Дмитрий Шнайдер
Приходя, выключайте тьму!
Пусть улыбок огни горят
И не будет тосклив и хмур
Ваш сияющий, ясный взгляд.
Приходя, приносите в дом
В добром сердце своё тепло!
Даже в дальнем краю чужом,
По пути, выключайте зло.
За собой подметайте грязь
Раздраженья, обид и ссор!
Надо мусор в контейнер класть
И беречь чистых чувств набор.
За собой оставляйте след
Благородных и нужных дел!
Уносите в душе привет!
Он горячий. Его согрел
Тот, кто так же как вы в себе,
Носит свет и тепло добра,
Чистоту и простор небес.
Просыпайтесь! Вам в путь пора.
Сола Монова – «Бабы»
Где ты, мой милый, здоров ли конь?
Как на чужбине климат?
Свечку зажгла у святых икон,
А на душе тоскливо.
Снился мне ночью неравный бой:
Ты, а вокруг- арабы.
Чувствую, милый, беда с тобой.
Чувствую, рядом бабы!.
Снилось мне, милый, что ты в плену,
Сердце от боли сжалось,
Хочешь, мучителей прокляну,
Им затуплю кинжалы?
Кабы смогла твою боль унять,
Всю забрала тогда бы,
Только предчувствие у меня –
Чувствую, рядом бабы!
Снился мне ночью девятый вал,
Страшная непогода,
Видела, как ты держал штурвал
И уходил под воду,
Чувствую, выброшенный волной
Плачешь под баобабом.
Выжил один ты... а всё равно...
Чувствую, рядом бабы!
Катарина Султанова – «Маленькой девочкой»
Маленькой девочкой я смастерила плот:
Связка упругих веток, три плюшевые подушки.
Мамина карточка, папин бинокль, блокнот,
Как на Ковчеге Ноевом парами все игрушки.
Маленькой девочкой я плыла
Из родительской спальни к ответам на все вопросы.
Колыбельки младенцев, кухни, подъезды, улицы, города –
Я наблюдала взрослых.
Маленькой девочкой я осознала: жизнь –
Это не праздник, не каторга, не работа.
Это забота о ближнем, влюбиться, уметь дружить,
С бабушкой-дедушкой видеться по субботам.
Маленькой девочкой я поняла: семья –
Это хотеть беречь, а не расстреливать своей правдой.
Счастье не есть ощущение собственной правоты.
Счастье – случиться и быть в чьей-то жизни главной.
Оксана Мельникова
все важные фразы должны быть тихими,
все фото с родными всегда нерезкие.
самые странные люди всегда великие,
а причины для счастья всегда невеские.
самое честное слышишь на кухне ночью,
ведь если о чувствах – не по телефону,
а если уж плакать, так выть по-волчьи,
чтоб тоскливым эхом на полрайона.
любимые песни – все хриплым голосом,
все стихи любимые – неизвестные.
все наглые люди всегда ничтожества,
а все близкие люди всегда не местные.
все важные встречи всегда случайные.
самые верные подданные – предатели,
цирковые клоуны – все печальные,
а упрямые скептики – все мечтатели.
если дом уютный – не замок точно,
а квартирка старенькая в Одессе.
если с кем связаться – навеки, прочно.
пусть сейчас не так всё, но ты надейся.
да, сейчас иначе, но верь: мы сбудемся,
если уж менять, так всю жизнь по-новому.
то, что самое важное, не забудется,
гениальные мысли всегда бредовые.
кто ненужных вычеркнул, те свободные,
нужно отпускать, с кем вы слишком разные.
ведь, если настроение не новогоднее,
значит, точно не с теми празднуешь.
Светлана Кекова – «Рыбы, вмерзшие в лёд…»
Рыбы, вмерзшие в лед, керосинки в пустом коридоре,
муравьи, саламандры и еж полумертвый в мешке,
все ли вы уместились в коротком случайном смешке?
Hа тарелках лежит серебро в геральдической флоре.
Шевелится в кастрюльке какая-то жалкая снедь:
то ли мяса куски с дорогим чесноком вперемешку,
то ли рыба усатая в чистом крутом кипятке.
Бросишь соли в кастрюлю - вода начинает синеть,
но щербатые стены скрывают кривую усмешку,
выпрямлять же ее - все равно, что гадать по руке.
Где-то примус гудит и стучат молотками соседи,
пыль невзрачная пляшет внутри светового луча,
паучок небольшой от запястья ползет до плеча,
отражаясь, как в зеркале, в тускло светящейся меди.
Что же, в это пространство никто не войдет без ключа.
От английских замков и от черных ощеренных скважин
мы ключи потеряли, и бросили запертый дом.
Он полынью зарос, он покрылся слоящимся льдом.
Что из этого следует? Вывод не так уж и важен.
Важно только движенье внутри дорогого жилища,
где былая любовь в униженье и смерти живет,
и смеется она, словно брошенный ангел, и вот
вновь сияет постель и готовится бедная пища.
И в воде закипающей мертвая рыба плывет.
Андрей Вознесенский – «Нам, как аппендицит»
Нам, как аппендицит,
поудаляли стыд.
Бесстыдство — наш удел.
Мы попираем смерть.
Ну, кто из нас краснел?
Забыли, как краснеть!
Сквозь ставни наших щек
Не просочится свет.
Но по ночам — как шов,
заноет — спасу нет!
Я думаю, что бог
в замену глаз и уш
нам дал мембраны щек,
как осязанье душ.
Горит моя беда,
два органа стыда —
не только для бритья,
не только для битья.
Спускаюсь в чей-то быт,
смутясь, гляжу кругом —
мне гладит щеки стыд
с изнанки утюгом.
Как стыдно, мы молчим.
Как минимум — схохмим.
Мне стыдно писанин,
написанных самим!
Далекий ангел мой,
стыжусь твоей любви
авиазаказной…
Мне стыдно за твои
соленые, что льешь.
Но тыщи раз стыдней,
что не отыщешь слез
на дне души моей.
Смешон мужчина мне
с напухшей тучей глаз.
Постыднее вдвойне,
что это в первый раз.
И черный ручеек
бежит на телефон
за все, за все, что он
имел и не сберег.
За все, за все, за все,
что было и ушло,
что сбудется ужо,
и все еще — не все…
В больнице режиссер
Чернеет с простыней.
Ладони распростер.
Но тыщи раз стыдней,
что нам глядит в глаза,
как бы чужие мы,
стыдливая краса
хрустальнейшей страны.
Застенчивый укор
застенчивых лугов,
застенчивая дрожь
застенчивейших рощ…
Обязанность стиха
быть органом стыд.