Как это ни странно, но впервые с оценкой моей профессиональной деятельности я столкнулся, придя на работу в Госкомитет по охране природы Удмуртской республики в 1989 году. Почему странно? Да потому что бардак в сфере экологических отношений был в то время настолько велик, что оценка профессионализма со стороны сотрудников этого ведомства выглядела по меньшей мере смешно. Именно этот бардак подтолкнул граждан не только к созданию по всей стране общественных организаций, но и побудил некоторых из них к участию в конкурсах на замещение вакантных должностей в государственных органах по охране окружающей природной среды. Ситуация показывала, что специалисты, работавшие в них, не оправдывали надежд населения. Да что там рассуждать, они проявили полную профнепригодность: под их «чутким контролем» гибли реки, озера и леса; в природоохранных и жилых зонах строились промышленные объекты часто по устаревшим технологиям и без очистных систем; экологические сведения обычно были недостоверными, а то и вообще отсутствовали; природоохранные мероприятия не выполнялись из года в год... И при этом они считали себя большими профессионалами и с пренебрежением относились к новичкам, что я сразу же почувствовал на себе.
По совету товарищей из общественного объединения решился участвовать в конкурсе на замещение должности председателя городского комитета по охране природы и я. Неожиданно выиграл, хотя было шесть кандидатов.
До этого за моими плечами была служба в армии и работа инженером по периферийным устройствам на вычислительном центре. Я никогда не мерился с кем-то уровнем профессионализма, а его оценка в этих областях деятельности была понятна всем и проявлялась в результатах работы. В армии я летал на истребителях и видел, когда задание выполнено на отлично, а когда плохо. Если ты, делая фигуры пилотажа в зоне, допускал брак, например, вывалился из плоскости полета во время исполнения петли Нестерова, то в голову не приходило оценивать свою работу высокими баллами. Но если из учебного боя с фотострельбами ты привез пленку, на которой зафиксированы все попадания в цель, то тебе никто не скажет надменно, что ты непрофессионал.
Работая инженером, я тоже видел, что могу сделать хорошо, а что нет. И знал специалистов гораздо опытней меня, к которым всегда обращался за помощью, если что-то не мог сделать сам. А оценкой моей деятельности и в том и в другом случае служила бесперебойная работа техники, закрепленной за мной.
Однако в Госкомприроды всё было иначе, там порой никто и не пытался отметить выявленные и предотвращенные тобою нарушения экологических требований. Твой профессионализм оценивали только на основе мнения сотрудников, которые обычно сами не справлялись со своими обязанностями.
В начальный период, когда ещё штата городского комитета не было, я, будучи на должности его председателя, по сути, исполнял функции рядового инспектора. Меня подключали к работе какого-нибудь опытного специалиста, и, как правило, его действия вызывали множество вопросов.
Первой такой проверкой был выход с сотрудником отдела охраны атмосферного воздуха на кирпичный завод, который почему-то называли «производством керамблоков». Мы посмотрели, как работает на предприятии узелпогрузки готовой продукции и собственно убедились в том, что обустроен он бестолково. Коричнево-оранжевая пыль с этого участка летела на стоящие рядом жилые здания, покрывая их наружные подоконники и балконы весьма солидным слоем. Окна открывать в такой обстановке было невозможно. Жильцы этих домов писали жалобы во все инстанции, а им отвечали какие мероприятия запланированы, чтобы решить проблему загрязнения прилегающей к производству территории. Наша проверка была продиктована как раз этими жалобами, и мы… убедились в том, что несмотря на выполненные предписания природоохранного органа, ситуация не изменилась. Да она и не могла измениться, так как короб, в который закрыли этот погрузочный узел, не позволял работникам осуществлять в нем свою деятельность, без противогазов там можно было бы задохнуться. Поэтому, как только начиналась погрузка, они открывали все двери и люки. Понятно, что проблему надо было решать на стадии реконструкции предприятия, не позволяя размещать этот объект без учета зоны рассеивания загрязняющих веществ. Вопрос, почему этого не сделали опытные специалисты, задавать очень важной даме-инспектору я не стал, пожалев её самолюбие.
На следующую проверку меня направили с ещё более опытным инспектором отдела по охране водных ресурсов, которая в будущем стала заслуженным экологом республики. Проверяли мы строительство нового предприятия – будущего завода по производству одноразовых шприцов. Как потом выяснилось, этот проект закупили в Болгарии, где его запретили к реализации как раз по причинам несоответствия экологическим требованиям. Я уже изучил инструкцию по проведению таких проверок и знал порядок этой процедуры. Однако моя руководительница сразу стала его игнорировать. Вместо просмотра проектной и разрешительной документации, мы в сопровождении представителей строительной организации побежали осматривать территорию стройки. Особое внимание инспектор обращала складированию мусора, обваловке резервуаров с горючесмазочными материалами и т.п. При этом она упорно не замечала, что объект строится в водоохранной зоне реки, с отсыпками её берегов и даже со спрямлением русла. В одном месте наблюдались следы слива каких-то жидких отходов, но и это её не заинтересовало. Бегали мы по территории хаотично, не имея на руках плана. В общем всё было как-то бестолково и непонятно.
В конце концов я не выдержал и попросил прекратить проверку. Обратился с просьбой, представить проект, план земельного участка и разрешительную документацию. Оказалось, что многие согласования разрешения на строительство отсутствуют, а проект не прошел экологическую экспертизу, как это уже требовалось после вступления в силу известного в то время постановления ЦК КПСС и Правительства СССР № 37 «О коренной перестройке дела охраны природы». На следующий день руководство Госкомитета выдало вердикт о приостановке строительства, но внятного ответа на вопрос: почему этого не сделали на стадии согласования отвода земельного участка, я так и не получил. Зато «шипение» за спиной о том, что я «ничего не знаю и не соображаю», стало сопровождать меня уже постоянно.
Были случаи, когда на работу в ведомство поступали намного более сильные по знаниям и по опыту специалисты, но их тоже сразу «записывали» в «ничего не знающие и не соображающие» работники. Один из таких сотрудников республиканского комитета, в котором мы все состояли в штате, именно по этой причине попросился перейти к нам. После длительной беседы на рабочие темы, я предложил ему занять должность заместителя. В своё время он, уже опытный специалист по вентиляционным системам, прошел жесткий конкурсный отбор для работы за рубежом, успешно трудился на Кубе, где его профессиональные качества оценили и продлили ему контракт ещё на один срок. Но вот в отделе охраны атмосферного воздуха Госкомприроды республики он получил статус «безграмотного неумехи».
Кстати, при оценке уровня образования работников природоохранных органов надо отметить, что специализации по охране окружающей природной среды в то время в вузах только стали открываться, и поэтому все сотрудники если и имели какое-то профильное образование, то только в определенной части всего спектра знаний, необходимых для этой деятельности.
Когда я проходил конкурс на должность председателя городского комитета, эти особенности тоже учитывали, понимая, что если человек имеет за плечами два вуза, изучал такие предметы, как теорию машин и механизмов, сопромат, теоретическую механику, аэродинамику и много других, то одолеть устройство очистных систем, расчет рассеивания вредных веществ и уж тем более соответствующие нормы законодательства ему под силу.
Одним из первых вузов, где была открыта специальность «Охрана окружающей среды», был Уральский лесотехнический институт. В 1990 году большую группу работников Госкомприроды нашей республики послали туда на обучение по программе повышения квалификации, что было вполне оправдано, так как все мы уже имели по крайней мере одно высшее образование. Азы экологии нам дали, а вот во всём остальном большинство из нас уже разбиралось лучше, чем новоиспеченные преподаватели. Ну и совсем явным пробелом у них являлись экологическое законодательство и организация природоохранной деятельности. Эти предметы трудно освоить без практики, поэтому жизнь заставила нас в короткий срок опередить наших учителей.
Если уж подходить к вопросу специального образования щепетильно, то ведь и наши первые руководители его не имели его.
В этой связи в моей практике тоже был один просто анекдотический случай. Поначалу меня частенько отправляли в суд в качестве представителя Госкомприроды. Не знаю, с чего руководство решило, что я буду защищать его противозаконные действия?!
Однажды, когда я признал обоснованными требования истцов отменить разрешение на строительство объекта в водоохранной зоне реки Карлутки, ответчики - городские чиновники и представители строительной организации - заявили ходатайство сделать перерыв в заседании с целью выяснения важных для рассмотрения дела обстоятельств. Судья пошел навстречу и объявил часовой перерыв.
Во время перерыва они, как обычно, стали выражать недовольство, с удивленным видом убеждая меня в том, что я, как чиновник, должен быть на их стороне. Видимо, были к этому уже настолько приучены, что до них не доходили никакие доводы. Они не воспринимали обязанностей служащего органа государственного контроля стоять на страже закона и защищать права граждан. Наконец, кто-то позвонил в Госкомитет, и оттуда срочно примчался заместитель председателя, главный государственный инспектор по охране окружающей природной среды Рудных Геннадий Дмитриевич. Заседание уже возобновили, и он, представив суду свидетельства своих полномочий, вдруг сходу заявил просьбу, чтобы мои показания были отвергнуты по причине того, что я не имею специального образования. Судья, выяснив вслух, какое образование у меня и какое у него, вызвал у большинства участников процесса смех – мы с Геннадием Дмитриевичем окончили один и тот же вуз. При этом он так и не смог ответить на вопрос: почему, считая меня неквалифицированным специалистом, они приняли меня на работу и направили в суд, как представителя природоохранного органа?!
Чаще всего низкая оценка моего профессионализма появлялась после того, когда я обращал внимание «специалистов-оценщиков» на то, что они проигнорировали требования законодательства. Даже среди моих подчиненных были такие особи, неоднократно замеченные в откровенно меркантильных поступках. Дело доходило до того, что некоторые из них умудрялись скрывать в актах проверки природоохранной деятельности явные нарушения, вписывать туда несоответствующие действительности сведения и даже подделывать мои подписи. Особенно этим грешили два «великих» специалиста отдела охраны водных ресурсов: Кузина и Чеботарев. Приходилось тратить много усилий, чтобы потом исправить ситуацию.
Однажды пришли одновременно два вызова в командировки на совещания, где требовалось присутствие руководителя городского комитета. Исполнять обязанности председателя остался начальник одного из отделов, а мы с замом уехали на несколько дней. По возвращении узнаём, что этот начальник подписал около десятка актов отвода земельных участков под строительство, ранее отвергнутых нами от согласования по причине их несоответствия требованиям природоохранного законодательства. Причем подписал, зная о том, что совершает, по сути, служебное правонарушение. Пришлось вызывать владельцев этих актов на выдуманное заседание по выяснению условий согласования. Затем акты были собраны, и я поставил на них отметку, указывающую на незаконность ранее проведенной процедуры, в связи с отсутствием у начальника отдела полномочий на подпись таких документов. Случай, конечно, скандальный, и он требовал увольнения сотрудника. Но именно такие работники находились под личной защитой у нового председателя Республиканского комитета по охране окружающей среды Гурова В.Н., который сам впоследствии был осужден за взяточничество.
К сожалению, проблема кадров существовала в природоохранных органах изначально. Решить её можно было за счет активистов общественных экологических объединений, но они не очень-то спешили пополнить ряды новой государственной структуры, хотя многие из них испытывали проблемы с работой. К тому же очень часто вышестоящее руководство просто навязывало приём новых сотрудников, удовлетворяющих его по непонятно каким качествам. В такой ситуации кадровые ошибки с моей стороны были неизбежны, и среди моих подчиненных были несколько человек, относившихся к своим обязанностям очень нечестно, часто попадаясь на откровенном жульничестве. В этом положении у них оставалась единственная возможность, сохранить о себе нормальное впечатление – это убеждать всех, что их руководитель безграмотный и неумный. Естественно, что в таких условиях работать очень сложно, так как эти люди некоторый раз оказывали пагубное влияние и на других сотрудников.
Один из инспекторов, к которому по работе у меня никаких нареканий не было, однажды подаёт мне на проверку и подпись акт, в котором неверно указано название организации: «Дормосстрой». Я попросил его исправить ошибку, но он, видимо, поддавшись обработке «особо честных профессионалов», стал вдруг тоже упрекать меня в безграмотности. Причем делал это с таким апломбом, что надо было или проявлять жесткость в приказном тоне или длительно убеждать его в ошибке, так как он с самого начала не поверил, что такого сокращения («мосстрой»), исходя из деятельности и места размещения предприятия, быть не может. Пользуясь случаем, что в этот день необходимо было выехать на контроль как раз в сторону «Дормостстроя», я не стал с ним спорить. После обеда мы сели в автомобиль, и я попросил водителя, чтобы он, когда мы будем проезжать мимо организации, подвернул к её воротам и остановился у вывески с названием. Остановились, и я попросил упертого инспектора вслух прочитать название «Дормостстрой», после чего вручил ему не подписанный мною акт. Больше у нас с ним разногласий не было, а вот отношения с двумя самыми ушлыми сотрудниками у него после этого не заладились.
При новом руководителе Госкомитета Гурове В.Н. и при постепенном захвате власти в городе её исполнительным органом во главе с Салтыковым А.И. работать становилось всё трудней. Для предотвращения очевидных нарушений природоохранного законодательства и для защиты экологических прав граждан теперь надо было выдумывать всякие способы контрольно-запретных действий. Вот только один из примеров. Однажды очень уважаемый депутат Верховного Совета Удмуртии, известный кардиохирург, руководитель медицинского учреждения, отличник здравоохранения СССР и прочая, и прочая…, решил, как и многие его соратники, обзавестись личным автокооперативом. В то время это был распространенный среди руководителей и больших чиновников бизнес. Но в условиях дефицита городских земель он выбрал для этого уж очень неподходящее место: вплотную к роддому и буквально в нескольких метрах от частных жилых домов. На удивление уважаемый депутат очень быстро получил добро на строительство от городского руководства (ну кто же откажет доктору, у которого подлечивались все высшие городские начальники?!). И стройку начали даже без официального отвода земельного участка. Проснувшиеся утром жители увидели, что через дорогу от их домов начали рыть котлован для гаража на полторы сотни машин, и побежали звонить во все инстанции, в том числе и в городской комитет по охране окружающей среды. Затем посыпались звонки от персонала и пациенток роддома и, наконец, от депутата горсовета - студента мединститута, члена Экосоюза Валерия Чебурахтина.
Как предотвратить это вопиющее безобразие? Послать инспектора с постановлением о прекращении деятельности, нарушающей требования экологического, санитарно-эпидемиологического и земельного законодательства? Так его самого пошлют… Общество начинало жить по понятиям, а не по законам, и руководители республики и города первыми стали подавать пример таких отношений. Даже если я лично подниму шум и выпущу запретную бумагу, её через час-два отменят вышестоящие начальники. Значит надо, чтобы они сами приняли такое постановление, вот тогда его отмена после вручения под роспись будет невозможна.
И тут я выдумываю способ втянуть в эту процедуру руководство республиканского комитета. Уговариваю Чебурахтина пожаловаться на меня, обвинив в бездействии, что он и делает по телефону ничего не подозревающему главному республиканскому инспектору, уже упомянутому выше, Геннадию Дмитриевичу Рудных. Учитывая наши сложные отношения и с ним, и с председателем республиканского комитета Гуровым Вячеславом Николаевичем, они, конечно, с большим удовольствием восприняли эту устную жалобу депутата, так как уже были одержимы сбором компромата на всех неугодных сотрудников. Думаю, Рудных, от удовольствия потирал руки и в преддверии подготовки служебной записки решил ткнуть меня носом в неисполнение служебных обязанностей. Раздался звонок, и он почти торжественным тоном стал мне сообщать, что на меня, оказывается, даже депутаты жалуются. Я спокойно выслушал его, предварительно дав в окно отмашку секретарю, которая сидела в машине с заготовленным от имени Геннадия Дмитриевича постановлением, где требовалась только его роспись и печать. Машина тронулась в сторону Госкомитета, а я сообщил главному инспектору, что жалоба ложная, так как на самом деле мною уже проведено расследование и подготовлено постановление, которое вот-вот должны доставить ему. Пока он внимал моим уточнениям нарушения и обоснованию необходимости подписи именно руководителя республиканского природоохранного органа, я услышал в телефонную трубку, как секретарь вошла в его кабинет. Постановление было подписано, и я, приехав на место работ, лично вручил его руководителю стройки.
Конечно мне было неприятно вот так изворачиваться, чтобы, по сути, выполнять свои законные обязанности.
Как-то очень быстро в природоохранной деятельности наступили времена, когда настоящий профессионализм там стал вообще не нужен. Почему я употребил слово настоящий, да потому что можно же профессионально воровать, убивать, наносить вред в любой сфере деятельности… Посмотрите на наши реки, леса, на нынешнюю градостроительную деятельность, выгляньте во двор, заставленный автомобилями, и скажите: можно ли вести речь о профессионализме в нынешних экологических отношениях?!
С 1993 года работа в природоохранных органах стала стремительно терять весь смысл, потому что они были полностью переподчинены исполнительной власти. Теперь ими руководили чиновники, в задачи которых входили в основном хозяйственные и экономические вопросы, а быстрому и дешёвому решению этих задач экологический контроль только мешал. К тому же наметился процесс упрощения природоохранных требований, что в последствии привело к полнейшей деградации экологического законодательства. Люди, к сожалению, не видели уродливых преобразований власти, когда бизнес через депутатство начал сращиваться с чиновничьей вертикалью, что неминуемо вело к упадку системы государственного контроля во всех сферах деятельности, к разложению правоохранительных органов и судебной власти. Все они переходили на службу к бизнесу и связанным с ним чиновникам.
Смысла работать в такой обстановке я не видел, и поэтому в начале 1993 года подал заявление об уходе по собственному желанию. К этому моменту, также в рамках системы повышения квалификации специалистов природоохранных органов, мне удалось поизучать экологическое право в Германии и во Франции. Там я прослушал этот курс и ознакомился с практическим применением знаний на предприятиях и в муниципальных организациях. Вскоре мне это пригодилось, меня пригласили на преподавательскую работу в Удмуртский государственный университет (УдГУ) вести у студентов-экологов предметы, связанные с применением экологического законодательства. Но до этого два года мне пришлось потрудиться и грузчиком, и слесарем, и корреспондентом телевидения, и педагогом по военно-спортивной подготовке…
* * *
Торгушин А.Б., г. Ижевск, 2021 г.