приема гостей с камерами по периметру. И, я уверен, ты изучишь все записи. Едва ли мы будем наедине.
– Я позвоню вашему отцу.
– Как и всегда.
Бун повернулся к мужчине спиной и собрался войти в гостиную. Но когда руки накрыли медные ручки, он не смог сдвинуться с места. Тем временем сзади послышалось злое пыхтенье, а потом Марквист, стуча подошвой по начищенному полу, словно высекая проклятья, демонстративно удалился во владения тряпок, сервировки столов и злобных взглядов. Бун медлил не из-за дворецкого, но это помогло избавиться от Марквиста.
– Дерьмо, – прошептал он.
Тело отказывалось двигаться, Бог его знает, почему. Вариантов достаточно. В итоге, он закрыл глаза, чтобы сделать глубокий вдох, и это помогло. Как и в случае с галстуком, без визуальной составляющей он смог собраться с духом.
Открывая двойные двери, он также открыл глаза.
Женщина стояла спиной к нему, перед окном высотой от пола до потолка, выходившим на переднюю лужайку, каскад малиновых штор из дамаста подчеркивали ее белокурые волосы и черно-розовый костюм от «Шанель». Отражение ее печального лица на стеклянном полотне напоминало портрет леди из прошлых веков, отстраненная, праведная, являющая собой образ женщины, которую невозможно встретить в наше время.
Рошель, урожденная дочь Ардэма, оглянулась через плечо, когда Бун закрыл за собой двери… и, встретив ее взгляд, он все понял.
Его накрыло облегчение.
– Бун, – произнесла она хрипло.
Он, казалось, впервые за последний месяц свободно вздохнул.
– Все хорошо. Я знаю, почему ты пришла.
– Знаешь?
– Когда ты позвонила мне напрямую, вместо того чтобы связаться по официальным каналам, я понял, что ты захочешь расторгнуть помолвку. И, как я сказал, все хорошо.
Она казалась удивленной, словно ожидала, что придется объясняться. Словно предполагала трудный разговор. Готовилась к его гневу и возмущению.
– Нет… не хорошо.
– Да. Иди сюда.
Когда он протянул руку, Рошель подошла к нему, но их ладони не соприкоснулись. Он предусмотрительно опустил руку до того, как она приблизилась, и увлек ее к дивану, просто указав на него. Когда они оба устроились на мягком сидении, в его голове мелькнула мысль, что они оба напоминают картонные копии своих родителей. Хотя их превращение состоялось всего пятьдесят лет назад, они с Рошель одевались и вели себя как трехсот-четырехсот летние вампиры: костюмы и туфли, скромные украшения для нее, карманные платки – для него. Идеальные манеры.
Умом он понимал, что это – не нормально. В этом нет ничего нормального, и речь даже не о договорном браке. В этом доме, в его роду не было ничего нормального, и внезапно его охватил гнев при мысли, что он собирался согласиться на пожизненный, нежеланный брак.
Спасибо Деве Летописеце, что Рошель оказалась храбрее его.
– Мне так жаль, – сказала она, шмыгая носом.
Он достал платок из кармана. – Держи.
– Какой бардак. – Взяв ткань, Рошель промокнула глаза. – Я… из всего делаю хаос.
Она расплакалась, и Бун хотел бы дружески обнять ее и успокоить. Но он ни разу к ней не прикасался и сейчас не лучшее время начинать.
– Мы можем отказаться от этого.
– Но я хочу. Правда, хочу. – Она прижала платок к носу и посмотрела на него. – Ты замечательный. Ты воплощаешь все, что я всегда хотела, но я просто… О, Боже. Не стоило этого говорить.
Бун улыбнулся.
– Приму это за комплимент.
– Я говорю от души. Я бы хотела полюбить тебя.
– Я знаю.
Она внезапно замотала головой, волосы взметнулись волнами.
– Нет, нет, нам придется согласиться. Не знаю, зачем сюда пришла. Бун, из этого не выбраться. Брак по договоренности не расторгнешь.
– Черта с два. Скажи всем, что сочла меня недостойным. Это твое право. Так ты… так мы… закроем этот вопрос.
– Но это несправедливо по отношению к тебе. – В ее глазах заблестели слезы. – Тебя осудят и…
– Я справлюсь с этим.
– Как?
Бун не знал. Но был уверен, что лучше убедить Глимеру, что он – невыгодная партия для женщины высшего класса, чем ввязаться в этот брак. Дело не в том, что ему не нравилась Рошель, и он не считал ее привлекательной. Она была умной и веселой, отличалась классической красотой. Со временем между ними могли возникнуть чувствами, но они были чужими друг к другу.
И, сидя наедине с ней, Бун смог ответить на вопрос, который задал себе в первую ночь: единственная причина, по которой он согласился на это – мысль, что он справится лучше, чем его отец. На самом деле, он вознамерился преуспеть там, где его отец потерпел крах, соблюсти ожидания Глимеры, но прожить при этом настоящую жизнь.
Но победа в этой гонке даст ему пустую награду… в виде брака с женщиной, которую он не любит… только чтобы доказать что-то мужчине, который, без сомнения, и не заметит ничего, выбивающегося из его «нормальности».
– Все будет хорошо, – повторил он.
Рошель сделала глубокий вдох.
– Не хочу, чтобы ты решил, что я поторопилась с решением, позвонив тебе. Что была импульсивна.
Импульсивна? Ну да, речь же о том, чтобы подписаться на брак длиною в семь столетий с вероятностью зачатия ребенка и возможной смерти, когда они провели всего два чаепития под строгим надзором, обязательный родительский ужин и коктейльную вечеринку, на которой объявили о предстоящем браке. В общей сложности он провел пять часов в компании Рошель и, до этого мгновения, в присутствии посторонних.
– Бун, я хочу объясниться. Я люблю… кое-кого.
Он улыбнулся, гадая, каково это испытывать подобное чувство.
– Я очень рад за тебя. Любовь – это дар божий.
Рошель отвела взгляд, выражение лица стало собранным.
– Спасибо.
Бун хотел спросить о ее мужчине. Но, с другой стороны, несмотря на помолвку, фактически они являлись абсолютно чужими друг другу, поэтому спрашивать о таком – бред сивой кобылы.
Она считала, что сложно разорвать помолвку? Попробуй расторгнуть заключенный брак.
– Просто скажи им, что я недостоин, – настаивал он. – И сможешь выйти замуж за другого.
Когда Рошель снова посмотрела на него, он обратил внимание, что ее голубые глаза были такого же оттенка, что и его. И это вызывало раздражение. С ней все в порядке, просто… хватит с него родовитости. Не считая его темных волос, у них был настолько схожий цветотип, как у брата с сестрой, и это было жутко.
Рошель расправила его платок на своих коленях, скользя пальцем по инициалам, вышитым в центре квадрата.
– Значит ты… ты тоже этого не хочешь?
– Думаю, было бы легче, будь мы знакомы… – хорошо знакомы – … и сами выбрали это. В Глимере браки заключаются по иному принципу, но почему так? Мои отец и мамэн никогда не были счастливы вместе, а их брак тоже был заключен по договоренности. После ее смерти отец повторил все сначала, с тем же успехом. Какая-то часть меня хотела показать ему, как все должно быть, но, честно говоря… особенно учитывая тот факт, что ты влюблена в другого? Наши шансы на «долго и счастливо» преступно малы, да и зачем вообще начинать?
– Я не могу навлечь на тебя такой позор. Это не честно.
– Не обманывай себя. Если выбрать иное оправдание, социальные последствия для тебя будут откровенно жестокими. Мужчине, которого ты любишь, не разрешать жениться на тебе. До конца твоей жизни тебя будут считать испорченной, непригодной для достойного хеллрена. Вдобавок к этому, твой род будет опозорен, и вина ляжет на тебя. Хочешь сказать, что с удовольствием предпочтешь такой результат?
Рошель вздрогнула.
– Ты тоже подвергнешься определенному остракизму.
– Который не сравнится с тем, как Глимера поступит с тобой. Уж лучше меня пообсуждают на вечеринках в течение года и лет десять будут косо посматривать в мою сторону, чем ты разрушишь две жизни – свою и любимого мужчины.
Рошель покачала головой.
– Ты берешь удар на себя. Почему ты делаешь это ради другого?
– Не знаю. Наверное… любовь стоит жертв. Даже чужая.
– Ты – достойный мужчина, – прошептала она. – И такой отважный.
Так ли это? Может, по меркам Глимеры, но реалист в нем знал, что истинная храбрость не в том, чтобы смело держать удары надменных взглядов и неодобрительных комментариев. После набегов, после того, как лессеры убили столько невинных в их домах, разве можно было сказать, что общественные нормы стоял во главе угла? Что срыв этих догм гарантировал тебе вампирский эквивалент «Пурпурного сердца»[7]?
Рошель всматривалась в его лицо, словно оценивала его способность выдержать общественное давление.
– Тебя на самом деле не волнуют их мнение, да?
Бун пожал плечами.
– Никогда не был поклонником бомонда. В Колдвелле есть аристократы, которые даже не в курсе, что у Элтэмера есть сын, и я этому в принципе рад. Отец попадет под удар, но, будь уверена, после того, как он всю жизнь отвергал меня, я не озабочусь его проблемами. И прошу, не чувствуй себя виноватой. Так будет лучше для нас обоих.
Рошель промокнула слезы.
– Я хочу быть похожей на тебя. Я – трусиха.
– Шутишь, что ли? Это ты самая храбрая. И не делай из меня героя. – Он горько улыбнулся. – За мной достаточно грехов. Спроси у отца. Он даст тебе список длиной с подъездную дорожку к твоему дому.
Она снова замолчала, а при виде печали в ее взгляде Буну снова захотелось обнять Рошель. Но Марквист пристально наблюдал за ними… и, что более важно, не ему успокаивать Рошель.
Отменить договоренность – более чем верный…
– Нет, – сказала она уверенным тоном. – Я возьму ответственность на себя. Я не позволю тебе…
– Рошель. Не знаю, кто твой мужчина, но он из нашего слоя? Ты не можешь разорвать помолвку. Если откажешься заключить брак, его семья никогда не примет ваш союз. Тебе это известно. Ты будешь опозорена и не отмоешься до конца своей жизни. Позволь взять удар на себя.
– Я до сих пор не понимаю, зачем ты это делаешь для меня.
– Если бы я любил кого-то, то хотел бы быть с ней. Но я не влюблен. – Он нахмурился, вспоминая всех женщин, повстречавшихся ему на пути. Все принадлежали аристократии. – И, честно говоря, не представляю, что способен полюбить по-настоящему, поэтому хочу помочь вам двоим.
Рошель снова промокнула лицо его платком.
– Как бы я хотела полюбить тебя. Правда. Ты – достойный мужчина. Но нет, я не могу позволить тебе…
Тяжелые двойные двери распахнулись под силой рук Марквиста.
Отец Буна, Элтэмэр, вошел в гостиную, стуча перфорированными туфлями по мраморному полу до ковра, который и приглушил шум. Черные волосы были зачесаны назад, открывая лицо с идеальными чертами, бледные глаза в гневе отливали сталью. Мимолетно Бун отметил, что отцовский костюм был пошит из той же шерсти, что и его. Синевато-серый цвет был испещрен серо-лиловыми и бледно-серыми прожилками, настолько тонкими, что заметить их можно было, только уткнувшись носом в лацканы пиджака.
Но фасон пиджака и брюк различался. Бун пошел в породу мамэн, отличался широкими плечами, сильными руками и длинными, мускулистыми ногами. Он всегда знал, что отец не одобрял его телосложение, и даже помнил тихий комментарий, когда отец после превращения Буна выдохнул себе под нос, что телом Бун напоминал фермера. Словно это какой-то телесный изъян.
Или причина сомневаться в верности своей шеллан.
Буна всегда волновал этот вопрос.
– Что ты творишь? – требовательно спросил Элтэмэр.
Жесткий взгляд впился в Буна, и не удивительно, что отец проигнорировал Рошель. Для него женщины были всего лишь фоном, красивой картинкой на заднем плане, аксессуаром, а не активным участником чьей-то жизни.
Бун поднялся на ноги.
– Рошель пришла сообщить мне, что не считает меня достойным мужчиной для брака. Она отвергла меня, но, имея честь, захотела сообщить это с глазу на глаз. Она уже уходит.
Он чувствовал на себе шокированный взгляд Рошель, но был готов погасить с ее стороны все попытки отрицать его слова. Тем временем Марквист, стоявший за спиной Элтэмэра, пристально наблюдал за происходящим, как живая видеокамера, ничего не упуская из виду.
– Ты не опозоришь меня подобным образом, – прошипел Элтэмэр. – Я не допущу этого.
Словно чуял, что дело в другом.
Гнев, поселившийся в груди Буна, пустил корни.
– Не тебе решать.
– Ты – мой сын. Решать именно мне.
– Чушь собачья. – Когда отец побледнел, услышав бранное слово, голос Буна стал громче и жестче. – Я устал угождать тебе. Кстати, никогда не был хорош в этом… по крайней мере, по твоему мнению, и сейчас самое время постоять за себя.
На задворках его сознания подсчет отцовского отторжения и снисходительного отношения словно превратился в сбрендивший электросчетчик, чьи показатели зашкаливали: телосложение Буна, его тяга к книгам, а не обществу. Игнорирование смерти его мамэн. Мачеха Буна, ворвавшаяся в дом подобно сквозняку. Постоянное несоответствие всевозможным стандартам.
Элтэмэр ткнул пальцем в его сторону.
– Даю тебе последний шанс. Не знаю, что вы двое задумали, но прекратите здесь и сейчас. Свадьба состоится, или ты узнаешь, что презрение Глимеры – цветочки по сравнению с репрессиями с моей стороны.
Рошель вскочила на ноги.
– Это я недостойна его…
– Я не боюсь тебя, – перебил ее Бун. – Здесь и сейчас наступает переломный момент.
Элтэмэр прищурился.
– Что на тебя нашло?
Бун медленно покачал головой.
– Это зрело давно. Как звучит твоя цитата из экономической теории, которую ты так любишь повторять? Тому, что не может больше продолжаться, наступает конец. Хватит с меня жизни во лжи.
Смотря в глаза своему предположительно-отцу, Бун подстрекал Элтэмэра продолжить свое давление на него. И давал понять, что, по крайней мере, на физическом уровне, если это произойдет, то он выдаст главную тайну.
Сомнение в их родстве.
При свидетелях.
Если говорить о позоре, то Глимера приберегала все санкции и презрение для женщин, но прослыть рогоносцем… что ж, немыслимо даже представить такое. Настолько, что Элтэмэр никогда не поднимал вопрос ДНК-теста, ведь возможные социальные последствия были слишком опасны. Вместо этого невысказанная вероятность, что отцом Буна стал другой мужчина, витала в доме подобно призраку неверности, куда бы его «сын» ни направился.
Проклятый за грех, недоказанный и не им совершенный.
Но этой ночью он покончит с этим.
После долгой, напряженной паузы отец Буна, наконец, взглянул на Рошель.
– Я не виню тебя за твое решение.
Развернувшись, Элтэмэр вышел, Марквист последовал за ним, и оба скрылись за дверьми рабочего кабинета.
После их ухода Бун потянулся к удавке и ослабил узел галстука. Как же прекрасно дышать.
– Зачем ты сделал это! – воскликнула Рошель.
Он подумал обо всем, что отец сказал о нем.
– Я – недостоин. Это правда.
– Это моя вина, – простонала Рошель, рухнув на диван.
Полностью развязав виндзорский узел, Бун вспомнил, как пришлось завязывать его с закрытыми глазами. Заходить в эту гостиную с закрытыми глазами. Прожить… всю жизнь… в слепоте, которая была средством выживания, а не осознанным выбором.
Подсознательно он понимал, что если будет всматриваться, то не найдет в себе силы на поступок. Он столько всего неосознанно впитал в себя, словно ядовитый дух аристократии был настоящим газом, которым он дышал и отравился. Но сегодня на этом все.
Если Рошель смогла бороться за свою любовь, то он сможет взять управление жизнью в свои руки и решить самостоятельно, кем ему стать. Выбрать свой путь. Что изучать. И не извиняться за это.
Ее храбрость вдохновила его.
– Мне так жаль, – печально выдохнула Рошель.
Бун покачал головой.
– Чтобы ни произошло в будущем, я не жалею.
Глава 1
Пересечение улиц 29-ой и Маркет
Колдвелл, Нью-Йорк
Ботинки Буна сминали следы от шин, застывшие посреди переулка, его мощное тело неслось по грязному городскому снегу, воздух попадал в легкие холодным и вырывался обратно горячими клубами пара, словно из трубы локомотива. В правой руке он держал двенадцатидюймовый зазубренный охотничий нож. В левой – цепь.
Впереди него в тридцати футах несся лессер, летел так, словно его жизнь-после-смерти зависела от этого спринта. Позади него стелился шлейф из характерной тошнотворно-сладкой вони, именно его уловил Бун семь кварталов тому назад. Убийца был неуклюжим на обе руки и обе ноги, и, судя по насыщенности запаха, наверняка ранен.
Командир Братства Черного Кинжала Тормент, сын Харма, установил для Братьев и солдат подконтрольные территории, разбив центр города на квадранты, в которых полагалось выслеживать врага. В целях безопасности новобранцев, вроде Буна, ставили в пару с опытными бойцами – из числа Братьев или членов Шайки Ублюдков… особенно с учетом новой угрозы, появившейся в городе.
Теневые сущности. Убивающие невинных гражданских из числа вампирской популяции.
Бун оглянулся через плечо. Сегодня он работал с Зайфером. Из ублюдка вышел отличный напарник, жесткий здоровяк отличался учительским терпением и взглядом, улавливающим все слабые моменты.
Ему полагалось дежурить с Сином. Слава богу, не срослось.
Син, он… другой.
Любимчик Буна – это, бесспорно, Рейдж. Но у Братства сегодня другое дело. У всех до одного.
Именно Бун подрядил их на эту миссию, и он надеялся, что ночь не закончится смертью.
В частности, смертью его отца.
Год спустя, после ссоры из-за разорванной помолвки, они с Элтемером придерживались политики разрядки. Делали вид, что все в порядке – ничего сложного, учитывая их натянутые и поверхностные отношения, но Бун подвел черту и, несмотря на все угрозы, получил в ответ былую неприязнь.
Наверное, ему следовало съехать, но как бы мелочно это ни было, он наслаждался тем, что последнее слово оставалось за ним. Особенно когда он вступил в учебную программу Братства – он знал, что отец это не одобрит. «Сын» Элтэмэра – солдат? Сражается в войне? Как это по-скотски. По сравнению с этим десятилетия, что Бун провел за чтением, – детский лепет.
Но он любил вызовы и чертовски преуспел в этом деле… а когда началась новая жизнь в новом ритме, они с отцом стали вообще редко видеться.
Но потом пришло приглашение: в этот вечер его отца и мачеху с удовольствием ждут в доме одного аристократа. Судя по стопке карточек, было очевидно, что другие члены Глимеры так же попали в список гостей.
Общественное мероприятие? Возможно. Вероломное нарушение запрета Рофа на собрания Совета Глимеры? Более вероятно.
Впервые за целый год Бун говорил с отцом о чем-то существенном. И разве мог он не попытаться уговорить отца остаться дома? Серпентарий из аристократов уже пытался свергнуть Рофа, и если они планируют очередной заговор?
В учебном центре Буна в подробностях научили всему, что Братство способно сделать с теми, кто перешел им дорогу. Он мог и не любить отца… и в этом суть. Инстинкты кричали ему об измене, и если бы он не попытался удержать отца подальше от вечеринки, то чувствовал бы себя виноватым в смерти Элтэмэра.
Порой он сам хотел его прикончить, поэтому жить с такой виной он не собирался.
Его отец ожидаемо не воспользовался мудрым советом. Поэтому Бун отправился непосредственно к Братьям, поэтому и работал в паре с членом Шайки Ублюдков в эту прекрасную, морозную зимнюю ночь.
Фокусируясь на охоте, он прибавил скорости, бедра начали гореть, икры одеревенели, в больной лодыжке чувствовались предвестники будущих проблем. Все это – шум на заднем плане, на который не обращаешь внимание.
Просто дыши, сказал он себе. Чем больше кислорода закачаешь в легкие, тем больше его поступит в кровь, а это топливо для его мускул, скорость его тела.
Сила.
И, вот так внезапно, расстояние сокращалось. Проблема? Он все больше удалялся от Зайфера, который устроил пляски с собственным лессером в трех кварталах отсюда… уже в четырех.
Самое время.
Соблюдая протокол, Бун нажал на сигнальный маячок на плече, уведомляя остальных о том, что собирается вступить в бой. А потом он закрыл глаза.
Дематериализация как правило требовала от вампира спокойствия и концентрации. Бун же приучил себя находить это место в своей голове, даже преследуя врага на крейсерской скорости. И благодаря тренировкам его физическая форма расщепилась на молекулы, устремляясь вперед, мимо лессера.
Он принял форму перед врагом, твердо становясь ногами, вскинув нож в руке и держа цепь внизу наготове.
Убийца изо всех сил пытался остановиться, размахивая руками, скользя подошвой по льду. Но инерция была не на его стороне. В отличие от тощих новичков, этот был сложен как футболист с толстой шеей и огромной грудью, и его тяжелая туша словно булыжник летела с горы, только вперед и ни шагу назад.
Как его и учили, периферийным зрением Бун запечатлел в голове границы переулка и возможные укрытия. Его мозг также быстро оценил потенциальную угрозу, отмечая пожарные выходы, линию крыш, дверные проемы и окна, инстинкты перерабатывали информацию и давали оценку его собственной безопасности. Физически же он приготовился к столкновению.
И цепь в его руке начала вращаться.
Бун не давал своей руке конкретной осознанной команды, вот уже месяц это происходило произвольно. По словам Брата Вишеса, выделяли четыре уровня развития навыков: неосознанно неопытный, когда ты не представляешь, чего ты не знаешь и не можешь и в каких масштабах. Осознанно неопытный, когда начинаешь осознавать, сколько всего тебе нужно узнать. Осознанно опытный, на этом уровне начинаешь применять все, чему выучился. И, наконец, неосознанно опытный.
Здесь твое тело действует самостоятельно, не получая приказа к нападению от мозга. Когда обучение формирует базовый набор реакций в зависимости от того, где ты находишься и что делаешь, и ты даже не осознаешь, что происходят некие мыслительные процессы. Ты буквально попадаешь в «Зону», как называет это состояние Брат Рейдж.
Бун сейчас был в этом приятном месте.
Возле него раздавался тихий, но угрожающий свист цепи, рассекающей воздух, словно дыхание огромного зверя… и Бун понял, в какое мгновенье убийца собирался двинуться, потому что его рука поднялась, а бедра едва заметно сместились.
Нож, который убийца прятал в рукаве, полетел в сторону Буна… доказательство, что его подсознание просчитало не все варианты. Но рефлексы не подвели, торс дернулся в сторону, волна агрессии прокатилась по его телу так остро и приятно, почти возбуждающе.
Контратаку он начал с цепи. Метнув ее, он перекинул звенья через шею лессера, металлическая змея в два круга обхватила шею ублюдка. Петля затянулась, и Бун всем телом дернул цепь на себя.
Убийца носом полетел в снег.
И тогда Бун занес над плечом свой охотничий нож.
***
Клуб «Возрождение Вампов»
Пересечение улиц 33-ей и Маркет
Вампир среди людей, притворяющихся вампирами.
И он такой не один.
Среди примерно двух сотен извивающихся, дрыгающихся тел в тусклом, пронизываемом лазерными лучами помещении старой текстильной фабрики, было всего четыре-пять истинных представителей вампирской расы, все остальные – подделки вводящей в заблуждение мифологии. Но в отличие от ряженных в костюмы и маски человеческих мужчин и женщин, что так отчаянно притворялись тем, кем они на самом деле не являлись, он сам и другие вампиры никак не обозначали принадлежность своей ДНК. Они просто влились в толпу, наблюдая… иногда – принимая участие.
Мужчина-вампир был на голову выше человеческих, что слонялись в черных плащах по открытому пространству заброшенного здания, и с мощью в его теле и бритвенно-острыми клыками, готовыми выступить из челюсти в любой момент, он всегда был готов к насилию. И стандартное оружие тут не при чем.
Стоя в стороне, он понимал, что сканирует толпу сквозь свои солнечные очки с вполне определенной целью, и это его истощало. Он устал от второй своей сущности. И если не дать волю своему тальмэну [8], его злой, пусть и не в полной мере, стороне, то приход сюда станет пустой тратой времени. Словно дразнить куском мяса монстра в железной клетке.
И в этом смысл. Ему нужно убедиться, что он все еще контролирует себя. Долгий период времени он не мог возобладать над собой, и долгое время последствия его слабого самоконтроля не имели значения. Но времена меняются.
Сейчас он жил в Новом Свете.
Сейчас он в союзе с Королем.
Поэтому здесь он испытывал себя. Ведь если он сорвется? Если монстр слетит с поводка его разума и… что-то… произойдет? То в этом клубе в опасности окажутся лишь люди да несколько вампиров. Кого волнует, если парочка попадется под горячую руку его плохой стороны. Важнее была собственная уверенность в том, что он способен пребывать среди доступных жертв и отвергать грызущую его тягу. Что сила воли сильнее соблазнов. Что он способен обуздать потребность убивать.
А если он не сможет удержать себя? Лучше выпустить пар в одном месте, чтобы другие составные его жизни остались в относительном мире и спокойствии. И, с другой стороны, лучше проблемы здесь, чем в любой другой части Колдвелла…
Толпа справа начала собираться плотнее, словно человеческие тела были клетками, и среди здоровых тканей спонтанно начала образовываться раковая опухоль. Началась какая-то потасовка, тусклый свет, черные костюмы и куча толкающихся тел не давала понять, кто был агрессором, из-за чего сыр-бор, действительно ли они дрались или просто выпендривались перед глазеющей толпой.
По крайней мере, эту информацию его мозг отметил. Его тальмэн, с другой стороны, был взбудоражен при физическом проявлении гнева, возбужден перед вероятностью кровопролития, воодушевлен перспективой преследования и ловли добычи.
– Не наше, – пробормотал мужчина.
Подняв руку, он натянул черную шапку ниже. Действовал на уровне рефлексов и лишь впоследствии осознал движение.
Он готовился вмешаться. Схватить кого-нибудь. И он не хотел, чтобы его опознали впоследствии.
Как выяснилось, испытание само нашло его.
Из хаотического клубка людей отделилась женщина, и, опознав в ней свою расу, он задумался, какого черта вампирша делает среди этих бесхвостых крыс. Но потом она так зацепила его внимание, что ему стало плевать на все подробности.
Казалось, она торопилась, оглядываясь по сторонам, ее черные волосы были спутаны под прикрывавшей ее глаза и половину лица маской, помада размазана, лиф перекошен, и грудь грозилась выпрыгнуть из чаши.
Ее диссонирующая аура изменилась в тот миг, когда они встретились глазами. Тело застыло на месте. Дыхание замерло, а потом снова пустилось в ход – в более спокойном ритме. Руки поправили бюстье.
Он мог поспорить, что мысли в ее голове также упорядочились.
И сосредоточились на нем.
Оставляя потасовку, из которой она выпорхнула, позади, женщина направилась в его сторону, перекинув подвижные локоны через плечо, высоко вздернув подбородок.
Для того ли, чтобы смотреть ему в глаза с ее низкого роста, или же показать свою независимость и решительный настрой, он не знал. Да и плевать ему было.
– Меня зовут Найтингейл[9], – заявила она.
Это должно что-то сказать ему? – задумался мужчина.
Вместо ответа он скользнул взглядом, скрытым за солнечными очками, по изгибам ее тела. Длинные, очень длинные волосы каскадом спускались по ее плечам до самых бедер, вьющаяся копна отливала голубым в свете лазерных лучей. Черное бюстье подчеркивало талию и поднимало груди, образовывая полушария, которые она смазала чем-то мерцающим. Губы были кроваво-красного цвета… шея – бледной и красивой.
– Как тебя зовут? – протянула она.
Мужчина сделал вдох через нос, пробуя ее запах. Она была возбуждена, сексуальные порывы направлены на него, она хотела, чтобы он сократил расстояние и утолил ее голод.
Его кровь закипела. И, чувствуя возбуждение, его тальмэн готовился к броску. Если бы женщина знала, кто он на самом деле, она никогда не выделила бы его из толпы. Но подобные места предлагают именно такого рода опасность и экстрим, не так ли? Анонимный секс с незнакомцем, которого ты можешь облачить в любую свою фантазию, каждая из сторон удовлетворит потребности, которые по тем или иным причинам нельзя выразить в обычной жизни, реальность на время дает тебе укрытие.
Укрытие, что залатает отсутствие настоящего влечения, брезент из фантазии, что накроет дыры, образовавшиеся на месте сорванной крыши реальности.
Месть, – решил он. Он оценил адское пламя в ее глазах и взгляды, которые она бросала на толпу, сл