9 ноября 1944.
[…]
Того же, 9 ноября, сразу после[1].
1. Вижу берега Генисаретского озера. И вижу рыбацкие лодки, вытянутые на берег; Петр и Андрей на берегу, прислонившись спиной к лодкам, заняты починкой сетей, с которых еще капает вода, сетей, что им приносят помощники, предварительно сполоснув их в озере, чтобы смыть еще остающийся в них запутавшийся мусор. На расстоянии десяти метров, согнувшись над своей лодкой, Иоанн и Иаков сосредоточенно наводят в ней порядок, им помогают какой-то работник и мужчина лет пятидесяти или пятидесяти пяти, – думаю, это и есть Зеведей, потому что работник называет его «хозяином», и еще потому что он исключительно похож на Иакова.
Петр и Андрей, повернувшись спиной к лодке и молчаливо работая, связывают нити с пробковыми поплавками. Лишь изредка они обмениваются несколькими словами касательно их трудов, которые, насколько я понимаю, оказались безуспешными.
Петр сетует на это не по причине пустого кошелька или напрасных трудов, а говорит так: «Мне жаль, поскольку… как мы обеспечим пищей тех несчастных? К нам поступают только редкие пожертвования, и к тем десяти динариям и семи драхмам, что мы собрали за эти четыре дня, я не притронусь. Это долг Учителя – указывать мне, кому и как следует отдать эти монеты. А Он не вернется до самой субботы! Если бы у нас был хороший улов!.. Рыбу поменьше я бы приготовил и раздал бы тем нищим… а если кто в доме и стал бы ворчать, я бы не обращал внимания. Здоровые в состоянии пойти поискать. Но больные!..»
«Да еще этот парализованный!.. Они уже проделали такой путь, чтобы принести его сюда…» – говорит Андрей.
«Слушай, брат. Я думаю… что нельзя разделяться, и не понимаю, почему Учитель не хочет, чтобы мы постоянно с Ним находились. По крайней мере… я бы видел этих бедняг, которым не могу помочь, а когда видел бы, говорил им: „Он здесь“».
2. «Я здесь!». Иисус приблизился, тихо ступая по мокрому песку.
Петр и Андрей, подскочив, вскрикивают: «О! Учитель!», и принимаются звать: «Иаков! Иоанн! Учитель! Идите сюда!»
Те двое прибегают. И все обступают Иисуса. Кто-то целует Его одежду, кто-то ладони, а Иоанн дерзает обвить Его своей рукой и положить голову Ему на грудь. Иисус целует его волосы.
«О чем разговаривали?»
«Учитель… мы говорили, что хотим, чтобы Ты был с нами».
«Зачем, друзья?»
«Чтобы Тебя видеть и радоваться Твоему присутствию, и потом, из-за бедных и больных. Тебя ждут уже больше двух дней… Я сделал то, что мог. Разместил их вон там, видишь тот сарай на том заброшенном поле? Там ремесленники чинят лодки. Я предоставил там приют парализованному, одному страдающему сильной горячкой и ребенку, умирающему на руках у матери. Я не мог отправить их искать Тебя».
«Ты правильно поступил. Как же ты смог позаботиться и о них, и о тех, кто их привел? Ты сказал мне, они бедные!»
«Наверняка, Учитель. У богатых есть повозки и лошади. У бедных – только ноги. Они не могут поспевать за Тобой. Я сделал, что смог. Смотри: это подаяние, которое я получил. Но я не взял из него ни гроша. Это сделаешь Ты».
«Петр, ты мог точно так же его использовать. Конечно… Мой Петр, Я сожалею, что из-за Меня ты выносишь упреки и тяготы».
«Нет, Господь. Тебе не надо сожалеть об этом. Я не о том печалюсь. Мне единственно жаль, что я не сумел оказать большего милосердия. Но поверь, я сделал, все мы сделали, столько, сколько могли».
«Знаю. Знаю, что ты трудился – и все без толку. Но если нет пищи, у тебя остается твоя любовь: живая, действенная, святая в глазах Божьих».
3. Сбегаются дети с криками: «Здесь Учитель! Здесь Учитель! Вот Он, Иисус; вот Он, Иисус!», и облепляют Его, в то время как Он ласкает их, продолжая разговаривать с учениками.
«Симон, зайди в свой дом. Ты и вы: идите и скажите, что Я пришел, а потом приведите Мне больных».
Ученики быстро расходятся в разных направлениях. Но о том, что Иисус прибыл, знает уже весь Капернаум, благодаря этим малышам, которые напоминают пчелиный рой, летающий из улья к разным цветам: домам – в каждый дом, дорогам, площадям. Уходят, приходят радостные, принося известия мамам, прохожим, старикам, сидящим на солнышке, и потом возвращаются, чтобы еще быть обласканными Тем, кто любит их, а один смельчак говорит: «Поговори сегодня с нами, для нас, Иисус. Мы любим Тебя, Ты знаешь, и мы лучше, чем взрослые».
Иисус улыбается этому маленькому психологу и обещает: «Я буду говорить специально для вас». И в сопровождении малышей направляется к дому и заходит, приветствуя всех Своим пожеланием мира: «Мир этому дому».
Народ толпится в большой задней комнате, приспособленной под склад для сетей, канатов, корзин, весел, парусов и провизии. Ясно, что Петр предоставил ее в распоряжение Иисуса, нагромоздив все это в углу, чтобы освободить место. Озера отсюда не видно. Слышен только ленивый рокот. А напротив виднеется лишь зеленоватая садовая ограда со старой лозой, да раскидистой смоковницей. Толпа даже на улице, плавно перетекая из комнаты в сад, а из сада на дорогу.
4. Иисус начинает говорить. В первом ряду – пять… высокопоставленных персон, что нагло протиснулись вперед благодаря тому, что простой народ их явно опасается. Мантии, богатые одеяния и высокомерие выдают в них фарисеев и законоучителей. Однако Иисус хочет находиться в окружении Своих малышей. В обрамлении поднятых на Него невинных детских лиц, горящих глаз и ангельских улыбок. Иисус говорит, и говоря то и дело поглаживает кудрявую головку мальчугана, который уселся у Его ног, подложив под свою голову согнутую ручонку и прильнув к Его коленям. Иисус держит речь, сидя на большой груде корзин и сетей.
«Мой возлюбленный сошел в свой сад, к благоухающим цветникам, наслаждаться среди растений и собирать лилии… он, отдыхающий среди лилий [2], – говорит Соломон, сын Давида, от которого происхожу Я, Мессия Израиля.
Мой сад! Какой сад прекраснее и достойнее Бога, чем Небо, где цветы – это ангелы, сотворенные Отцом? И все-таки, это не он. Другого сада восхотел единородный Сын Отчий, Сын Человеческий, потому что благодаря человеку Я обладаю плотью, без которой не сумел бы искупить грехи человеческой плоти. Сада, который мог бы быть немногим ниже небесного, если бы дети Адама, дети Божии, распространились из земного Рая, будто легкие пчелы из улья, чтобы наполнить Землю святостью, целиком предназначенной для Неба. Но Враг посеял в сердце Адама тернии и колючки, и из его сердца эти тернии и колючки расползлись по земле. Нет больше сада, а есть дикий и беспощадный лес, в котором завелась лихорадка и притаилась змея.
Но все же у Возлюбленного Отцом Сына есть еще сад на этой Земле, над которой властвует Маммона. Сад, куда Он ходит насладиться Своей небесной пищей: любовью и чистотой; цветник, где Он срывает дорогие Ему цветы, которые не запятнаны чувственностью, алчностью и гордостью. Вот эти. (Иисус гладит всех тех малышей, до кого может дотянуться, проводя Своей ладонью по ожерелью внимательных головок: единственная ласка, которая их затрагивает и заставляет радостно улыбаться). Вот Мои лилии.
У Соломона, при его богатстве, не было одеяния более красивого, чем лилия, наполняющая ароматом долину, ни венца с таким воздушным и великолепным изяществом, нежели тот, что есть у цветка лилии в его жемчужной чаше. И, тем не менее, в Моем сердце нет такой лилии, что сравнилась бы с ними. Нет такого цветника, нет такого роскошного сада, всего поросшего лилиями, который бы значил для Меня столько, сколько один из этих чистых, невинных, искренних, простых ребят.
О мужи, о жены Израиля! Вы, великие и смиренные, по имению или по положению, послушайте! Вы здесь, потому что пожелали узнать и полюбить Меня. Так знайте теперь главное условие, чтобы быть Моими. Я не скажу вам непонятных слов. И не приведу больше трудных примеров. Я скажу: „Возьмите в пример их“.
У кого из вас дома нет сына, племянника или маленького брата в детском возрасте? Разве не отрада для супругов, не утешение для родственников, не добрая привязанность для друзей – один из этих невинных, душа которого чиста, как ясное утро, чье лицо рассеивает тучи и вселяет надежду, чьи ласки высушивают слезы и вливают жизненные силы? Отчего в них такая сила? В них: слабых, беззащитных, еще не обученных? От того, что в них самих присутствует Бог, они обладают силой и мудростью Божией. Подлинной мудростью: они умеют любить и верить. Умеют верить и просить. Умеют жить этой любовью и этой верой. Будьте такими, как они: простыми, чистыми, любящими, искренними и верующими.
Нет в Израиле мудреца, который бы превосходил самого маленького из них, чья душа с Богом, и ей принадлежит Его Царство. Благословенные от Отца, любимые Сыном Отца, цветы Моего сада, мир Мой да пребудет на вас и на тех, кто подражает вам во имя Моей любви».
Иисус закончил.
5. «Учитель», – кричит Петр посреди давки, – «тут есть больные. Двое могут подождать, пока Ты выйдешь, но этот зажат в толпе, и потом… он не в силах держаться. И пройти мы не можем. Отослать мне его обратно?»
«Нет. Спустите его через крышу».
«Ты хорошо придумал. Немедленно сделаем так».
Слышится шарканье по низкой крыше этой комнаты, которая, не являясь непосредственной частью дома, не имеет над собой укрепленной террасы, а только кровлю из сухих ветвей, покрытую чешуйками, напоминающими сланец. Не знаю, может, они каменные. Образуется отверстие, и посредством веревок спускаются небольшие носилки, на которых лежит этот немощный. Они опускаются прямо перед Иисусом. Толпа сдвигается еще плотнее, чтобы видеть.
«Большая вера была у тебя и у тех, кто тебя принес!»
«О, Господь! Как можно не верить в Тебя?»
«Поэтому Я говорю тебе: чадо (это очень молодой человек), все твои грехи прощены».
Мужчина смотрит на Него со слезами… Наверно, он немного разочарован, потому что надеялся на телесное исцеление.
Фарисеи и учителя шепчутся между собой, воротят носы, хмурят лбы и презрительно кривят рты.
«Отчего вы ропщете, и в сердцах еще сильнее, чем вслух? Думаете, легче сказать парализованному: „Твои грехи прощены“, а не: „Вставай, возьми подстилку и иди“? Вы считаете, что только Бог может оставлять грехи. Но не в состоянии ответить, какая из этих вещей важнее, поскольку он, перестав владеть всем своим телом, растратил имущество, но так и не сумел выздороветь. Если это возможно, то лишь с помощью Бога. Но чтобы вы знали, что Я могу все, чтобы знали, что Сын Человеческий обладает властью и над телом, и над душой, на Земле и на Небе, Я скажу ему: „Вставай. Возьми свою постель и иди. Ступай в свой дом и будь здоров“».
Мужчина вздрагивает, вскрикивает, встает на ноги, бросается в ноги Иисусу, целует и гладит их, плачет и смеется вместе со своими родными и с толпой, которая затем расступается, чтобы дать ему пройти, словно триумфатору, и с ликованием следует за ним. Толпа, но не пятеро завистников, что уходят спесивые и одеревеневшие, как палки.
6. Теперь уже может войти мать с младенцем: дитя еще грудное и истощенное. Она протягивает его, говоря только: «Иисус, Ты любишь таких. Ты это сказал. Ради этой любви и ради Твоей Матери!..», и начинает плакать.
Иисус берет этого младенчика, действительно, умирающего, прикладывает его к Своему сердцу, мгновение удерживает его восковое личико с лиловыми губами и уже опущенными веками против Своих губ. Мгновение держит его в таком положении… а когда отнимает его от Своей светлой бороды, личико уже розовое, ротик изображает неуверенную младенческую улыбку, глазки глядят вокруг живо и любопытно, ладошки, прежде сжатые и неподвижные, путаются в волосах и бороде смеющегося Иисуса.
«О! Мой сын!» – восклицает счастливая мама.
«Возьми, женщина. Оставайся счастливой и доброй». И женщина принимает заново родившегося и прижимает его к груди, а малыш сразу же заявляет свои права на кормление, ищет, открывает, находит и сосет, сосет грудь, ненасытный и счастливый.
Иисус благословляет и проходит. Идет к порогу, где находится больной в сильной горячке.
«Учитель! Будь добр!»
«И ты тоже. Употреби здоровье на правое дело». Гладит его и выходит.
7. Он снова на берегу, за Ним идут, Его обгоняют, многие воздают Ему хвалу и упрашивают: «Мы не услышали Тебя. Не могли войти. Скажи и нам тоже».
Иисус делает утвердительный знак и, ввиду того что толпа напирает на Него, не давая продохнуть, взбирается на лодку Петра. Этого недостаточно. Настойчивая осада продолжается.
«Выведи лодку на воду и немного отплыви».
Тут видение прекращается.
[1] После краткого явления св. Екатерины Сиенской/
[2] (Песнь 6:2-3)