Первое послание Ивана IV А. Курбскому, 1564 г.: «… Ты же тела ради душу погубил еси и славы ради мимотекущая нелепотную славу приобрел еси, и не на человека возъярився, но на бога востал еси. Разумей же, бедник, от каковы высоты и в какову пропасть душею и телом сгнел еси! Збысться на тобе реченное: “И еже имея мнится, взято будет от него”. Се твое благочестие, еже самолюбия ради погубил еси, а не бога ради. Могут же разумети тамо сущий, разум имущий, твой злобный яд, яко, славы желая мимотекущия и богатства, сие сотворил еси, а не от смерти бегая. Аще праведен и благочестив eси по твоему гласу, почто убоялся еси неповинныя смерти, еже несть смерть, но приобретение? Последи всяко же умрети. Аще ли же убоялся еси ложнаго на тя отречения смертнаго, по твоих друзей, сатанинских слуг, злодейственному ж солганию, се убо явственно есть ваше изменное умышление от начала и доныне. Почто и апостола Павла презрел еси, яко же рече: “Всяка душа владыкам предвладушым да повинуется: никакая же бо владычества, еже не от бога, учинена суть; тем же противляяйся власти, божию повелению противится”. Смотри же сего и разумевай, яко противляйся власти, богу противится; и аще кто богу противится, сии отступник именуется, еже убо горчайшее согрешение. И сии же убо реченно есть о всякой власти, еже убо кровьми и браньми приемлют власть. Разумей же вышереченное, яко не восхищением прияхом царство; тем же наипаче, противляяся власти, богу противится. Тако же, яко же инде рече апостол Павел, иже ты сия словеса презрел еси: “Раби! послушайте господей своих, не пред очима точию работающе, яко человекоугодницы, но яко богу, и не токмо благим, но и строптивым, не токмо за гнев, но и за совесть”. Се бо есть воля господня – еже, благое творяще, пострадати. И аще праведен еси и благочестив, почто не изволил еси от мене, строптиваго владыки, страдати и венец жизни наследити?...
А еже писал еси: “Про что есмя во Израили побили и воевод, от бога данных нам на враги наша, различными смертьми расторгли есмя, и победоносную их святую кровь в церквах божиих пролили есмя, и мученическими кровьми праги церковныя обагрили есмя, и на доброхотных своих, душу за нас полагающих, неслыханный муки, смерти и гонения умыслили есмя, изменами и чародействы их и иными неподобными обличая православных”, – и то еси писал и лгал ложно, яко же отец твой диавол тя научил есть; понеже рече же Христос: “Вы отца вашего хощете творити, яко же он человекоубийца бе искони, и во истинне не стоит, яко истинны в нем несть, и егда же ложь глаголет, от своих глаголет: ложь бо есть и отцу его”. А сильных есмя во Израили не погубили, и не вемы, кто есть сильнейший во Израили, и не побили и не вемы: земля правится божиим милосердием, и пречистые богородицы милостию, и всех святых молитвами, и родителей наших благословением, и последи нами, государи своими, а не судьями и воеводы, и еже ипаты и стратиги. И еже воевод своих различными смертьми расторгали есмя, а божиею помощию имеем у себя воевод множество и опричь вас, изменников. А жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же есмя…
Кровию же никакою праги церковныя не обагряем; мучеников же в сие время за веру у нас нет; доброхотных же своих и душу свою за нас полагающих истинно, а не лестию, не языком глаголюще благая, а сердцем злая собирающе, и похваляюще, а не расточающе и укоряюще, подобно зерцалу, егда смотря, и тогда видит, каков бь, егда же отъидет, абие забудет, каков бе, и, егда кого обрящем, всем сим злых свобожения, а к нам прямую свою службу содевающе и не забывающе поручныя ему службы, яко в зерцале, и мы того жалуем великим всяким жалованьем; а иже обрящетея в супротивных, еже выше рехом, то по своей вине и казнь приемлют. А в инех землях сам узришь, елико содевается злым злая: там не по здешнему! То вы своим злобесным обычаем утвердили изменников любити: а в иных землях израдец не любят: казнят их да тем утверждаются.
А мук, и гонения, и смертей многообразных ни на кого не умышливали есмя; а еже о изменах и чародействе воспомянул еси, ино таких собак везде казнят...»
Из духовной грамоты Ивана IV, 70-е гг. XVI в. (в списке XVII в.): «А что есми учинил опришнину, и то на воле детей моих Ивана и Федора, как им прибыльнее, [пусть так] и чинят, а образец им учинен готов…»
Второе послание Ивана IV А. Курбскому, 1578 г.: «Вспоминаю тя, о княже, со смирением: смотри божия смотрения величества, еже о наших согрешениях; паче же о моем беззаконии, ждый моего обращения, иже паче Монасия беззаконовах, кроме отступления. И не отчеваюся создателева милосердия, во еже спасену быти ми, яко же рече во святом своем евангелии, яко радуется о едином грешнице кающемся, нежели о девятидесят и девяти праведник, тако ж о овцах и о драгмах притчи. Аще бо и паче числа песка морскаго беззакония моя, но надеюся на милость благоутробия божия: может пучиною милости своея потопити беззакония моя. Яко же ныне грешника мя суща, и блудника, и мучителя, помилова и животворящим своим крестом Амалика и Максентия низложи…»
Синодик опальных царя Ивана Грозного, 1583 г. (список Троице-Сергиевой лавры): «Избиенныя в опришнину, а поют по них понахидоу на 7 недели в четверг по пасце. Помяни, господи, душа оусопших раб своих и рабынь, оубиенных князей и княгинь и всех православных христиан мужска полу и женска и коих имена и не писаны…»
Никоновская летопись, кон. XVI в.: «[1565]… Тоя же зимы, декабря в 3 день, в неделю, царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русии с своею царицею и великою княгинею Марьею и с своими детми… поехал с Москвы в село в Коломенское… Подъем же его не таков был, якоже преже того езживал по монастырем молитися, или на которые свои потехи в объезды ездил: взял же с собою святость, иконы и кресты, златом и камением драгам украшенные, и суды золотые и серебряные, и поставцы все всяких судов, золотое и серебряное, и платие и денги и всю свою казну повеле взяти с собою. Которым же бояром и дворяном ближним и приказным людем повеле с собою ехати, и тем многим повеле с собою ехати з женами и з детми, а дворяном и детем боярским выбором изо всех городов, которых прибрал государь быти с ним, велел тем всем ехати с собою с людми и с коими, со всем служебным нарядом. А жил в селе в Коломенском две недели для непогодия и безпуты, что были дожди и в реках была поводь велика… И как реки стали, и царь и государь ис Коломенского поехал в село Танинское в 17 день, в неделю, а из Тонинского к Троице, а чюдотворцову память Петра митрополита, декабря 21 день, празновал у Троицы в Сергееве монастыре, а от Троицы из Сергеева монастыря поехал в Слободу. На Москве же тогда быша Афонасий митрополит всеа Русии, Пимин архиепископ Великого Новаграда и Пъскова, Никавдр архиепископ Ростовский и Ярославский и ины епископы и архимандриты и игумены, и царевы и великого князя бояре и околничие и все приказные люди; все же о том в недоумении и во унынии быша, такому государьскому великому необычному подъему, и путного его шествия не ведамо, куды бяще. А генваря в 3 день прислал царь и великий князь из Слободы ко отцу своему и богомолцу к Офонасию митрополиту всеа Русии с Костянтином Дмитреевым сыном Поливанова с товарыщи да список, а в нем писаны измены боярские и воеводские и всяких приказных людей, которые они измены делали и убытки государьству его до его государьского возрасту после отца его блаженные памяти великого государя царя и великого князя Василия Ивановича всеа Русии. И царь и великий князь гнев свой положил на своих богомолцов, на архиепископов и епископов и на архимандритов и на игуменов, и на бояр своих и на дворецкого и конюшего и на околничих и на казначеев и на дьяков и на детей боярских и на всех приказных людей опалу свою положил в том, что после отца его… великого государя Василия… в его государьские несвершеные лета, бояре и все приказные люди его государьства людем многие убытки делали и казны его государьские тощили, а прибытков его казне государьской никоторой не прибавляли, также бояре его и воеводы земли государьские себе розоимали, и другом своим и племяни его государьские земли роздавали; и держачи за собою бояре и воеводы поместья и вотчины великие, а жалования государьские кормленые емлючи, и собрав себе великие богатства, и о государе и о его государьстве и о всем православном християнстве не хотя радети, и от недругов его от Крымского и от Литовского и от Немец не хотя крестиянства обороняти, наипаче же крестияном насилие чинити, и сами от службы учали удалятися, и за православных крестиян кровопролитие против безсермен и против Латын и Немец стояти не похотели; и в чем он, государь, бояр своих и всех приказных людей, также и служилых князей и детей боярских похочет которых в их винах понаказати и посмотрити и архиепископы и епископы и архимандриты и игумены, сложася с бояры и з дворяны и з дьяки и со всеми приказными людми, почали по ним же государю царю и великому князю покрывати; и царь и государь и великий князь от великие жалости сердца, не хотя их многих изменных дел терпети, оставил свое государьство и поехал, где вселитися, идеже его, государя, бог наставит.
К гостем же их купцом и ко всему православному крестиянству града Москвы царь и великий князь прислал грамоту с Костянтином Поливановым, а велел перед гостьми и перед всеми людми ту грамоту пронести дьяком Путилу Михайлову да Ондрею Васильеву; а в грамоте своей к ним писал, чтобы они себе никоторого сумнения не держали, гневу на них и опалы никоторые нет. Слышав же сия пресвященный Афонасий митрополит всеа Русии и архиепископы и епископы и весь освященный собор, что их для грехов сия сключишася, государь государьство оставил, зело о сем оскорбеша и в велице недоумении быша. Бояре же и околничие, и дети боярские и все приказные люди, и священнический и иноческий чин, и множества народа, слышав таковая, что государь гнев свой и опалу на них положил и государьство свое оставил, они же от многого захлипания слезного перед Офонасием митрополитом всеа Русии и перед архиепископы и епископы и пред всем освященным собором с плачем глаголюще: “увы! горе! како согрешихом перед богом и прогневахом государя своего многими пред ним согрешения и милость его велию превратихом на гнев и на ярость! ныне к тому прибегнем и кто нас помилует и кто нас избавит от нахожения иноплеменных? како могут быть овцы без пастыря? егда волки видят овца без пастуха, и волки восхитят овца, кто изметца от них? такоже и нам как быти без государя?” И иная многая словеса подобная сих изрекоша ко Афонасию митрополиту всеа Русии и всему освященному собору, и не токмо сия глаголюще, наипаче велием гласом молиша его со многими слезами, чтобы Афонасий митрополит всеа Русии с архиепископы и епископы и со освященным собором подвиг свой учинил и плачь их и вопль утолил и благочестивого государя и царя на милость умолил, чтобы государь царь и великий князь гнев свой отовратил, милость показал и опалу свою отдал, а государьства своего не оставлял и своими государьствы владел и правил, якоже годно ему, государю; а хто будет государьские лиходеи которые изменные дела делали, и в тех ведает бог да он, государь, и в животе и в казни его государьская воля: “а мы все своими головами едем за тобою, государем святителем, своему государю царю и великому князю о его государьской милости бита челом и плакатися”. Также и госта и купцы и все гражане града Москвы по тому же биша челом Афонасию митрополиту всеа Русии и всему освященному собору, чтобы били челом государю царю и великому князю, чтобы над ними милость показал, государьства не оставлял и их на разхищение волком не давал, наипаче же от рук силных избавлял; а хто будет государьских лиходеев и изменников, и они за тех не стоят и сами тех потребят. Митрополит же Афонасий, слышав от них плачь и стенание неутолимое, сам же ехати ко государю не изволи для градского брожения, что все приказные люди приказы государьские отставиша и град отставиша никим же брегом, и послал к благочестивому царю и великому князю в Олександровскую слободу от себя того же дни, генваря в 3 день, Пимина архиепископа Великого Новагорода и Пъскова да Михайлова Чюда архимандрита Левкию молита и бита челом, чтобы царь и великий князь над ним, своим отцом и богомолцем и над своими богомолцы, над архиепископы и епископы, и на всем освященном соборе милость показал и гнев свой отложил, такоже бы над своими бояры и над околничими и над казначеи и над воеводами и надо всеми приказными людми и надо всем народом крестаянским милость свою показал, гнев бы свой и опалу с них сложил, и на государьстве бы был и своими бы государьствы владел и правил, как ему, государю, годно: и хто будет ему, государю, и его государьству изменники и лиходеи, и над теми в животе и в казни его государьская воля. А архиепископы и епископы сами о себе бита челом поехали в Слободу царю и государю и великому князю о его царской милости… Бояре князь Иван Дметреевичь Белской, князь Иван Федоровичь Мстаславской и все бояре и околничие, и казначеи и дворяне и приказные люди многие, не ездя в домы своя, поехаша с митрополичья двора из города за архиепископом и владыками в Олександровскую слободу; такоже госта и купцы и многие черные люди со многим плачем и слезами града Москвы поехали за архиепископы и епископы бита челом и плакатися царю и великому князю о его царьской милости. Пимин же… да Чюдовский архимандрит Левкия приехав в Слотано и обослалися в Слободу, как им государь велит очи свои видети.
Государь же им повеле ехати к себе с приставы; приехаша же в Слободу генваря в 5 день… И многим молением молиша его со слезами о всем народе крестиянском, якоже преди изрекохом. Благочестивый же государь царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русии, милосердуя о всем православном крестианстве, для отца своего и богомолца Афонасия митрополита всея Русии и для своих богомолцов архиепископов и епископов, бояром своим и приказным людям очи свои видети велел и архиепископом и епископом и всему освященному собору милостивое свое жаловалное слово рек: “для отца своего и богомолца Афонасия митрополита всеа Русии моления и вас для, своих богомолцов, челобитья государьства свои взяти хотим, а как нам свои государьства взята и государьствы свои владети, о том о всем прикажем к отцу своему и богомолцу к Офонасию митрополиту все Русии с своими богомолцы”… и отпустил их к Москве… А остави у себя бояр князя Ивана Дмитреевича Белского да князя Петра Михайловича Щетянева и иных бояр, а к Москве того же дни генваря в 5 день, отпустил бояр князя Ивана Федоровича Мстиславского, князя Ивана Ивановича Пронского и иных бояр и приказных людей, да будут они по своим приказом и правят его государьство по прежнему обычаю. Челобитье же государь царь и великий князь архиепископов и епископов принял на том, чтобы ему своих изменников, которые измены ему, государю, делали и в чем ему, государю, были непослушны, на тех опала своя класти, а иных казнити и животы их и статки имати; а учинити ему на своем государьстве себе опришнину, двор ему себе и на весь свой обиход учинити особной, а бояр и околничих и дворецкого и казначеев и дьяков и всяких приказных людей, да и дворян и детей боярских и столников и стряпчих и жилцов учинити себе особно; и на дворцех, на Сытном и на Кормовом и на Хлебенном, учинити клюшников и подклюшников и сытников и поваров и хлебников, да и всяких мастеров и конюхов и псарей и всяких дворовых людей на всякой обиход, да и стрелцов приговорил учинити себе особно.
А на свой обиход повелел государь царь и великий князь, да и на детей своих царевичев Иванов и царевичев Федоров обиход, городы и волости: город Можаеск, город Вязму, город Козелеск, город Перемышль два жеребья, город Белев, город Лихвин обе половины, город Ярославец и с Суходровью, город Медынь и с Товарковою, город Суздаль и с Шуею, город Галичь со всеми пригородки, с Чюхломою и с Унжею и с Коряковым и з Белогородьем, город Вологду, город Юрьевец Поволской, Балахну и с Узолою, Старую Русу, город Вышегород на Поротве, город Устюг со всеми волостьми, город Двину, Каргополь, Вагу; а волости: Олешню, Хотунь, Гусь, Муромское селцо, Аргунове, Гвоздну, Опаков на Угре, Круг Клинской, Числяки, Ординские деревни и стан Пахрянской в Московском уезде, Белгород в Кашине, да волости Вселун, Ошту, Порог Ладошской, Тотму, Прибужь. И иные волости государь поимал кормленным окупом, с которых волостей имати всякие доходы на его государьской обиход, жаловати бояр и дворян и всяких его государевых дворовых людей, которые будут у него в опришнине; а с которых городов и волостей доходу не достанет на его государьской обиход, и иные городы и волости имати.
А учинити государю у себя в опришнине князей и дворян и детей боярских дворовых и городовых 1000 голов, и поместья им подавал в тех городех с одново, которые городы поймал в опришнину; а вотчинников и помещиков, которым не быти в опришнине, велел ис тех городов вывести и подавати земли велел в то место в ыных городех, понеже опришнину повеле учинити себе особно... Повеле же и на посаде улицы взяти в опришнину от Москвы реки: Черголскую улицу и з Семчиньским селцом и до всполья, да Арбацкую улицу по обе стороны и с Сивцовым Врагом и до Дорогомиловского всполия, да до Никицкой улицы половину улицы, от города едучи левою стороною и до всполия, опричь Новинского монастыря и Савинского монастыря слобод и опричь Дорогомиловские слободы, и до Нового Девича монастыря и Алексеевского монастыря слободы; а слободам быти в опришнине: Ильинской, под Сосенками, Воронцовской, Лыщиковской. И которые улицы и слободы поймал государь в опришнину, и в тех улицах велел быти бояром и дворяном и всяким приказным людем, которых государь поймал в опришнину, а которым в опришнине быти не велел, и тех ис всех улиц велел перевести в ыные улицы на посад.
Государьство же свое Московское, воинство и суд и управу и всякие дела земские, приказал ведати и делати бояром своим, которым велел быти в земских: князю Ивану Дмитреевичю Белскому, князю Ивану Федоровичю Мстиславскому и всем бояром; а конюшему и дворетцкому и казначеем и дьяком и всем приказным людем велел быти по своим приказом и управу по старине, а о болших делех приходите к бояром; а ратные каковы будут вести или земские великие дела, и бояром о тех делех приходите ко государю, и государь з бояры тем делом управу велит чините. За подъем же свой приговорил царь и великий князь взяти из земского сто тысячь рублев; а которые бояре и воеводы и приказные люди дошли за государьские великие измены до смертные казни, а иные дошли до опалы, и тех животы и статки взяти государю на себя. Архиепископы же и епископы и архимандриты и игумены и весь освященный собор, да бояре и приказные люди то все положили на государьской воле.
Тоя же зимы, февраля месяца, повеле царь и великий князь казните смертною казнью за великие их изменные дела боярина князя Олександра Борисовича Горбатово да сына его князя Петра, да околничево Петра Петрова сына Головина, да князя Ивана княже Иванова сына Сухово-Кашина, да князя Дмитрея княже Ондреева сына Шевырева. Бояр же князя Ивана Куракина, князя Дмитрия Немово повеле в черньцы постричи. А дворяне и дети боярские, которые дошли до государьские опалы, и на тех опалу свою клал и животы их имал на себя; а иных сослал в вотчину свою в Казань на житье з женами и з детми».
Пискаревский летописец, нач. XVII в.: «[7071 (1563)] Видение Макария митропалита о опришни[не]. Не в кую нощную годину стояше святителю на обычной молитве и глагола великом гласом: “Ох, мне, грешному, паче всех человек! Како мне видети сие! Грядет нечестие и разделение земли! Господи, пощади, пощади! Утали свой гнев! Аще не помилуеши ны за наши грехи, ино бы не при мне, по мне! Не дай, господи, видети сего!” И слезы испущаше велии. И слышаше тогда его келейнику, некоему духовну и удивися сему, и помышляше в себе: “С кем глаголет?” И не виде никого же и удивися о сем. И глагола ему духовно о сем: “Грядет нечестие и кровоизлияние и разделение земли”. И бысть тако. За много время до опришнины виде сие видение…
Лета 7072 (1564)-го… О опришнине. Того же году попущением божием за грехи наши возъярися царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии на все православное християнство по злых людей совету Василия Михайлова Юрьева да Олексея Басманова и иных таких же, учиниша опришнину разделение земли и градом. И иных бояр и дворян, и детей боярских взяша в опришнину, а иным повеле быти в земских. А грады также раздели, и многих выслаша из городов, кои взял в опришнину, и из во[т]чин и ис поместей старинных. А сам царь живя за Неглинною на Петровке. А ходиша и ездиша в черном и все люди опришницы, а в саадацех помяла. И бысть в людех ненависть на царя от всех людей. И биша ему челом и даша ему челобитную за руками о опришнине, что не достоит сему быти. И присташа ту лихия люди ненавистники добру сташа вадити великому князю на всех людей, а иныя по грехом словесы своими погибоша. Стали уклонятися [к] князю Володимеру Андреевичю. И потом большая беда зачалася…
О первой казни. Лета 7078 (1570) положил царь и великий князь опалу на многих людей и повеле их казнити розными казньми на Поганой луже. Поставиша стол, а на нем всякое оружие: топоры и сабли, и копия, ножи да котел на огне. А сам царь выехал, вооружася в доспехе и в шоломе и с копией, и повеле казнити дияка Ивана Висковатово по суставом резати, а Никиту Фуникова, дияка же, варом обварити; а иных многих розными муками казниша. И всех 120 человек убиша грех ради наших… О походе и о казни навгородцкой. Того же году ходил царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии в Новгород гневом и многих людей Навгородцкия области казнил многими розноличными казньми: мечем, огнем и водою. И в полон велел имати и грабити всякое сокровище и божество: образы и книги, и колокола, и всякое церьковное строение. И оттоле пошол во Псков и хотел то же творити, казнити и грабити. И единаго уби игумена Корнилия Печерскаго да келаря. И прииде к Никуле уродивому. И рече ему Никула: “Не замай, милухне, нас и не пробудет ти за нас! Поеди, милухне, ранее от нас опять. Не на чом ти бежати!” И в то время паде головной аргамак. И князь велики поеде вскоре и немного зла сотвори.
О приходе крымского царя к Москве. В лето 7079 (1571)-го попущением божиим за грехи християнския прииде царь крымский на Рускую землю… Того же году и на другой год на Москве был мор и по всем градом руским; и в осьмом мор и глад…
Лета 7081 (1573)-го… То[го] же году о другой казни на Москве на площади у Пречисты[я]. Положи царь опалу на многих людей, повелеша казнити на площади у Пречистый в Большом городе при себе боярина князя Петра Куракина, Протасия Юрьева, владыку наугородцкого, протопопа архагельского, Ивана Бутурлина, Никиту Бороздина, архимарита чюдовского [и] иных многих казниша; а главы их меташа по дворам к Мстисловскому ко князю Ивану, к митропалиту, Ивану Шереметеву, к Андрею Щелкалову и иным. Того же году о царстве царя Семиона. Произволением царя и великого князя Ивана Васильевича сажал на царьство Московское царя Семиона Беидбулатовича и царьским венцом венчал в Пречистой большой соборной на Москве. А жил Семион на Взрубе за Встретением, где Розстрига жил. А сам князь велики жил на Неглинною на Петровке, на Орбате, против Каменново мосту старово, а звался “Иван Московский” и челобитные писали так же. А ездил просто, что бояре, а зимою возница в оглоблех. А бояр себе взял немного, а то все у Семиона. А как приедет к великому князю Семиону, и сядет далеко, как и бояря, а Семион князь велики сядет в царьском месте. И женил его, а дал за него Мстисловского дочерь кнегиню Анастасию, а свадьба была на Москве на Взрубе, а все по царьскому чину, а венчали в Пречистой большой митропалит. А жития его было з год и больши, да и опять его сосла и дал ему Тверь и Торжек в удел. А говорили нецыи, что для того сажал, что волхви ему сказали, что в том году будет пременение: московскому царю смерть. А иные глаголы были в людех, что искушал люди: что молва будет в людех про то…»
Краткий летописец, XVII в.: «В лето 7074-го (1566) году. Великий государь царь и великий князь Иван Васильевичь Московский и всеа Росии самодержец учинил у себя на Москве опришлину, перешел из Кремля города из двора своего, перевезся жити за Неглинну реку на Воздвиженскую улицу, на Арбат, на двор князь Михайловской Темрюковича, и изволил государь на том дворе хоромы себе строити царьские и ограду учинити, все новое ставити. Такожде повеле и в слободе ставити город и двор свой царьский, а князем своим и боляром и дворяном велел в слободе дворы ставити и избы розрядные и почал государь в слободе жити князь великий Иван Васильевичь со всеми боляры своими а к Москве стал приезжати з боляры своими на время как ему годно…
Лета 7077 (1569) году. Царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русии самодержец, силный и храбрый, громил в осень славный и великий Новград. Того же году недород был великой хлебного плоду: рожь обратилась травою мялицею и бысть глад велий по всей вселенней.
О совершенном разорении Великого Новеграда. В лето 7078 (1670) году государь царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Руси собра все свое воинство и поиде на Великий Новград, и тамо многое множество людей новгородских побита и богатества много взяша. Такожде поиде и ко Пскову граду и Псков много воевав и богатество бесчисленное множество взяли московское воинство. И громил их за то царь Иван Васильевичь за их измену великую, что новгородцы хотели здати Великий Новград и другий град Псков с пригородки своими и хотели обоими городами поклонится королю литовскому отдати...
В лето 7089 (1581)… Того ж лета по повелению великого государя царя и великого князя московского и всея Руси бысть на Москве казнь великая всяких чинов людем за их вину, а на площади казнили гостей изменников и торговых людей и воинских и иных по рассмотрению своему, кто чего достоин, и после того времяни бысть на Москве тишина велия в людех и безмолвие великое во всех русских городех» (Малоизвестные летописные памятники XVI в. // Исторические записки. № 10, 1941).
Описание России неизвестного англичанина служившего зиму 1557–1558 гг. при Царском дворе: «Этот Царь обращается очень свободно как со своими знатными и подданными, также точно и с иностранцами, которые служат ему в войнах или каких-нибудь других делах; для его удовольствия они должны довольно часто в году обедать у него; кроме того он часто выходит из дому в церковь или куда-либо в другое место и прогуливается со своими придворными. Благодаря чему, его не только обожают знатные и простой народ, но и так боятся его во всех его владениях, что я думаю, что нет Христианского государя, которого бы больше боялись и больше любили, чем этого. Если он приказывает кому-нибудь из Бояр идти, тот бежит; если он скажет одному из них дурное или бранное слово, то виновный не может являться пред его лицо, если за ним не пошлют; но он должен притворяться больным, отпускает себе длиннейшие волосы на голове, не подрезая их, что есть очевидный признак, что он в немилости у Государя, потому что бояре в счастье считают позорным носить длинные волоса, вследствие чего волоса у них обыкновенно коротко обстрижены. Его Величество выслушивает сам все жалобы и сам же устно произносит приговоры по всем делам и без замедления, только в духовные дела не вмешивается, но представляет их целиком Митрополиту. Его Величество принимает и хорошо вознаграждает иностранцев, приезжающих к нему на службу, особенно военных. Царь немного забавляется соколиной охотой, травлей зверей, музыкой или чем-нибудь подобным, но все свое удовольствие он полагает в 2-х вещах: в служении Богу, так он без сомнения очень предан своей религии, и в планах как бы ему подчинить и завоевать своих врагов…» (Известия англичан о России ХVI в. // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских. № 4. М., 1884).
Джордж Турбервилль, «Послания из России», кон. 60-х (?) гг. XVI в.:
…Итак, судите сами, друзья, какую мы имели жизнь,
Что около морозного полюса мы были бы рады проводить тяжкие дни,
Чем на такой дикой земле, где законы не властны,
Но все зависит от воли короля – убить или помиловать,
И это – без всякой причины; на все то воля божья.
Но какое дело нам до королей? Не следует трогать святых.
Постигни остальное сам и подумай, какую жизнь они ведут,
Там, где страсть является законом, где подданные живут в постоянном страхе,
Где лучшие сословия не имеют надежной гарантии
В сохранности земель, жизней, а неимущие расплачиваются кровью.
Все пошлины идут в распоряжение князя,
И весь доход поступает и идет королевской короне.
Боже правый! Я вижу, что ты задумался над тем, что я сказал сейчас.
Но это правда; нет выбора, и все преклоняются перед волей князя.
Так Тарквин правил Римом, как ты прекрасно знаешь,
И какова была его судьба, я думаю, ты помнишь сам.
Где забота о всеобщем благе покоится лишь на подчинении,
А страсть является законом, там правление должно со временем прийти в упадок…
(Джером Горсей. Записки о России XVI – начала XVII в. М., 1991).
«Истинно правдивое описание», 1571 г.: «Истинно правдивое описание некоторых деяний, происшедших и случившихся в России – в Москве, во Пскове, в Новгороде, в [Александровской] слободе, в Нарве, в Ревеле, в Дерпте и в других городах. Далее – как сурово, тиранически и жестоко были подвергнуты убийству, смертным побоям, грабежу, пожару, утоплению, тяжелым пыткам, дороговизне, голоду и чуме жители этих мест…
Великий князь и царь всея Руси и прочее выехал верхом вскоре после Рождества тайным образом с 40 000 человек и направился к Великому Новгороду. Но никто не знал, какие у него были намерения на уме. Ибо он взял все пути под охрану, чтобы никто не мог вернуться в Москву и там дать знать о намерениях великого князя. Он старательно поставил стражу позади и со всех сторон. Приказывал хватать и убивать жалким образом тех, кто уходил или бежал из его отряда, или тех, которые ехали по своим делам, всех одинаково, без разбора. Выслал вперед стражу с приказом убивать всех встречных. Этот приказ был выполнен, и никто, будь он высокого или низкого состояния, не получил пощады. Там, где останавливался великий князь, в городе или в деревне, они грабили людей и отбирали их имущество, отпускали в одних рубашках. То, что великий князь со своими людьми не мог съесть, все это он сжигал и уничтожал. Даже хлеб разбрасывали по дорогам, чтобы никто не мог его использовать. На дорогах повсюду лежали мертвые тела, и сани должны были переезжать их, и дикие звери и собаки пожирали их.
В то время, когда великий князь выступил и достиг Твери, весьма большого города, он не только полностью ограбил, но также предал смерти и бросил в воду несколько тысяч человек. Но поскольку там жило много поляков и литовцев, всех их вместе с женами и детьми убили и бросили в воду. В том же самом городе было много пленных немцев, которые также равным образом были убиты и брошены в воду…
Потом великий князь двинулся дальше к Новгороду (это большой торговый город) и ограбил все села и деревни и убил много людей. Затем за неделю до начала поста он внезапно напал на Новгород и учинил большую беду грабежом и убийствами. Не было ни одного дома, где бы они не переломали и не разбили ворота, двери и окна. Это были постыдные и жалкие деяния. Стрельцы принуждали к блуду благородных и честных женщин и девиц и насиловали их позорным образом. Потом они взяли примерно несколько сотен женщин и девиц, раздели их донага и привели их на приготовленное место, выстланное досками. И их ставили по пятьдесят человек на это место совсем обнаженными. И когда великий князь ходил туда, он их спрашивал, что они сделали. И так эта аудиенция продолжалась, пока они не замерзали. Потом тех людей для потехи и удовольствия бросали в воду, которая еще не совсем замерзла и топили их. Потом они захватили несколько тысяч пленников, связав мужчин и женщин вместе за руки и привязав детишек на грудь матерям, бросали их всех вместе скопом в огромную реку, под названием Волга, которая там имеет глубину 8 фаденов (около 14-16 м). Из-за этого река ото дна до верху была совсем заполнена, течение реки задержалось и пришлось заталкивать мертвые тела под лед, чтобы течение унесло их прочь. Потом они подвесили за руки несколько сотен благородных людей и начальников города и одежду на теле у них зажигали огнем, чтобы она жалким образом горела на них. К тому же крепко привязывали каждого из тех за локти или за бедра позади саней и быстро тащили по городу, и когда они сворачивали за угол, из-за того, что их тащили так быстро, у одного ломалось бедро, у другого рука. Все это они творили примерно полдня, после чего бросили их всех в воду и утопили. После того, как он ограбил весь город и самых благородных взял под стражу и убил, он таким же образом посетил и монастыри и полностью их ограбил. Также почти три сотни монахов привязали спиной к саням и гонялись с ними вокруг. Потом они оставили их лежать на всю длинную ночь в эту холодную зиму и с наступлением следующего утра оглушали дубинами по голове и бросали в воду.
И какую тиранию великий князь творил над подданными, такую же и над скотом, принадлежавшим им, над лошадьми, быками и коровами. Со спин у них снимали шкуру, драли до мяса, потом забивали дубинами и топорами.
И когда епископ стал уговаривать его, что он мог бы сделать что-нибудь достойное, а не только жалким и беспощадным образом лишать людей жизни, он отвечал, что как великий князь имеет достаточно могущества, чтобы избирать митрополита, епископа и других сановников, зато те не могут избирать великого князя. И чтобы он видел, какова его власть над епископом, он велел тирански бросить его в воду.
Потом великий князь отрядил одного из своих знатных начальников и 400 всадников и послал их в Нарву. Там они ограбили все дворы русских. Все купеческие товары, принадлежавшие русским, подожгли и целиком уничтожили. Также в Нарве они уничтожили и истребили мясо и хлеб, хранившиеся про запас в клетях, мясных и хлебных амбарах. Равным образом они рассыпали все зерно и соль по переулкам. То, что не сгорело или не уничтожено, было затем брошено в воду, чтобы никто из людей не мог использовать употребить это. К тому же они схватили самых благородных и богатых купцов из русских и увезли прочь. Они не пощадили наместника, который был там в замке. И он был ограблен и лишен всего имущества. Он с 90 прекрасными лошадьми, отнятыми у него, также был увезен под стражей.
После всех описанных деяний, когда у хороших людей было отобрано и сожжено имущество, он дополнительно обложил бедных людей тяжкими и большими поборами. И они должны были дать ему сто позолоченных кубков и блюд, триста локтей ткани скарлатского сукно, 300 ведер хорошего вина, 100 фунтов шафрана, со всех и каждого специй и дорогих прянностей, с каждого по 100 фунтов, и еще к этому 8 000 рублей в деньгах, что по нашим деньгам составляет примерно 24 000 талеров. Так как эти хорошие люди жаловались и сетовали, что им невозможно собрать все требуемое, а многие из них разбежались и разошлись, они хватали других. Если под рукой не было мужей, они хватали и брали под стражу их жен и почтенных матрон. Ежедневно ставили их на правеж (Prage), как они это называют. Били по ногам и пытали до тех пор, пока те не вносили установленный побор. Многие из них сделались мертвыми от ежедневных пыток. Потом великий князь назначил начальника и велел ему проследить, чтобы схваченных людей сильно били, пытали и злостно мучили, чтобы собрать установленные поборы в деньгах и во всем другом. Именно в это время несколько шведских послов прибыли в Новгород. Великий князь велел их раздеть донага и привести к себе.
После того, как многократно упомянутый великий князь подверг многообразным мукам названных новгородцев, он из Новгорода отправился на Псков. Там он также стал грабить. Но живущих там русских оставил в живых. Зато мног