Зачем?
Затем, что подруга. Подруга. Не та, перед которой хвастаешься женихами и тряпками, не та, с которой в магазины нарядов или на светские беседы, а та, которая просто с тобой, что бы не случилось. Подруга, которая тебя знает зареванную на пол ночи, рано утром, с синяками под глазами, глотающую кофе стакан за стаканом. Подруга, которая знает тебя самую счастливую и самую несчастную!
Когда я, подобно больной Фриде, истерзанная, озлобленная на половину мира, с душой чернее ночи не могла даже говорить вслух. Именно когда тело орало при малейшем прикосновении чьих-либо пальцев, она гладила меня по голове.
Вместо предисловия.
Где-то на берегу Москвы- реки лежали огромные железные трубы. Зрелище более чем убогое, огромное, неуютное. Шел неуютный февраль, такой что не спасало ничего, ни кофе, ни коньяк, ни попытки друзей и новых знакомых. Воздух перекореженный от опозданий и метро, всего постоянного, всего тошнотворного. Казалось, весь город переехал жить в метрополитен. А у меня перед глазами так и стоит Москва- река и трубы в снежном пласте на берегу.
Надюшка мне как- то раз сказала: "А ведь мы по таким же трубам лазили с друзьями когда лет по 11 было!».
Я сразу увидела мысленно эту кучку подростков на трубах в стоптанных и неудобных зимних сапогах, которые были вечно жаркие и некрасивые, при этом промокали они всегда подло уже на первом часу гуляния. Еще были отвратительные шапки и платки из под которых выбиваются волосы. Главное, что было отвратительно холодно и отвратительно жарко одновременно. Но когда тебе 11, ты этого не замечаешь. С возрастом становишься раздражительным от малейшего дискомфорта. А тогда было все равно, лишь бы бежать, лишь бы свобода, лишь бы не учить уроки.
Мне представилась моя подруга такая же лохматая, промокшая, счастливая и несущаяся. Я легче представляла ее с куклой, большим розовым бантом и книжкой Дюма, к примеру. А ведь она была уличным сорванцом, самым что ни на есть. У нее наблюдались отличные способности к гуманитарным наукам, она готовилась поступать чуть ли не на юридический факультет, причем по собственному желанию. Ходила на какие- то умные серьезные курсы по праву или истории. Но вдруг, как это и бывает, она попала в театр на мюзикл, страшно популярный тогда «Собор Парижской Богоматери». Я помню то время, когда я еще училась в младших классах, мы тогда конечно не знали друг друга еще. Даже не предполагали, что у знаем. Я, к чести сказать, не поклонница этого мюзикла в русской версии. Я, более того, всегда недолюбливала песню «Белль», которая звучала из каждого утюга. Я презирала тех, кто фанател от нее и напевал, либо вытирал сопли под нее. Зато у меня был диск с оригинальной французской версией, я знала наизусть все партии, всех персонажей, причем на чистом французском. Потом конечно все позабылось. Хотя, мне кажется, что арии Эсмеральды я до смерти не забуду, так как столько любви, сколько было в ней, в этих словах, трудно больше представить.
Надю очень взволновал спектакль. Что до спектакля, то в принципе, для тогдашних подростков и молодежи, он был вполне хорош. Позже вышел в свет спектакль «Ромео и Джульетта». Спектакли шли в театре Оперетты, который тогда посещали толпами.
Потом, сидя за учебниками по правоведению, она, моя подруга поняла, что с нею что-то явно не так. Ей грезились шуршащие юбки, слышались нежные сопрано и баритоны. Ею овладело то сладкое, ноющее чувство, когда ты понимаешь, что не можешь так как там, а хочется. Кажется, что ты душой гораздо сильнее чувствуешь то, что поют и играют другие. Думаешь, что ты бы сыграла это точнее, что ты бы тоже могла об этом рассказать. Такое чувство возникает у каждого третьего впечатлительного в юности.
Надюшка потом стала, конечно не актрисой, но зато весьма грамотным искусствоведом. Театр лишь шевельнул в ней это желание -прикасаться к сладкому, злому и прекрасному миру.
Не зря же говорят, что театр-это первая любовь всех творческих людей. Но тогда-то Надя решила, что хочет играть. До того как мы с ней встретились оставалось несколько лет.
Эпизод 1 Мы учились вместе
Свое искусствоведческое образование она получала со мной в одном университете. Я мучилась на первом курсе, когда мы познакомились. Тогда-то я и поступила в театр.
Я, как ни странно, мало помню сам учебный процесс, наверное, потому что для меня на протяжении всей моей учебы верным спутником был стресс. А стресс человек быстро забывает- такая вот реакция организма. Я больше помню не то, как училась, а как я убегала из университета. Убегала на встречи, на репетиции, на работу, на спектакли, в библиотеку Боголюбова, в вечернюю школу ТВ, куда мне в прошлом году вдруг резко загорелось пойти поучиться, просто бродить по парку, мерзнуть и хлюпать носом на весеннее первое солнышко, танцевать по льду и писать на заледеневшей скамейке стихи. Хорошо училась -ничего не скажешь! Что еще, жадно перечитывала на перерывах книжки, ревностно переписывала лекции у всех отличников, потому что поняла, что под диктовку писать ненавижу.
Эпизод 2 Сестра
Иногда я просто беру сигарету у кого-нибудь, чтобы быстро-быстро затянуться и как бы почувствовать ее рядом с собой. Она курит, ей не идет, мне тоже, никому не идет. Это всем не идет. Есть вредное и сладкое тоже не идет никому, но едят же. Вот и мы всегда с ней ели шоколадки, потому что несладко было.
Когда сладко, тогда наверное подруги вместе едят сельдерей и ходят в фитнесс-центр, а не стоят рядом в 20 с хвостом лет у балетного станка, не будучи балетными, не едят шоколадку и не курят сигарету, причем одну на двоих. Но я убеждена, что это и было счастьем.
То, что она уехала было и раной и одновременно большим благом. Я просто не могла без нее при ком-то другом позволить себе растрепанных волос, неаккуратной одежды, сигарет и дешевого ликера, расслабленности, похмелья и расхлябанности.
Мы были Оруаль и Психея. Менялись, правда, этими двумя ролями периодически. Две сестры. Сначала старшая нянчила младшую, потом младшая старшую, потом опять наоборот.
Редко когда есть подруги, которым не боишься признаться в своей несостоятельности в чем-либо, всегда все равно в чем-то боишься показаться не такой, разочаровать. Еще бытует мнение, что две подруги- это обязательно лидер и аутсайдер, ведущая и ведомая, либо страшная и красавица. Так вот, тот случай, когда ничего такого или подобного. Две девочки, которым друг друга нечего бояться и прятать нечего. Мне еще жаль, что в последние наши дни вместе, она больше заботилась обо мне, чем я о ней. Мы почему-то думали о том, как я буду жить без нее, лишь потом мне подумалось о том, как же она без всех……без меня
Писать письма было трудно, да и что это за письма? Вот если бы на бумаге, чтобы мокрое от слез и потом в конверте! Как же я это люблю делать. Когда я пишу такие письма я испытываю почти садомазохистское удовольствие,зная, что это письмо никто кроме меня и адресата не увидит, можно говорить все единым духом, не заботясь, не задумываясь, не оглядываясь ни на что.
Эпизод 3 Наши будни
В наш с нею последний год перед разлукой я училась кроме университета на вечернем отделении школы ТВ, где занятия были поздно вечером, получалось, что училась в 2 смены, репетировала почти 3 раза в неделю в театре, танцевала 4 раза в неделю. Спала я в университетской библиотеке между парами, либо просыпала какую-то не сильно важную пару. Часто будил меня ее телефонный звонок.
Она просто звонила с целью меня накормить. Эта умница хитрила. Есть такая привычка, особенно у студентов, «пожевать за компанию». Она знала, что я в одно время не ела почти ничего, не с целью «похудеть», а просто был такой период, что еда, прошу прощения, шла обратно. Она сидела со мной в столовой и убалтывала как маленькую, чтобы я за разговорами что-то съела.
Она была для меня настоящей. За мои послешкольные несколько лет очень много людей прошло сквозь меня.
Как-то раз после очередной развеселой посиделки в кругу наших друзей я спросила ее:: Н почему ты сидишь с лицом -кирпичом.?
На что она ответила: «Я-то вижу, какое у тебя на самом деле лицо!»
Лица. Меня всегда удивляют люди, бьющие себя кулаками в грудь, на самом деле прячущие свою мелкую душонку за что угодно. Еще меня поражают люди, а такие мне тоже попадаются, у которых, видимо, нет своей жизни, они просто питаются чужой энергией, сплетнями и склоками, пережевывают, интерпретируют, прикидываются добрыми друзьями, а на самом деле……Результаты общения с такими людьми плачевны, а ведь часто любовь к ним начинаешь в себе искусственно взращивать. Зато потом, от третьих лиц узнаешь такие подробности из своей собственной жизни, о которых и сама не знаешь. Вот и для этого нужны такие подруги. Вот, именно для этого. Чтоб отражать все это, чтобы проговорить, переговорить, чтобы понять то, что на самом деле было ложью, чтобы расплести ту сеть сплетен и шепотов, которая оплетает тебя и сдавливает горло точно веревкой. Будешь тут стучаться головой об пол, даже при нормальной жизни, потому что театр всегда остается театром, а театральный коллектив, даже когда его очень любишь -это театральный коллектив. Роскошь- в подобном месте иметь сестру. Все знаменитые актеры в один голос кричат, что нет в театре близких друзей и быть не может. Возможно, они правы. Со временем начинаешь в этом убеждаться. Но в нематериальной роскоши себе отказать трудно. Роскошь дается на маленький срок.
В пятницу, по закону подлости, всегда была 1 пара. А в четверг спектакль или полуночная репетиция. В пятницу же, непременно такой семинар, который не проспишь. Переживала 1 пару и набирала ей. Она помнит меня утром, почти не спавшую ночь с кругами под глазами, в небрежном свитере, с замотанными в жгут волосами. Спать студентам хочется всегда и во всякое время. Мы мало спали. Зато много гуляли на воздухе, мы шли на бульвар и ходили, ходили и говорили, говорили обо всем. Она единственная, кто меня слушал и слышал. Это было счастье. Даже когда было грустно и плохо.
Я практически не пью спиртных напитков. Не почему. Просто. Она была единственной, с кем я могла по-настоящему напиться и по-бабьи плакать или хохотать как в припадке.
Эпизод 4 Театр
Обидно мне лишь то, что наша дружба вся сводилась к дележке боли и забот пополам, а радости пополам у нас было мал. Говорят, что сплочают людей именно беды, ну не знаю…..
Слишком уж много персонажей в моей театральной истории. А при живых-то о живых писать, сами понимаете………Хотя я любила наш театр фанатически, ни о чем и ни о ком говорить пока не буду. Просто потому что хочу сказать о ней, но не только как о моей коллеге, а просто как о человеке. Хотя, конечно, театр будет упоминаться и не раз, потому что как и куда мы без «Театра»?
Вообще, не удержусь сказать, что наши-студийцы- это особые люди. Не только потому, что большинство из них это милые, безалаберные и до одури самолюбивые существа, готовые творить ради творения или, чтобы другие смогли потворить. Многие из них меня поразили, кто-то своей высотой и чистотой нутра, добротой и принципиальностью, талантом, если не актерским, то человеческим, кто-то мелочностью, эгоизмом, ханжеством, чопорностью и лицемерием. Но главное, что я поняла, что все равно, для меня- при всех условиях, всех главнее всего человек. Люди. Все они- это просто люди. Нет, не просто. Это отдельный тип людей. Как говорят в народе «девушка из деревни уехала, а деревня из девушки нет», вот так же можно «уйти из «Театра», но «Театр из тебя никуда не уйдет».
Я лежу в кровати. Девять часов утра. Наверное у меня третья пара, которая в 12:15, в другой бы день я встала уже давно и была бы в таком случае на уроке фламенко. Но тогда я помню, что лежала. Мне только поставили брекеты. Вчера я репетировала до очень позднего времени. А позавчера танцевала полдня, потом училась, потом вечерняя школа. Я пытаюсь разглядеть потолок, интересно, а в реанимации так же? Во что я себя превращаю? Как же можно учиться тому, что интересно, делать то, что ты любишь и при этом ощущать себя жертвой Халакоста? Где бы взять сил? А завтра спектакль……Завтра у меня премьера. Я встану, я обязательно встану. Я завтра буду живее всех живых. Встаю, машу руками для равновесия, но только смахиваю в дверного крючка вешалку с платьями и падаю обратно. Я знаю, что поможет мне только то, что я встану и пойду в университет. Рассуждаю сама собой: «Если люди работают с утра до вечера, а я только учусь и занимаюсь тем,что люблю, а значит, не имею права уставать и разлеживаться!» При этом ищу на теле живое место, открыть рот не представляется особенной возможности. Вот я все-таки доползаю до телефона, набираю.
Надюха возмущенно шумит в трубку: «Катя! Ты там умерла что ли в театре??»
Я с печальной усмешкой: «Ну если ты еще разговариваешь со мной, значит не все так печально!»
В трубке: «Катя! Мне надо тебе по делу рассказать!»
И тут я вспоминаю «Надя!! Она же вчера приходила в театр, а мы даже не поговорили по-человечески!»
Я ругаю себя «Тоже вот я, называюсь подругой!» Обо всем и всех побеспокоилась, а о ней забыла.
Я мигом вскакиваю, нахожу где-то в небытие комнаты платье, чулки, туфли еще что-то. Оживаю и лечу. Забываю про боль, про отсутствие сил, про только что кружившуюся голову. Мы сидим после пар в интернет-кафе.
Она говорит. Но я слушаю одним ухом. Конечно, я же думаю о завтрашнем спектакле. Вернее, это как «не думай о фиолетовом слоне!» О чем сразу начинаешь думать!? Верно, о фиолетовом слоне.
-«Катя, я уеду отсюда, буду пытаться уезжать! Я себя здесь не вижу!»
-«Куда ты собираешься? Опять в экспедицию?»
-«Нет, в Америку!»
-«Надюха, давай только не завтра! Завтра ты обещала придти на спектакль!» Я тогда решила, что она шутит, чтобы меня повеселить.
-«Кто ж меня в Америку без просмотра вашего спектакля-то пустит? Меня же посольстве первое, что спросят…….»
Тут я очухалась.
-«Надежда, ты что, неужели серьезно, когда?»
-«Осенью!»
-«Ты не вернешься?»
-«Надеюсь, что нет! Или в аспирантуру, если поступлю»
Я подумала тогда, что осень еще так далеко, что, конечно она поступит в аспирантуру,мало ли что еще случится.
Сидим долго, говорим про все. Не знаю как и почему, но у нее для меня будто всегда были кислородные подушки. Есть люди, у которых особенная аура. Медицинская что ли. Которые ничего не делают, но будто дают тебе сил. В моей жизни было 4 таких человека, Надежда- один из них. Она феноменально чувствовала все, что происходило со мной.
Эпизод 5 Больница
Я сидела в коридоре клиники Федорова, час прошел, с тех пор как она ушла за дверь операционной вместе с другими пациентками. Попросила меня побыть с нею после. Я сидела и ужасалась, как можно людей с операциями на глаза пускать как на конвейер по несколько человек под скальпель? Потом мне объяснили, что так всегда делают, когда несложные операции.
Рядом со мной сидит женщина, ее дочка ушла на операцию. Почти час прошел, молодой медбрат выводит из операционной пациентов. Да, конечно ничего особенного, рядовой был случай. Только тогда, в то время, она слепнущая дописывала диплом, а я, по до сих пор неясным ни мне, ни врачам причинам, падала в обморок.
Стеклянная дверь операционной открылась с мерзким треском и оттуда вылетела растрепанная девушка в очках. Это была дочка моей соседки. Она хохотала, именно хохотала. Мы бросились к ней, плакали почему-то обе, и мама девушки, и я. А она смеялась. Всегда страшно за другого, больше чем за себя.
Но вот из-за дверей показалась пушистая голова моей подруги и мы обнявшись зашагали в палату.
Уже через пол часа состояние шока у нас обеих прошло. Она стала расспрашивать о моей работе, об учебе, о моей поездке в Италию, куда я собиралась с танцевальным коллективом.
Она лежала в очках на койке, а я сжалась в комок на кресле у окна. Я рассматривала двор больницы и что-то выдумывала. Но тут она меня попросила: «Кать, почитай стихи!»
Потом мы, как теперь припоминаю, ели какие-то конфеты, пили чай, а мир для нас рушился.