КАК НАУЧИТЬСЯ ЛЮБИТЬ
Анна Григорьевна Достоевская
1846-1918
Семейная жизнь – это великая школа любви. В браке супруги учатся терпению, прощению и состраданию к немощам друг друга. Учатся любить не за что-то, а вопреки всему. Муж Анны Григорьевны Достоевской был старше ее на четверть века. Он прошел каторгу и пережил смерть первой жены. Был болен эпилепсией и падок на азартные игры. К тому же, имел резкий, вспыльчивый характер. Но она приняла его таким, как есть, и научилась любить – бескорыстно, самозабвенно и искренно. Подарила Федору Михайловичу семейное счастье и радость отцовства. Была и его музой, и секретарем, и сиделкой. И обрела в этой жертвенной любви настоящее женское счастье.
Неточка Сниткина
30 августа 1846 г. в Петербурге, в доме напротив Александро-Невской лавры явилась на Божий свет девочка, которую нарекли Анной. Она родилась в большой, любящей семье и всегда с отрадой вспоминала свое тихое детство: «Отец и мать нас всех очень любили и никогда не наказывали понапрасну. Кормили сытно, водили гулять каждый день, и летом мы с утра до вечера сидели в саду; зимой же катались с ледяной горки, там же устроенной. Игрушками нас не баловали, а потому мы их ценили и берегли. Удовольствия доставлялись нам редко: елка на Рождестве, на Масляной нас возили на балаганы и катали на вейках (финских санях). Два раза в год – перед Рождеством или на Святой ездили в театр, преимущественно в оперу или балет. Но эти редкие удовольствия нами чрезвычайно ценились, и мы целыми месяцами находились под очарованием виденного нами спектакля ».
Беззаботные времена закончились с предсмертной болезнью отца. Анна, к тому времени окончившая с серебряной медалью Мариинское училище, решила продолжить педагогическое образование. Но была вынуждена уйти с Педагогических курсов, чтобы ухаживать за больным. Финансовое состояние семьи резко пошатнулось, пришлось переехать на бедную петербургскую окраину. Отец переживал из-за прерванного обучения дочери и настоял на том, чтобы вечерами она посещала бесплатные курсы стенографистов. Стенография была тогда делом новым, интересным, с перспективой хорошего заработка. Не все шло гладко, но упорная девушка пересилила себя, втянулась и вскоре стала лучшей ученицей. Она мечтала о самостоятельности и материальной независимости, как и вся столичная молодежь шестидесятых годов XIX в.
Получив прекрасную рекомендацию, 4 октября 1866 г. Анна Сниткина отправилась на свой первый стенографический практикум. И не к кому-нибудь, а к известному литератору Достоевскому. Ей было и страшно, и любопытно одновременно. Творчество Достоевского в семье Сниткиных знали и любили. Они и дочку прозвали, как героиню его повести – Неточкой.
Подарок судьбы
1866-й год был для Достоевского поистине мучительным. Он сочинял роман «Преступление и наказание», который до крайности его выматывал, но ни на минуту от себя не отпускал. В то же время над его бедной головой висел дамоклов меч нового договора. Петербургский издатель Ф.Т.Стелловский взялся опубликовать трехтомник Достоевского, при условии, что будет написан новый роман. В противном случае, писатель на три года лишался не только авторских прав, но и всех гонораров. До указанного в договоре срока оставался неполный месяц. Текста романа не было и в помине, только идейный замысел... В этот критический момент Достоевскому посоветовали взять помощницу-стенографистку.
Когда Анна Сниткина вошла в его квартиру, она поразилась тому, насколько реальный человек не похож на образ известного писателя. «Я увидела перед собой человека несчастного, убитого, замученного, и чувство глубокого сострадания и жалости зародилось в моем сердце ». Достоевский тоже был крайне раздосадован увидеть кисейную барышню вместо маститого специалиста. Он метался по комнате, раздражался, то и дело закуривал и даже Анне предложил папиросу. Постоянно спрашивал, как ее зовут, и тут же забывал. Наконец, сдался: «Хорошо, что Вы – девица. Пожалуй, не запьете ».
На жертвенной крови вырастает любовь
Двадцать шесть дней подряд Достоевский наговаривал новый роман, Сниткина тщательно стенографировала, а уже дома, вечером, расшифровывала и переписывала набело. Двадцать шесть дней он рассказывал ей о том, как тяготится жизнью и самим собой, а она тайком глотала слезы от глубокой к нему жалости. Двадцать шесть дней она строчила за ним со скоростью одно слово в секунду и практически не имела времени, чтобы нормально поесть и выспаться. Через двадцать шесть суток, 30 октября, в самый день рождения Федора Михайловича она передала ему аккуратно переплетенную рукопись нового романа под названием «Игрок».
Достоевский был в восторге: они сделали это! Они успели! Скорее в издательство! И тут оказалось, что Стелловский сбежал из города, запретив своим сотрудникам принимать писателя. Первой опомнилась Анна: «Надо идти в полицейский участок и там зарегистрировать рукопись!» Так она спасла и роман, и его автора. Дело было сделано, но расставаться почему-то не хотелось…
За тот сумасшедший месяц Анне открылся не только талантливый романист, но и родная душа. «Это самый великодушный, благородный, чистый, честный, святой человек! Его мало кто хорошо знает. Он вечно угрюм, раздражителен. Но если б кто знал, сколько под этим скрывается теплоты, доброты и человечности ». В свете считали, что Достоевский заносчив и горделив, а она поняла, что это приступы эпилепсии ослабляли его память, и он иногда не узнавал людей. По углам шипели, что Достоевский болезненно раздвоен и почти безумен, а она почувствовала в нем просто «больного, требовательного, капризного, не приспособленного к жизни ребенка », который очень любит сладкое и мазурку. Если бы они знали, как горячо он молится перед образом Божией Матери «Всех скорбящих Радость» и повсюду возит с собой репродукцию «Сикстинской мадонны»!
От чуткого писателя не ускользнул нежный взгляд его стенографистки: «Аня меня любит!.. Она кротка, добра, умна, верит в меня!» И он решился сделать предложение. Но не прямо, боясь отказа, а словно от лица героя своего нового романа. «Представьте, что этот художник – я, что я признался Вам в любви и просил быть моей женой. Скажите, что Вы бы мне ответили? Лицо Федора Михайловича выражало такое смущение, такую сердечную муку, что я, наконец, поняла, что это не просто литературный разговор… Я взглянула на столь дорогое мне, взволнованное лицо Федора Михайловича и сказала: – Я бы Вам ответила, что Вас люблю, и буду любить всю жизнь».
Побег из Петербурга
15 февраля в Свято-Троицком Измайловском соборе Петербурга их обвенчали. «Как я была бы счастлива, если бы мне удалось хоть сколько-нибудь украсить его жизнь. У него так мало было радостного, что хоть под конец-то ему было бы хорошо », – думалось невесте. Однако очень скоро она поняла, что Достоевского мало просто любить, его надо защищать: от навязчивых кредиторов и алчной родни.
Федор Михайлович был очень добр и доверчив, и этим часто пользовались. Даже его ближайшие родственники. По существу, писатель кормил две семьи: собственную и покойного брата Михаила. А между тем сам никогда много не зарабатывал: его как бывшего политического преступника печатали очень и очень неохотно. У писателя скопились огромные долги. Он понимал, что бессилен, весь издергался, участились припадки эпилепсии. Масло в огонь подливали «домашние враги», а точнее, нахлебники Федора Михайловича, мечтавшие уничтожить его молодую жену. В какой-то момент Анне даже показалось, что развод неизбежен.
Но она видела в глазах мужа любовь, и решила бороться. Решение пришло само собой: бежать! Анна Григорьевна заложила свое приданое, продала фамильный рояль и все личные драгоценности. И они сели в поезд: Германия, Австрия, Швейцария… Думали, на три месяца, оказалось, на четыре года.
Как им было хорошо вдвоем! Безмятежные молочные Альпы, картинные галереи, которым не было конца, благоухающие итальянские сады! Достоевский забрасывал беременную жену цветами и разыскивал ее любимые грибы-рыжики. В это блаженное время они не просто сблизились, а срослись душами. Ранним февральским утром 1868 г. Анна Григорьевна родила дочь Соню. Это было счастье, несравнимое ни с чем!
Тихие жертвы
Но через три месяца дочка скончалась от простуды. Анна не находила себе места, а отчаяние Федора Михайловича было настолько бурным, что порой за него становилось страшно. Ничего не оставалось делать, как снова уехать. Сначала в Италию, затем во Францию. Денег не было, вдохновения – тоже. И Достоевский решил сыграть в рулетку.
Свою страсть к игре он называл «фантазией»: мечтал, что однажды сможет сорвать куш, рассчитаться с долгами и жить спокойно. Федор Михайлович даже разработал собственный метод игры, благодаря которому поначалу выигрывал небольшие суммы, но быстро входил в азарт, терял контроль над собой и проигрывался в пух и прах. В Баден-Бадене он проиграл все, даже обручальное кольцо и теплое пальто своей жены. Но у игромании Достоевского была и обратная сторона. Его заводил не выигрыш и не проигрыш, а пик эмоций! В казино он получал мощнейший творческий импульс и тут же принимался за литературную работу, писал с жаром: быстро и много.
Мудрая и кроткая Анна Григорьевна не роптала, не скандалила и мужа ни в чем не упрекала. Она тихо приняла неизбежность этой жертвы, молясь и надеясь на лучшее. И однажды Достоевский смог порвать с рулеткой – навсегда. Теперь у него появились другие источники вдохновения.
«Три четверти счастья»
В 1871 г. супруги вернулись в Россию, уже не одни. На плече Федора Михайловича мирно посапывала двухлетняя Любочка, а сразу по приезде родился долгожданный Феденька. Достоевский был необыкновенно нежным отцом, возился с малышами, сам купал, носил на руках, убаюкивал и чувствовал себя очень счастливым! Ключ к его сердцу теперь хранился в детской кроватке.
Измучившись на бесконечных съемных квартирах, Достоевские наконец-то приобрели дачу за городом. В Старой Руссе было уютно и тихо, особенно, летом. Для детей завели корову, которая однажды заблудилась, и Федор Михайлович сам пошел ее искать и прутиком пригнал домой. «Детки – мука, – признавался он, – но они необходимы. Клянусь, в этом – три четверти счастья!» Малыши обожали, когда папа читал им вслух и ставил для них домашние спектакли. Как, должно быть, расцветало отцовское сердце, когда он находил такие записочки: «Милый папочка, я тебя люблю. Люба», «Папа, дай гостинца. Федя».
Старая Русса подарила Достоевским последнего сына – Алешеньку. Но в 3-летнем возрасте ребенок внезапно умер. Такого удара никто не ожидал. «Я до того потерялась, до того грустила и плакала, что никто меня не узнавал», – горевала Анна Григорьевна. Чтобы хоть как-то успокоиться Федор Михайлович отправился в Оптину Пустынь. Здесь старец Амвросий открыл ему тайну невинных детских страданий: «Есть дети, которым предназначено Свыше умереть: или в утробе матери, или в раннем детстве. Это дети, зачатые накануне Богородичных праздников, потому что из-за невоздержания родителей произошло осквернение святости этого дня».
Любовь и боль
Бурная заграничная жизнь и петербургские мытарства сильно изменили Анну Григорьевну. Было заметно, как она состарилась. Как «из робкой застенчивой девушки выработалась в женщину с решительным характером». Теперь на ней – и дом, и дети, и хозяйство. Она сама вела финансовые дела мужа, разбираясь с его долгами, часто, фиктивными. Чтобы уберечь Федора Михайловича от нервных припадков, скрывала визиты кредиторов и с великим трудом выкраивала для них средства. Временами случалось, что сама ходила в залатанных сапогах и рваном платье, но никогда не жаловалась. Наконец, решилась сама издавать и продавать книги Достоевского. Как пригодились ей теперь уроки предприимчивой матери, которая в свое время содержала три доходных дома и ни одной копейки прибыли не упустила. Вопреки скептическим прогнозам ее дело быстро пошло на лад.
Федор Михайлович был крайне вспыльчив. «Но Анна Григорьевна быстро нашла ключик к тому, как его успокаивать. Она даже писала в письмах, что это можно советовать всем, вступающим в брак: не подбрасывать поленьев в разгорающуюся ссору, а искать в ситуации что-то смешное»[1]. «С чувством надо бережно обращаться, чтобы оно не разбилось, – делилась она. – Нет в жизни ничего более ценного, как любовь. Больше прощать следует – вину в себе искать и шероховатости в другом сглаживать». Были, конечно, и обиды, и недомолвки, и капризы, – но свою любовь Достоевские ставили выше всего.
Анна Григорьевна «берегла хрупкое здоровье своего мужа, держа его, по ее собственному выражению, «в хлопочках», как малое дитя, а в обращении с ним проявляла мягкую уступчивость, соединенную с большим, просвещенным тактом»[2]. Писатель всегда работал по ночам и не стеснялся будить жену, чтобы поделиться с нею только что написанным. Из-за его болезни она всегда спала «вполглаза», чтобы не пропустить начало припадка.
Труды любви
Достоевские прожили в браке четырнадцать лет, до самой смерти Федора Михайловича. Это было самое плодотворное время в его жизни, когда были созданы его главные великие романы. Счастливая семья не только обеспечила Достоевскому бытовые тылы, но и помогла обогатиться новым жизненным опытом. В своем «Дневнике писателя» он признался: «Семья ведь тоже созидается, а не дается готовой, и никаких прав и никаких обязанностей не дается тут готовыми, а все они сами собой, одно из другого вытекают. Тогда только это и крепко, тогда только и свято. Созидается же семья неустанным трудом любви».
Для Анны Григорьевны семейная жизнь, несмотря на все страдания и невзгоды, стала «днями великого, незаслуженного счастья». Она поняла главное: любовь – это ежедневный труд, ежеминутная жертва. И жертва эта – радостная, потому что только она позволяет по-настоящему полюбить человека и дать ему раскрыться во всей полноте.
[1] Цитата из интервью Дмитрия Андреевича Достоевского, правнука писателя// «Прадед всегда приглядывает за нами». Эл.ресурс «Русский мир.ru». 2011, ноябрь.
[2] Слова М.А.Александрова.