Кот лежал в постели и никак не мог заснуть. Его била дрожь, текли слёзы, а стоило лишь закрыть глаза, как он снова оказывался там, у гаражей. И на этот раз нож побеждал его, отказываясь подчиниться и нанося непоправимый смертоносный удар.
Кот встал и подошёл к маминому шкафу. Мама сегодня была в ночную смену, отца у него не было, и помешать никто не мог. Он перерыл почти весь шкаф, прежде чем под стопкой постельного белья нашёл то, что искал. Это была икона, которую мама, стесняясь Кота, доставала во время его болезней и у которой просила об исцелении сына.
Кот относился к её молитвам как к безобидному чудачеству. Сам он в Бога не верил, считая его чем-то вроде Деда Мороза для старушек – все делают вид, что он есть, а на самом деле это всего лишь красивая сказка. Но если с Дедом Морозом он в своё время разобрался окончательно, то насчёт Бога некоторые сомнения всё же оставались.
Кот взял икону. Изображённый на ней Иисус смотрел строго и требовательно.
- Помоги мне, пожалуйста, Бог, - неумело начал Кот. – Я Тебя ни о чём раньше не просил, и потом тоже не буду отвлекать, только сейчас помоги. Защити меня…
Взгляд Иисуса оставался таким же строгим.
- Нет, Ты, наверное, не понял. Не от ментов, ой, прости, не от милиции – пусть ловят, пусть посадят, я это заслужил. И не от Графа с его шестёрками – пусть теперь что хотят со мной делают, я больше им ни за что не подчинюсь. Защити меня от ножа. Он – как живой, и когда я его беру, я превращаюсь не в его хозяина, а в его раба. Я это понял. Я кажусь себе сильным и крутым, а ему только этого и надо.
Кот вдруг замолчал. Он смотрел на суровый лик Иисуса и пытался сформулировать только что пришедшую в голову мысль:
- Нет, не от ножа. Защити меня от меня самого. Помоги мне не стать сволочью какой-нибудь. Я и сам буду стараться, но и Ты помоги, ладно? Я боюсь, что сам не справлюсь, а с Тобой вдвоём у меня обязательно получится.
Он плакал навзрыд, никого не стесняясь – да и кто мог его услышать в пустой квартире! Плакал потому, что, как ни старался, не мог понять, согласен ли Иисус помочь ему, или презирает за то, что он чуть не стал убийцей.
И тут, неизвестно почему, он вдруг вспомнил о ноже. А что, если его найдёт какой-нибудь мальчишка и также, как Кот, станет рабом этого кровавого чудовища?! Хватит ли у того пацана силы отвести смертельный удар? А если нет, то виноват в убийстве будет и Кот – не перед милицией, а перед совестью. Тогда удар, который он начал, всё же достигнет цели – и нож с издевательской ухмылкой будет праздновать свою кровавую победу. Разве можно будет спокойно жить, зная, что из-за тебя погиб невинный человек?!
Кот положил икону на стол, быстро оделся и выбежал на улицу.
Место, где он выбросил нож, Кот нашёл не сразу. Несколько часов он вновь и вновь лазил по кустам, пытаясь отыскать своего коварного врага. Было очень темно и искать приходилось на ощупь. Порой хотелось всё бросить, решить, что нож уже кто-нибудь нашёл, и отправиться домой. «Я сделал всё, что мог», - убеждал себя Кот, но сомнения всё же оставались и заставляли продолжить поиски.
Наконец, исцарапанный и уставший, он почувствовал под рукой холодную сталь. Кот осторожно, двумя пальцами, взял нож и только теперь задумался, что же с ним делать. Отнести домой? Своими руками впустить этого кровавого монстра в их уютный и спокойный мир? Ни за что! Закопать? Это уже лучше, но и закопанный нож может кто-нибудь найти. Сжечь? Не получится. Выбросить в мусорный бак? Утопить? Спрятать?.. Кот лихорадочно перебирал варианты, но ни один из них не казался ему достаточно надёжным. Было похоже, что и сейчас нож издевается над ним, хвастаясь своей непобедимостью.
Холодной волной накатило отчаяние. И вместе с ним пришла мысль, которая сначала показалась Коту очень глупой, но, чем больше он гнал её от себя, тем больше убеждался, что это, пожалуй, единственный выход – отнести нож в милицию. Но тогда придётся объяснять, как нож попал к нему, а это уже пахло стукачеством. Ну и пусть, пусть считают стукачом, пусть презирают, зато нож уже больше никогда не напьётся крови!
А ещё придётся признаваться в том, что он чуть не убил человека. За это, наверное, и посадить могут. Глупо, конечно, идти и стучать на себя самого! А, может, просто сказать, что нашёл? Нет, начнут расспрашивать, заставят показать место, и будут там всё тщательно осматривать, пока не поймут, что он им соврал. И тогда всё равно придётся сказать правду.
А почему он испугался? Сам же говорил Богу, что готов отвечать за свой поступок, а теперь ищет способ остаться чистеньким? Значит, снова соврал? Нет! Не соврал! Он сейчас же, ночью, пойдёт в милицию и отдаст им нож. Нет, не сейчас. Утром. А то мама, вернувшись с работы, будет волноваться, что его нет дома. Или это очередная «отмазка»?
И куда до утра деть нож? Пожалуй, можно закопать. Вряд ли кто-нибудь ночью станет здесь лазить и рыться в земле. Надо только хорошенько запомнить место, чтобы завтра не пришлось перекапывать все кусты.
Кот даже улыбнулся, представив себе эту ситуацию. Решение принято, и надо действовать. Он закопал нож и, довольный, вернулся домой.
Близился рассвет. Прежде чем лечь спать, Кот снова посмотрел на икону. Взгляд Иисуса был твёрдым и спокойным. В нём было столько внутренней силы и уверенности, что Кот понял: с таким помощником ему не страшно ничего. Он не стал убирать икону обратно в шкаф, а поставил на своём столе, чтобы всегда видеть эти бесстрашные и необычайно добрые глаза.
Утром Кот проснулся в большом сомнении. Все события вчерашнего дня казались такими далёкими и нереальными, как будто они произошли в только что окончившимся сне. И лишь икона на столе не давала окончательно вычеркнуть их из памяти. Кот старался не смотреть на икону, чтобы не встречаться взглядом с Иисусом. Но и положить её обратно в шкаф он не решался – это уж точно было бы предательством вчерашних обещаний.
Наконец, Кот решил объясниться с Иисусом. Он подошёл к столу и, глядя на нижнюю часть иконы, виновато сказал:
- Ты уж прости меня, Бог, за то, что я тебе вчера наговорил. Сам же знаешь, что я пьяный был, а по пьянке чего только не наболтаешь! Надо мной все пацаны ржать будут, если я на самого себя настучу! Да и нож этот дурацкий я глубоко зарыл – никто не найдёт, вот увидишь!
Он решился глянуть на лицо Иисуса. Взгляд Иисуса был строгий и печальный. Объяснение Кота Его явно не удовлетворило.
- Ты думаешь, что я струсил и теперь отмазываюсь? А если даже и так – ну и что? Ты же всегда добро людям делаешь, а какое же это будет добро, если меня посадят? А?
Этот довод показался Коту достаточно убедительным и он продолжал увереннее, сам удивляясь своему нахальству:
- Молчишь? Нечего возразить? То-то же! Ты не против, если я Тебя снова в шкаф положу? А то мама увидит и начнёт вопросы задавать. Ты уж не обижайся, ладно?
Стараясь не смотреть на Иисуса, он взял икону и аккуратно положил её на прежнее место. Обрадованный тем, что проблема решилась, Кот вприпрыжку побежал завтракать.
На радостях он не услышал шум открываемой входной двери, и появление мамы застало его врасплох.
- Костик, ты почему ещё не в школе? Что случилось? – взволнованно спросила мама.
Да, Кота на самом деле звали Костей, а точнее – Константином Олеговичем Темниковым. По первым буквам – КОТ. Но и в школе и во дворе давно забыли истинную причину этого прозвища и считали, что Костя стал Котом из-за привычки всегда поступать по-своему. Как и положено настоящему коту.
«Ёшкин кот! – подумал Кот, услышав мамин голос. – Не утро, а сплошные отмазки!»
- У меня голова сильно болит, - жалобно сказал он. – И глотать немного больно. Я, наверное, простудился. Можно я сегодня не пойду в школу?
- Уже не пошёл. Иди сюда, посмотрю, что с тобой случилось. Только простуды тебе сейчас и не хватало! Я на работе договорилась, чтобы тебя в лагерь взяли, а ты болеть надумал! – мама потрогала лоб Кота, посмотрела горло, но никаких признаков болезни, разумеется, не обнаружила. – А ты меня не обманываешь?
- Я? Обманываю? – Кот чуть не заплакал от возмущения. Недаром многие учителя в школе считали, что Костя Темников станет либо известным актёром, либо уголовником. – Ты что, не веришь собственному сыну? Сама воспитала и сама уже не веришь?
Это был явный перебор, и Кот решил сменить тему:
- А про лагерь ты зря договаривалась. Я всё равно туда больше не поеду. То нельзя, это нельзя, ходи везде строем, слушайся старших – скучища полная! Обращаются как с малышом, хорошо ещё, что нос не вытирают! – он чуть было не назвал другую часть тела, но вовремя спохватился.
- Я это уже поняла, - не заметила ухода от школьной темы мама. – Оздоровительный лагерь я тебе не предлагаю. У одной нашей сотрудницы сын ходит в скаутский клуб. Мы с ней разговорились, и она сказала, что в начале лета скауты проводят палаточный лагерь. Она уверена, что в этот лагерь берут всех желающих. Поедешь? Всего на десять дней.
Лето наступало уже через две недели. Перспектива пожить десять дней в настоящей палатке заинтересовала Кота, но сдаваться так просто он не собирался:
- Да у них, наверное, всё так же! Видел я как-то этих скаутов – тоже ходят строем и речёвки разные кричат, – он специально не сказал, что встретившиеся ему скауты были в красивой форме, почти как у военных («Интересно, а мне дадут такую форму?»), а речёвки были такие интересные, что хотелось их запомнить и кричать вместе со скаутами.
- Ну, не знаю. Сотрудница говорила, что её сыну очень нравится. И ещё, хоть мне и не очень верится, что у них там сами дети командуют – и всегда хорошая дисциплина, - голос мамы стал просительным. – Может, всё-таки съездишь, Костик? Вдруг понравится.
«О-па! - подумал Кот, - Ну и наивные люди эти взрослые! Какая может быть дисциплина, если командуют дети?! Надавать этому командиру по шее – вот и вся дисциплина! Неужели там у них не нашлось крутых пацанов?». Он уже забыл, как вчера из-за стремления к крутости чуть не совершил убийство.
- Ладно, так и быть, попробую! – милостиво согласился Кот, решив показать скаутам, как ведут себя настоящие пацаны. - Но только ради тебя, чтобы ты без меня немного отдохнула.
- Вот и хорошо! Спасибо за заботу, сынок, - обрадовалась мама.
Довольный решением проблемы со школой и предстоящей поездкой в скаутский лагерь Кот пошёл в комнату. Проходя мимо шкафа с иконой, он ехидно шепнул:
- Ну вот, видишь, и без Тебя всё получилось прекрасно!
Выражение лица Иисуса в этот момент он, конечно же, не видел.