Вы мечтаете о кошке?
чтобы мечта сбылась!››
«Депресняка бы сюда! Интересно, как бы они на нем нажились? Хотя знаю: попытались бы втюхать ему художественную завивку усов, массаж и витаминные инъекции для роста шерсти››, — подумал Буслаев. Умирать среди плакатов с кошками казалось ему глупым.
Шипя от боли и балансируя полураскрытыми крыльями и спатой, Мефодий на одной ноге запрыгал по лестнице. Снаружи что-то загрохотало, а на краткое мгновение до грохота, опередив звук, ослепительная голубая вспышка озарила холст «СКОРО ОТКРЫТИЕ!››. Мефодий сообразил, что это Варсус избавился наконец от железного колпака. Теперь, конечно, будет его искать — и найдет. Вопрос только во времени.
Морщась от боли, Буслаев опустился на верхнюю ступеньку, расшнуровал ботинок и стащил его с ноги. Носок промок от крови, однако рана оказалась не такой уж ужасной. Входное отверстие было не шире мизинца, а выходное еще меньше. Прикидывая, догадается ли Варсус, что ему удалось его ранить, Мефодий мысленно нашарил в ближайшей аптеке перекись, бинт и пластырь и перетащил их сюда. Видимо, снаружи существовало силовое поле, ограничивающее место дуэли, потому что пузырек с перекисью оказался разогретым, а упаковка бинта потемнела, словно ее пронесли над огнем.
Промыв рану, Мефодий туго забнитовал ее и сверху прихватил бинт пластырем. Возможно, пластырь стоило пустить под низ, потому что кровь продолжала сочиться. Засунув забинтованную ногу в ботинок, Меф зашнуровал его. Осторожно пошевелил пальцами. Проверяя ногу, встал и сделал несколько шагов. Вроде бы ничего, терпеть можно. Слишком рано обрадовавшись, Буслаев притопнул ногой, имитируя быструю атаку с сокращением дистанции. Стоило ему сделать это, как стопу пронзило огненным шилом, и, выронив спату, он упал на бок. Да, идея плохая! Биться с Варсусом на равных он едва ли сможет.
|
|
Пастушок был где-то рядом. Его крылатая тень уже дважды падала снаружи на холст, но потом исчезала. Видимо, он кружил над сквером, не догадываясь пока проверять дома.
Не спеша вставать, потому что боль еще не прошла, Мефодий стал выкладывать в ряд все, что у него было. Просто так, без цели, в поисках подсказки. Первой лежала спата, затем кинжал. Замыкала ряд флейта.
Сам не зная зачем, Мефодий взял флейту и, перевернувшись на спину, поднес ее к губам. До этого Дафна дала ему несколько уроков, плюс некоторое время убила на него Шмыгалка, но ей не хватало терпения. Раз десять попросив Мефа повторить что-то простос, что даже самые бестолковые ученики легко повторя ли на первом же занятии, Эльза Флора Цахес садилась на корточки, обхватывала виски руками и начинала со стоном раскачиваться, точно у нее заболели разом все зубы.
«Это невероятно! — шептала она. — Невероятно! Он пыхтит во флейту, точно надувает воздушный шар! Может, попросим у Троила трубу? А что? Калибр как у миномета! Одаришь — мало не покажется!››
«Значит, дуть во флейту не надо? А как же тогда она играет?›› — наивно спросил Буслаев.
Шмыгалка перестала раскачиваться, посмотрела на него широко распахнутыми глазами, потом тихо встала и пошла, не оборачиваясь. Ну, а с Мефом с того дня стала чаще заниматься Дафна, которая обычно начинала занятие словами «Ну давай просто подышим… нет-нет, флейту не бери… она тебе только мешает…››.
|
|
И только сейчас, в полутьме бывшей собачьей парикмахерской, Мефодий, пожалуй, впервые не пытался извлечь из флейты никаких звуков. Не надувал ее как шар, и не пыхтел в нее как в трубу. Вообще ничего не добивался от флейты, просто думал о Дафне и о том, что не знает, увидит ли ее когда-нибудь.
Внезапно он услышал нечто похожее на тихий звук флейты и так испугался этого, что оторвал флейту от губ. И сразу же звук исчез. Опомнившись, он вновь приложил флейту к губам — и опять она ожила, будто дожидалась этого часа. Ее звучание было тихим, проникновенным и немного грустным, без перехода, впрочем, в крайнюю печаль, ибо на это Мефодий ни в какой момент своей жизни способен не был.
А еще спустя мгновение он увидел на потолке цветные полосы, то вспыхивающие, то гаснущие. Эта была не правильная прилизанная радуга, а какие-то вздрагивающие перетекающие линии. В первые секунды Мефодий никак не связывал их со своей игрой, а потом вдруг вспомнил, что нот семь, и основных цветов тоже семь. Выходит, семь звуков гаммы равно семи цветам спектра? Совпадение? Почему же Дафна никогда не рассказывала ему о том, что цвет связан с музыкой? Быть может, для нее это было слишком очевидно? Или она терпеливо ждала, пока однажды Мефодий дойдет до этого сам, и не хотела ускорять?
Буслаев играл на флейте, не задумываясь, что играет. Не учебные упражнения, а так, наитие какое-то. Слабое звучание флейты то крепло, то обрывалось, то вновь воскресало из небытия, а с ним вместе воскресали и краски. Вскоре на потолке полыхало уже настоящее северное сияние, не имевшее ни формы, ни жестких границ.
|
|
Мефодий пытался обнаружить какие-то закономерности. Поначалу ему казалось, что они существуют. Допустим, «до» — красная, «ре» — фиолетовая, «ми»— синяя, «фа» — голубая, «соль» — зеленая, «ля» — желтая, «си» — оранжевая.
Потом он разобрался, что все сложнее. Оттенки звука тоже окрашены. Например «соль» может быть красно-оранжевым, а «ля» — желто-зеленым. Если же в тональности много ключевых знаков, то цвета еще больше смещаются и становятся то ультракрасными, то серебристо-металлическими. А дальше начинается мешанина. Есть ноты перетекающие, бывают толстые и широкие, имеются тонкие и яркие. Истаивают в воздухе ноты печальные и радуют слух дарующие надежду. Ре-бемоль мажор — темноватый и теплый, ми мажор — густой как ночное небо, зато ре мажор ослепляюще полыхает, точно зачерпнутое ведром солнце.
А еще минуту спустя Мефодий, очарованный, не понявший еще, что получил в дар музыку, открыл для себя, что цвет, равно как и звук, можно пустить двумя встречными волнами. Одна волна — ритм биения сердца, повторяющаяся, размеренная. Другая волна — встречная, похожая на шепот. В ней — в этой легкой, таящейся, едва заметной волне — заключены тысячи и тысячи маголодий.
«Как там по физике? Звук и цвет это волны. А волны — это те же частицы, потому что их можно раздробить на минимальные порции. Только одни частицы мы воспринимаем зрачком, а другие — барабанной перепонкой! Вот и вся разница! — упрощенно соображал Мефодий. — И энергия с материей тоже переходят друг в друга. Это доказано. А раз так, то маголодиями я могу через звук и цвет, то есть через энергию, творить и материю. Или изменять формы существующей материи!››.
Мефодий, забывший о Варсусе, о дуэли, вообще выпавший из времени, экспериментировал, глядя только на пляшущие на потолке цветные тени опасаясь смотреть на флейту, потому что тогда он точно испугался бы своих пальцев или потерял бы дыхание — такой в нем жил ужас перед всяким музыкальным инструментом. Он ступил звук — и синились цвета, дробил его — и цвета дробились и перетекали.
Буслаев смотрел и понимал, как все условно. Сколь тонки грани бытия, что всякий поступок, даже просто звук, изменяет и реальность вокруг себя. Светлый страж — творец реальности. Ему с помощью флейты дано воплощать ее, ткать как покрывало, писать, как художник — полотно. Боевые маголодии, которые Мефодий прежде считал главными, отошли на второй план. В конце концов, создать из звука чашку куда сложнее, чем выучить дробящее созвучие, превращающее посуду в осколки.
«Теперь я понял, чего мне всегда не хватало! И почему я был так бездарен в музыке! Мне не хватало красок! Цвета! Мне нужно было понять, что музыка — такая же материя, а не тренькалки и свистульки!» — подумал Буслаев, и, обиженная таким определением, музыка осыпалась на него с потолка цветными брызгами.
Правда, обижалась она недолго и вскоре соткалась опять. Мефодий продолжал эксперименты. Вспоминая боевые маголодии, которые показывала ему Дафна, он пытался повторять их. Пальцы были по-прежнему неуклюжи, но он ясно видел, что боевая маголодия начинается со сгущения цвета. Несколько созвучий, подгоняемых ритмом, пятом света бегут по потолку. Точно капля по травинке, когда на нее осторожно дуешь. С другой же стороны навстречу этой капле бежит такая же, зеркально похожая. В какой-то момент капли замирают, затем сталкиваются — и происходит ослепительная вспышка.
Меф повторил простейшую маголодию трижды или четырежды. Поначалу в последний момент капли разбегались, а когда он все же заставил их встретиться, вспышка вышла такой яркой, что не ожидавший этою Буслаев на секунду ослеп и даже вынужден был сесть.
И хорошо сделал, потому что с потолка ему на голову посыпались обращенные в пыль осколки стекла.
«Что это? — О, нифего особенного! В убефище мофно не спефить! Светлый страф Фефодий героифески унифтофыл перегоревшую ламфочку!›› — весело шепнул ему на ухо голос мысленной Шмыгалки.
Меф попытался закрепить успех, повторив маголодию несколько раз, но сделать этого ему не удалось. Похоже, Варсус снаружи увидел вспышку, потому что уже через несколько секунд куда более сильная маголодия ударила в закрывавший магазин холст. Брызнули стекла. Вдребезги разлетелась кирпичная колонна.
Сообразив, что вслед за маголодией сюда влетит и тот, кто ее послал, Мефодий вскочил. Прежняя дорога через витрину была теперь отрезана: Варсус перехватил бы его на выходе. Но раз магазин имел лестницу, значит, занимал не один этаж, а два. Сообразив это, Буслаев захромал вдоль стены до ближайшей двери. Толкнул ее. Дверь оказалась открытой. Волоча за собой прицепившийся к его ботинку бесконечный шпагат, Буслаев заковылял по коридору, по дороге оставляя Варсусу мелкие рунные сюрпризы, которые должны были его задержать.
Вскоре он добрался до следующей двери, соединявшей бывшую парикмахерскую с холлом второго этажа. Эта была уже посерьезнее: железная, тяжелая и запертая. Не имея больше времени на эксперименты с флейтой, Меф вскрыл дверь тем методом, который практиковали Ирка с Багровым: прежде превратил ее в огромное печенье, которое, разумеется, легко прошиб плечом.
Дверь еще не рухнула и только осыпала его сдобными крошками, когда за его спиной послышался гневный вопль. Это Варсуса обвил тот самый шпагат, который прежде приставал к ботинку Мефа. Пастушок наносил ему удары рапирой и кинжалом, но, несмотря на явную смертельность ран для его слабых бумажных боков, шпагат продолжал опутывать его, в то время как пластиковые бутылки с увлечением барабанили Варсуса по голове и плечам. Не дожидаясь, пока Варсус одержит над бутылками неминуемую победу, Буслаев пробился в холл, а оттуда к ближайшему окну. Дернул его на себя, резко толкнул заевшую раму и вылетел наружу, лишь немного опередив осколки.
Материализовал крылья и быстро стал набирать высоту. Ему удалось подняться этажей на десять, прежде чем первая из маголодий пастушка прочертила глубокую борозду на стене дома. Буслаев торопливо вильнул, спрятавшись за угол. Пастушок помчался за Мефодисм за спирали. Он очень спешил. Новых атакующих маголодий не было: все дыхание Варсуса уходило на работу крыльями. Огибая дом, Мефодий посмотрел вниз и, к своему удивлению, обнаружил, что летит быстрее Варсуса. Он не нашел этому объяснения, пока, пролетая мимо зеркального окна, не увидел отражение своих белых крыльев — ослепительно прекрасных, отталкивающихся от воздуха с легким пружинным прогибом.
Зазнавшись, Буслаев отвлекся и к следующему углу дама подлетал уже не столь осмотрительно. Налетевший шквальный ветер толкнул его под маховые перья, отбросив, по счастью, не на стену, а от нее. От неожиданности он закувыркался в воздухе. Ветер! Проклятье! У тех двух стен его не было, и он совершенно забыл о нем.
Мефодий пытался выровняться, но его продолжало вертеть. То ноги оказывались выше головы, то мелькало небо, то с ближайшего балкона, раскинув рукава, как живая, прыгала желтая пайта, сорванная тем же буйством ветра.
Помогая крыльям, Буслаев неловко взмахивал руками и опомнился, только когда спатой плашмя хлестнул себя по носу. И хорошо еще, что плашмя, потому что можно было и нос себе отхватить Дафна вечно ругала его за эти руки, которыми он пытался помогать себе во время полета.
— Какие руки?! Зачем руки?! — стонала она. — Прижимай их к телу! Сам подумай: какой смысл вертеть руками, если сзади у тебя огромные крылья? Это все равно что грести с одной стороны веслом, а с другой — чайной ложечкой!
Когда Мефодию наконец удалось выровняться, он обнаружил, что потерял высоту и теперь находится где-то на уровне пятого-седьмого этажа. Перед ним, почти вровень, спиной к высотке повис Варсус. Расстояние между ними метров семь для маголодий — идеально, для спаты — вообще никак.
Пастушок это прекрасно понимал, как понимал и то, что Мефодию теперь от него не оторваться. Вздумай он снижаться или набирать высоту, первая же маголодня прошьет его насквозь. Лицо у Варсуса было торжествующим. Он знал, что победил, и длил момент победы. Меф видел, как Варсус медленно, явно издеваясь, двумя пальцами снимает со своей дудочки какой-то волосок.
Решившись, Буслаев сунул спату под мышку и под-нес к губам свою флейту. Первая попытка — неудача. Вторая попытка — опять неудача. Алые капли, сгустившиеся было на стене дома, не пожелав сталкиваться, разбежались точно тараканы. Варсус с иронией наблюдал за ним, как хороший стрелок наблюдает за испуганным дедком, который в панике пытается вставить в двустволку патроны с противоположной стороны дула. Наблюдал, а сам продолжал подносить к губам спою дудочку.
Мефодий закрыл глаза, потом широко распахнул их, чтобы видеть краски, и, ни на что уже не надеясь, попытался в третий раз. Капли цвета столкнулись за спиной у Варсуса. Воздух содрогнулся точно от удара грома. И — все. Больше ничего не произошло. Буслаев с недоумением уставился ма пастушка, который ничуть не пострадал. Разве что поморщился от резкого звука.
— Не получилось! — крикнул Варсус. — Сочувствую! Кажется, напоследок ты разобрался в маголодиях, но — ха-ха! — в плоскостных! Это двухмерные маголодии, как рисунки на бумажке! Понимаешь? Они работают только на стене!.. Пусть тебя утешит, что за минуту до смерти ты вышел на правильную дорожку, которая со временем…
— Оглянись! — сказал Мефодий, не отрывавший взгляда от дома, на котором все еще плясали цветовые полосы.
— Смысл?
— Оглянись!
Варсус недоверчиво обернулся, но было уже поздно. Длинная полоса жест, сорванная маголодией с козырька ближайшего балкона и раскрученная ветром, острым фаем хлестнула по верхней трети его левого крыла.
Варсус падал, точно перо из подушки. То, ускоряясь, кружился вокруг своей оси, то вдруг замирал, после чего сразу нырял вниз на метр или полтора. В падении он успел атаковать Мефодия маголодией и даже попал, но в его маголодии почему-то не оказалось силы. Буслаев ощутил ее как сухую холодноватую вспышку, слегка ослепившую его и обжегшую, но не больше, чем это бывает от газа, когда он с шумом вспыхивает, заполняя пространство у плиты.
А потом пастушок, все так же продолжавший то вращаться, то проваливаться, упал на землю. Упал и сразу вскочил. Упрямо махнул крыльями, пытаясь взлететь, но почему-то не оторвался от земли, а был отброшен и прокатился по асфальту.
К тому времени уже и Мефодий, успев снизиться, сел шагах в десяти от него, держа наготове и флейту и спату. Он и сам не понимал еще, что происходит с Варсусом и почему тот внезапно утратил способность к полету, равно как и силу своих маголодий.
Пастушок, весь ободранный после двух падений, вскочил, опять попытался взлететь и снова покатился по земле, обдирая бок.
— Не могу! Не могу лететь! — чуть не плача, крикнул он Мефу. точно не пытался его убить и они были друзьями.
— Крыло! — подсказал Буслаев, показывая пальцем — Не то, другое!
Варсус медленно повернул голову. Застыл. Верхняя треть левого крыла была ровно сбрита, точно лезвием. Это даже не особенно бросалось в глаза, потому что все нижние перья уцелели. Боли Варсус, как видно, вообще не ощущал.
Несколько мгновений пастушок с недоумением смотрел на крыло. Отводил взгляд, опять смотрел, словно надеясь, что что-то изменится. Однако ничего не менялось. Верхняя часть крыла была действительно сбрита, и ветер, сметая им снег, гнал его по бетонной полоске вдоль дома. Лицо у пастушка постепенно бледнело, губы прыгали. Он покачнулся и сел на землю. О Мефодии он в эту секунду явно не помнил, но, когда тот, движимый сочувствием, шагнул к нему, пастушок, опомнившись, поднес к губам дудочку и попытался атаковать его штопорной маголодией. И опять маголодия вышла бессильной, точно взрыв новогодней хлопушки.
Не понимая, отчего так происходив Варсус схватился за цепочку. У него возникло подозрение, что, возможно, она оборвалась. Нет, крылья были на месте. Однако верхний край бронзового крыла был так же отломлен, как и срезанный край настоящего, живого крыла. И из среза бронзы медленно истекала магия. Крылья блекли и погасали, становясь просто болтавшейся на цепочке игрушкой. Все на что-то надеясь, Варсус в последний раз попытался выдохнуть что-то из дудочки, но… она молчала. Лишь издавала хрип, явно никак не связанный с маголодиями. Осознав наконец, что все бесполезно, пастушок сломал дудочку об колено и отбросил обломки.
Потом, пошатываясь, встал и сделал шаг навстречу Мефодию. Рапиры у него в руке не было. Кажется, он потерял ее при падении, призвать же больше не мог.
— Крыльев у меня нет… Маголодий нет… Ты сделал меня стражем мрака! — тихо произнес он.
— Ты сам себя сделал стражем мрака, — буркнул Мефодий, не любивший любые психологические игры, которые сводились к поиску виноватых.
Пастушок, не слушая, шарил по поясу. Отыскивал кинжал. Не нашел. Тогда он вырвал из-под свитера дарх и стиснул его в ладони как нож. Буслаев ожидал, что он сорвет дарх с шеи, но сделать это Варсус не отважился и бросился на него так, хотя цепь и мешала. Мефодий отступил на полшага и спатой ударил ею по дарху. Дарх разбился. Наполнявшие ею эйдосы золотой пылью просыпались па землю.
— Ну вот… Ты больше и не страж мрака, — сказал Мефодий, сам не зная зачем.
Погибая, сосулька ужалила пастушка болью. Варсус упал на колени. Попытался подняться, но опять упал. Замер. Плечи его дрожали. Опираясь на руки, он привстал и вскинул голову, высоко задрав подбородок.
— Давай! Прикончи меня! Ты победил! — процедил он сквозь зубы.
— Где Дафна? — спросил Мефодий.
— Этого ты никогда не узнаешь, — с ненавистью глядя на него, произнес Варсус — Она в колодце, который медленно наполняет вода. Стоит на цыпочках, а вода уже добирается до подбородка. И выбраться нельзя. Кругом скорпионы и змеи.
Буслаев едва не ударил его спатой. Чувство юмора — вещь факультативная. Чем больше твоя вовлеченность в процесс, тем меньше оказывается юмора и тем больше чувств.
Рядышком кто-то кашлянул. Меф увидел Аиду Плаховну. Мамзелькина стояла как-то бочком, очень скромненько, и косу держала опущенной, точно совсем ненужную. Рюкзачок был уже сброшен с плеча и болтался на сгибе локтя. На Варсуса она вообще не смотрела, но пальчики уже сноровисто возились со шнурками.
— Не волнуйся! Нашла я твою Дафну! — шепнула она.
— В колодце? — спросил Меф.
— В каком таком колодце? В лифте. Заперта на руну. Все с ней хорошо!
Аидушка бормотала, а ее глазки уже любовались спатой.
— Не тяни! Столько вызовов, столько вызовов! — пропела она, показывая руку, на которой не было уже брезентовой повязки. Место же, где она прежде нахолилась, Аидушка с умилением поглаживала. — А руку-то мне камешек исцелил! Багров помог! Вот уж благодарность Матвеюшке! Земной поклонник ему до самого гроба! Чтоб ему смертушка поцелуем была!
Мефодий посмотрел на Варсуса и ощутил, что весь его гнев выветрился. Теперь, когда выяснилось, что Дафне ничего и не угрожало, к пастушку он испытывал только жалость. Он взмахнул крыльями, взметнув
на аллее снег, и взлетел. Варсус, подпрыгнув, попытался ухватить его за ногу
— НЕТ! Вернись и убей меня! Ты не можешь так со мной поступить!
Мефодий не оглядывался. Чем выше он поднимался, тем дальше его мысли были от этой нелепой дуэли.
Ему хотелось поскорее освободить Дафну и оказаться у Камень-головы, чтобы вновь увидеть Арея.
Рядом с Варсусом осталась одна Мамзелькина.
— Крыльев нету, дарха нету… Значит, обычным человеком стал… — деловито бормотала старушка. — Кто он теперь? Парнишка… хм… ну лет, положим, двадцать по-земному… И что с ним делать? Самой чикнуть? Так разнорядочки нет!..
Варсус, бросивший вслед Мефодию несколько камней, упал лицом на снег.
— Ненавижу! Ненавижу! Даже не убил… — повторял он.
Аидушка присела рядом на корточки. Потянулась, чтобы погладить рукой по спине, но, передумав, ручку убрала.
— Жалко ему тебя! А жалко знаешь у кого? Правильно, у пчелки! — сказала она.
Пастушок оторвал от снега мокрое лицо.
— Вихрова так говорила… — пробормотал он отстраненно.
— Угу, — охотно согласилась Аидушка. — Только она теперь не Вихрова, а, извиняюсь, Тер-Саакян. С позавчерашнего дня. Чимоданов с Мошкиным тоже на свадьбе были. Чимоданов кричал «горько», а Мошкин кушал оливье и все переспрашивал: «Мне же горько, да?››
Пастушок опять уткнулся лбом в снег.
— Я ему отомщу, — сказал он глухо. — Не знаю как, но отомщу. Всю жизнь положу, чтобы его раздавить!
— Эго навряд ли… — со вздохом сказала Мамзелькина, и Варсус, что-то ощутив, тревожно вскинул на ее глаза. — Не отомстишь, потому что все забудешь! Тебя теперь зовут… гм… Вениамин Крутиков. Ты студент… гм… не студент… учишься в колледже по специальности «ремонт и обслуживание холодильного оборудования››. Прекрасная специальность, востребованная народным хозяйством!.. Идите, Вениамин! Холодильники вас ждут! — Тут Аидушка наклонилась и легонько подула Варсусу на лоб. Дыхание у нее было прохладным, и пахло от него еловыми венками.
— Если б ты мне хоть раз слово хорошее сказал, я б тебя, может, принцем арабским сделала! А сейчас не обессудь: сам напросился! — шепнула она ему на ухо.
Варсус отстранившийся было от нее, вздрогнул и с удивлением уставился на старушку.
— А? Что со мной? Где я? — спросил он, проводя рукой по лицу.
— Ты упал. Ударился головкой… Все хорошо, сынок? Сотрясения нету? — сочувственно спросила Мамзелькина.
Вениамин Крутиков пугливо ощупал голову, подозревая, как видно, что она поддается ремонту много хуже холодильников.
— Вот шапочка! А вот твоя сумка… Тут паспорт, ключики, все… Ты как сумку уронил, я ее подобрала… А то, не ровен час, стащат! — заботливо продолжала Плаховна.
Вениамин вцепился в сумку и мучительно уставился на нее. Его что-то терзало. Что-то глубинное, непонятное.
— Ты кого-то ненавидишь, — напомнила Аидушка. — Люто, да?
Вениамин Крутиков закивал.
— Преподавателя по физкультуре! Из-за него тебя стипендии лишили. Подумаешь, физкультура — чтобы из-за нее кровь портить! — таинственно прошептала Лидушка. — Ну ничего, ты ему покажешь! Сунешь дохлую мышь в выхлопную трубу его машины! Пусть ею мучает совесть, что это он отравил ее своим бензином!
Вениамин стиснул зубы, представляя, как страшна будет эта месть.
— Автобус вон там! Прямо к метро идет! — подсказала Аидушка. — Ну вот и все! Почапала я! Лет через пятьдесят встретимся, аюшки?
Будущий мастер по ремонту холодильников недоверчиво вскинул голову. Он сомневался, что у старушки есть в запасе столько времени. Однако там, где в пространстве только что помещалась странная бабулька, никого уже не было и только звучал прощальный смешок, напоминавший звук монет в глиняной копилке.
***
До комплекса «Башня» было рукой подать. Перелетев забор, Мефодий опустился на крышу строительного вагончика и, убрав крылья, спрыгнул. Недалеко от центрального входа, окруженный рабочими, сидел малютка Зигя. Заметно было, что он тут уже свой человек. Кто-то дал ему пачку кефира и батон хлеба. Зигя отхлебывал кефир и почесывал откусанным батоном свои пулеметные шрамы. И даже грозный прораб не вмешивался и, опустив на лоб каску, внушал непонято кому: «Что там десант? Эго штука нехитрая! Кирпичи кулаками ломать — это всякий может! А ты вот возьми да построй чего-нибудь!›› Сам прораб служил в стройбате.
Рядом с Зигей на крышке железного ящика, который малютка, хвалясь перед новыми друзьями, вздумал открыть, сидел пластилиновый человечек — совершенно голый, но без всяких признаков пола. Человечек кривлялся, разевал рот и, засовывая в него руку едва ли не по локоть, требовал «пылыстылынчику››. У строителей таковой отсутствовал, но Тухломон соглашался обходиться и замазкой. Даже шпатлевку и ту жевал, что приводило всех в совершенный восторг.
Увидев Мефодия, пластилиновый гадик захлопал глазами и быстро побежал на четвереньках, петляя между кучками строительного мусора. При этом, перебегая, он непрерывно, но явно не до конца осмысляя сказанное, бубнил: «Дайте дяденьке эйдос! Дяденька бедный! В жизни у него не было никаких радостей! Подарите ему свой эйдос, противные бяки!»
Буслаев попытался атаковать его маголодией, но Тухломон успел спрыгнуть в открытый люк, где и затерялся. Зигя погнался было за ним, но отвлекся на новый батон хлеба и на новую пачку кефира.
Мефодий еще стоял у люка, когда из подъезда к нему бросилась Дафна. Обняла его. Отстранилась, проверяя, цел ли он, потом снова обняла:
— Как ты? Цел? Я так волновалась!
— Цел.
— А нога? Почему ты на нее не наступаешь?
— Не наступаю? Да, действительно не наступаю! Прыгаю как заяц, — сказал Меф, только сейчас вспоминая, что ранен.
— А Варсус? Ты его не…
— Жив… — рассказывать о бое Мефу не хотелось — Как ты освободилась? Стерла руну?
Дафна замотала головой, и живые хвосты ее взметнулись.
— Нет! Все проще! — объяснила она, демонстрируя рюкзак с котом. — Варсус предусмотрел все, но забыл, что Депря способен продрать когтями двери любого лифта.
Когда Мефодий вернулся на подземную парковку, Арей все так же висел над камнем. Жестикулируя, он говорил с кем-то, и этим его незримым собеседником были не Ирка с Багровым, не Корнелий и лаже не стоявший шагах в десяти у колонны Эссиорх. Лицо мечника, смягченное полумраком, казалось добрее. Исчезли резкость, грубость, постоянная необходимость бросать вызов. Точно упала вдруг с лица маска — такая застарелая и не снимаемая так долго, что собственное лицо под ней казалось неузнаваемым.
Мефодия Арей заметил сразу и, пытливо взглянув на него, ни о чем расспрашивать не стал. Вместо этого помахал рукой, подзывая его к себе. Буслаев подошел. Арей тем временем, взглянув чуть в сторону, точно советуясь с кем-то невидимым, подозвал и Корнелия и, когда тот приблизился, провел сверху вниз ладонью, словно снимая завесу.
Мефодий увидел Варвару и Пельку. Они находились тут же, у артефакта. Варвара сидела на камне и, улыбаясь, смотрела на Корнелия. Ее, как видно, забавляло, что он заметил ее только сейчас. Пелька стояла рядом с Ареем и держала его за руку.
Причем Пелька была уже не той девчонкой, что в первую встречу с Ареем, а старше и мудрее, а вот Варвара казалась вышагнувшей из остановившегося времени. Та самая Варвара с большим тесаком на бедре, которую Корнелий когда-то встретил в метро! Те же высокие ботинки, тот же короткий шрам на щеке, горизонтальный и алый, делавший ее вечно улыбающейся одним уголком рта.
Корнелий издал не то крик, не то стон, не то восклицание. Варвара повернулась к нему и показала рукой будто гладит собаку. Он понял, что она просит его заботиться о Добряке. Корнелий кинулся к Варваре, но она предостерегающе показала, чтобы он не подходил.
И тут же виновато и утешающе развела руками: мол, не я этого не хочу, а просто нельзя. Извини.
А попом Арей, Пелька и Варвара стали медленно погружаться в камень. Они не увязали в нем, не втягивались струйкой, как джинн в свой кувшин, а как-то с радостной готовностью входили, точно возвращались домой.
И чувствовалось, что они давно ждали этого и что там им будет хорошо. А потом трещина на камне затянулась. Сияние вокруг артефакта померкло. Багров, упершись в камень руками, оторвался от него и встал.
— Уф! — сказал он. — Не сочтите меня жадным, но это вообще-то мое сердце! Хотя, насколько я понял, Камень-голова не против, чтобы оно оставалось у меня. Мы объединились. Я теперь нечто вроде его странствующего филиала.
— Как это? — не понял Меф.
— Да так! У камня ног нету, а у меня целых две! И еще я получил дар! Смотри!
Бесстрашно приблизившись к жуткому на вид дракону; судя по зубам питавшемуся как минимум гандхарвами, Матвей ладонью коснулся глубокой раны на его шее. Дракон попытался отдернуть морду.
— Терпи! Знаю, что больно! Не я к тебе лечиться пришел! — прикрикнул на него Багров, и дракон повиновался.
Когда Матвей убрал руку, Буслаев увидел, что страшная рана затянулась, а на этом месте появилась золотистая новая чешуя.
— Вот что я имел в виду под ‹‹странствующим филиалом!›› Впрочем, я могу лечить лишь легкие раны и средние. В более серьезных случаях драконам придется искать Камень-голову.
— Он так и останется здесь? — с сомнением спросила Дафна.
— Нет, — вместо Багрова ответил Эссиорх. — Камень-голову мы отвезем на Буян, установим на одной из скал рядом с островом и постараемся охранять получше. Для драконов место идеальное, да и для не дрконов тоже. Все лучше, чем в Москву приползать.
— А Камень-голова согласится? Не исчезнет?
— Надеюсь, его это устроит. В прошлый раз он исчез, потому что, расколов камень, Мировуд причинил ему своим посохом боль. Боль этот артефакт ощущает очень остро. Потому и подпускает к себе далеко не всех.
— А не получится, что однажды камень украдут и… ну там же внутри Арей и два эйдоса, — сказал Мефодий, не договорив остального.
— Нет, — твердо сказал Эссиорх. — Камень будут тщательно охранять, но даже если когда-нибудь с ним что-то и случится, Арей, Пелька и Варвара навсегда останутся вместе. Это уже навечно.
Тут он показал на то место, где прежде была трещина:
— Видишь, вообще никакого следа! Значит, Арей, Пелька и Варвара остались в том временном срезе существования камня, который уже в прошлом. Понимаешь? Они в запечатанном мгновении, одной счастливой секунде, и потому в полной безопасности. Мрак не властен над хроносом. Та секунда для него, как и для нас, уже миновала, и раз ничего не случилось с ними тогда, то ничего уже и не случится.
Эссиорх улыбнулся и, переступив через хвост ближайшего к нему дракона, пошел наружу. Ему нужно было распорядиться насчет охраны артефакта и доставки его на Буян, да и Улита трезвонила и вопила, что Люль соскучился по папочке. На самом же деле Люль, съевший двенадцать котлет, преспокойно спал, а по Эссиорху соскучилась сама Улита.
Корнелий с грифоном остались охранять Камень-голову. Ирка с Багровым и вернувшийся Дион присоединились к ним, Мефодий же с Дафной поднялись на поверхность.
Они почти не говорили, потому что ощущали такое единство, что слова были не нужны. Наверху был все еще стылый февраль, но сквозь него уже брезжил близкий март, а с ним вместе неуловимая пока, но уже угадываемая весна.
Темное небо буравили прожекторы. Мефодий и Дафна стояли на углу «Башни». Вокруг них ветер закручивал снег. К снежному рою присоединились опилки и какой-то мелкий приблудившийся мусор — фантик от конфеты, кусок целлофана с оранжевой наклейкой ценника. Это было маленькое такое локально-бытовое чудо. Мефодий и Дафна, прижавшись друг к другу, стояли в центре крошечного урагана, а вокруг них, ограждая их от всего мира, спирально закручивало снег и опилки.
Мефодий думал об Арее, который остался всчастливом мгновении, и радовался, что теперь оно вечно. Вообще всякое мгновение вечно, как вечен свет. Ведь если, до невозможного ускорившись, отбежать от земли на пятнадцать, двадцать, сорок или другое количество световых лет, равных возрасту отбежавшего, и оглянуться на планету очень зоркими, распахнутыми до предела глазами, то ты обязательно увидишь, как тебе навстречу мгновение за мгновением несется вся твоя предыдущая жизнь. Распространяется по всей Вселенной каждым движением и поступком.
А раз так, то все истории этого мира никогда не заканчиваются, как не заканчивается этот разлетающийся свет. Они живут каждой буквой, каждым мгновением. Надо только вернуться к самому началу.
Примечания
1
Никто не может знать все (лат.)
(обратно)
2
По возможному еще не следует заключать о действительном (лат.)
(обратно)
3
Змея в праве. Здесь; скрытая, смертельная опасность (лат.)
(обратно)
4
Не знаем и не узнаем (лат.)
(обратно)
5
‹‹Незнание не оправдывает›› или ‹‹Ignorantia non est argumentum›› — незнание не довод (лат.)
(обратно)
6
Пьеса сыграна! (лат.)
(обратно)
7
Разделяй и властвуй! (лат.)
(обратно)
8
Здесь водятся драконы (лат.)
(обратно)
9
Прощу прощения, господа! Кто я? Где я? (датск.)
(обратно)
10
«На основании опыта»; «по опыту» (лат.)
(обратно)
Оглавление
· Глава первая СОЗДАНИЯ ПЕРВОХАОСА
· Глава вторая ВСЕОБЩИЙ ДРУГ
· Глава третья ПРОГУЛКИ ПО ЛЕСУ КАК ОСНОВА ЗДОРОВЬЯ
· Глава четвертая NEMO OMNIA POTEST SCIRE[1]
· Глава пятая ФЛЕЙТА, КРЫЛЬЯ И СПАТА
· Глава шестая «ЖИЛ СТАРУХ СО СВОЕЮ СТАРИХОЙ У САМОГО РЫЖЕГО ПРУДА»
· Глава седьмая ИЗБУШКА БЕЗ КУРЬИХ НОЖЕК
· Глава восьмая ДО ВСТРЕЧИ У ФОНТАНА
· Глава девятая ОТДЕЛЬНАЯ СТРАНИЦА МИРОЗДАНИЯ
· Глава десятая ДЕВЧУШКА ПОД МОСТОМ
· Глава одиннадцатая ТРАКТИР «ТОПОР И ПЛАХА»
· Глава двенадцатая РАЗГОВОР В ПОДЪЕЗДЕ
· Глава тринадцатая ТРЕТЬЯ ПОЛОВИНА ДНЯ
· Глава четырнадцатая ПОСЛЕДНИЙ МУЛ
· Глава пятнадцатая РЮРИК, СЫН ХАВРОНА
· Глава шестнадцатая ПОСЛЕДНИЙ ШАГ
· Глава семнадцатая ТОЧКА НА КАРТЕ
· Глава восемнадцатая ДУЭЛЬ С ДВУХ ВЕРШИН
