Межкорейский экономический диалог и
С. С. Суслина, к. э. н.
Экономический диалог между Северной и Южной Кореями (начавшийся, объективно говоря, раньше июньского саммита 2000 г.) носит во многом необычный характер, и является историческим экспериментом.
По-видимому, сейчас еще трудно сказать, что и в какой степени на самом деле подтолкнуло Север и Юг навстречу друг к другу: тяжелая экономическая ситуация и невозможность выйти из нее своими силами на Севере; укрепление экономических позиций Юга в мире и его стремление стать передовой развитой страной, покончившей с долговременным расколом; или удачно разработанная и примененная Ким Тэ Чжуном политика постепенного втягивания северокорейской экономики в систему межкорейских интеграционных связей, учитывающая и то, и другое. Так или иначе, сегодня мы имеем возможность наблюдать за весьма динамичным налаживанием различных контактов Севера и Юга в экономической области.
За сравнительно небольшой срок (примерно со второй половины девяностых годов теперь уже прошлого века) сложилась своеобразная схема экономического диалога, возникшая в значительной степени благодаря тому, что южнокорейская политика «солнечного тепла» адекватна реальной ситуации на Корейском полуострове. На начальной стадии (до 2000 г.) на негосударственной основе получили развитие те формы сотрудничества, которые носили в основном благотворительный характер, являлись своего рода «пробными шарами». Примером такого экономического взаимодействия можно назвать непосредственно гуманитарную помощь, Кымгансанский туристический проект, создание на Севере ряда мелких предприятий легкой промышленности.
Однако развитие более тесного и действительно взаимовыгодного сотрудничества (к чему, не забывая о своих интересах, стремилась Южная Корея), наталкивалось на непреодолимую преграду - отсутствие мер экономического доверия и соответствующего правового статуса, создающих благоприятный климат для развертывания всесторонних и долгосрочных связей. Таким образом, на повестку дня ставилось признание обоими государствами необходимости вести экономический диалог не только на частной, но и на уже межгосударственной основе. В решение этой задачи и заложил фундамент июньский саммит 2000 г. Встреча двух корейских лидеров фактически перевела экономический диалог на более высокий межгосударственный уровень и тем самым придала ему более авторитетный и менее обратимый характер.
Однако это не рассматривается обеими странами как конечный результат. В настоящее время ставится, пожалуй, самая тяжелая задача, от решения которой и зависит, пойдет ли в действительности успешно экономический диалог, или же, как многие предпринятые ранее попытки, останется лишь очередным благим пожеланием. Дело за малым: реально заинтересовать деловые круги Юга, чтобы они своей частной инициативой подкрепили только что достигнутые государственные договоренности.
Сразу бросается в глаза неоднородный состав субъектов этого диалога. Пока, как на первом этапе, так и на втором, со стороны Северной Кореи выступали государственные структуры, а со стороны Южной, напротив, негосударственные, частные, но примечательно, что на втором диалог почти вышел на межгосударственный уровень, хотя и, увы, без официально оформленных отношений. На этой стадии частный бизнес Юга выступает теперь уже не за «собственный страх и риск», как прежде, а при полной поддержке и гарантиях обоих государств.
К чему такая, казалось бы, сложная схема нарождающихся взаимоотношений? Что она дает каждой стороне? Южная Корея, особенно в нынешних далеко нелегких для нее внешних и внутренних условиях собственного экономического развития, таким образом, получает определенные гарантии и стимулы к развитию действительно взаимовыгодного экономического сотрудничества с Севером. Это весьма важно для нее не только по чисто экономическим причинам, но и в связи с обострившейся в последний год критикой оппозицией курса администрации Ким Тэ Чжуна на экономическое сближение с Северной Кореей. За годы предыдущих, пусть несистематических, экономических контактов с Севером и южнокорейский деловой мир пришел к выводу, что большую стабильность в развитии экономического сотрудничества может принести лишь легализация межкорейских отношений - в настоящее время хотя бы на уровне таких межгосударственных контактов, но в дальнейшем с перспективой их полного урегулирования.
Для Северной Кореи такая поэтапность расширяет возможности поиска компромиссного решения, при котором она смогла бы, «сохранив лицо», выйти из фактически экономического коллапса, при этом укрепившись, а не ослабнув, в идеологической области. Как не парадоксально признавать, но в данной сфере перед обоими корейскими государствами стоят, по сути, одинаковые цели: образно говоря, как ухаживая друг за другом, не заразиться вредными для каждой из сторон бациллами. Ибо насколько Север боится проникновения в свою среду чуждых и враждебных господствующему режиму умонастроений, настолько и Юг боится скомпрометировать себя чрезмерным сочувствием к одиозному северокорейскому правительству и вызвать подозрение мировой общественности.
Что, видимо, обоим корейским государствам следует (точнее, предстоит) в ближайшей перспективе предпринять? Как уже отмечалось, начало экономическим контактам в ходе саммита было положено и положено неплохое. Вспомним, что в основном заключительном документе корейскими государствами прямо признавалась необходимость сбалансированного развития экономики. Эта задача сегодня, как никогда ранее, актуальна для каждого из корейских государств. Как легко заметить, здесь их цели развития в самом прямом смысле слова совпадают друг с другом. На Юге целям достижения стабильного сбалансированного развития посвящена вся проходящая в настоящее время реструктуризация, как макро, так и микро-экономики. В основе тяжелейшего кризиса на Севере также лежит комплексная проблема нарушения сбалансированного развития экономики страны, в поддержании которого ранее важную роль играли интеграционные связи КНДР с мировой социалистической системой.
При таком совпадении целей неплохо было бы наметить точки или сферы совпадения интересов двух стран, найти взаимоприемлемые решения стоящих проблем и подкрепить их необходимыми мерами. Представляется, что главной «своего рода несущей конструкцией» всей системы межкорейского экономического диалога непременно могло бы стать установление в том или ином объеме нормальных официальных отношений между КНДР и РК. Юридическое признание друг друга корейскими государствами придаст большую легитимность экономическим связям, обеспечит им стабильность, долгосрочность и перспективу, то есть все то, из-за чего в значительной степени стопорится межкорейское сотрудничество сейчас.
На основе нормализации отношений обоим корейским государствам было бы легче придти к взаимопониманию в вопросе создания благоприятного климата с помощью пакета соответствующих соглашений и принятию каждой из сторон необходимых законодательных мер для развертывания хозяйственных связей. Но как раз этот момент сейчас вызывает наибольшее напряжение у северокорейского режима. Иначе как объяснить то, что форсируя установление дипломатических отношений с целым рядом европейских государств и других стран мира, КНДР затягивает решение этого вопроса в отношении РК - страны, в немалой степени приложившей усилия к снятию международной изоляции Северной Кореи.
Представляется, что признание друг друга корейскими государствами де-юре радикально изменит ситуацию с участием южнокорейского крупного бизнеса в подъеме северокорейской экономики, наполнит это участие реальным содержанием.
Можно выделить уже три этапа в развитии отношения южнокорейского бизнеса к межкорейскому сотрудничеству. Первый по подходу к нему деловых кругов можно назвать подготовительным или оценочно-оптимистическим, в хронологическом плане охватывает, на наш взгляд, более длительный период, чем собственно экономический диалог, поскольку в него следует включить конец 1980-х и начало 1990-х годов. Иными словами, тот период, когда южнокорейский бизнес в целом весьма заинтересованно и с энтузиазмом смотрел на проникновение в северокорейскую экономику, подсчитывая возможные прибыли от эффективного использования фактора взаимодополняемости экономических структур.
Второй период может быть охарактеризован, как прохладно-реалистический, и он может быть ориентировочно заключен во временные рамки середины-конца 1990-х годов. Для этого этапа свойственна трезвая переоценка южнокорейским бизнесом как своих возможностей (подорванных финансовым кризисом и послекризисными реформами), так и реальных перспектив, прибылей и рисков в ведении дел с северокорейским партнером. Тем более, что если на первом этапе интерес финансово-промышленных групп (ФПГ) Южной Кореи к перспективам разворачивания бизнеса в КНДР в основном ограничивался лишь предварительными расчетами и планами, то на втором - наиболее «ретивые» из них уже влезли в северокорейскую экономику и почувствовали на своей шкуре все прелести такого бизнеса в таких условиях.
Достаточно характерен в этой связи пример с одной из наиболее значимых ФПГ Южной Кореи – «Хендэ». Конечно, Кымгансанский туристический проект не один (и не в такой уж существенной мере, как может показаться) ответственен за то тяжелое положение с ликвидностью финансовых средств, в котором находится сейчас всемирно известная монополия, но, тем не менее, это серьезный пример, который остужает пыл других компаний, вынашивающих планы вторжения на Север.
Когда в ноябре 1998 г. группа «Хендэ» заключила соглашение с Северной Кореей на реализацию туристического проекта и обязалась до марта 2005 г. выплатить северокорейскому партнеру 942 млн. долларов[i] за посещение Кымганских гор - природной достопримечательности Северной Кореи, она делала ставку на неубывающий интерес южнокорейцев, желающих посетить исторические места. Однако «Хендэ» не учла серьезности ряда факторов, один из которых - то, что разразившийся финансовый кризис задел и ее, структурная реформа, которая разворачивается одновременно с реформированием финансового сектора экономики страны, придала возникшим проблемам перманентный характер, а государство, стремясь вписаться в рыночную экономику, своими мерами иногда действует как слон в посудной лавке.
Стоящая сейчас перед правительством Ким Дэ Чжуна дилемма такова: как быть - помочь ли в финансовом отношении корпорации «Хендэ» - первопроходцу политики «солнечного тепла» в области налаживания экономических контактов, и если да, то как это согласовать с мировой практикой и аналогичными просьбами других южнокорейских монополий, или бросить «Хендэ» на произвол судьбы и вызвать дополнительную волну критики и недоверия к своей политике и разочарования среди своих сторонников, в том числе и отдельных слоев бизнеса. Вся эта проблема возвращает нас к мысли о том, в какой степени не хватает участия государственной власти в налаживании и упрочении взаимовыгодного экономического сотрудничества, ибо легализация отношений, помимо всего прочего, дает каждому государству право оказывать посильную поддержку своему предпринимательству.
Третий этап в отношении южнокорейского крупного капитала к межкорейскому сотрудничеству можно определить, как осторожно оптимистический, и он начался с июньского саммита 2000 г. Почему его можно так назвать? Встреча двух лидеров и некоторые обозначенные в ходе переговоров, а затем - на рабочем уровне, проекты не могли оставить равнодушными и наиболее рационально мыслящие слои южнокорейского населения - предпринимательство. Интерес этот был существенно подпитан заявлениями лидеров двух стран о том, что экономические интересы и сотрудничество в этой сфере, наряду с сотрудничеством в гуманитарных областях, отныне будут приоритетным направлением развития отношений между Северной и Южной Кореями. Коль скоро это так, южнокорейский бизнес воспрянул духом и стал всерьез рассчитывать на поддержку и гарантии обоих государств. К сожалению, нельзя сказать, что оба государства оправдывают эти ожидания. В первую очередь, речь идет о том, что до сих пор до конца не урегулированы вопросы, связанные с вводом в действие соглашений о взаимных гарантиях инвестиций и об избежании двойного налогообложения, что является необходимым условием для реализации любой инвестиционной деятельности.
Что касается возможностей и заинтересованности южнокорейского капитала в экономическом диалоге, то можно отметить следующее. Как широко известно, крупное предпринимательство Южной Кореи в настоящее время переживает трудные времена. К сожалению, знаменательный поворот к лучшему в отношениях между Северной и Южной Кореями произошел как раз тогда, когда экономика развитого Юга оказалась в стадии радикального реформирования и не столь сильна, а главное – не столь стабильна, как была в конце 1980-х или начале 1990-х годов. Потрясения, которые испытала в ходе азиатского финансового кризиса южнокорейская экономика, открыли всему миру (и прежде всего ее деловым кругам) ранее успешно скрываемую истину о том, что так любовно и самоотверженно выпестованная экономическая мощь корейского государства в значительной мере - просто миф, а ее всемирно известные чэболи - ни что иное, как колоссы на глиняных ногах. Свалившийся на южнокорейские ФПГ груз проблем (числе которых и финансовое оздоровление, и реструктуризация их фондов, и проблемы с ликвидностью средств, и многое другое) обратил внимание крупного капитала, на поиски выхода из внутренних трудностей, а также, в гораздо меньшей степени, - на открывающиеся возможности межкорейского сотрудничества.
Не способствует росту заинтересованности южнокорейского бизнеса, особенно при существенно сократившихся его возможностях, и то решающее обстоятельство, что в настоящее время вряд ли стоит ожидать больших прибылей от капиталовложений в северокорейскую экономику, - эти инвестиции следует рассматривать, скорее всего, лишь в качестве меценатских акций. Печальный опыт инвестиций «Хендэ» в северокорейскую экономику показывает, что период донкихотских поступков типа челночной экономической дипломатии ныне покойного главы «Хендэ» Чон Чжу Ена и для Южной, и для Северной Кореи закончился. Наступило время трезвой оценки и реалистически осторожного подхода к развитию экономического диалога.
Представляется, что на Юге это уже осознали, но не поняли до конца, а на Севере уже поняли. Не об этом ли свидетельствует недавняя поездка Ким Чен Ира в Китай, где он посетил Шанхайскую специальную зону? В некоторых китайских источниках, на которые ссылаются южнокорейские СМИ, высказывалось даже предположение, что в самое ближайшее время состоится VII съезд ТПК, на котором будут обнародованы планы реформирования северокорейской экономики с целью придания ей более открытого характера[ii].
К слову сказать, Северная Корея еще в 1984 г. предприняла не очень удачную попытку приоткрыть двери в свою экономику, приняв закон «о совместном предпринимательстве». Второй шаг в этом же направлении она осуществила уже в 1991 г., основав зону свободной торговли «Раджин-Сонбон». В 1992 г. был частично пересмотрен закон о смешанном предпринимательстве, но приток иностранного капитала в 2-3 зоны свободной торговли оставался незначительным - в первую очередь, из-за плохого развития инфраструктуры.
Каковы же реальные достижения в межкорейском экономическом сотрудничестве при участии крупного бизнеса? В целом можно их оценить как пока еще скромные. Хотя по статистическим данным, как-то по объему торгового оборота (в 1999 г. около 400 млн. долларов) и по объему привлеченных в экономику Северной Кореи инвестиций (около 200 млн. долларов)[iii] можно отметить определенный динамизм.
Сам механизм межкорейского экономического диалога еще только складывается, хотя количество структур и переговорных каналов, используемых двумя корейскими государствами, расширяется довольно активно. В середине декабря 2000 г. состоялась уже 4-я межкорейская встреча на министерском уровне по вопросам сбалансированного развития и сопроцветания[iv]. В конце декабря в Пхеньяне также прошли переговоры по учреждению совместной экономической комиссии.
Постепенной трансформации подвергаются и формы межкорейского сотрудничества - от зачаточных (гуманитарной помощи) до более зрелых (переход к экономическим связям на коммерческой основе).
Расширяется и число направлений, по которым ведутся переговоры. Эти отраслевые направления постепенно охватывают все новые сферы экономики - от транспортной, энергетической или аграрной, до непосредственного подъема промышленного потенциала Северной Кореи (Кэсонский промышленный комплекс).
Среди реализуемых проектов в первую очередь следует назвать строительство транскорейской железной дороги с выходом на Россию, Китай и страны Европы. Не меньшее значение имеют переговоры по реализации проекта по предотвращению наводнений (строительство дамб), развитию Кэсонской промышленной зоны, участию южнокорейского капитала в реанимации и модернизации ряда промышленных объектов в Северной Корее, в поставках необходимой электроэнергии.
На первом заседании учрежденной комиссии обсуждалась ситуация с поставкой электроэнергии в Северную Корею, так как и в РК, дела с энергообеспечением обстоят не блестяще. Если в Северной Корее производство электроэнергии составляет 18,6 млрд. квт-час., (что позволяет каждой северокорейской семье иметь в квартире только одну неяркую лампочку), то в Южной Корее совокупные энергетические мощности составляют 46 млн. квт (что тут с мощностями?) при максимальной потребности 41 млн. квт[v]. Таким образом, для поставки запрашиваемых Пхеньяном 500 тыс. квт. Сеул должен либо построить на Севере теплоэлектростанцию, либо провести с Юга на Север сеть линий электропередачи, что потребует примерно равноценных затрат.
Примечательно, что южнокорейская сторона, в частности, отметила, что многие совместные проекты, требующие постоянных вливаний капиталовложений или денежных вливаний, (как например, энергетический), должны быть одобрены всей нацией.
Естественно, что в реализации как уже намеченных и разворачивающихся проектов, так и перспективных, большая роль отводится крупному капиталу Южной Кореи. Значимость его участия очевидна, и северокорейскому режиму, который уже задумывается над вопросом, как сделать участие в развитии северокорейской экономики более привлекательным для иностранного капитала в целом. При этом как бы ни хотелось северокорейскому режиму разнообразить приток остро необходимых средств в экономику своей страны, львиную долю экономической помощи (например, в 2000 г. 114 млн. долларов из 220) пока приходится на Южную Корею. Только в одном 2000 г. Южная Корея поставила Северной свыше 300 тыс. т. удобрений и 600 тыс. т. продовольственных товаров[vi]. Около 80% товаров первой необходимости и 60% продовольствия в настоящее время поступает в Северную Корею извне[vii].
Экономическое сотрудничество может осуществляться по трем направлениям: в форме государственной экономической помощи, гражданских инвестиций в Северную Корею и соучастия в международных проектах.
К первому варианту относятся проекты поставок электроэнергии и строительство дорог и портовых мощностей в Северной Корее. Эта форма помощи потребует длительных затрат времени. Проблема состоит в том, что проекты эти крупномасштабные, требующие длительного времени для их реализации и очень больших капиталовложений, которые еще нужно аккумулировать. Но как это сделать? Конечно, Сеул может использовать средства Фонда межкорейского сотрудничества, также как и средства Фонда экономического развития и сотрудничества. Кроме этого, в случае особой масштабности проектов Сеул может воспользоваться международными займами.
Сеулу и Пхеньяну будет необходимо на государственном уровне подготовить легальный механизм по содействию межкорейскому сотрудничеству и экономическому обмену. В течение двух раундов переговоров на рабочем уровне были достигнуты договоренности относительно гарантий по инвестициям, об избежании двойного налогообложения, об урегулировании возможных конфликтных ситуаций, связанных с бизнесом. Ставился даже вопрос о введении специальной валюты для обслуживания межкорейских сделок.
Экономическое сотрудничество необходимо осуществлять в соответствии с экономической рациональностью. Например, пока мелкие и средние компании пытаются проложить дорогу на Север и участвовать в таких проектах, как сборочно-обрабатывающее производство, крупные конгломераты могут начать реализацию инфраструктурных проектов, развитие автомобильной и электронной индустрии.
Экономическое сотрудничество может продвигаться на основе формирования международного консорциума. Международный консорциум мог бы стать механизмом привлечения иностранного капитала и гарантирования инвестиций в соответствии с международной практикой (особенно при осуществлении проектов инфраструктуры)[viii].
Анализируя реальность и перспективность межкорейского экономического диалога, следует исходить из уровня экономического потенциала двух Корей. Так, Южная Корея в настоящее время занимает 25-е место в мире по численности населения, 12-е - по уровню экономического развития, 10-е - по энергопотреблению, 6-е - по потреблению нефти и 4-е - по ее импорту. Наконец, в 2000 г. Южная Корея имела 96 млрд. долларов валютных резервов, что обеспечивало ей 5-е место в мире по их уровню. При этом ее внешний долг сократился на 500 млн. долларов и составил 136,6 млрд. долларов. За 2000 г. Южная Корея привлекла 15,69 млрд. долларов иностранных инвестиций. В то же время доля самой Южной Кореи во всем объеме зарубежных инвестиций в странах Азии увеличилась за период с 1998 по 2000 гг. с 0,6 до 1,2%[ix].
Обратим дополнительное внимание на значительные расхождения экономических потенциалов Северной и Южной Корей, которые выявляются на основе следующих данных. В 1999 г. валовой национальный доход на Юге составлял 402 млрд. долларов, тогда как на Севере - 15,8. Подобный уровень Южная Корея преодолела еще в 1974 г. (18,7 млрд. долл.). И, несмотря на то, что население Северной Кореи (22,08 млн. чел.) почти в два раза меньше населения РК, ВНД на Юге в 12 раз больше, чем на Севере. Доход на душу населения в Южной Корее составляет 8,5 тыс. долларов, в то время как в Северной Корее - всего 714 долларов (для Южной Кореи это уровень 1976 г.). Южная Корея по объему своего внешнеторгового оборота превосходит Северную Корею в 178 раз, при этом по экспорту - в 282 раза, а по импорту - в 125 раз. Южная Корея имела положительное торговое сальдо в 1999 г. - 23,9 млрд. долларов, а Северная Корея - дефицит в 450 млн. долларов. Весьма впечатляют цифры о превосходстве Южной Кореи и в ряде промышленных производств (в автомобильной промышленности в 390 раз, в нефтехимической - в 96 раз, в текстильной - в 33 раза и т.д.)[x].
Однако столь разительное несоответствие экономических потенциалов не отпугивает южнокорейский капитал от поисков вариантов сотрудничества. В частности, к перспективам участия южнокорейского бизнеса в экономическом диалоге можно отнести следующие проекты. ФПГ «Хендэ» не оставляет своих надежд на получение гарантий правительства КНДР относительно своих возможных инвестиций в развитие туристического комплекса в Кымгансане, заявляет также о своем желании участвовать в Кэсонском промышленном комплексе.
Другие представители южнокорейского крупного бизнеса также готовы к экономическому взаимодействию с КНДР. В частности, группа «Самсунг» разработала план строительства на Севере крупного промышленного электронного комплекса и программу расширения компьютерного центра в Пекине - совместного предприятия «Самсунг электроникс» и северокорейского центра компьютерных программ. Кроме того, уже сейчас в КНДР успешно функционирует сборочное производство по выпуску телевизоров мощностью 40 тыс. штук в год. Группа «Эл Джи» готова приступить к созданию в демилитаризованной зоне международного дистрибьюторского центра. Стоимость проекта оценивается в 1 млрд. долларов[xi]. В феврале 2001 г. глава Корейской земельной корпорации вместе с руководителем «Хендэ Асан» собирались посетить Пхеньян, чтобы заключить рамочное соглашение по планируемому промышленному комплексу в Кэсоне.
Остается немногое. Как отмечают эксперты Федерации Корейских промышленников, прежде всего, необходимо выработать определенные законом правила и рамки совместной экономической деятельности. Кроме того, Северная Корея должна рассматривать программы реализации проектов экономического сотрудничества через призму рыночных отношений.
Подводя некоторые итоги, можно отметить, что при всех прочих условиях, «погоду» в развитии межкорейского экономического диалога будет определять, в первую очередь, готовность самой Северной Кореи «снизойти» до требуемых от нее экономических реформ и лишь во вторую очередь - стремление Юга пойти на реальное сближение с Севером. Представляется, что Юг уже почти прошел свою половину пути навстречу соседу, теперь черед Севера сделать второй (после саммита) решительный шаг в сторону Юга.
[i] The Korea Herald, January 31, 2001.
[ii] The Korea Herald, February 1, 2001.
[iii] Интервью главы МИДМВТ РК Ли Чон Бина газете «Лос-Анджелес таймс» 27. 02. 2001.
[iv] The Korea Herald, December 25, 2000.
[v] The Korea Herald, December 18, 2000.
[vi] Korea Now, January 13, 2001.
[vii] Korea Focus, September-October, 2000.
[viii] См. «Journal of East Asian Affairs». Vol. XIV, N 2. Fall/ Winter 2000, p. 320-321.
[ix] Korea Now, January 13, 2001.
[x] The Korea Herald, December 23, 2000.
[xi] ИНФО - ТАСС. Сеул. 25 января 2001.
СЫН! ЭТОТ КОШМАР - ОН ЖЕ КАША – ТРЕБУЕТ РАДИКАЛЬНОГО ПЕРЕКРАИВАНИЯ И ПОЧТИ ГЛОБАЛЬНОЙ СТИЛИСТИЧЕСКОЙ ПРАВКИ!!! Его попросту надо заново выстроить