Каждый шаг давался с трудом.
И тут прямо под ногами я заметил какую-то черную тень. Решив, что это бревно, я наступил на него и тут же услышал человеческий хрип. Я отскочил назад и выстрелил. Надо сказать, что перепуган я был не на шутку.
Придя в себя через пару секунд, я подошел, чтобы осмотреть труп. Похоже, он был мертв еще до моего выстрела. Просто, когда я наступил ему на грудь, вес моего тела выдавил из легких остатки воздуха. Труп был прошит осколками пушечных снарядов. Поискав вокруг, я нашел АК-47 и патронташ с запасными магазинами.
* * *
По возвращении в Джелалабад мы сделали несколько снимков на память. Фил сфотографировался в черном подшлемнике с РПГ на плече. Эта фотография будет теперь напоминать ему о том, как он уничтожил противника из его же собственного гранатомета, хотя и сам потерял при этом слух.
Это была удачная ночная операция, положившая хорошее начало всей нашей командировке. В ту ночь мы уничтожили более десяти боевиков, не понеся при этом никаких потерь. Как всегда, сработало сочетание опыта и везения. Вне всякого сомнения, тот боевик в канаве сидел в засаде. Этот случай лишний раз подтвердил, насколько важно использование служебных собак.
С тех пор как я вернулся к себе в подразделение, в моей жизни непрерывно менялись светлые и темные полосы. Светлыми периодами были удачные операции, а темными – время ожидания очередной миссии. Если мы не были в командировке, то тренировались, готовясь к ней. Нас попеременно посылали то в Ирак, то в Афганистан. Это был безостановочный конвейер, и не имело никакого значения, холост ты или женат и есть ли у тебя дети. Все было сосредоточено на работе. Она была приоритетом номер один.
|
|
Конечно, из соображений безопасности мне не следовало бы затрагивать тему семей, но было бы нечестно по отношению к читателям представлять все так, словно все мы были бесполыми холостяками. У нас были жены, дети, девушки, бывшие жены, родители, братья и сестры, и им тоже надо было уделять время. Мы старались быть хорошими отцами и мужьями, но затянувшаяся война мешала этому даже тогда, когда мы находились дома.
Мы жили, постоянно поглядывая одним глазом на сводки новостей и ожидая очередного происшествия вроде того, что случилось с капитаном Филлипсом. Даже тренируясь, мы выкладывались на полную катушку, чтобы быть готовыми ко всему. Это не давало нам времени задумываться о чем-то еще.
Семьи, как правило, с пониманием относились к такому образу жизни. Видя, как мы по восемь-десять месяцев в году проводим на тренировках и боевых заданиях, они тоже знали, что является главным приоритетом в жизни.
Они хотели, чтобы мы вернулись домой. Они хотели, чтобы мы вернулись живыми.
Семьи очень мало знали о том, в чем заключается наша работа. Они и представить себе не могли то удовлетворение, которое мы испытывали, уничтожая очередного взрывника или боевика Аль-Каиды. Ведь тем самым мы делали мир безопаснее или, по крайней мере, облегчали жизнь нашим солдатам в Афганистане. Возможно, они понимали это теоретически, но от этого их тревога за нас не становилась меньше.
Семьи со страхом ожидали, что однажды у дверей их дома появятся люди в форме и сообщат, что мы больше никогда не вернемся. «Морские котики» уже потеряли многих замечательных парней, и DEVGRU в этом отношении не была исключением. Эти жертвы были не напрасными. Мы знали, что усвоенные нами уроки и подвиги наших товарищей не будут забыты. Мы осознавали, на какой риск идем в ходе боевых заданий и тренировок, мы научились жить с этим риском и готовы были на жертвы. Однако наши семьи не могли понять и принять такого образа жизни. Не были исключением и мои родители.
|
|
Перед окончанием средней школы на Аляске я сказал отцу и матери, что собираюсь пойти в армию. Они были огорчены. Мать никогда не разрешала мне в детстве играть с солдатиками и другими военными игрушками, так как считала, что они приучают ребенка к насилию. Позже я в шутку говорил, что, если бы она в свое время позволяла мне это, я наигрался бы и у меня не возникло бы желания посвятить свою жизнь военной службе.
Перед самым окончанием школы я сидел в кухне и говорил по телефону с ведомством, осуществлявшим набор призывников. До этого момента, думаю, родители считали, что речь идет лишь о временном увлечении, которое пройдет, но тут увидели, насколько все серьезно.
Отец сел рядом со мной и начал длинный разговор о моих жизненных планах и об учебе в колледже:
– Мне не хотелось бы, чтобы ты шел служить, – закончил он свою речь.
Отец не был убежденным пацифистом, но рос как раз в то время, когда во Вьетнаме шла война, и знал, как она влияет на людей. Многие из его друзей были призваны в армию и не вернулись домой. Он не хотел, чтобы сын повторил их судьбу. В то время я не понимал, что его слова продиктованы тревогой за мою жизнь, я считал, что он требует от меня невозможного.
|
|
– Я все равно пойду служить, – сказал я. – Это моя мечта. Отец никогда не повышал на меня голос, предпочитая спокойное убеждение.
– Послушай меня, – сказал он. – Если мои советы имеют для тебя хоть какое-то значение, попробуй поучиться один год в колледже. Не понравится – можешь уйти.
Отец хорошо понимал, что, учась в маленьком поселке на Аляске, я еще совершенно не видел жизни. Он был уверен, что, если я начну учиться в колледже, передо мной откроется совершенно новый мир, который заслонит мою детскую мечту о службе в составе «морских котиков».
Отец предложил мне небольшой колледж на юге Калифорнии.
– Хорошо, папа, – сказал я. – Но только один год.
В итоге один год растянулся на четыре, и, получив диплом, я уже подумывал о том, чтобы выучиться на офицера и пойти служить на флот. Но в колледже я познакомился с одним бывшим «котиком», который отговорил меня от этой идеи. Он сказал, что офицером можно стать в любое время, но лучше пройти военную службу с самых низов и понюхать пороха. Когда после окончания колледжа я подал документы на призывной пункт, у отца уже не было возражений.
Как и все мои сослуживцы, я с детства мечтал стать «морским котиком». А окончив базовую подводную подготовку, твердо решил стать лучшим из лучших. И в этом я был не одинок. Многие мои товарищи имели такую же мечту. Но всем нам пришлось столкнуться с большими трудностями. Мы называли это «эффектом разгоняющегося поезда». На него трудно запрыгнуть, но, по мере того как он набирает ход, с него становится все труднее соскочить, и тут уже не остается ничего другого, кроме как держаться изо всех сил.
Фактически у каждого из нас было по две семьи: люди, с которыми мы вместе служили, и родственники, оставшиеся дома. С коллегами по службе вроде Фила, Чарли и Стива меня связывают такие же крепкие родственные отношения, как и с членами моей семьи.
Большинству моих коллег было очень нелегко поддерживать баланс между работой и семейной жизнью. Многие из них пережили болезненные разводы. У нас никогда не было времени, чтобы сходить на чью-то свадьбу, похороны или семейный праздник. Мы не имели права сказать начальству «нет», поэтому нам часто приходилось отказывать своим семьям. У нас было мало выходных и отпусков. Работа всегда оставалась главным приоритетом. Она забирала человека без остатка.
Даже в короткие периоды отдыха перед командировками нас все равно тянуло на службу, и мы приходили просто посмотреть, как готовятся другие ребята, да и сами включались в тренировку.
Дело в том, что все мы, и я в том числе, любили эту работу. Мне неловко в этом сознаваться, но каждый солдат с нетерпением ожидал очередного вызова по тревоге, который заставлял все остальное в мире отойти на задний план.
* * *
В 2009 году я был в своей одиннадцатой по счету командировке. За это время из новобранца я стал правой рукой Фила. Единственным перерывом в боевой службе начиная с 2001 года была учеба в Зеленой команде, если это вообще можно назвать перерывом. Восемь лет были без остатка заполнены либо участием в боевых действиях, либо подготовкой к ним. К этому времени я уже возмужал и набрался опыта. Новички в ходе операций старались держаться поближе ко мне. Правда, им было немного полегче, чем мне в свое время. Ведь вся наша команда уже была далеко не той, что раньше. В ходе командировок в Афганистан и Ирак мы постоянно совершенствовались и приобретали все больше опыта.
Стива повысили. Теперь он возглавлял другую группу в нашем отряде. Чарли отправили работать инструктором в Зеленую команду.
Командировка выпала на летнее время, а это означало, что работы было больше, чем всегда. Ежегодное летнее наступление талибов шло полным ходом. Зимой боевая активность несколько затихала ввиду неблагоприятных погодных условий. Летом же то и дело поступали сообщения об очередном пропавшем американском солдате, и командование бросало все силы на его поиск и освобождение.
Рядовой первого класса Боу Бергдал пропал 30 июня 2009 года. Группа талибов захватила его и быстро переправила к афгано-пакистанской границе в надежде уйти в Пакистан. Наши аналитики из разведки прослеживали весь их путь, и мы предприняли несколько попыток отбить его, но безуспешно. Мы торопились освободить солдата, прежде чем он окажется в Пакистане. Были опасения, что захватчики перепродадут его другим группам моджахедов, например террористической сети Хаккани, тесно связанной с Талибаном.
Не прошло и месяца после похищения, как талибы распространили видеозапись, на которой Бергдал в длинной голубой рубахе и мешковатых штанах сидел на фоне белой стены. Он сильно исхудал и выглядел запуганным. Особенно бросалась в глаза его длинная тощая шея.
Вскоре после того, как мы увидели эту запись, появились данные о его возможном местонахождении.
– Разведка сообщает, что сегодня его видели вот в этой зоне к югу от Кабула, – сказал наш взводный, указывая на карту. – Данных маловато, но надо попробовать.
Мы быстро собрались для краткого инструктажа в оперативном штабе. Там был и Стив со своей командой. Все были в полной готовности. По плану мы должны были высадиться максимально близко к точке, но вне зоны действия РПГ, а затем выдвигаться в пешем порядке к месту проведения операции. Конечно, это было не так надежно, как пеший рейд с дальней дистанции, но и не так опасно, как высадка непосредственно в точке назначения. Это была единственная возможность завершить операцию еще до восхода солнца.
Тем временем уже наступила полночь, а это означало, что у нас остается все меньше темного времени суток. Выдвигаться следовало немедленно.
– Сегодня ночью у нас будет стопроцентная иллюминация, – сказал Фил. – Будем все, как на ладони.
Обычно мы старались не проводить операций в полнолуние. Правда, в такие ночи приборы ночного видения работают еще лучше, но и противник тоже может нас видеть, что лишает нас половины всего преимущества.
В таких операциях очень важны грамотная тактика и выдержка. Обычно мы предпочитали выжидать, выслеживая цель, и атаковали только в том случае, когда преимущество было на нашей стороне. Ведь мы воевали не со второклассниками. Талибы – отличные бойцы, и нам уже не раз приходилось убеждаться в этом.
– Придется постараться, ребята, – сказал взводный. – Обстоятельства вынуждают идти на риск, ведь нам надо своего выручать.
* * *
Когда я сбежал на землю по рампе «Чинука СН-47», меня накрыло облаком пыли. Мы приземлились в открытом поле. Наша группа должна была заходить с западной стороны от цели, а Стив со своими ребятами – с юга, образуя своего рода «клещи», в центре которых находился дом, где, по слухам, удерживали Бергдала.
Полет до цели из нашей базы в Джелалабаде занял полтора часа. Целью был дом на краю поля, где мы приземлились. Стив со своими бойцами успел сделать лишь несколько шагов по рампе, как противник открыл огонь из пулемета. Очереди были слышны, даже несмотря на рев вертолетных двигателей.
Оглянувшись назад на вертолеты, я увидел следы трассирующих пуль, проносящихся сквозь пыль и исчезающих вдали. Ребята Стива залегли и мелкими перебежками начали продвигаться к дому.
Находясь под плотным пулеметным огнем, один из них достал свой «пиратский мушкетон» – небольшой ручной гранатомет – и сделал то, что удается один раз из миллиона. После его выстрела граната влетела точно в дверь дома. Я услышал приглушенный взрыв и увидел, как из двери повалил дым. Стрельба мгновенно стихла, и команда Стива в течение нескольких секунд сумела без потерь вплотную подобраться к дому. Оставшиеся боевики были быстро уничтожены.
– Несколько человек отходят к северу и востоку, – услышал я в наушниках голос Фила.
В свете луны мне было видно все, словно днем. Уж если противник смог разглядеть нас невооруженным глазом за сто метров, то я со своим ПНВ видел на все триста.
Перед нами находилось совершенно ровное поле, и мне было видно, как боевики, закинув оружие за спину, бегут прочь от вертолетов. Через поле с севера на юг вела дорога, по бокам которой стояло несколько домов. Я заметил, что двое из убегавших ехали на мопедах. Фил в это время обратил внимание на группу из четырех человек, бежавших в сторону от дороги к одному из небольших домов.
– Я беру с собой двоих и преследую ту группу в западном направлении, – сказал он, – а ты возьми на себя мотоциклистов.
Тем временем команда Стива осматривала дом. Никаких следов пребывания Бергдала там не нашлось, но мы предполагали, что он должен быть где-то поблизости. Уж слишком много здесь было хорошо вооруженных боевиков.
У меня остались два снайпера из разведывательного подразделения и сапер. Фил увел с собой проводника с собакой.
Ведя преследование по полю, мы чуть не наступили на одного боевика, залегшего в траве. Я его не видел, но снайпер вовремя среагировал и убрал его. Пробегая мимо трупа, я непроизвольно отметил, что на ногах у него остроносые калоши. Значит, виновен.
Продолжая преследование, я увидел, что боевики на мопедах свернули с дороги и залегли. Их головы торчали из-за копны сена высотой около полутора метров и шириной три-четыре метра.
– Вижу двоих в северном направлении примерно в трехстах метрах, – доложил я по рации.
Снайперы тоже увидели их, остановились и встали на колено. Нам срочно нужен был какой-то план.
– Я займу позицию на дороге и посмотрю, нельзя ли их достать оттуда, – сказал один снайпер.
Он был одним из самых опытных в отряде. Во время предыдущей командировки в Ирак он выслеживал ихнего снайпера, который стрелял по нашим морским пехотинцам. Охота длилась несколько недель, но он все-таки обнаружил его укрытие и застрелил через дырку в стене, в которой не хватало одного кирпича.
Дорога проходила слева от копны и имела небольшой уклон, что давало снайперу некоторое преимущество по высоте.
– Я прикрою справа, – сказал сапер.
– Давай, – ответил я. – А я возьму на себя центр и постараюсь подобраться на дальность броска гранаты.
План мне не очень нравился, но выбирать особо не приходилось. Справа находилась группа Фила, и мы могли попасть под их огонь. Это не оставляло нам большого пространства для маневра, и обойти копну не представлялось возможным.
Мы быстро разошлись по позициям.
– Снайпер на месте.
У меня с собой была небольшая раздвижная лесенка. Я положил ее в траву и пометил краской, светившейся при инфракрасном освещении, чтобы потом легче было найти.
– Сапер на месте.
Переложив винтовку в левую руку, я встал на колено, достал гранату и вытащил чеку. Потом сделал несколько глубоких вдохов и что было сил понесся по направлению к копне. Мне было слышно только собственное дыхание и свист ветра в ушах. Я старался подбежать как можно ближе, прежде чем боевики в очередной раз выглянут из-за копны. Справа послышались очереди из АК-47. Видимо, Фил добрался до противника.
Мой спринт длился всего несколько секунд, но время для меня будто замедлилось, как в телевизионном повторе. Когда я был уже менее чем в ста метрах от копны, из-за нее снова высунулась голова.
Я находился посреди открытого поля, и прятаться было некуда. Мне необходимо было подобраться еще ближе. В метании гранат я был не особенно силен и прекрасно понимал, что с такой дистанции мне их не достать. Спустя долю секунды несколько пуль из снайперской винтовки пробили грудь боевика, отбросив его назад, словно тряпичную куклу.
Одна из пуль воспламенила пороховой заряд гранатомета, висевшего у него за спиной. Пока он падал, я увидел сноп искр и яркую вспышку. Все это было похоже на гигантский бенгальский огонь.
Притормозив перед копной, я кинул гранату, упал на землю и откатился в сторону. Раздался взрыв. Я снова вскочил на ноги и побежал вперед.
Под прикрытием снайпера я соединился с сапером и вторым снайпером, и мы, держа винтовки на изготовку, обошли копну с тыла. Один боевик лежал на спине, а РПГ все еще горел под ним. Второго нигде не было видно.
Обыскивая убитого, я услышал сообщение по радио:
– У нас раненый орел, у нас раненый орел. Срочно нужна медицинская помощь.
Один из снайперов был по совместительству фельдшером. Он сразу же побежал к группе Фила. Мы все еще были заняты поисками второго боевика, поэтому я отгонял от себя мысли о том, кого могло ранить.
Я помог саперу собрать все оружие и мопеды. У боевика в ходе обыска были также обнаружены аптечка и гранаты. Это были профессионалы, а не просто крестьяне, которые брались за АК-47 в перерывах между полевыми работами.
В ходе той операции мы так и не нашли Бергдала. Летом 2012 года он все еще находился в плену. Однако что-то подсказывает мне, что он все-таки был в том месте. Возможно, мы разминулись с ним на пару часов, а может быть, боевики смогли увести его во время боя.
После того как бой утих, сапер закрепил на найденных трофеях заряд взрывчатки.
– Я готов, – сказал он.
Мы отошли на безопасное расстояние, и он привел взрывчатку в действие. Заряд разнес на куски все, что мы нашли, заодно с трупом. От взрыва загорелось сено.
Тело второго боевика так и не было найдено, но когда мы осматривали место взрыва, чтобы убедиться, что все уничтожено, то обнаружили три человеческие руки. Должно быть, второй прятался в сене и погиб во время взрыва.
Вскоре я услышал знакомый шум винтов «Чинука СН-47». Он сел, чтобы забрать раненого и доставить его в госпиталь на авиабазу Баграм к северу от Кабула.
– Альфа-2, Альфа-2, ответь Альфе-1, – услышал я в наушниках. Позывные «Альфа-2» принадлежали мне, а «Альфа-1» – Филу. Я впервые слышал его голос после того, как мы разделились в погоне за боевиками. – Послушай, дружище, позаботься о ребятах, пока меня не будет.
Оказывается, раненым «орлом» был сам Фил. Он уже сидел в вертолете с разрезанной до пояса штаниной. Кровь пропитала форму и сочилась на пол. Боли он не чувствовал, так как ему вкололи большую дозу обезболивающего средства.
Позже я узнал, что они практически догнали двух до зубов вооруженных боевиков и послали вперед служебную собаку. Те, увидев собаку, открыли огонь. Собака была убита, а Фил ранен. Пуля пробила голень. Он чуть не умер от потери крови, но вовремя подоспели санитары. В результате ему удалось сохранить не только жизнь, но и ногу.
– Ну, вот и тебя зацепило, брат, – сказал я. – Ты там держись.
Когда мы все собрались у места посадки, начались обычные шуточки:
– Это ты ловко придумал вывести из строя Фила, чтобы занять его место, – сказал один из бойцов. – Мы все видели, как ты прострелил ему ногу, а потом подбежал, чтобы забрать планшет со всеми кодами и картами.
Фил еще не успел долететь до госпиталя, а прежний дух розыгрышей и подначек уже вновь давал о себе знать.
Глава 8
Козьими тропами
Все-таки надо было отлить до полета.
Пока мы тридцать минут летели на вертолете из Джелалабада к месту проведения очередной операции в горную провинцию Кунар, давление в мочевом пузыре нарастало. Помочиться перед вылетом на задание – это стандартная процедура. Но полет обещал быть недолгим, и я решил отложить это дело на потом.
Прошло два месяца с тех пор, как ранили Фила. Он лечился дома, а у нас еще оставалось около трех недель командировки. После Фила я остался старшим в команде. Сегодня мы направлялись на передовой опорный пункт наших войск в одном из самых неспокойных районов Восточного Афганистана. Он должен был стать временной базой для наших операций в горной местности.
Я почувствовал, как наш «Чинук СН-47» завис и начал снижаться. Спустя несколько секунд после того, как колеса коснулись земли, начала опускаться рампа. Я выскочил из вертолета под массивным задним винтом и быстро направился к канаве, находившейся метрах в двадцати от места посадки. Забор опорного пункта был всего в пятидесяти метрах от нас, поэтому я чувствовал себя в безопасности, несмотря на то что находился на открытой местности.
Ко мне присоединились еще несколько человек, чей мочевой пузырь также требовал облегчения. Кругом стояла непроглядная тьма, никакого освещения. Возвышавшиеся передо мной горы заслоняли любой свет. За моей спиной вертолетные винты вздымали вверх клубы пыли. Их шум постепенно стихал.
Стоя на краю канавы, я восхищался красотой горного пейзажа. В зеленоватом свете прибора ночного видения все казалось мирным и спокойным. И тут мои глаза уловили светящуюся точку, летевшую по небу. На долю секунды я подумал было, что это падающая звезда, но потом понял, что она летит прямо на меня.
Раздался оглушительный взрыв.
Реактивная граната ударилась о землю в трех метрах от хвостовой рампы вертолета, осыпая нас осколками. Прежде чем броситься на землю, я успел заметить следы трассирующих пуль и еще несколько летящих гранат. Я помчался к ближайшему укрытию. Все были в шоке. Ведь мы собирались использовать этот опорный пункт всего лишь как временную базу для своих операций и совсем не рассчитывали на нападение.
Звук двигателей резко усилился. Вертолеты поднялись в воздух и быстро двинулись к выходу из долины, и тут мощный поток воздуха от вертолетного винта по несчастливой случайности привел в действие одну из сигнальных ракет, установленных по периметру опорного пункта. Теоретически эти ракеты выполняли функции охранной сигнализации, защищая опорный пункт от неожиданной атаки противника, но теперь все торчали как на ладони, освещенные светом ракет. Мы бросились врассыпную из освещенной зоны, а противник тем временем усилил огонь.
Мчась со всех ног, я на бегу пытался застегнуть ширинку и краем уха слышал уханье минометов и мерный стук пулемета 50-го калибра. Это солдаты на опорном пункте начали ответную стрельбу. Сидя в канаве, мы наблюдали за разрывами мин на склоне ближайшей горы, которые по форме напоминали перья зеленого лука на грядке.
Из-за ограждения опорного пункта, сделанного из сетчатых контейнеров, заполненных песком, во все стороны торчали винтовочные стволы.
Когда ракеты погасли, мы снова почувствовали себя под защитой темноты и двинулись к главным воротам опорного пункта.
Оказавшись внутри, наши фельдшеры тут же начали оказывать помощь раненым. Серьезных ранений не было, но осколки гранаты зацепили армейского рейнджера, нашего переводчика из числа афганских солдат и служебную собаку. Поскольку вертолеты далеко не улетели, мы вызвали их, чтобы эвакуировать пострадавших.
Когда как все раненые были погружены в вертолеты и отправлены в госпиталь, командир нашего взвода и старшие групп встретились в командном бункере с командиром опорного пункта и первым сержантом. В это время Чарли вместе с остальными ждал нас в импровизированном тренажерном зале. Поскольку Фил выбыл из строя по ранению и у нас не хватало одного человека, а у Чарли как раз закончился период работы инструктором в Зеленой команде, он вызвался добровольцем в эту командировку и попал в мою группу.
– Я слышал, ты подстрелил Фила, чтобы получить его должность, – сказал он при первой же встрече со мной. – Вот, значит, как теперь делается карьера. Ты береги себя, а то мало ли что.
Я очень соскучился по «бычку» и был рад его приезду. После отъезда Фила розыгрыши в нашей группе стали случаться реже. С одной стороны, теперь я был застрахован от всяких неожиданных пакостей, но жизнь стала как-то скучнее. Однако больше всего нам не хватало опыта Фила. Ведь это как в футбольной команде: играть-то вроде все умеют, но, если нет опытного лидера, дело не ладится. У Фила был громадный опыт. Конечно, операции продолжались и без него, и размышлять о прошлом было некогда, но нам его все-таки не хватало.
Появление Чарли частично компенсировало потерю. Покончив с работой инструктора в Зеленой команде, он горел желанием испытать себя в реальном деле, и его помощь могла оказаться неоценимой. Он мало кому уступал в опыте и умении сохранять хладнокровие под огнем.
Помещение, отведенное нам под оперативный штаб, было маленьким, и все стены и мебель были увешаны картами. Из одного угла торчал пучок всевозможных антенн. Стены и крыша были обложены мешками с песком, которые давали защиту от реактивных снарядов и мин. В одном углу стояла рация, за которой сидели два армейских радиста и один из наших молодых бойцов.
Я стоял рядом со Стивом и рассматривал карту.
– Извините за такой горячий прием, – сказал армейский капитан, командовавший опорным пунктом. – У нас это случается раз в неделю, а вы оказались как раз в нужном месте и в нужное время.
Работа в Кунаре обещала быть нелегкой. Я бы сказал, что это была самая сложная провинция во всей стране. Редкий рейд здесь обходился без стычек с противником. Мы находились в горном районе Гиндукуш, где отвесные склоны и узкие долины служат превосходными естественными препятствиями для действий войск. Провинция в течение многих десятилетий была излюбленным пристанищем для мятежников разных мастей. Неприступная местность, лабиринты пещер плюс близость границы с никому не подчиняющейся пакистанской Северо-Западной провинцией давали группам боевиков существенное преимущество.
С января 2006 по март 2010 года более 65 процентов всех боевых столкновений наших войск с противником выпали именно на провинцию Кунар. Местные формирования талибов поддерживали тесную связь с Аль-Каидой и многими другими движениями моджахедов.
На столе в центре комнаты была разложена карта близлежащих окрестностей. Мы столпились вокруг нее. По плану нам предстояло спуститься в одну из долин к югу от опорного пункта и уничтожить или захватить группу руководителей Талибана, собравшихся на совещание.
Наша командировка подходила к концу, и это был один из последних шансов сорвать большой куш. Мы и без этого могли похвастаться неплохими результатами, но выбыл из строя Фил, была убита одна из собак, и теперь у нас появилась возможность поквитаться.
По данным беспилотных разведчиков, вокруг нескольких домов в месте проведения операции была выставлена вооруженная охрана. С годами у нас со Стивом выработался нюх на всевозможные ситуации, где «что-то затевается».
Снимки с беспилотника сами по себе выглядят не очень впечатляюще. Люди на экране напоминают муравьев, но для нас со Стивом была важна любая информация. Никому не придет в голову охранять обычные дома. Если же добавить сюда особую обстановку в Кунаре и данные разведки о предполагаемом сборище главарей, то складывалась картина, позволяющая сделать определенные выводы.
Мы поняли, что без боевой операции здесь не обойтись.
По первоначальному плану моя группа из восьми человек должна была взобраться на горный хребет и идти параллельно долине до цели. Там нам необходимо было занять позицию на высоте и блокировать пути отхода противника, который, по идее, не должен был ожидать нас с этой стороны. Остальным двум группам следовало продвигаться по основной дороге, проходящей по долине. Их задача заключалась в том, чтобы своим появлением спугнуть боевиков и направить их прямо на нашу засаду. Если же им удастся дойти до объекта незамеченными, тогда они атакуют его, а мы спустимся и поддержим их сверху.
В большинстве случаев талибы, завидев нас, предпочитали не вступать в бой, а убегать и прятаться в лесополосах и горах. Именно поэтому мы и решили устроить засаду на вершине, чтобы не дать им уйти. Там мы могли без особого труда перехватить и уничтожить их.
Расстояние до цели составляло семь километров. На первый взгляд это не так много, но необходимо учитывать перепад высот. Моя группа большую часть пути должна была карабкаться в ночных условиях по камням. Зная это, я решил оставить дома пуленепробиваемые пластины своего жилета и взять только три запасных магазина, одну ручную гранату, рацию и аптечку. Все остальные тоже постарались максимально облегчить свое снаряжение. Поговорка «запас карман не тянет» в данном случае нам явно не подходила.
Но если уж ты отказываешься от бронепластин, то надо быть готовым и к последствиям такого решения. Пережив неприятный сюрприз в месте высадки, я уже начал сомневаться в его правильности.
Пока мы обсуждали планы с армейским капитаном, я чувствовал, что все взгляды солдат прикованы к нам. Для этих коротко подстриженных и чисто выбритых вояк мы выглядели, как дикая банда байкеров или викингов.
У большинства из нас волосы были значительно длиннее, чем предписывали армейские стандарты. Все были в каком-то разномастном обмундировании. Кроме того, у всех на шлемах были приборы ночного видения с инфракрасной подсветкой, а винтовки оснащены глушителями. Словом, снаряжены мы были по последнему слову техники. Каждый был профессионалом, точно знающим, что ему делать и что для этого необходимо иметь.