Через несколько секунд он перелез через перила. Мышцы дрожали, во рту появился странный химический привкус. Плач Люка стал гнусавым и заглушенным, словно Марта заткнула мальчику рот.
Стиснув «беретту» в саднящих ладонях, Найт двинулся к приоткрытым дверям. Заглянув внутрь через щель, он увидел, что планировка там такая же, как у Лансера, но интерьер выдержан в подчеркнуто холодном стиле: все в комнате, кроме золотого с красным гобелена на правой стене, было ослепительно белым. Приглушенные кляпом крики Люка доносились из коридора у кухни.
Найт толкнул балконную дверь и вошел. Сбросив туфли, он крадучись направился в коридор. Все сомнения в нем выгорели от напряжения последних часов: Марта косвенно виновна в смерти Дентона Маршалла. При ее участии разрушено счастье Аманды. Она пыталась сорвать Олимпиаду, она украла его детей. Он, не колеблясь, убьет ее, чтобы спасти их.
Плач Люка стал тише, и Найт разобрал тихие всхлипывания Изабел и чей-то низкий стон. Звуки доносились из открытой комнаты слева, где горел свет. Найт, прижимаясь к стене, подкрался к дверному проему. В коридор выходили еще две двери, обе открытые, свет в них не горел.
Значит, все происходит в комнате слева. Палец сам сдвинул предохранитель.
С пистолетом в вытянутых руках Найт ступил на порог и быстро оглядел комнату. Справа на брошенном на пол матраце лежала Изабел, связанная, с заклеенным скотчем ртом. Она смотрела на Марту, которая, стоя спиной к двери, меняла Люку подгузник на столе у стены. Ей и в голову не могло прийти, что Найт на пороге и выбирает цель.
Зато это увидел Джеймс Деринг.
Куратор музея уставился на Найта, который в полсекунды осознал ситуацию, шагнул вперед, навел «беретту» и сказал:
– Отойди от моей дочери, убийца безоружных, тварь, или я с удовольствием прострелю тебе башку!
Не веря ушам, Марта резко обернулась. При виде Найта ее взгляд на долю секунды метнулся к черной штурмовой винтовке, стоявшей в углу.
– Даже не думай, – предупредил Найт. – Ложись на живот, руки за голову, иначе стреляю!
Глаза Марты стали пустыми и мертвыми, но она медленно опустилась на пол и встала на четвереньки, глядя на Найта, как загнанная в угол львица.
Найт шагнул к ней, сжимая «беретту» двумя руками, видя лицо преступницы по обе стороны пистолета.
– Я сказал – лечь! – крикнул он.
Марта легла на пол и заложила руки за голову.
Взглянув на Деринга, Найт сказал:
– Кронос?
Глаза телеведущего вдруг стали ленивыми. Сзади раздался грохот, и что-то очень твердое ударило Найта в голову.
Это походило на грозы над сухими равнинами в Португалии, которые ему доводилось видеть: сильнейший раскат грома оглушил Найта, и тут же ослепительная молния запустила в его мозг электрические щупальца, такие блестящие, что Найт ослеп и провалился в темноту.
ГЛАВА 97
Воскресенье, 12 августа 2012 года
Звук открывающихся гидравлических дверей и стук ботинок по плиткам пола пробудил Карен Поуп от забытья, похожего на обморок.
Журналистка лежала на кушетке в лаборатории «Прайвит», где заснула, сраженная усталостью и беспокойством. От Найта не было новостей с тех пор, как он вышел из дома через черный ход. Ни Поттерсфилд, ни Хулиган, ни Морган и никто другой в Скотленд-Ярде или «Прайвит» не знали, где он и что с ним.
Они ждали его в Челси почти до рассвета, потом Поттерсфилд уехала осматривать трупы женщин, обнаруженные на заброшенной фабрике, а Поуп и Хулиган вернулись в «Прайвит» проверить отпечатки, снятые в доме Найта, по базе данных военных преступлений на Балканах.
Результат проверки стал настоящим ударом: по всему дому отметилась Сенка, старшая из сестер Бразлик. Хулиган сразу позвонил Поттерсфилд. Инспектриса, в свою очередь, сообщила, что предварительная дактилоскопическая экспертиза недавно убитой женщины позволяет идентифицировать ее как Наду, среднюю из сестер.
Около восьми утра Поуп, не в силах побороть усталость, прилегла на кушетку, накрывшись одним из халатов Хулигана. Сколько же она проспала?
– Хулиган, проснись, – услышала она голос Джека Моргана. – На ресепшен тебя спрашивает сильно помятый растаман. Говорит, ему надо что-то передать из рук в руки тебе от Найта. Мне отдавать отказывается.
Поуп с усилием открыла глаза. Американец тряс за плечо главного эксперта «Прайвит», который только что очнулся от сна. Часы над ним показывали двадцать минут одиннадцатого.
Два часа двадцать минут? Поуп заставила себя сесть, потом поднялась на ноги и поплелась за Хулиганом и Джеком в холл, где на стуле у лифта маялся ямаец. Широкая повязка закрывала его распухшую щеку, одна рука была в гипсе и на повязке.
– Ну, я Хулиган, – сказал эксперт.
Растаман поднялся, морщась от боли, и протянул здоровую руку.
– Я Кету Оладува. Вожу такси.
Хулиган показал на гипс и повязку:
– В аварию, что ли, попал?
Оладува кивнул:
– Еще в какую, мужик. По дороге в Хитроу. Фургон в бочину въехал. Меня всю ночь в больнице продержали.
– А Найт? – ахнула Поуп.
– Ах да, – сказал растаман, извлекая из кармана пригоршню обломков айфона. – Он мне это дал вчера вечером, говорит – рули в Хитроу, а потом ко мне домой, найди Хулигана или инспектора какого-нибудь. Я пошел к нему домой, когда из больницы отпустили, а полицейские говорят – вы уже уехали, вот я сюда и дочапал.
– Чтобы передать нам разбитый телефон? – спросил Морган.
– До аварии он был целый, – с негодованием возразил растаман. – Найт сказал, что-то в этом телефоне поможет вам найти его детей.
– Блин! – Хулиган выгреб из рук Оладувы остатки айфона и бегом кинулся в лабораторию. Поуп и Джек побежали следом.
– Эй! – заорал им вслед Оладува. – А премия-то мне где? Он обещал!
ГЛАВА 98
Найт очнулся не сразу: какой-то самой древней своей долей мозг узнал запах жарящегося мяса. Найт не помнил, где он и кто он, только слышал густой чад.
Потом он понял, что лежит на чем-то жестком. Вскоре к нему вернулся слух: звук походил на ритмичный прибой, потом раздался статический треск и голоса в телевизоре. Тут Найт окончательно пришел в себя. Он смутно помнил, что вроде был в спальне со своими детьми, Мартой и Дерингом, прежде чем навалилась чернота. Найт пошевелился. Оказалось, он связан по рукам и ногам.
Зазвучала свирель с частыми вдохами и трелями, и Найт, с трудом открыв глаза, увидел, что он не в спальне белоснежной квартиры. Пол был деревянным, без ковра, и стены обшиты темными панелями, ходившими вверх-вниз, как волны в шторм.
Превозмогая тошноту, Найт закрыл глаза, слыша флейту и спор теледикторов. Передвинув голову, он сразу ощутил сильнейшую боль в затылке. Изабел и Люк лежали без сознания на полу, связанные и с заклеенными ртами.
Найт осторожно повернул голову, пытаясь понять, откуда доносится музыка, и увидел сбоку кровать с балдахином, занимавшую середину комнаты, а на ней Джеймса Деринга.
Несмотря на шок от удара, Найт сразу понял, что ожидает куратора музея. Телеведущий в больничном халате лежал на матраце, привязанный к четырем столбикам кровати, и от запястья прозрачная трубка тянулась к пакету, висевшему на штативе.
Мелодия оборвалась, и солнечный свет, заливавший комнату, заслонила темная фигура.
В левой руке Майк Лансер небрежно держал черную боевую винтовку, а в правой стакан с апельсиновым соком. Поставив сок на стол, он присел на корточки, весело глядя на Найта.
– Очнулся наконец? Чувствуешь, как фортуна переменилась? – засмеялся он и показал винтовку. – Отличное раньше оружие выпускали. Такая пневматика! Пластиковым шариком можно вырубить, особенно если в голову с близкого расстояния.
– Кронос? – спросил еще заторможенный Найт, чувствуя запах спиртного от Лансера.
– Знаешь, у меня с самого начала, по крайней мере после безвременной кончины Дэна Картера, было предчувствие, что ты подберешься ко мне ближе всех. Но я предпринял необходимые меры, и вот мы здесь.
Ничего не понимая, Найт проговорил:
– Ты же так ждал Олимпиады, ты жил этой подготовкой. Почему?..
Лансер поставил винтовку у колена и поскреб в затылке. Его лицо мгновенно покраснело от гнева. Он встал, схватил стакан сока и выпил, прежде чем ответить:
– Современные Игры изначально нечестны. Всюду коррупция – подкупленные судьи, генетические мутанты, накачанные допингом монстры. Игры нужно очищать, и я был избран для этой цели…
Найт уловил подвох.
– Чепуха! Я не верю тебе.
Глаза Лансера налились кровью, и он швырнул в Найта стакан, разлетевшийся о стену.
– Кто ты такой, чтобы спрашивать меня о мотивах?! – проорал он.
Несмотря на контузию и смертельную опасность, в голове у Найта прояснилось.
– Кровавые жертвы на глазах мировой аудитории ты приносил не только ради разоблачения. Это наверняка вызвано затаенным гневом.
Лансер еле сдерживался.
– Я эманация повелителя времени. – Он посмотрел на близнецов. – Кроноса, пожирателя детей.
У Найта перехватило дыхание от такой недвусмысленной угрозы. Как далеко зайдет этот человек?
– Нет, – сказал он, интуитивно чувствуя, куда вести разговор. – С тобой что-то произошло, и в тебе зародилась ненависть.
Лансер повысил голос:
– Олимпийские игры возникли как религиозный праздник, где достойные соревнуются в чистоте сердец пред оком неба. Сейчас Игры превратились в свою противоположность. Боги оскорблены высокомерием людей.
Перед глазами у Найта плыло, иногда накатывала дурнота, но мысли прояснялись с каждой секундой. Он осторожно покачал головой:
– Оскорблены не боги, а ты. Кто эти высокомерные люди?
– Те, кто мерли последние две недели, – запальчиво ответил Лансер. – Включая Дэна Картера.
Найт смотрел на него, не в силах поверить в такую низость.
– Это ты заложил бомбу в самолет?
– Картер начал подозревать меня, – отозвался Лансер. – А остальные пострадали за компанию.
– За компанию?! – крикнул Найт, готовый убить стоявшего перед ним Лансера, разорвать его пополам, но в голове сразу застучало, и он лежал, задыхаясь и с ненавистью глядя на негодяя. Через несколько секунд он снова спросил: – Так кто же оскорбил тебя?
Багровое лицо Лансера стало жестким, словно он видел перед собой картины прошлого.
– Кто? – настаивал Найт.
Бывший декатлонист яростно уставился на Найта.
– Врачи.
ГЛАВА 99
Широкими, жесткими мазками я обрисовал Найту общую картину, которую никто, кроме сестер Бразлик, не знал во всей полноте. Начал рассказ с ненависти, с которой родился, говорил о том, как ударил ножом свою мать и убил чудовищ, забросавших меня камнями, когда я жил с отцом Бобом в Брикстоне, худшем районе во всем Лондоне.
Я рассказал Найту, как после избиения камнями, в мою пятнадцатую весну отец Боб записал меня на соревнования, видя, что я сильнее и быстрее большинства мальчишек. Он и понятия не имел, на что я способен. Я этого тоже не знал тогда.
На первых же соревнованиях я победил в шести видах: бег на сто и двести метров, метание копья, тройной прыжок, прыжок в длину и метание диска. Я повторил успех на региональных соревнованиях, а в третий раз – на национальных юношеских играх в Шеффилде.
– После Шеффилда ко мне подошел Лайонел Хиггинс, – говорил я Найту, – частный тренер по декатлону. Он сказал, моего таланта хватит, чтобы стать величайшим спортсменом в мире и завоевать олимпийское золото. Он обещал придумать способ, чтобы я мог все время посвятить тренировкам, задурил мне голову ложными мечтами о славе и олимпийских идеалах – честные соревнования, пусть победит сильнейший и прочая чушь. – Я презрительно фыркнул. – Я, истребитель чудовищ, купился на эту трепотню со всеми потрохами.
Я продолжал рассказывать Найту, как пятнадцать лет жил олимпийскими идеалами. Несмотря на головные боли, которые не реже раза в месяц мешали мне выступать в полную силу, я по протекции Хиггинса поступил в Королевскую гвардию, где в обмен на десять лет службы получил разрешение тренироваться полный день. Я так и делал – яростно, целеустремленно, кто-то скажет, маниакально, ради шанса обессмертить свое имя, который выпал мне на Олимпиаде 92-го в Барселоне.
– Мы знали, что будет удушливая жара и влажность, – говорил я Найту. – Хиггинс отправил меня в Индию привыкать, справедливо рассудив, что в Бомбее хуже, чем в Испании. Он оказался прав. Я был лучше всех подготовлен и морально готов страдать больше, чем кто-либо другой… – Охваченный самыми мрачными воспоминаниями, я затряс головой, как терьер, ломающий спину крысе. – Это не помогло.
Я рассказал, как вышел в лидеры соревнований по декатлону уже в первый день, победив в беге на сто десять метров с препятствиями, в прыжках в высоту, метании диска, прыжках с шестом и забеге на четыреста метров. Тридцать семь градусов и влажный, удушливый воздух возымели свое действие: я рухнул без сознания сразу после финиша на четырехстах метрах.
– Меня потащили в медицинскую палатку, – сказал я Найту. – Обморок меня не пугал, мы с Хиггинсом планировали в конце первого дня сделать мне разрешенное правилами переливание электролитов. Я требовал своего тренера, но врачи не пускали его. Я видел, что они собираются поставить мне капельницу. Я хотел, чтобы мой собственный тренер восполнил потерю жидкости и минеральных солей специальной смесью, которую мы подобрали для моего метаболизма. Но я был слишком слаб, чтобы драться с ними, и в результате эскулапы воткнули иглу мне в руку и перелили черт знает чего.
Глядя на Найта и дрожа от бешенства, я переживал случившееся заново.
– На следующее утро я походил на собственную тень. Копье и прыжки в длину всегда были моей выигрышной картой, а я продул и то и другое. Я, действующий чемпион мира, даже не вошел в десятку.
Охваченный яростью, я закончил:
– Мечта не исполнилась, Найт. Мне не досталось олимпийской славы. Нет доказательств моего превосходства. Все саботировано теми, кто превратил современные Игры в шельмовство.
Найт смотрел на меня со страхом и недоверием. Такое выражение я видел у Марты, когда предложил спасти ее и сестер в полицейском участке в Боснии.
– Но ты же был чемпионом мира, – напомнил он. – Дважды.
– Бессмертные завоевывают олимпийское золото. Высшие побеждают. Чудовища отняли мой шанс, отравив меня намеренно и хладнокровно.
Во взгляде Найта появилось сомнение.
– И ты уже тогда начал планировать свою… месть? Восемнадцать лет назад?
– Аппетит приходит во время еды, – пояснил я. – Я начал с испанских врачей, которые одурманили меня. Они умерли от естественных причин в сентябре девяносто третьего. Арбитры, судившие в Барселоне, погибли в авариях в 94-м и начале 95-го.
– А Фурии? – спросил Найт.
Я сел на табурет в нескольких футах от него.
– Почти никто не знает, что летом девяносто пятого нашу часть Королевской гвардии посылали в Сараево в порядке ротации с миротворцами НАТО. Я провел там меньше пяти недель – наша машина подорвалась на мине. В результате чего, кстати, мой череп треснул второй раз.
Слова Найт выговаривал уже более четко, и его глаза не были такими стеклянными, когда он спросил:
– Это случилось до или после того, как ты помог сестрам Бразлик сбежать из полицейского участка недалеко от Сребреницы?
Я горько усмехнулся:
– До. С новыми паспортами я привез Фурий в Лондон и поселил в соседней квартире. Мы пробили проход – вон, за шкафом, а с той стороны за гобеленом, чтобы поддерживать видимость полного отсутствия общения.
– Сколько усилий ради срыва Олимпиады, – не без сарказма отметил Найт.
– Как я уже сказал, боги мне покровительствуют. Как иначе ты объяснишь, что в самом начале подготовки меня позвали в оргкомитет, а вскоре Лондон выиграл тендер на проведение Игр? Судьба позволила мне быть в гуще событий, делать тайники на будущее, приспосабливать оборудование для моих целей, иметь полный доступ к каждому дюйму каждого стадиона. А теперь, когда все силы брошены на поиски тебя и детей, боги помогут мне закончить начатое.
Найт поморщился:
– Ты сумасшедший.
– Нет, Найт, – ответил я. – Я высший, но тебе этого не понять.
Я встал и пошел из комнаты. Он сказал мне вслед:
– Значит, перед громким финалом ты собираешься уничтожить своих Фурий? Убить Марту и скрыться?
– Вовсе нет, – засмеялся я. – Марта сейчас подкладывает медальончик твоей дочери и часы сына в поезда, идущие в Шотландию и Францию. А потом она вернется сюда, отпустит Деринга и убьет тебя и детей.
ГЛАВА 100
В затылке болезненно застучало, словно его опять оглушило пластиковой пулей. Найт пристально смотрел на детей. Значит, медальона и часов нет. Теперь детей не найти. Что же там таксист, не отдал, что ли, айфон Хулигану или Поттерсфилд? Почему они не последовали за растаманом? Может, хоть Марту отследят у поездов?
Найт посмотрел на Лансера, собиравшего сумку и документы.
– Дети ничего тебе не сделали. Им всего по три года, на них нет вины.
– Маленькие чудовища, – безразлично бросил Лансер, идя к двери. – Прощай, Найт. Приятно было бороться с тобой, но победил сильнейший.
– Ни черта! – крикнул ему вслед Найт. – Вспомни о Мидахо. Ты не победил. Дух Олимпиады будет жить, что бы ты ни делал!
Задетый за живое, Лансер развернулся и пошел на Найта, но слегка вздрогнул от звука выстрела. Стреляли в телевизоре – из стартового пистолета. Лансер расслабился и ухмыльнулся.
– Начался мужской марафон, – сказал он. – Заключительное соревнование. Знаешь что, Найт, как высшее существо, я, так и быть, позволю тебе увидеть развязку. Прежде чем убить тебя, Марта даст тебе посмотреть, как я погашу этот олимпийский дух раз и навсегда.
ГЛАВА 101
В полдень Поуп, смотревшая трансляцию мужского марафона, начала нервно поглядывать на Хулигана. Тот по-прежнему сидел, сгорбившись, над обломками айфона и пытался установить местонахождение Найта.
– Ну, есть что-нибудь? – спросила журналистка.
– Симка накрылась, на фиг, – ответил главный эксперт лондонского «Прайвит», не поднимая глаз. – Но, по-моему, скоро что-то получится.
Джек Морган уехал наблюдать за работой службы безопасности на марафонском финише, зато в лаборатории была Элайн Поттерсфилд. Она приехала всего несколько минут назад, взбудораженная и вымотанная последними сутками.
– Где, по словам таксиста, он подобрал Питера? – нетерпеливо спросила она.
– Где-то в Найтсбридже, – ответила Поуп. – Будь у Оладувы сотовый, можно было бы позвонить ему, но он сказал, что отдал телефон жене.
– Может, на Милнер-стрит в Кенсингтоне? – предположила Поттерсфилд.
– Точно, – буркнул Хулиган.
– Значит, Найт был у матери, – догадалась Поттерсфилд. – Аманда должна что-то знать.
Достав из кармана сотовый, она начала лихорадочно искать номер.
– Ну вот, – сказал Хулиган, поднимая голову: он возился с уцелевшей частью симкарты, прикрепив к ней два датчика. На мониторе появилась абракадабра, напоминающая код. Хищно нависнув над клавиатурой, эксперт начал печатать.
Поуп слышала, как Поттерсфилд с кем-то поздоровалась, представилась инспектором Скотленд-Ярда и сестрой покойной жены Найта и попросила к телефону Аманду Найт. Говорить она вышла в коридор.
Через две минуты на мониторе Хулигана вместо электронных иероглифов появилось мутное отображение какого-то сайта.
– Что это? – спросила Поуп.
– Похоже на карту, – ответил Хулиган. В этот момент в лабораторию вбежала Поттерсфилд. – Не могу прочесть адрес…
– «Трейс эйнджелс»! – закричала Поттерсфилд. – Отследи ангелочков!
ГЛАВА 102
Толпа на Бердкейдж-уолк возле Сент-Джеймсского парка оказалась больше, чем я ожидал, – марафоном завершалась Олимпиада.
Половина двенадцатого, жара чудовищная. Лидеры забега заходят на второй из четырех огромных кругов марафона. Издалека катится восторженный рев: марафонцы бегут к памятнику Королеве Виктории и Букингемскому дворцу.
С маленьким рюкзаком на плече я пробился сквозь толпу, высоко держа пропуск на Олимпиаду, который после увольнения у меня никто не забрал. Очень важно, чтобы меня здесь увидели и запомнили. Я планировал найти любого констебля, но на обочине заметил знакомое лицо. Я подлез под огораживающую ленту и подошел показать пропуск.
– Капитан Каспер? – спросил я. – Майк Лансер.
Верный пес Скотленд-Ярда кивнул:
– Сдается мне, с вами обошлись несправедливо.
– Спасибо, – сказал я. – Я, конечно, уже не официальное лицо, но нельзя ли мне перейти улицу, когда на дорожке никого не будет, между группами марафонцев? Я хочу посмотреть со стороны Сент-Джеймсского парка, если можно.
Каспер подумал, пожал плечами и сказал:
– Почему бы и нет?..
Через тридцать секунд я уже на другой стороне улицы проталкивался сквозь толпу к воротам Королевы Анны. Оказавшись в парке, я пошел на восток, поглядывая на часы и прикидывая, что Марта выпустит Деринга часа через полтора, к концу марафона, он отвлечет на себя внимание полиции, и я без помех докажу, что победить меня невозможно.
Сегодня поражение меня не ждет. Ни сегодня, ни в будущем.
ГЛАВА 103
С заклеенным ртом, с раскалывающейся головой, борясь с дурнотой, Найт уже полчаса пытался освободиться от своих пут, досадливо сопя и с тоской поглядывая на детей, забывшихся глубоким сном. Иногда он вспоминал, что по телевизору идет трансляция марафона.
Без пяти двенадцать на набережной Виктории, то есть на одиннадцатой миле или девятнадцатом километре марафона, участники из Великобритании, Эфиопии, Кении и Мексики вырвались вперед. Используя друг друга, они мчались, не сбавляя скорости, мимо Лондонского глаза[5] к зданию парламента, шли почти на олимпийский рекорд, несмотря на невыносимую жару.
Найт мрачно думал, какую варварскую выходку Лансер уготовил для марафона, но боялся даже представить, что готовит Марта ему и детям сразу после окончания последнего соревнования Олимпиады.
Закрыв глаза, он молился Богу и Кейт о спасении детей, уверяя, что с радостью умрет и соединится с женой, но дети заслуживают…
Марта вошла в комнату с черной боевой винтовкой, которую Найт уже видел, и пакетом с тремя литровыми бутылками колы. Ее темные волосы были острижены и выкрашены: она стала яркой блондинкой с серебристыми мелированными полосами, которые хорошо сочетались с черной кожаной юбкой, безрукавкой и ботфортами. Под густым макияжем даже Найт, две недели видевший Фурию каждый день, не узнал бы замкнутую простецкую няньку, подошедшую к нему на игровой площадке.
Марта не обращала на Найта внимания, словно в комнате уже лежали одни покойники. Поставив бутылки колы на комод, она подошла к Дерингу, прислонив винтовку к стене, взяла иглу для инъекций и воткнула в трубку капельницы.
– Пора вставать, – сказала она, снова подхватывая винтовку.
Вынув из кармана яблоко, она откусила, лениво следя за трансляцией.
Люк зашевелился, открыл глаза и увидел отца. Глаза мальчика расширились, брови сошлись на переносице, лицо побагровело, и он начал постанывать – не от страха, но от желания что-то срочное сказать папе. Найт прекрасно знал это выражение лица и звуки.
Услышав нытье, Марта оглянулась с таким холодным выражением, что пульсировавший от боли мозг Найта дал ему сигнал отвлечь внимание преступницы от сына.
Найт тоже начал подвывать через широкий скотч. Марта посмотрела на него, жуя яблоко.
– Заткнись, противно слушать! Скулишь, как мальчишка!
Найт заныл громче и начал бить ногой по полу, желая не только привлечь внимание нижних жильцов, но и разозлить Марту. Нужно заставить ее говорить. Найт, много зная о переговорах при захвате заложников, понимал, как важно разговорить похитителя, особенно при смертельной угрозе.
Проснулась и заплакала Изабел.
Нарочито громко топая, Марта с винтовкой в руке подошла к Найту и засмеялась.
– Квартиру внизу мы тоже сняли, так что валяй, стучи. Тебя никто не услышит!
Она пнула его в живот. С заглушенным воплем Найт согнулся пополам и перекатился на спину, чувствуя, как захрустели осколки стекла. Люк завопил. Ему вторила Изабел. Марта посмотрела на них с такой ненавистью, что Найт испугался, как бы она и им не надавала пинков, но Марта присела на корточки и сорвала скотч, закрывавший ему рот.
– Скажи им, чтобы заткнулись, иначе я вас всех перестреляю!
– Люк хочет в туалет, – сказал Найт. – Сними скотч и сама спроси.
Марта смерила его подозрительным взглядом, подошла к малышу, сорвала скотч и спросила:
– Что тебе?
Люк съежился, но взглянул на отца и сказал:
– Люки надо покакать в унитаз.
– Гадь в штаны, как всегда.
– В унитаз, как большой мальчик, – настаивал Люк. – Люки большой. Хватит памперсов.
– Дай ему шанс, – попросил Найт. – Ему только три года.
На лице Марты появилась гадливая улыбка, но она вынула нож и разрезала скотч на щиколотках Люка. Не выпуская винтовки, она одной рукой подняла мальчика за шиворот на ноги и прошипела:
– Если снова ложная тревога, я тебя первого убью.
Они прошли мимо Деринга и скрылись за дверью, ведущей в коридор. Найт огляделся и слегка отклонился назад. Под ним лопнуло что-то стеклянное. Маленькие осколки впились в руки и спину.
Чудовищная головная боль пробудила в нем изобретательность. Найту пришло в голову, что это возможность перерезать путы. Он лихорадочно выгнул спину и начал шарить связанными руками по полу. Пожалуйста, Кейт, пожалуйста!
Указательным пальцем он нащупал острый край довольно крупного осколка, дюйма два в длину, и попытался поднять его с пола, но, неловко повернув в пальцах, уронил. Тихо чертыхнувшись, Найт снова зашарил руками, но тут на всю квартиру раздался громкий голос Люка:
– Видишь, Марта? Я большой мальчик!
Через секунду послышался звук сливаемой воды. Найт лихорадочно зашарил пальцами по полу. Ничего. Услышав шаги, он приподнял бедра и спину и передвинулся туда, где стекол было больше. Вошел Люк. Руки по-прежнему были скручены спереди, но на лице сияла улыбка.
– Люки большой, – сказал он. – Три года. Хватит памперсов.
ГЛАВА 104
– Молодец, парень! – одобрил Найт, улыбаясь сыну. Винтовку Марта из рук так и не выпустила. Под крестцом Найт чувствовал часть толстого дна бокала.
Пальцы правой руки сомкнулись вокруг осколка, когда Марта сказала Люку:
– Иди и сядь возле сестры. Сиди и не двигайся.
Повернувшись к Дерингу, который уже шевелился на кровати, она добавила:
– Просыпайся, нам скоро выходить.
Деринг застонал. Найт подтолкнул осколок под скотч и незаметно водил руками вверх и вниз, пытаясь разрезать ленту. Люк первым делом подошел к отцу и гордо сказал:
– Люки большой.
Настороженно взглянув на Марту, Найт сказал:
– Замечательно. А теперь присядь, как велела Марта.
– А домой когда? – спросил Люк, не двигаясь с места. Белла захныкала через кляп в знак поддержки. – Когда праздник?
– Скоро, – отозвался Найт, чувствуя, как лопается и начинает расходиться скотч. – Очень скоро.
Марта, не выпуская из рук винтовки, взяла скотч и пошла к Люку. При виде ленты малыш закричал:
– Нет, Марта!
Он увернулся и побежал от нее. Фурия пришла в бешенство. Наставив винтовку на сына Найта, она крикнула:
– Сидеть сейчас же, а то убью!
Но Люк был слишком мал и не понимал, что означает направленное на него заряженное оружие.
– Нет! – дерзко ответил он и прыгнул на матрац к Изабел, озираясь в поисках пути к отступлению.
– Ну, я тебя проучу!.. – прошипела Марта, идя к Люку и не глядя на Найта, которому наконец удалось освободить руки.
Когда Марта, стараясь зажать его сына в углу, подошла поближе, Найт резко лягнул ее связанными ногами, метя по ахиллесовым сухожилиям. Марта вскрикнула, ее ноги подогнулись, и она упала на бок, выпустив винтовку.
Найт перевернулся, сжимая стеклянный осколок, и попытался полоснуть женщину по лицу, но реакция у Марты оказалась удивительно быстрой и правильной: она подставила под осколок локоть и коленом пнула Найта в грудь.
Задохнувшись, Найт выронил стекло.
Обезумев от ярости, Марта вскочила на ноги и подобрала винтовку. Она схватила одну из бутылок колы, открыла ее и надела горлышко на конец ствола, приговаривая:
– Плевать, чего там хочет Кронос. Хватит с меня тебя и твоих ублюдков.
В два взмаха обмотав скотчем кровоточащую руку, она примотала к стволу горлышко бутылки и опустила винтовку с наспех сделанным глушителем. Глаза у нее стали черными, мертвыми, и Найт увидел то, что видели молодые боснийцы, когда за ними приходили сестры Бразлик. С мрачной решимостью Марта пошла к Люку, так и стоявшему возле сестренки.
– Сначала мальчишку, – бросила она. – Посмотришь, как он умрет.
– Лансер убьет тебя! – крикнул Найт. – Также, как и твоих сестер.
Это остановило Марту. Она обернулась.
– Мои сестры очень даже живы. Они уже уехали из Лондона.
– Нет, – сказал Найт. – Анжеле Лансер свернул шею, отрезал руки и прислал мне, а у Нады горло перерезано от уха до уха.