Первое упоминание о замысле статьи находится в дневниковой записи Толстого от 11 мая 1890 г.: "Диета строгая нужна всем. Об еде -- книга нужна". {Т. 51, стр. 42.} Ту же мысль Толстой высказывает и в записи от 25 июня 1890 г.: "Еще думал: Надо бы написать книгу ЖРАНЬЕ. Валтасаров пир... Свиданья, прощанья, юбилеи. Люди думают, что заняты разными важными делами, они заняты только жраньем". {Там же, стр. 53.}
В апреле 1891 г. Толстой получил от В. Г. Черткова книгу о вегетарианстве "The Ethics of Diet by Howard Williams М. А." (Хауард Уильямс, "Этика пищи"), изданную в 1883 г. в Лондоне. В письме к Черткову от 29 апреля 1891 г. Толстой называет эту книгу "прекрасной, нужной", выражает желание "написать к ней предисловие", но уведомляет, очевидно на запрос Черткова, что дочери "не берутся переводить" ее. {Т. 87, стр. 84.} Однако в следующем письме Толстой сообщал, что "домашние ВЗЯЛИСЬ переводить" "Этику пищи", а сам он помогает в переводе. {Письмо к В. Г. Черткову от 6 мая 1891 г. -- т. 87, стр. 85.} 7 мая 1891 г. он писал жене из Ясной Поляны, что Мария Львовна "переводит вегетарьянск[ую] книгу не дурно". {Т. 84, стр. 79.}
Задумав предисловие к книге Уильямса как статью "об обжорстве", Толстой читает с интересом литературу по этому вопросу -- статью о постниках, присланную ему М. В. Алехиным, {Письмо Толстого к М. В. Алехину от 9 мая 1891 г. -- т. 65.} статью А. Н. Бекетова "Питание человека в его настоящем и будущем", которую советует В. Г. Черткову издать в "Посреднике". {Письмо В. Г. Черткову от 15 мая 1891 г. -- т. 87, стр. 92. Появившись впервые в 1878 г. в "Вестнике Европы", статья Бекетова в 1893 г. была переиздана "Посредником".}
Собирая материал для "предисловия", Толстой 6 июня 1891 г. посетил тульскую бойню и смотрел там на убой скота. О полученных впечатлениях он на следующий день сделал запись в Дневнике, {Т. 52, стр. 38.} а впоследствии подробно рассказал в статье "Первая ступень" (гл. IX).
Статью о вегетарианстве, получившую в процессе работы название "Первая ступень", Толстой начал писать 25 июня 1891 г. В Дневнике в этот день он отмечает: "Еще ночью думал о предисловии к вегетар[ианской] книге, т. е. о воздержании, и всё утро писал не дурно". {Там же, стр. 43.} 30 июня 1891 г. была закончена черновая редакция статьи (см. опис. рук. No 1), в которую затем, до 13 июля, Толстой вносил многочисленные поправки и дополнения. 13 июля он отметил в Дневнике, что "написал статью об обжорстве". {Там же, стр. 44.} 20 июля 1891 г. Толстой сообщал Черткову, что он "написал" предисловие к книге X. Уильямса "Этика пищи", "написал всё -- вышло довольно много", {Т. 87, стр. 99.} и тогда же И. И. Горбунову-Посадову, что "написал начерно всю статью об вегетарьянстве, обжорстве, воздержании". {Т. 66, стр. 18.}
После этого работа над статьей была прервана и возобновилась только во второй половине августа. 27 августа 1891 г. Толстой записал в Дневнике, что "два дня поправлял статью об обжорстве -- порядочно; но придется еще поправить". {Т. 52, стр. 50.} Статья была закончена в последних числах августа и передана уезжавшему из Ясной Поляны П. И. Бирюкову, который 31 августа 1891 г. привез ее к Черткову (в Воронежскую губернию) для напечатания в сборнике "Собиратель" (задуманная Чертковым новая серия изданий "Посредника" для интеллигентных читателей).
В письме от 2 сентября 1891 г. Чертков предложил внести в текст статьи несколько изменений, на которые Толстой согласился. {Т. 87, стр. 104.} Позже, исправляя статью, присланную для просмотра Чертковым, Толстой видел его поправки и примечания и принял их (см. опис. рук. No 8).
В письме от 6 или 7 сентября Толстой послал Бирюкову дополнение к статье и просил это дополнение включить взамен написанного им ранее текста "о барыне". Дополнение должно было следовать в IX главе после фразы: "А те куры, цыплята, которые каждый день в тысячах кухонь, с срезанными головами, обливаясь кровью, комично, страшно прыгают, вскидывая крыльями!" (стр. 83, строки 11--9 сн.). Текст варианта был следующий: "Завтра нежная утонченная барыня будет пожирать труп этого быка с полной уверенностью в своей правоте, утверждая два взаимно исключающие друг друга положения: Первое, что она, в чем уверяет ее ее доктор, так деликатна, что не может переносить грубой пищи, а что для ее слабого организма ей необходимо хоть чашечку бульону и кусочек бифстека, и второе, что она так чувствительна, что не может не только сама причинять страданий животным, но переносить и вида их. А между тем, не говоря о том, что слаба она, эта бедная барыня, только именно п[отому], ч[то] ее приучили питаться несвойственной человеку пищей, и о том, что нельзя испытывать сострадание к существам, к[отор]ых пожираешь, несчастная барыня находится в том положении, что она для себя одной устроила бы бойню, если бы ее не было, так как для существования ее необходимо убийство.
Запутанная обманами барыня эта, часто слышишь, сострадает той плохой пище, к[отор]ую получает бедный народ, и ужасается на жестокость этого грубого народа к животным. А между тем этот-то на плохой, т. е. растительной, пище воспитанный народ может жить без мясной пищи, бодро и весело работая на барыню и ей подобных, бьет скотину, только принуждаемый к этому нуждою, а сострадающая ему и ужасающаяся на его жестокость барыня есть хищное, но не простое, а коварное, лживое хищное животное, заставляющее других совершать те убийства, которыми она кормится". {См. т. 66, стр. 36.}
14 сентября 1891 г. В. Г. Чертков сообщил Толстому, что его письмо не застало Бирюкова, уехавшего в Женеву, а вставка "о барыне" переписана. В рукописи No 8 вариант "о барыне" (л. 51) сохранился неполностью (без конца).
По поводу этого варианта Чертков писал 30 сентября Толстому, что слова: "барыня есть хищное, но не простое, а коварное, лживое хищное животное, заставляющее других совершать те убийства, которыми она кормится" будут восприняты большинством читателей, как ругательство, и просил разрешения выпустить их. {См. т. 87, стр. 107.} Вариант "о барыне" был существенно изменен Толстым и на полях л. 51 рукописи он для Черткова заметил: "Недаром я забыл то, что написал в этой прибавке: ужасная бестолковщина. Так выкинув конец, будет, я думаю, не так безобразно". В печати этот отрывок появился в исправленном Толстым виде.
В письме от 6? октября 1891 г. и в заметке на полях рукописи No 8 Толстой просил Черткова поместить в примечании к статье "Первая ступень" список "лучших книг о вегетарианстве" {Там же, стр. 106.}. Такой список литературы в печати не появлялся, и неизвестно, был ли он составлен Чертковым.
Книга X. Уильямса "Ethics of Diet" ("Этика пищи"), которую в Ясной Поляне начали, но не закончили переводить дочери Толстого, была возвращена Черткову. Под его наблюдением книга была переведена несколькими лицами.
Так как издание сборника "Собиратель" не осуществилось, а перевод книги Уильямса еще не был закончен, Толстой в письме от 25 ноября 1891 г. к В. Г. Черткову предложил отдать статью "Первая ступень" в журнал "Вопросы философии и психологии", редактор которого Н. Я. Грот "очень просил ее". {Там же, стр. 113.}
Статья была напечатана в "Вопросах философии и психологии", 1892, книга 13 (май).
По поводу печатного текста статьи Чертков писал Толстому 5 июня 1892 г., что из-за больших цензурных сокращений статья "много потеряла в своей силе и правдивости". {Там же, стр. 151.}
Насколько позволяет судить последняя сохранившаяся (не наборная) рукопись No 8, цензурой были изъяты высказывания Толстого о церковном христианстве, о высших классах, "поглощающих на свои прихоти в день сотни рабочих дней", и о рабочем народе -- стариках, детях, женщинах, которые измучены "трудом, бессонными ночами, болезнями, проводят целые жизни, работая на нас те самые предметы комфорта, роскоши, которые они не имеют и которые для нас составляют излишество, а не необходимость". Ввиду отсутствия наборной рукописи и корректур устранить цензурные искажения не представляется возможным.
По первопечатному тексту статья "Первая ступень" была переиздана в 1893 г. "Посредником" для интеллигентных читателей в виде вступительной статьи к переводу книги X. Уильямса "Этика пищи, или нравственные основы безубойного питания для человека" и в том же году включена в девятое издание "Сочинений гр. Л. Н. Толстого" (том двенадцатый, стр. 517--550).
В настоящем издании статья печатается по тексту журнала "Вопросы философии и психологии", 1892, книга 13, стр. 109--144, с исправлением некоторых опечаток и ошибки переписчицы, явно не замеченной Толстым и перешедшей потом из рукописей в печатный текст. В рукописи No 8, л. 49 (авторская вставка на полях), читаем: "Малый, дожидаясь, пока вытечет кровь, стал раскуривать потухавшую папиросу" (гл. IX, стр. 83, строки 15--14 сн.). Эта фраза ошибочно была переписана со словом: "потухшую", вместо: "потухавшую".
ОПИСАНИЕ РУКОПИСЕЙ
1. Черновая редакция статьи (автограф) с первоначальным заглавием: "Забытая добродетель", зачеркнутым и переправленным Толстым на "Лестница добродетелей" и затем на "Первый шаг добродетелей". Пагинация рукой Толстого. 27 лл. в 4° и 1 л. F, заключенных в обложку с надписью М. Л. Толстой: "Предисловие к Ethics of Diet". Текст статьи разделен Толстым на 11 глав (последняя ошибочно помечена: "XII"). На обороте л. 28 рукой Толстого: "Л. Т. "Я[сная] П[оляна]. 1891. 30 июня".
2. Копия рукописи No 1 (с ошибками и пропусками) рукой Т. Л. и М. Л. Толстых, В. А. Кузминской и А. М. Новикова, с авторскими исправлениями. Заглавие "Первый шаг добродетели" исправлено Толстым на "Первая ступень". 66 лл. в 4°, заключенных в обложку с надписью рукой М. Л. Толстой: "Первая ступень. 26 август[а] 1891 года. Ясн[ая] Пол[яна]". Начало: <"Ничто не показывает...">; конец: "начинается с первой ступени".
3. Копия рукой М. Л. и Л. Л. Толстых, В. А. Кузминской, П. И. Бирюкова и А. М. Новикова, с исправлениями Толстого; является в значительной части копией рукописи No 2, но полностью не покрывает ее. Возможно, между второй и данной рукописями была еще рукопись, не дошедшая до нас, копией с которой и является настоящая рукопись. 61 лл. в 4°. Начало: "Если человек делает дело..."; конец: "помимо первой ступени лестницы. Л. Т.".
4--7. Разрозненный рукописный материал, с авторскими исправлениями. Копии переписаны рукой М. Л. Толстой и А. М. Новикова, автографы в рукописях NoNo 4, 6 (2 лл. в 4°) -- дополнения к статье. Всего в рукописях 7 лл. в 4°. Начало рукописи No 4: "Казалось бы должно быть очевидным..."; конец рукописи No 7: "и только в одной определенной последовательности".
8. Копия с рукописи No 3 рукой М. В. Сяськовой, Е. И. Попова, М. Л. Толстой и В. Г. Черткова, с исправлениями Толстого. К нескольким листам, содержащим обширные авторские поправки, приложены копии с них, снова исправленные Толстым. 55 лл. в 4°. На лл. 18, 19, 22, 36, 51 поправки В. Г. Черткова, на лл. 24, 25 им сделаны на полях два замечания, согласно которым Толстой внес в текст соответствующие изменения. На обороте л. 52 в сноске -- пометка Толстого о том, чтобы "здесь вписать лучшие книги" о вегетарианстве, составленные учеными и врачами. Начало: "Если человек делает дело..."; конец: "хода наверх не может быть помимо первой ступени лестницы".
Рукопись No 8 не является окончательной редакцией статьи: печатный текст в ряде мест отличается от нее. Очевидно, Толстой вносил исправления в несохранившуюся рукопись или в корректуры.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОМУ ТОМУ ПОЛНОГО СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ.
В настоящем томе печатаются художественные и публицистические произведения Л. Н. Толстого за 1891--1894 годы. Среди них -- рассказы "Хозяин и работник", статьи о голоде, "Предисловие к "Крестьянским рассказам" С. Т. Семенова", неоконченные художественные произведения: "Кто прав?", "Мать", "Петр Хлебник" и др. Идейная проблематика большинства вошедших в этот том работ Л. Толстого непосредственно связана с вопросами, возникшими в жизни России в связи с охватившим страну в 1891--1893 годы голодом.
Голод был одним из проявлений крайнего обострения социальных противоречий, особенно резко обозначившихся в России в 90-е годы. В. И. Ленин писал в 1902 году в статье "Признаки банкротства": "Хищническое хозяйство самодержавия покоилось на чудовищной эксплуатации крестьянства. Это хозяйство предполагало, как неизбежное последствие, повторяющиеся от времени до времени голодовки крестьян той или иной местности... С 1891 года голодовки стали гигантскими по количеству жертв, а с 1897 г. почти непрерывно следующими одна за другой... Государственный строй, искони державшийся на пассивной поддержке миллионов крестьянства, привел последнее к такому состоянию, при котором оно из года в год оказывается не в состоянии прокормиться" {В. И. Ленин, Сочинения, т. 6, стр. 66--67.}.
1891--1894 годы явились значительным этапом в жизни и творчестве Л. Толстого. Именно в эти годы он особенно ясно осознал социальные причины тяжелого положения трудового народа. В эти годы он пришел к несомненному выводу, что долго строй насилия и угнетения продержаться не может, что "дело подходит к развязке". "Какая будет развязка, -- писал он 31 мая 1892 года Г. А. Русанову, -- не знаю, но что дело подходит к ней и что так продолжаться, в таких формах, жизнь не может, -- я уверен" {Т. 66, стр. 224.}.
Толстой не увидел пути, который должен был привести к этой "развязке". Не революционная борьба масс за свои права, а добровольный отказ господствующих классов от привилегированного положения представлялся ему средством спасения от всех социальных зол. В этом сказалась слабость Толстого, выразителя взглядов политически отсталого патриархального крестьянства. Но величайшей заслугой писателя остается то, что "он сумел с замечательной силой передать настроение широких масс, угнетенных современным порядком, обрисовать их положение, выразить их стихийное чувство протеста и негодования" {В. И. Ленин, Сочинения, т. 16, стр. 293--294.}. Это стихийное чувство протеста многомиллионных масс крестьянства против помещичье-капиталистического гнета, малоземелья, податной зависимости, против темноты и забитости, экономического и политического бесправия с огромной силой и искренностью выразил Толстой в произведениях, созданных им в период 1891--1894 годов.
I
В творчестве Толстого 1891--1894 годов центральное место принадлежит публицистике. К этому времени относятся широко известные статьи о голоде, которые явились горячим откликом писателя на всенародное бедствие.
Чтобы вполне понять и оценить все значение общественной и писательской деятельности Толстого этого времени, необходимо иметь ясное представление о той обстановке, в какой ему приходилось писать и действовать.
Уже летом 1891 года в газетах стали появляться тревожные известия из различных губерний России о надвигающемся голоде. Однако ни правительство, ни земства, ни официальная печать не проявляли беспокойства. В одной из статей августовской книжки консервативного журнала "Русский вестник" сообщалось: "Теперь недород хлебов поразил более десяти губерний, и никому не приходит в голову мысль о непосильности для государства борьбы с голодом... Печать исполняет свою обязанность, спокойно обсуждая меры необходимой помощи". Либерально-народническая "Русская мысль" так же "спокойно обсуждала меры необходимой помощи" и все свои упования и надежды возлагая на "чуткость" правительства. "Русские ведомости", в свойственном им тоне "умеренности и аккуратности", тоже старались не "пугать" общественное мнение надвигающимся голодом и горячо протестовали против запрещения вывоза хлеба за границу. Даже в ноябре 1891 года, когда многие губернии охватил жесточайший голод, "Русская мысль" оптимистически утверждала: "Итак, нет причины отчаиваться и опускать руки; пусть только пойдут широким руслом частные пожертвования -- и наиболее острый кризис без особого труда будет осилен".
Земства, взявшиеся за организацию помощи голодающим, возглавлялись помещиками и интеллигентами, настроенными либерально, а часто и консервативно. Они не только не требовали от правительства серьезной помощи, но в своих статистических сведениях всеми способами "сокращали едоков" -- число крестьян, нуждающихся в продовольственной или денежной ссуде. А губернская администрация находила обычно преувеличенными или излишними и эти урезанные требования и часто уменьшала размеры помощи, а то и вовсе отказывала в ней.
Отношение Толстого к средствам борьбы с голодом, в котором он видел огромное народное бедствие, было крайне сложным и противоречивым. С глубоким возмущением отнесся он к лицемерному обсуждению мер помощи народу, ограбленному и доведенному до крайней нужды теми самыми людьми, которые теперь собирались "опекать" своих "меньших братьев". В Дневнике он записывает: "Все говорят о голоде, все заботятся о голодающих, хотят помогать им, спасать их. И как это противно. Люди, не думавшие о других, о народе, вдруг почему-то возгораются желанием служить ему. Тут или тщеславие -- высказаться, или страх; но добра нет" {T. 52, стр. 43.}. Толстой отвергает, как нелепую, мысль о возможности прокормить народ за счет подачек богачей.
Вместе с тем, всецело в духе своего утопического и реакционного религиозно-нравственного учения, он надеется, что достаточно написать или сделать то, что смогло бы "тронуть сердца богатых" {Письмо к Н. С. Лескову от 4 июля 1891 г. -- т. 66, стр. 12.}, как совершится чудо: отказавшись от своих привилегий, сытые с раскаянием и любовью придут к своим голодным "братьям".
Глубоко сочувствуя народу, Толстой с тревогой следил за тем, что происходило в охваченных голодом деревнях. Положение народа становилось все более тяжелым и безысходным, а правительственная и земская помощь неспособна была что-либо изменить.
В сентябре 1891 года Толстой объезжает ряд деревень Тульской и Рязанской губерний и близко знакомится с народной нуждой. Голодных крестьян, у которых нет вдоволь даже хлеба с лебедой, огромное число нищих, развалившиеся дома, отсутствие топлива, и все это рядом с довольством помещичьих усадеб -- нашел Толстой во всех деревнях. Возвратившись в Ясную Поляну, он начал работать над статьей "О голоде", в которой собирался рассказать подлинную правду обо всем, что видел: о крестьянской нужде, помещичьей роскоши, преступном равнодушии "верхов" к народу и о ничтожности правительственной и земской помощи.
Под впечатлением невыносимых страданий народа Толстой приходит к мысли, что нельзя ждать, пока господа раскаются в своем "грехе". Он убеждается, что в существующих условиях, если не оказать народу помощи, тысячи людей будут умирать от голода и болезней, не возбудив и тени сострадания у господствующих классов. И Толстой решает заняться организацией помощи голодающим. С этой целью он в октябре 1891 года поселяется в имении своего друга И. И. Раевского Бегичевке Рязанской губернии. Вместе со своими помощниками он устраивает в окрестных деревнях многочисленные столовые для крестьян и их детей, собирает и распределяет пожертвования, организует медицинскую помощь. "...Не могу жить дома, писать. Чувствую потребность участвовать" {Т. 66, стр. 81.}, -- пишет он в это время H. Н. Ге.
Деятельное участие Толстого в помощи голодающим и его статьи этого периода, полные гнева к эксплуататорам и горячей любви к народу, навсегда останутся свидетельством глубокой и кровной связи великого писателя с народом.
Статьи Толстого о голоде можно разделить на две группы. Одна -- это статьи "О голоде" {Газета "Московские ведомости", перепечатав в 1892 году отрывок из этой статьи в переводе с английской публикации, назвала ее "Письма о голоде", очевидно приняв статью за цикл писем, посланных Толстым в иностранные газеты. Под этим произвольным названием статья перепечатывалась в последующих изданиях. В настоящем томе восстанавливается подлинное название статьи.}, "Заключение к последнему отчету о помощи голодающим", "Голод или не голод?" {Статья "Голод или не голод?" была написана в 1898 году, когда в России снова разразился голод и Толстой, как и в 1891--1893 годах, принимал участие в помощи голодающим. Она чрезвычайно тесно связана тематически со статьями о голоде 1891--1893 годов, поэтому помещается в настоящем томе.}. В них писатель ставит коренные, общие вопросы, возникшие в связи с голодом, показывает во всей неприглядности тяжкую долю народа, с беспощадной резкостью критикует современный общественный порядок, выдвигает требования, которые, по его мнению, необходимо удовлетворить, чтобы не было голодовок, постоянной нищеты и вымирания русского крестьянства. Эти статьи представляют наибольший интерес, хотя именно в них со всей остротой проявляются поистине кричащие противоречия взглядов Толстого: обличение существующего строя и вместе с тем незнание подлинных путей его изменения, проповедь нравственного совершенствования и непротивления злу насилием.
Другая группа -- это статьи "Страшный вопрос", "О средствах помощи населению, пострадавшему от неурожая", непосредственно связанные с практической деятельностью Толстого во время голода, отчеты об израсходовании пожертвованных денег. В этих статьях писатель рассказывал о своей работе и работе своих помощников по борьбе с голодом и обращался к прогрессивной части русского общества с призывом воспользоваться его опытом. В них он настойчиво требовал широкой организации бесплатных столовых для крестьян как наиболее действенной формы помощи голодающим.
В обличительном пафосе статей Толстого о голоде ярко отразились настроения многомиллионного русского крестьянства, у которого "века крепостного гнета и десятилетия форсированного пореформенного разорения накопили горы ненависти, злобы и отчаянной решимости" {В. И. Ленин, Сочинения, т. 15, стр. 183.}.
Правда о русской деревне, рассказанная Толстым в статье "О голоде", обличала эксплуататорский строй царской России. Это была та правда, которую тщательно старались скрыть и консервативные, и либеральные защитники существующих порядков. В своей статье Толстой указывает, что хищническим хозяйничаньем помещиков и капиталистов крестьяне доведены до крайней нужды и разорения. Уже в самом начале осени, рассказывает писатель, в одной из деревень Ефремовского уезда "из 70-ти дворов есть 10, которые кормятся еще своим. Остальные сейчас, через двор, уехали на лошадях побираться. Те, которые остались, едят хлеб с лебедой и с отрубями, который им продают из склада земства по 60 копеек с пуда". Толстой на основании многочисленных фактов утверждал, что в таком положении постоянно, а не только в голодный год находятся миллионы крестьян России. Он разоблачает клевету господствующих классов, будто народ голоден оттого, что ленив, пьянствует, дик и невежествен. Народ голоден оттого, что его душат малоземелье, подати, солдатчина, что "распределение, производимое законами о приобретении собственности, труде и отношениях сословий, неправильно". Улучшить положение народа можно, по мысли Толстого, лишь тем, чтобы перестать грабить и обманывать его. А взять у господ часть их богатств и раздать голодающим -- все равно, что заставить паразита кормить то растение, которым он питается. "Мы, высшие классы, живущие все им, не, могущие ступить шагу без него, мы его будем кормить! В самой этой затее есть что-то удивительно странное", -- восклицает Толстой. Именно эти слова Толстого имел в виду В. И. Ленин, когда в статье "Признаки банкротства" писал: "В 1892 г. Толстой с ядовитой насмешкой говорил о том, что "паразит собирается накормить то растение, соками которого он питается". Это была, действительно, нелепая идея" {В. И. Ленин, Сочинения, т. 6, стр. 67.}.
В статье "О голоде" Толстой беспощадно разоблачает лицемерие эксплуататорских классов, которые делают вид, что озабочены голодом, встревожены положением народа, а в действительности более чем равнодушны к совершающемуся бедствию и стараются всеми средствами еще сильнее закабалить крестьян. Писатель гневно обнажает подлинную сущность происходящего, показывает, что между эксплуататорами и народом нет иных отношений, кроме отношений господина и раба. "Не говоря о фабричных поколениях, гибнущих на нелепой, мучительной и развращающей работе фабрик для удовольствия богатых, -- пишет Толстой, -- всё земледельческое население, или огромная часть его, не имея земли, чтобы кормиться, вынуждено к страшному напряжению работы, губящей их духовные и физические силы, только для того, чтобы господа могли увеличивать свою роскошь. Всё население спаивается, эксплуатируется торговцами для этой же цели. Народонаселение вырождается, дети преждевременно умирают, всё для того, чтобы богачи -- господа и купцы жили своей отдельной господской жизнью, с своими дворцами и музеями, обедами и концертами, лошадьми, экипажами, лекциями и т. п.".
Однако в статье "О голоде", как и в других произведениях, Толстой высказывает иллюзорную надежду, что господа могут добровольно "перестать делать то, что губит народ", возвратить награбленное, изменить свою жизнь и тем самым разорвать кастовую черту, отделяющую их от народа. Он обращается к "высшим классам" с призывом: отнестись к народу "не только как к равным, но к лучшим нашим братьям, таким, перед которыми мы давно виноваты", прийти к ним "с раскаянием, смирением и любовью", поступить подобно мученику Петру, который, раскаявшись в своем жестокосердии, отказался от всего богатства и сам продался в рабство {Несомненно, что в непосредственной связи с мыслями и переживаниями Толстого во время голода находится тот факт, что он принялся в 1894 году, после длительного перерыва, за обработку легенды о Петре Хлeбнике.}. Так решение глубоко поднятых и со всей резкостью поставленных в статье "О голоде" социальных вопросов Толстой переводит в плоскость отвлеченных рассуждений о "грехе", "братской любви" и т. п.
Занимаясь помощью голодающим, Толстой еще больше убедился в том, что причина бедственного положения народа -- не в неурожае, а в самой системе угнетения меньшинством эксплуататоров огромного большинства трудящегося народа. Подводя итоги всему тому, что он видел во время голода, Толстой в "Заключении к последнему отчету о помощи голодающим" снова указывает, что связь роскоши одних с лишениями и страданиями других очевидна, что народ вымирает от непосильной работы и постоянного недостатка пищи. Толстой утверждает здесь, как и позднее в романе "Воскресение", "что люди, которые служат правительству, делают это не для блага народа, который не просит их об этом, а только потому, что им нужно жалованье; и что люди, занимающиеся науками и искусствами, занимаются ими не для просвещения народа, а для гонорара и пенсии; и люди, удерживающие от народа землю и возвышающие на нее цены, делают это не для поддержания каких-либо священных прав, а для увеличения своего дохода, нужного им для удовлетворения своих прихотей".
Превосходно зная истинное положение русской деревни, Толстой понимал, что голод и в последующие годы не перестанет душить нищую, обездоленную русскую деревню. И если господствующие классы будут молчать "про нужду, холод и голод, вымирание замученных работой взрослых и недоедающих старых и малых сотен тысяч людей", как это было в 1891--1892 годах, то лишь для того, чтобы скрыть истину и не возбуждать общественного мнения.
Вместе с тем, вступая в противоречие со своей трезвой оценкой действительного отношения господ к народу, вопреки тому, что он наблюдал во время голода, Толстой и эту статью заключает призывом к богатым раскаяться, отречься от "ложного" христианства и признать "истинное".
90-е годы были временем бурного развития в России капитализма и крайнего обнищания, ограбления, вымирания народа. По поводу этого десятилетия в экономической жизни России В. И. Ленин писал в 1901 году: "Не одно только разорение, а прямое вымирание русского крестьянства идет в последнее десятилетие с поразительной быстротой, и, вероятно, ни одна война, как бы продолжительна и упорна она ни была, не уносила такой массы жертв" {В. И. Ленин, Сочинения, т. 5, стр. 231.}.
В 1898 году в России вновь разразился голод. Снова повторилось то, что было в 1891--1892 годах, лишь с той разницей, что царское правительство, напуганное ростом революционного движения, особенно настойчиво пыталось доказать, что голода нет, и усилило репрессии по отношению к тем, кто пытался организовать помощь народу. Голод 1898 года особенно наглядно доказал "одну старую истину", о которой в 1901 году Ленин писал в статье "Борьба с голодающими": "...полицейское правительство боится всякого соприкосновения с народом сколько-нибудь независимой и честной интеллигенции, боится всякого правдивого и смелого слова, прямо обращенного к народу, подозревает -- и подозревает совершенно справедливо, -- что одна уже забота о действительном (а не мнимом) удовлетворении нужды будет равносильна агитации против правительства, ибо народ видит, что частные благотворители искренно хотят ему помочь, а чиновники царя мешают этому, урезывают помощь, уменьшают размеры нужды, затрудняют устройство столовых и т. д." {В. И. Ленин, Сочинения, т. 5, стр. 216--217.}.
В статье "Голод или не голод?", относящейся к 1898 году, Толстой с негодованием пишет о тех препятствиях, которые чинят представители власти делу помощи голодающим. Столовые нельзя открывать без разрешения губернатора, без соглашения с местным попечительством, без особого обсуждения вопроса о каждой новой столовой с земским начальником. Кроме того, без санкции губернатора запрещено всем не местным жителям участвовать и помогать в устройстве столовых. Практически все это означало полное запрещение помощи голодающему народу. "Так что, -- пишет Толстой, -- несмотря на несомненную нужду народа, несмотря на средства, данные жертвователями для помощи этой нужде, дело наше не только не может расшириться, но находится в опасности быть совершенно прекращенным".
Царское правительство и реакционная печать всеми средствами стремились доказать, что голода нет и народ благоденствует, опекаемый "отцами" -- помещиками и "батюшкой" царем. Разоблачая эти утверждения, Толстой пишет в статье "Голод или не голод?": "Голода нет, а есть хроническое недоедание всего населения, которое продолжается уже 20 лет, и всё усиливается... Голода нет, но есть положение гораздо худшее. Всё равно, как бы врач, у которого спросили, есть ли у больного тиф, ответил бы: "Тифа нет, а есть быстро усиливающаяся чахотка".
И Толстой формулирует требования, которые, по его мнению, необходимо выполнить, чтобы прекратились постоянные голодовки русского крестьянства. "...Нужно, не говорю уже уважать, -- пишет он, -- а перестать презирать, оскорблять народ обращением с ним, как с животным, нужно дать ему свободу исповеданья, нужно подчинить его общим, а не исключительным законам, а не произволу земских начальников; нужно дать ему свободу ученья, свободу чтенья, свободу передвижения и, главное, снять то позорное клеймо, которое лежит на прошлом и теперешнем царствовании -- разрешение дикого истязания, сечения взрослых людей только потому, что они числятся в сословии крестьян".
Именно эти требования выдвинул Толстой и в начале 900-х годов, выступая от имени "большинства людей русского народа", в своем письме к Николаю II и статье-обращении "Царю и его помощникам". Именно эти требования отражали интересы миллионов русского крестьянства накануне первой революции в России. С другой стороны, именно связью с настроениями политически отсталого патриархального крестьянства объясняется тот факт, что и в 1898 году, и позднее, накануне и во время революции 1905 года, Толстой не знал подлинных путей борьбы за насущные права трудового народа. Поэтому и в статье "Голод или не голод?" он все надежды возлагал на "братское единение людей" независимо от их классовой принадлежности.
Очевидно, насколько наивны и утопичны упования Толстого на "смирение" богатых. Но не в них состоит основное содержание и значение его статей о голоде. Основной смысл и сила этих статей заключается в беспощадно резком обличении всех порядков самодержавной России. Недаром цензура запретила печатание статьи "О голоде" и лишь после бесконечных мытарств статью удалось опубликовать, да и то в безобразно изуродованном виде. Недаром с бешеной злобой обрушилась на Толстого охранительная печать и все блюстители порядка, когда "Московские ведомости" провокационно перепечатали выдержки из статьи "О голоде".
"Московские ведомости", орган наиболее реакционных слоев помещиков и духовенства, грубой и откровенной бранью "комментировали" статью Толстого. "Письма Толстого... являются открытою пропагандой к ниспровержению всего существующего во всем мире социального и экономического строя, -- писала газета. -- Пропаганда графа есть пропаганда самого крайнего, самого разнузданного социализма, перед которым бледнеет даже наша подпольная пропаганда". И действительно, хотя Толстой был далек в статье "О голоде" от призывов к революции, объективно статья играла революционизирующую роль. По свидетельству советника при министре иностранных дел В. Н. Ламздорфа, прокламации, захваченные тогда полицией, "находились в прямой связи с мыслями, высказанными Толстым. Это доказало действительную опасность письма. В связи с этим в городе было произведено несколько обысков" {В. Н. Ламздорф, Дневник, изд. "Academia", М. -- Л. 1934, стр. 261.}.
Газетам было приказано не перепечатывать статьи из "Московских ведомостей" и даже не комментировать ее. При дворе стали поговаривать о заточении Толстого в тюрьму Суздальского монастыря или заключении в дом для умалишенных. Министр внутренних дел Дурново, делая доклад Александру III, заявил, что "письмо" Толстого "по своему содержанию должно быть приравнено к наиболее возмутительным революционным воззваниям", но, принимая во внимание, что "привлечение в настоящее время графа Толстого к ответственности может повлечь нежелательное смятение в умах", рекомендовал ограничиться предупреждением автору "статей противоправительственного направления" {Н. Н. Гусев, Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого, М. -- Л. 1936, стр. 465.}.
Враждебно была встречена правительственными кругами и вторая статья Толстого о голоде -- "Страшный вопрос". За опубликование ее министр внутренних дел сделал газете "Московские ведомости" предупреждение, как позднее и газете "Русь" за помещение статьи "Голод или не голод?". "Заключение к последнему отчету о помощи голодающим" было запрещено цензурой и опубликовано лишь в 1896 году за границей.
Однако никакие запреты и преследования не могли заглушить голос Толстого-обличителя. Сознавая свою глубокую правоту защитника угнетенного многомиллионного народа и обличителя праздных тунеядцев, Толстой писал по поводу шумихи, поднятой вокруг статьи "О голоде" в реакционной печати и правительственных кругах: "Я пишу, что думаю, и то, что не может нравиться ни правительству, ни богатым классам, уже 12 лет, и пишу не нечаянно, а сознательно, и не только оправдываться в этом не намерен, но надеюсь, что те, которые желают, чтобы я оправдывался, постараются хоть не оправдаться, а очиститься от того, в чем не я, а вся жизнь их обвиняет... То же, что я писал в статье о голоде, есть часть того, что я 12 лет на все лады пишу и говорю, и буду говорить до самой смерти, и что говорит со мной всё, что есть просвещенного я честного во всем мире" {T. 84, стр. 128.}.
II
Социальные противоречия русской жизни, особенно резко обозначившиеся во время голода 1891--1892 годов, определили идейное содержание и художественных произведений Толстого. Изображение контраста жизни народа и господ становится основной темой его творчества в 90-е годы. Это относится к таким произведениям, ка<