Бабушка Татаринцева (Натарова) Пелагея (Полина) Лаврентьевна, дед Татаринцев Елисей.
Их дети: Андрей, Илья, Анастасия, Елизавета, Анисья, Дарья, Вера и Анна (мама Натальи Петровны).
Бабушка была из семьи Натаровых (по мужу).
Папа: Пётр
Мама: Анна
Дети бабушки Полины: Мария, Вера, Валя, Алексей, Анатолий и Наталия.
Родственники: дядя Илья Елисеевич (по маме) и его жена Анна, дети: Афанасий Ильич, Николай Ильич, Михаил Ильич, Мария Ильинична.
Елисей Татаринцев и его два брата сначала жили в общем большом доме. Все три снохи по очереди управлялись на кухне, с детьми, во дворе, стирали, прибирались в доме. Первый год в такой семье Пелагея Лаврентьевна вспоминала с удивлением: её жалели, пропускали для неё очередь на более тяжкий труд.
Подошло время, появилась возможность отделить сыновей. Стали строить и построили свой дом Елисей и Пелагея.
Дети выросли, поразъехались, кто по вербовке, кто учиться или работать в Анну. Так дети оказались в Чите, на Камчатке, в Крыму, в Башкирии.
Сыновья Елисея и Пелагеи: Андрей и Илья остались по близости, женились, стали жить своими семьями.
У Анны Елисеевны, что жила с родителями, родилась девочка Наташа. Когда в селе Левашовка образовался колхоз, всё имущество, скот, хозяйственные постройки отобрали, каждый год выбирали всё пропитание..
Наталья Петровна вспоминает рассказ бабушки, как та просила оставить немного пшена, кивая на младенца-девочку. Местная власть пожалела, один из них незаметно кинул мешок пшена за русскую печь. Бабушка и мать работала в колхозе. Во время войны есть было нечего, толкли кору, лебеду, мякину. Анна Елисеевна умерла во время войны от голода.
У них во время войны осталось 5 кур, те прятались под амбаром и ригой. В их конфискованном амбаре сыпалось колхозное зерно. Там мыши, видимо, прогрызли дыру, и кое-какое зерно падало вниз, тем и питались куры. Яйца, что собирала девочка, через две недели носила на базар в Анну. Стакан соли стоил 100 рублей.
Пелагея Лаврентьевна умерла в возрасте 85 лет в 1956 г., всю жизнь жила с Натальей Петровной и с её мамой. Ослепла рано. Однажды наши их гуси зашли на чужой огород, когда бабушке сказали об этом, она была у жаркой плиты, варила обед для колхозников, резко выпрямилась и покачнулась. Потемнело в глазах, и больше она света белого не видела. Кормить бабушку с внучкой было не кому. Наталья Петровна водила бабушку за палочку собирать милостыню, каждый день в любую погоду по Левашовке и другим сёлам. Бабушка была очень трудолюбива, даже слепая она топила печь и варила крапивную похлёбку. В это время им выдавали от колхоза по ложечке пшена на день. Несмотря на это бабушка осталась такой же доброй, и Наталья Петровна любила её безмерно.
Жить было не на что. Кто-то из соседей посоветовал подать на алименты для бабушки от сыновей Андрея и Ильи. Бабушку нельзя было взять с собой в суд, – вспомнила Наталья Петровна, так как нечего было одеть. Раздетая, она днями и ночами лежала на печи. Пошла девочка (10-12 лет) одна.
Судья встретил её участливо, выслушал, дал 2 справки, чтобы отнесла на работу, где работал её дядя Андрей и Илья (по 100 рублей в месяц с того и другого). Первые 80 рублей принесли большую радость и внучке, и бабушке. Она купила на них половину стакана соли, пшена, две булочки. Вкус этих булочек и запах, что несла домой и терпела, чтобы не съесть без бабушки, помнит до сих пор. Она с благодарностью вспоминает женщин на базаре в Анне, те, что пожалели её и отдали продукты подешевле.
«…Бабушке по суду выплатили 80 рублей. 100 рублей стоил стакан соли. Пришла, поглядела. Тетя, насыпь мне на 50 рублей соли. Она, нет. А другая стоит, давай, прямо насыпала полно. На дитя, неси. Пышки по 3 рубля. 2 пышки купила, одну нынче съедим с бабушкой, а другую – завтра. Две пышки будем есть. Пшена ещо полстакана на пятнадцать рублей. Принесла домой. Вот, нарвала лебеды. Промыла, напарила кипятком, нарубила. Она покипела лебеда, ложку пшена всыпала, и сели с бабушкой ести. А куда деваться, нечего есть то. И соли принесла, всыпала, посолила, а то несоленая лебеда-то…».
Время менялось, и те алименты снова прекратились.
В 14 лет ранней весной, летом, осенью Наталья работала на колхозной бахче и в поле (носила воду свекловичницам с 10 лет.)
Почти у каждого поля, где сажали свеклу, был источник (колодец) с водой. Ведро тяжёлое, борозда длинная, несет с трудом, со слезами, те по кружке выпьют, снова бежит.
В девчоночьей полеводческой бригаде она работала несколько лет: выращивали капусту, тыквы, дыни около Митрошина леса, сами грузили, сами везли в Анну. Село кормило город и фронт, а сами крестьяне голодали неимоверно, пухли, умирали. Дети войны – ходячие скелеты…Разуты и раздеты. На печи зимой сидели, ждали лета и радовались огоньку свечи.
Родительский дом был большой и светлый, но его пришлось продать. Избу разобрали и увезли в Верхнюю Тойду. 24 кг мяса нужно было сдать в сельский совет каждый год, а также яйца, шерсть. Деньги, полученные за дом, ушли быстро на это мясо и себе на скудное пропитание. Самое страшное было, что она, девочка не смогла отапливать этот дом. Перешли в курень (комната с земляным полом и соломенной крышей на улицу Отрожка. Сейчас она там живёт).
С отоплением домов в Левашовке было невыносимо тяжело. Женщины, а с ними и Наташа (девочка), брали салазки и шли на край леса (Аннинского-Димитровского) за хворостом (тонкие сухие ветви, срубленные топором) и валежником.
Женщины жалели её, помогали погрузить на салазки. Тяжелый груз тащили сначала по снегу, спускались в Калинов лог и шли до села. Невыносимый, нечеловеческой труд (не для детей и слабых женщин). Девочка Наташа сорвала спину, согнулась. Зимой работала на телятнике, иногда удавалось взять соломы для печи. Сгорала солома быстро, тепла не давала, а дров было совсем мало. Даже крыши своих домиков-курений раскрывали, чтобы обогреть жилище, хоть какую-то похлёбку сварить. От воспоминаний Наталии Петровны дрожь по коже. Как же она всё выдержала?
После войны и во время войны после смерти матери Наташа с бабушкой слепой побирались (просили милостыню) по Левашовке и Верхней Тойде (колхоз был один). Радовались тёплому углу и добрым людям. Чем могла девочка помогала хозяйкам домов. На огороде, во дворе, нянчилась с детьми. Рады были варёной картошине и хлебу из мякины и лебеды. В 1948 году был страшный голод из-за засухи. Они с бабушкой, после этого голодногое лета не имели семян картошки. За какую-то работу по доме ей дали ведро картошки и семена тыквы. Ох, и радовалась Наташа, в ночь посадила всё, хоть бабушка переживала, ведь едва таскала ноги.
В 15-16 лет она уже работала наравне со взрослыми. Деньги тогда за работу не платили (работали за палочки трудодни), т.е. выходы на работы. Нужно было заработать 30 выходов, иначе за тунеядство могли и посадить. Непосильные налоги (мясо, яйца, шерсть, молоко) лежали грузом на шее, да ещё бабушка, которая без неё и шагу ступить не могла вне дома.
Однажды её заставляли взять займ (облигацию), т.е подписаться на 200 рублей. Их на ночь даже закрыли в сельском Совете, чтобы хорошо подумали и согласились. У неё же душа болела за голодную бабушку в холодной избе.
Подруги согласились, она подписала только на 150 рублей. Где же ей было взять деньги? Но никто ей не сочувствовал, у них приказ сверху.
Где только она не работала, зимой ходила по людям. У мясника прожила неделю (готовила, убирала скот, кормила детей этой многодетной семьи, жена мясника лежала в больнице).
В войну работала девочка Наташа наравне со взрослыми там, куда пошлют. Она вспоминала, что лошадей забирали на фронт, и прицепной комбайн толкали по полю на себе, разгребая снег лопатами вручную. Сил было мало, и копны зерновых вывозить не удавалось до снега, молотили прямо на поле. В бригаде был только один мужчина (его не взяли в армию по зрению), он закидывал снопы в зев молотилки. Она, как и другие, то развязывала снопы, то держала мешки для зерна, то отгребала солому. При этом не одно зёрнышко не должно было пропасть. Всё для фронта, всё для победы. Контроль был такой, что если у женщины находили карман или пазуху с зерном (чтобы накормить своих детей), то сажали в тюрьму. Так, Татаринцева Анна Алексеевна, на два года была заключена под стражу. Родные, да и сами женщины, дети и старики пухли и умирали с голоду. Прицепная молотилка, да два трактора, на которых работали две девушки, две Лизы.
Жали зерновые серпом, молотили цепями, каши траву вручную для колхозного скота, сажали, пололи, копали картошку. Чуть подросла и пошла на свеклу. Это стало её основным занятием на всю жизнь. Под жарким солнцем, пронизывающим ветром, под дождем. Борозда длинная, конца не видно. Так тяпкой намотаешься, что нет сил руки поднять. Тяжелый изнурительный труд и все пешком, пешком. Сбегать в обед домой, покормить слепую бабушку, тоже ее ежедневная забота. Правда, иногда выручала соседка, она была очень ей благодарна всю жизнь. Все домашние дела Наталья Петровна делала ночью. Выходных дней не было, работали за трудодни. Тетя Наташа вспоминает те дни и события с легкой грустью, но без ропота. Как все – говорила она. Так надо было. Полагались на Бога, он не оставит в беде. Все верующие были. Кто явно, кто тайно. Последние три года жизни бабушки, когда она была лежачей, было особенно трудно совмещать труд свекловичницы и уход за бабушкой. Роднее родных она была для Наташи, заменила и маму и папу. Да и внучка для нее была опора. Один раз бабушку забрали родственники. Зиму еле там выжила, никому там была не нужна, все время лежала на русской печи. - Наташа, возьми меня домой, -просила она. Как только появилась оказия, на лошади ее привезли домой.
В 50-х годах Наталья Петровна задумалась о постройке дома. В курене был земляной пол и печка. Одна комната. Соломенная крыша. Однажды она десять дней жила у лесника, ухаживая за детьми и скотом во дворе, топила, варила, стирала. Жена лесника лежала в больнице. Чем тебя отблагодарить?- спросил лесник. Она попросила леса на накат и на стропила. - Если тебе выпишет председатель, я дам. Кирилл Яковлевич, председатель, не отказал. Кожанов Михаил Егорович с другом помог ей вывезти лес на лошади. Дом собирали братья Натаровы: Анатолий, Николай, Александр. Наталья Петровна до сих пор помнит, сколько стоил материал, сама работа, вплоть до копейки.
Денег, полученных за свеклу не хватило, она заняла и расплатилась со всеми через год. Тес (доски) помог ей купить дядя Андрей Елисеевич. Он женился второй раз, и жена посочувствовала ей и даже приглашала покушать, тогда как раньше она и порог дома не переступала.
К середине лета дом покрыли железом. Теперь нужно было обмазать соломой с глиной. Месили с подругой по ночам, днем работали. Обмазывали всем звеном, десять человек. Она до сих пор благодарна всем и помнит всех, кто ей помог.
Дом - большое счастье для неё. До сих пор она тщательно ухаживает за ним, красит крышу и стены через три года. Домик аккуратный, как и сама хозяйка.
От автора:
С зелёной травкой выползали,
Из серпиги тянули сок.
И зубки слабые вонзали
В съедобные коренья, чеснок.
По вечерам на каждого давали
По деревянной ложечке пшена.
Конечно плакали, конечно унывали,
Боролись в жизни до конца.